Аэ не переспрашивает, доверяет брату безоговорочно: выше, так выше,  если Руа считает, что зыбкий осенний снег и ненадёжный лёд им больше подходит, он, Аэдхан, возражать не будет. И так брату обуза, это авгур видит без лишних взглядов и старается к своим проблемам лишнего внимания не привлекать, не сейчас, в дороге. А там, глядишь, ноги разойдутся, мышцы окрепнут, пальцы обратно приучатся к чуткости - как бы не учился Аэдхан авгурскому ремеслу, сыном гор он не переставал быть и потому сейчас сдаваться не собирался, и пораженческие мысли о козлоформе гнал прочь. Вместо этого он заставлял себя злиться на неподатливые горы, холодные камни, на дырку в небе, от которой хотелось оказаться как можно дальше. Из окружения вообще кроме близнеца и друффало ничто не радовало.
Вода, тёкшая за шиворот, чувствовалась уже не ледяной, но тепловатой - явный признак сменившегося наконец метаболизма. Теперь можно позволить себе роскошь оглядываться и выискивать привычные очертания в незнакомых горах:
- Придётся в обход, - там, видишь, галечник, самая от морены верхотура. Вдвоём да со скарбом не пройдём. Сами сковырнёмся, и долинникам, небось, пол-болота ихнего засыплем. Зато подальше от зелени, справа, видишь? - там точно тропа хоженная и камень хороший. Не мелочь какая-нибудь, - скала. От грязищи не сомнётся...

Отредактировано Аэдхан (04-10-2016 00:40)

Аэдхану привал не мыслился ни привлекательным, ни возможным - стоит только себя пожалеть, вытащить из непромокаемой сумки меховую безрукавку или сухую рубаху, и до утра они не двинутся больше в путь, а к рассвету - точно окоченеют в этих почти-что-голых горах. В отличие от близнеца Аэ видел и мелких мышей, вспугнутых впереди идущим, и парящих ниже их тропы птиц, да и свежие погадки на тропе встречались - ничего эдакого природа вокруг не обещала, не предуказывала на грядущие события и не намекала затишьем. Авгур слишком часто встречался с настоящими знамениями, чтобы перепутать их со своим напряжением, ожиданием и страхом. Может поэтому ухватывает брата за плечо: ещё не захватом, но и уже не касанием. Слова Руадха ему не по нраву, не нравится и звонкозвучный голос аввара, выдающий опасливую тревогу. Много ли эдак увидит он птицей, когда под крылом только ветер и бездна пустоты?
- Нет, - подкрепляет он своё решение словом, не давая брату забыться. Пальцы второй руки, гладящие мех руадхова плаща, готовы обратиться цепкими когтями, из которых просто так не уйти.
- Небо беспокойно и тут мы ближе к небу, незачем нам тревожить его гнев.
Аэдх относится к словам брата с вниманием, но решение принимает сам, не давая Руа задуматься над увиденным. Охотнику хорошо думать за себя там, где он обучен - на охоте, да во время мужских игр, но не в выборе пути, пусть даже сейчас их небольшое племя состоит всего из двоих.
- Сбоку обойдём, по земле, как положено авварам. Когда небо в гневе, под ногою нужно иметь твёрдый камень.
Руадхана о просто рукой разворачивает туда, где от склона отходит едва видная глазом тропка - вроде и не совсем туда, где охотнику не нравится, а так, исподволь и всё вокруг да около опасного места.
- Туда!
Свободной рукой Аэдхан перехватывает топор - чтоб корьё Руадхана не заскучало в одиночестве...

Сайва не шутит. Сайва, приятель, спросит - и надо успеть ответить...
Аэдхан успевает ещё благодарно боднуть брата, а потом сосредотачивается на дороге - там, где низинник не пройдёт, аввар сумеет, но и аввару непросто в предзимних горах, даже и с братом. Гордость свою и мельнувшее было жеребячье желание самому, всё самому, Аэдх обуздывает, не давая даже родиться - слушает брата, растирает в ответ, вспоминая в касаниях подзабытое, давнее ощущение себя-и-брата, рождает колкое и быстрое тепло от кусочков трапез, рассчётливое сбережение крох. В горах он брату верит больше, чем себе, - навёрстывает и вспоминает давнее, пока горы не спросили с авваров всерьёз.

Мерзкий зелёноватый свет вроде и знаком, но неожидан для зрения, ожидаем после виденного и обдуманного для рассудка и Аэдх тянется к топору несмотря на руководящие намёки Руадхана. Впрочем, вперёд Аэдхан не рвётся - для его топора дистанция великовата, то ли дело для магии, в которой его брату опоры, пожалуй, меньше сейчас, чем в копье. Демон ещё куда не шло, а вот призраков копьём не достанешь и авгур клана Топхолд начинает с них, сплетает магическую метку, кидает в правого призрака, против которого воевать им совсем несподручно, пальцы немеют после брошенного заклинания и последующие махания топором ничего общего с молодецкой удалью не имеют - разработать их простым упражнением надёжнее, чем ждать, пока демон авваров сожрёт.
- Призраки - мои, - информирует он брата, следя за помеченной мишенью: вдруг того занесёт нелёгкая не к авварам, а к своим, - не придётся тратить силы на второе заклинание.

Отредактировано Аэдхан (31-10-2016 21:29)

Да уж, вот только споров им сейчас не хватает, Аэ согласился б, наверное, с тактикой брата, а может, наоборот, отругал безумного, оставил бы на загривке наливающиеся чернотой отпечатки зубов, только сейчас ему не до того - аввар прищурился и следит не за братом вовсе, высматривает момент для активации своего заклинания, вымеривает время, когда оба призрака будут рядом, каждую пядь угадывает сердцем - чтоб только не разбрелись, как голодные козлы на бедном травою выпасе - пора!
Про Руа он всерьёз вспоминает когда от обоих личных его противников остается пшик, ругается коротко и беззвучно, издает невнятное рычание. Ему бы предупредить брата, вспомнить какой-нибудь лисий сигнал, как-нибудь тявкнуть или вякнуть, но тревога за Руа сбивает, даёт о себе знать, так что боевой топор сам рвётся из пальцев, летит в спину демона повыше лопаток безо всякого предупреждения для брата-плясуна. Сам же авгур тянет в себя ману, которой тут, у дыры в небе - сверх меры, - добить, добить, добить.
Если этой сволочи топора в шее мало.

Отредактировано Аэдхан (01-11-2016 10:40)

Аэдхан и рад бы взгляд вернуть или там пояснить брату, мол так и так, случилось вот это потому и потому, но с брата взор его переползает на дыру и у авгура включается прагматизм и здоровое желание жить долго и счастливо по крайней мере ближайшие полчаса. Вместо длительных объяснений он перестает выплетать следующее заклинание и идёт подбирать топор, - аввару понятно: и то, что Руадхан ещё в сознании и то, что брат стоит на ногах и даже не качается - это просто адреналин. Знает, потому что был совершенно готов продолжать бой один и потом, на выдохе - к немедленным медицинским действиям, стоило только видеть, пусть и краем глаза, как Руа рёбрами намотало на валун. Аввар стоял только потому, что ещё не позволил себе упасть, но азарт и возбуждение от боя пройдут и Руадхана надо будет уложить, накормить, обогреть и перевязать... или тащить на себе до того места, где можно будет это всё сделать - и к этому моменту стоит быть от навязчивой и злопыхательской дыры как можно дальше.
Авгур не даёт брату засомневаться или замедлиться, присесть и отдохнуть:
- Идём, - это не приказ, но принятое решение. За обоих.
На то, чтоб подобрать топор Аэ тратит три шага и один выдох, за которые выбирает дорогу - посильную и в нужном направлении. Если Руадхан заупрямится брат его готов волоком тащить упрямого воина, не будь он козёл, но тащить не приходится и за это аввар брату благодарен - пока тот идёт, авгур идёт тоже, а если брат начнёт заваливаться - готов обхватить рукою или подпереть плечом: в том, что от поганого места нужно валить и как можно быстрее Аэ уверен. Сейчас бы пещеру какую или хотя бы распадок без ветра...

— Ага, — Аэдхан и не думает перечить, помогает вылезти наверх, но все свои мысли держит покамест при себе, таится, но наблюдать не перестает. Не на первый и даже не на второй раз он решительно сгребает зверя на руки, упихивает бережно, стараясь не причинить лишней боли, под одёжу, оставляя снаружи только блестящий чёрной кожей нос.
— Спи и грейся.
Слишком близко они к незнакомым совсем местам, где смотреть в оба и на стоянке придётся дремать чутко, по очереди, так что пусть лучше лис обогреется, пока его несут, да отоспится. Сам авгур перехватывает заблаговременно отобранное у брата копьё и медлит, давая зверю удобно устроиться: до сумерек есть ещё время и провести его следует с пользой, пусть даже прежний ритм ходьбы поддерживать и не выходит — там, где Аэдхан сомневается в наст и камне, приходится тыкать копьём, словно палкой, медлить перед расщелинами, чтоб не промахнуться с прыжком, трижды подумать, прежде, чем выбрать из едва видных на камне и аввару даже, не иначе как мышиных, тропинок.
Аэ поздно слишком замечает, что всё время почти выбирает тропу правую, просто потому, что в едва ли ярком по зимнему времени свете правое вечно выглядит чуточку более чётким.
Перед большим снежным карнизом аввар притормаживает — когда уже и снег синеет — это верный признак того, что скоро нападёт на путника ночь. Самое время подумать о тепле и еде, — Аэ, не замедляясь, чтоб рыжемордый не насторожился раньше времени, прижимается к скале и тычет в карниз снизу копьём — вот осыплется снеговой козырёк, сделает братьям укрывище и от ветра и от холода — никакие, самые зоркие, глаза не увидят... а внутри уже можно и шевельнуться, поворочаться в снежном доме — четверолапого так и так теперь будить.
— Руууа? - вздох и шёпот протяжен, а слышен только в ночлежном уютном сугробе....

\совместно\
Аэдхан не торопится - сухой нос брата конечно подталкивает к действиям, но сперва надо устроиться по-человечески и по людски — распололожить поклажу, чтоб теплее спалось на ней меховым пузом, устроить навесом плащ и приспособиться для отдыха, не наступив брату на хвост. Зато стоит Аэ обернуться, как брата лижут в нос, придавливают лапой, щекочут по носу пышным хвостом, греют боком. Аэ не тявкает, не желая привлекать внимание тех, кто может и услышать, но смотрит на брата укоризненно и толкается носом, проверяя языком, где там у брата болит... Тут лизнуть, там лизнуть, здесь - тоже лизнуть...
Всё то время, что авгур располагается, второй брат-лис мечется вокруг, пытается помочь, а по факту только мешается — лисьим лапам далеко до человечьих рук, и рост не позволяет дотянуться так высоко, как это делает человек. По итогу Руа только укладывается устало на подстилку и накрывает нос лапой, как пёс, предвещающий холода.
— Вуф... — совсем-совсем тихо, окончанием "диалога": придавливать и лизать он даёт без возмущений, двигается только чуть в сторону, уступая место и прижимает виновато уши к голове. Где болит Руадх показывает лёгким еле слышным фырканьем, единожды норовит близнеца укусить, когда тот затрагивает самое больное место, но быстро спохватывается, снова затихая.
Могло быть хуже, - говорит внешний вид второго брата... Впрочем, Аэ с пониманием относится к попытке укусить себя и дальше действует осторожнее, зализывая больное место лечебным языком. В голове мелькает идея заставить брата перекинуться для нормального осмотра руками, но мучить близнеца сверх необходимого не хочется, так что вместо повязок Аэдзан ложится под-на брата так, чтоб тот не смог склубочиться и сделать себе хуже. Виновато прижатые уши подвергаются неторопливому успокаивающему мытью, а хвост отгораживает брата-воина от порывов ветра. Самое время бы петь лисью ночную песню, но что-то мешает, заставляет настораживаться и косить глазом в за-сугробную темень внешнего мира. Рацион, забтливо оставленный авваром для двух лисьих носов Аэдхана пока не манит.

— Тебе — поправляться надо. Спи. Я послежу, буду рядом.
Проследит. Собрав всё их нехитрое имущество под Руадхана и замотав брата в плащ Аэдхан выбирается из их горе-убежища. Оставаться в нём на вторую ночь — безумие, безумие и натаптывать круги вокруг хоть и плохой, жалкой, но лёжки, однако сейчас братьям позарез нужно нормальное убежище и Аэ решается, перепроверяет шипы на обуви, переводит взгляд на брата и решается оставить его одного. В поисках подходящей дыры в скале авгур лазит вверх и вниз по заснеженному скальному склону, словно сумасшедшая ящерица, общупывает каждую подающую надежду трещину, пока, наконец, не находит искомое — неглубокую пока что нишу из тех, что со временем становятся бездонными колодцами карст. Бывает в горе такое, что от скального тепла вода снеговая тает, капает капля за каплей, точит камень, выгрызая то яму, а то и колодец, в котором падающий камень теряет эхо от своего звука. Здесь же вода только начала свою работу, и всей глубины у будущей бездонной дыры было метра три — как раз на пару лисов или пару авваров. Аэ даже позволяет себе жест восторга и благодарности — клановая птица, конечно, сдохла и вряд ли уже увидит, но это не отменяет вежливости и авгур благодарит духов и богов за выпавшую удачу. Благодарствует и решительно приступает к переезду — снег вокруг вытоптан уже изрядно и лишнего времени не хочется находиться в неверном укрывище из обвалившегося сугробного козырька. Сперва вещи, осторожно ступая сам по своим следам авварский авгур пыхтит по скальному боку где на двоих, а где и на всех четырёх, перетаскивая поклажу. Брата он оставляет на потом, на закорки устраивает как маленького, или как седока при игре в "лошадки" — прихватывая за колени. Последней ходкой Аэдхан тащит полный плащ снега за собою — засыпает им дыры от следов, надсыпает обратно поехавшие было под ногами острые гребни наметённого, щедро разбрасывает игруну-ветру даров, чтобы скрыло все следы позёмкой.
Убеждается, что теперь не найти их обоих и потом только ныряет в колодец пробитой водою дыры: мало перетащить Руадхана в тёплое место без ветра, надо теперь раздеть Руадхана, растереть брата чуть увлажнённой горчицей, сберегая каждое зернышко подможной травы, которая и мясо сбережёт, и согреет, и вкус у подпорченного овоща перебьёт. Главное после такого простыть не дать и Аэдхан долго-долго трёт брата плащом, не давая остыть и замерзнуть...

Аэдхан же временной беспомощностью близнеца пользуется - лагерь обустраивает, распределяет нехитрый скарб. снятый с брата и на своей хребтине притараненный, водит носом, выискивая болящему самое теплое место, возвращается ненадолго для растираний, снова уходит - пока не обустроит временное их жилище как надо. Им бы еще костра, но уж на это рассчитывать глупо, веток на такой высоте сложнее найти, чем десяток пещер, а кизяков с собою братья не брали. Хоть сто раз козлом обернись - нет сена или травы, не будет и пригодного для костра топлива.
Несмотря на невесёлые эти мысли Аэдхан спать к брату приходит - осматривает сперва побитый Руадханом блок, скидывает одежду - брат что раскалённая кастрюля для похлёбки, с ним и так уже тепло, а сменная рубаха приходится - руадхову уже выжимать можно.
Только там, уже в тепле и безпасности Аэ начинает отключать - ещё есть силы поднять руки, обнять брата, прижаться к пышущему нездоровым теплом телу, как прежде, когда между ними не стояло условностей и событий последних времён. Ещё хватает сил устроить обоих на-под плащом, но дальше - только уткнуться Руа в плечо, как в детстве, и всё же позволить себе закрыть глаза: убежище их достаточно мало и надёжно, чтоб если и заинтересовать кого на такой высоте, так только разве медведя, Хозяина всех гор, распадков и пещер. А уж если Хозяин за авварами придёт, тому так и быть вероятно. Во всяком случае Аэдхан спит, спит, уткнувшись в брата, позабыв про условности и обхватив для верности крепко-крепко там, где позволяет безболезненно себя обнять руадхов торс.

- Скоро, - Аэдхан не перечит, успокаивает и обнимает вернувшегося брата, а сам смотрит внимательно. Кашель и жар сожрут корешки, это - Аэдхан уверен, - дело суток-двух, не мог брат его вымотаться за первый день так, чтоб совсем расхвораться, как старики болеют, на неделю. А если всё же, то ему, Аэ, придётся искать дерево и спускаться за дровами - неделю в пещере без огня и пищи не просидеть.
- Поешь сейчас и спи, - не дает заснуть голодным авгур, - голодным дольше проболеешь. Нужно есть.

Руа широко улыбается, вспоминая далёкий эпизод из детства, а затем вовсе смеётся — сипло, как вороньё каркает. Их сызмала приучали: имел глупость простудиться, будь добр пить гадость и есть. Есть, даже если скудные запасы семьи на исходе. Аввару вспоминается суровое выражение матери, стоящей над мелким Руадханом, и её реплика: "На охоту с отцом больного не пущу". И всё — никаких угроз боле не нужно, Руа ест и пьёт противные настойки, кутается тепло в шерстяной плед и сидит ближе к очагу.
— Зря забрались так высоко, может, прошли б и внизу... — фраза подкрепляется движениями, перевёртыш приподнимается на локте, вновь давится кашлем и пытается принять удобное положение, чтобы есть, не пытаясь выплюнуть лёгкие на стылый пол пещеры. — Завтра спустимся.

- Спустимся, когда кашлять перестанешь, - два человеческих тела кое-как прогревают маленькую пещерку, но снаружи, снаружи холод и снова, кажется, нет снега, небо ясное и Хозйка уже не дарит горам тепло, а собирает обратно в свою корзину - самое промозглое время, хуже только Белая Смерть. Незачем Руадхану тянуть в себя тот ледяной, жёсткими кусочками наполненный воздух, впускать в себя холод, чтобы сожрал аввара изнутри.
- Скоро, - утешает брата Аэдхан, поддерживая брата в найденной тем удобной позе для еды и спанья.
- Внизу, сам знаешь, первые снега и мокрые земли ненадёжны - может и засыплет сходом сугроба и грязепадом, а может и нет - всякое искусство ходьбы внизу - наполовину удача.