Кто-то скажет, что в жизни человека тьма становится спутником жизни, и даже не ошибется. Она встречается повсюду: в кривых тенях, следующих за тобою по пятам и пугающую до дрожи в коленях; она трусливо жмется в дальних и забытых уголках, пытаясь спастись от тусклого света свечи. Она укрывает небо, призывая звезды, чтобы притягивать взоры тысяч людей, чтобы заставить их заплутать в бесконечной череде деревьев и оставить в своих чертогах навечно. От нее невозможно сбежать или укрыться, потому что даже воззвав к свету, тьма всё равно найдет лазейку и будет ждать.
Но помимо природной темноты, которая не является чем-то неестественным, люди часто говорят совершенно о другой Тьме, которую даже выделяют заглавной буквой. Самые черные частички души, наполненные злыми мыслями и поступками, находят приют в ней, стремятся разрастись как опасный сорняк, который не оставит после себя ничего. Такая тьма опасна, как самый опытный убийца с пузырьком яда над едой жертвы, как тонкий психолог, манипулирующий слабостями пациента. Это бездна, готовая поглотить тебя без остатка, способная отбирать разум по маленьким кусочкам, как гурман растягивая удовольствие и смакуя вкус.
Но есть и другая, особенная тьма. Она служит покровом и мягко обволакивает, даруя покой и укрытие, спасая от боли и страданий, защищая от чужих глаз. Разум в ней как будто качается на волнах, купается в легкости, чтобы отдохнуть от тяжелой реальности. А самое главное, эта темнота не просит ничего взамен:она приходит и уходит, когда наступает время, и не оставляет после себя ни крупицы воспоминаний.
Как раз именно такая тьма сейчас держала в своих руках сознание Жозефины, словно заботливая мать нежно баюкая его в своих волнах. Она успокаивала натянутые, словно струна, нервы и замедляла разгоряченную кровь; выравнивала рваное дыхание и сглаживала острые углы воспоминаний. Вполне возможно, в небытие девушка видела сны или пыталась распознать ловушку демонов, но этого никто не узнает, потому что так должно быть.
В сознание Монтилье привело жжение в левом предплечье, постепенно становившееся все сильнее. То, что поначалу девушка приняла за чей-то теплый бок или жар от костра, вскоре обернулось жуткой болью. Словно множество маленьких огоньков жгли кожу, прогрызая себе путь дальше, в мышцы, боль била ослепительной вспышкой по сознанию.
Широко распахнув глаза, Жозефина издала вопль, который быстро перешел в слабое сипение — сил на что-то более серьезное не хватало, во рту было слишком сухо. Вся сонливость, которая могла бы быть при пробуждении, разом исчезла, оставляя девушку наедине с отрезвляющей болью. Монтилье стала дергаться и изворачиваться, но быстро ощутила крепкий захват веревок, обвивших её с ног до головы. Поняв, что таким образом она ничего не добьется, Жозефина уперлась взглядом в стену, любезно избавленную от каких-либо предметов декора, да и от кусочков стены тоже. Необходимо было подумать и прислушаться к ощущениям.
Запястья, видимо, несколько раз перевязывали: кожа на них была стерта и неприятно покалывала, стоило только пошевелить ими. Предплечье, которое поразили чем-то раскалённым, теперь непрерывно дергало и кровоточило. Ощущения не обманули: руку действительно поранили глубоко, и пользоваться ей нельзя будет теперь долгое время. Всё тело затекло от сохранения одной и той же позы, и время, проведенное в пути в маленькой повозке, ситуацию не облегчало.
Девушка почувствовала легкий холодок, пробежавший с ног до головы: возможно, это было дуновение ветра сквозь огромные прорехи в стене. Но вскоре холод сменился на тысячи иголочек, непрерывно впивающихся в тело, словно желая проткнуть насквозь. Жозефина поморщилась, но ничего поделать не могла — веревки все ещё крепко удерживали на стуле.
Всё, что она могла — это размышлять.
Страха за свою жизнь почему-то не было, с ноткой удивления отметила Монтилье. Скорее всего, он был выжжен еще там, на Тропе пилигримов, когда их, Денариев, брали в окружение. Когда они должны были противостоять всей мощи Гиларевенов всего лишь горсткой отчаянных людей. Когда они, сжимая зубы, терпели ранения и ждали подкрепление. Когда, архидемон всех побери, они ползали по земле, отчаянно молилясь Создателю, чтобы он защитил их. Или хотя бы дал умереть безболезненно.
С каким-то отупением Жозефина осматривала место своего заключения: вот обшарпанные стены с огромными дырами; вон там, слева, небольшой стол с кучей бумаг; справа, если максимально повернуть голову, пышет жаром большой костер. Неужели тот, кто её пленил, пожалел старых добрых подземелий на неё?
Удивляясь, какая чушь лезет в голову, девушка задумалась: а ведь какого демона она вообще всё еще жива? Лесные партизаны отличались излишними какими-то правилами чести, и пленных обычно не брали, даруя противнику смерть. Королевских это, в целом, устраивало и настаивать на изменении правил они не спешили. Меньше информации достанется врагу.
Но означало ли это, что командир решил таким способом наказать провалившихся подопечных? Маловероятно, но вполне возможно. Среди Денариев в порядке вещей устраивать различные воспитательные “порки”, но Монтилье хотела думать, что боевые товарищи не станут прибегать к довольно-таки калечащим способам воспитания. В конце-концов, это не они выбирали группу, с которой предстоит добираться до Амарантайна!
Направление мыслей сделало новый виток. Каким образом Гиларевены узнали об операции, которая должна была остаться тайной от начала до самого конца? Уповать на мастерство их разведчиков не было смысла: о каких шпионах может идти речь, если это всего лишь кучка оборванцев, держащихся исключительно из-за железной руки их предводительницы? Откуда просочилась информация? Вывод напрашивался очевидный и простой: один из Денариев решил сменить мундир.
От этого стало как-то резко горько на душе. После стольких лет работы вместе, прикрывая спины и подставляясь под стрелы, кто-то решил разрушить всё то, что создавалась потом и кровью. Одним разом перечеркнуть долгое ожидание в засадах по уши в грязи, продолжительные пьянки в маленькой таверне, увеселительные похождения и истории. Вот так просто взять и вырвать часть жизни — кто способен на такое?
Резкий удар по лицу разом лишил всех мыслей, роившихся в голове словно пчелы, оставляя только недоумение и боль. Хотелось потереть пострадавшую часть ладонью, чем-нибудь охладить жжение, охватившее всю левую часть лица. Но как только рука попыталась метнуться, она тут же встретила сопротивление ненавистных веревок.
Создатель, это становится уже какой-то извращенной традицией.
Взгляд медленно прошелся по комнате, остановившись на металлической перчатке. Шипованная, она даже своим внешним видом внушала ужас перед своим весом. Неужели её огрели именно этим чудом кузнечной мысли? Охотно верится, учитывая, что удар был неслабым, и искры в глазах все еще поблескивают.
Подняв взор чуть повыше, Жозефина не смогла удержать понимающей ухмылки, змеёй скользнувшей по лицу. Гиларевенская дева собственной персоной, полная гнева и решительности пытать королевскую гончую. Чудно. Всё приобретает новый новый смысл, а душа немного расслабляется.
Какую бы пакость эльфийка не попытается сделать, она выдержит.
Множество ударов? Да пожалуйста, годы тренировок научили философски относиться к избиению тела. На большие изощрения не стоит надеяться, потому что у эльфов нет опыта пыток. Они не знают, когда стоит остановиться, чтобы жертва не умерла от болевого шока. Не знают, как держать человека на грани долгое время, чтобы он каплей за каплей терял свой разум.
Они не знают, как давить морально. Как долгими беседами под аккомпанемент легких телесных повреждений выводить из себя. Как хлестко бить по больным местам, заливать кислотой открытые раны. Как заставлять человека сомневаться в своей верности и как выпытать у него самые тайные секреты.
Жозефина Монтилье была спокойна. Либо она выдержит неумелые пытки, либо умрет от излишнего энтузиазма, что тоже неплохо, если это будет быстро. В конце концов, никто её там, в большом мире, не ждёт.
Следующий удар со свистом приходится на вторую половину лица, стирая гадкую ухмылку. Шипы царапают, и девушка чувствует капли крови, стекающие по коже. Шею щекочет, вызывая неуместное желание хихикнуть, и в голову приходит дикое сравнение с длинным пером, которым пытался соблазнить девушку один из братьев по оружию.
Мысль снова перескочила на другой завиток. Интересно, что стало с Денариями, которых окружили? Смогли ли они отбиваться достаточно долго, чтобы дождаться подкрепления или же их убили до того, как кольцо сомкнулось? А может, их тоже взяли с плен и теперь эльфы практикуются в искусстве пыток на них? Или же….Нет, думать о печальной судьбе соратников не хотелось.
Необходимо было отвлечься.
— Что, будешь выбивать из меня дерьмо и информацию? — спросила Жозефина, вальяжно расположившись на стуле, словно ни веревки, ни удары для неё не представляли никакого дискомфорта. По губам снова зазмеилась тонкая улыбка, выглядевшая еще паскуднее, чем раньше.
— Брось, это даже не смешно. Или, быть может, ваша эльфийская шайка голодранцев внезапно решила сменить вектор своей разведки? Так сказать, получать информацию из надежных источников, нежели от ненадежных соглядатаев в эльфинаже.
Жозефина сама не знала, на какой результат она надеется. Бить словами, как хлыстом, чтобы Гиларевенская, драть её мать по диагонали, дева выдавала информацию, а не наоборот? Или же чтобы отвлечься от непрерывной боли в предплечье, покалеченном ранее? Или же все-таки она решила просто разозлить Веланну, чтобы та убила её в порыве горячности?