Ниалл не просто видел и осознавал напряжение и возбуждение любовника - физически ощущал его, буквально впитывал всей кожей. И наслаждался тем, как Оливер изводится неутоленным желанием, не меньше, чем всегда наслаждался их близостью. Доставляло особенное острое удовольствие смотреть, как он, всегда такой собранный, так легко удерживающий все под контролем, сейчас безнадежно этот контроль теряет и поддается своим инстинктам. Было в этом что-то от обладания, и Ниалл хищно усмехался, по-звериному скаля зубы и позволяя себе в эти секунды верить, что любовник ему и в самом деле принадлежит.
  Увлекшись своими ощущениями и тем, как Оливер отзывался на то, что он делал, Ниалл упустил момент и ахнул от неожиданности, когда его крепко схватили за запястье, а потом рванули уже за обе руки. Не удержав равновесие, он подался ближе и всмотрелся в лицо любовника жадными, потемневшими от возбуждения глазами.
- Знаю, - тихо отозвался он, и хриплый голос сорвался на шепот. - До самого основания... - не ответ даже - негромкое эхо. Ниалл изогнулся всем телом, снова двигая бедрами, так, чтобы повторить движение любовника и еще раз подразнить.
  В следующую секунду руки Оливера сжались у него на бедрах так, что не могло не остаться синяков, и этого да еще полыхнувшего в глазах принца злого нетерпения оказалось достаточно, чтобы Ниалл понял: шутки кончились, продолжение игры ему с рук не сойдет. На мгновение возникло искушение плюнуть на любые последствия и дразнить дальше, но ведь день желаний есть день желаний: надо выполнять, пусть и с опозданием.
- До самого основания... - скорее простонал, чем прошептал Ниалл, скользнув ладонью по члену любовника и насаживаясь нарочито медленно. От удовольствия и предвкушения перехватило дыхание, а в следующую секунду он едва не вскрикнул от неожиданности, почувствовав, как пальцы Оливера сжали его лицо.
Тяжело дыша и недобро прищурившись, Ниалл взглянул любовнику в глаза, помедлил несколько мгновений, а потом беззвучно усмехнулся и все-таки начал двигаться, пока неспешно, плавно, будто намеренно старался быть осторожен и бережен не то с собой, не то с ним.
- А ты сделал бы это? - глаза вспыхнули желанием и жадным интересом. Ни вырваться, ни отвести взгляд Ниалл не пытался. - Взял бы все сам? Взял бы меня силой? А если бы я не захотел? Или сопротивлялся? - с каждым вопросом он двигался все быстрее и резче, и постепенно движения становились рваными. - Что бы ты сделал? - голос сорвался на шепот и, едва переведя дух, Ниалл протяжно застонал от удовольствия.

Ниалл догадывался каким будет ответ, хотя бы потому что пока ни разу не видел, чтобы принц отказывался от чего-то, что считал своим по праву или чего просто очень сильно захотел бы. И все-таки несмотря на это, прозвучавшие в подтверждение догадки слова отозвались внутри почти нестерпимым жаром, и в этом жаре смешалось множество самых разных чувств: ярость на то, что Оливер считает, будто "подмять и отодрать" будет так легко, острое возбуждение стоило только представить, как именно это будет, тайное желание, чтобы нечто подобное и правда случилось, и даже шальная мысль спровоцировать любовника. На мгновение Ниалл увидел это, словно наяву, почти физически ощутил, как его вынуждают подчиняться: тело само вспомнило и хватку в волосах, и неудобно связанные за спиной руки, и боль в самый первый раз, и жестокое проникновение в самое горло этой ночью. Все это будто разом вернулось к нему, одновременно стало мучительно хорошо и накрыло злостью на собственное желание плавиться в руках любовника и подчиняться.
  Ниалл застонал, хрипло и зло, до боли вцепился пальцами Оливеру в плечи.
- Сильнее? - выдохнул он в лицо любовнику. - Ну хорошо! - движения, до того ускорявшиеся постепенно, будто он с ритма сбиваться не хотел, теперь окончательно стали рваными и резкими. Ниалл и в самом деле не щадил себя и жадно всматривался в лицо Оливера, не желая упустить ни малейшего отклика. А потом впился зубами в пальцы любовника, норовя прокусить до крови. - Убил бы, - Ниалл отвечал таким же горячечным шепотом. - Перерезал бы тебе глотку. Только сначала... мне бы тоже захотелось грубо и больно. Чтобы ты... драл меня и заставлял орать, пока я горло не сорву. Чтобы у меня в глазах темнело. Чтобы я дернуться не мог. Чтобы по всему телу... остались следы... за сопротивление. Чтобы даже дышать... стало больно, - отчаянно не хватало воздуха: Ниалл то и дело вторил несдержанным громким стонам любовника, и фразы выходили обрывочными бессвязными. Продолжая двигаться все так же резко и грубо, он подался к Оливеру и выдохнул ему в самые губы: - А потом бы я... убил тебя. И попробовал твою кровь, - сбившись, он задохнулся очередным стоном, потом звонко, пронзительно закричал и сорвался на свой привычный уже возглас: - Еще! - и, кажется, потемнело в глазах: не могло быть так темно в такое ясное зимнее утро.

Ниалла и в самом деле как будто охватило самое настоящее безумие: он задыхался собственными стонами и стонами любовника, кусал в кровь пересохшие губы, в глазах у него темнело от боли, но ни на мгновение ни вспыхнуло желание попросить остановиться или стать хоть немного мягче. Всегда хотелось больше, и сейчас - тоже, несмотря на то, что на губах отчетливо ощущался солоноватый вкус крови, и казалось, что еще немного - и тело попросту начнет неметь от жестокого вторжения, которое становилось все грубее.
- Так и было бы... - голоса не было, только бессвязный хриплый шепот. - Твой! - короткий вскрик мгновенно превратился в стон, а потом Ниалл потянулся поцеловать губы, ощерившиеся в яростном оскале.
  Между ними никогда не было много нежности, и юноша никогда ее не просил для себя, а сейчас, кажется, нуждался в ласковых словах и мягком обращении еще меньше, чем когда-либо: от этого яростного "Мой!", от острого чувства, что Оливер и в самом деле может делать с ним, что пожелает, и так, как захочет, и он даже не шевельнется, чтобы сопротивляться, становилось так хорошо, что наслаждение захлестывало с головой. Казалось, что тело не выдержит больше, но не было ни сил, ни желания вспомнить об этом, сдержаться самому и сдержать любовника. Ничего не было, кроме жажды снова и снова требовать свое.
  Ниалл беззвучно ахнул, когда Оливер стиснул в кулаке его волосы, не давая отстраниться. Замер на секунду, а потом, слушаясь его руки, прижался как можно теснее. Новые толчки отозвались крупной дрожью во всем теле, юноша закусил губу, задыхаясь, а потом все-таки не сдержался и зашелся отчаянным криком полным боли. Брызнули слезы из глаз, Ниалл слабо дернулся, смаргивая их, и встретился с Оливером полубезумным взглядом, в котором боль поровну мешалась с наслаждением и каким-то незнакомым до конца ему самому животным подчинением.
- Еще! - жадно ощерился он, не отводя глаза от лица любовника. - Еще! Как захочешь!.. - и снова застонал в голос, полностью отдаваясь и любовнику, и дикому жару, который сейчас пожирал его изнутри.

На крик Оливера Ниалл отозвался протяжным хриплым стоном, который почти сразу перешел в глухое звериное рычание. Сколько бы животного ни было в том, что они творили вдвоем, как они оба ни теряли голову, никогда еще, кажется, любовник так открыто и явно не показывал, каково ему, и сейчас это крик стал настоящим щедрым подарком. Ниалл задохнулся от восторга - это он вырвал у Оливера этот крик! это ему принадлежит его удовольствие! - а потом прижался еще теснее, прогибаясь и полностью открываясь, так, чтобы полностью отдать свое тело Оливеру на милость. И был сполна за это вознагражден - болью, диким жаром, который из-за нее все сильнее разгорался внутри, наслаждением, прорывавшимся все сильнее и заслонявшим понемногу собой все остальное. Больно стало так, что впору было просить пощады, но Ниалл снова просил бы еще, если бы только мог сейчас вспомнить человеческую речь.
  Хриплый смех Оливера ударил по нервам, отозвался дрожью во всем теле, заставил дыхание сбиться, а потом юноша захлебнулся прерывистым вздохом и беззвучно рассмеялся в тон любовнику, и с этим странно смешались покатившиеся по скулам слезы, которые сейчас невозможно было смахнуть. Ниалл потянулся навстречу, прикрывая глаза, когда почувствовал, как Оливер собирает их губами - и эта секундная нежность тоже вплелась в сочетание удовольствия и боли. И в ответ на новый крик любовника захотелось прижаться вплотную, слиться с ним, кожей срастись, превратившись в единое существо. Несколько секунд Ниалл, как завороженный смотрел в лицо принцу, словно хотел запомнить его в момент высшей точки наслаждения, а потом зашелся стоном, почувствовав грубоватую сильную ласку.
- Оливер! - пронзительно и по-мальчишески звонко крикнул он, пытаясь толкнуться тому в руку. - Оливер! Оливер, пожалуйста!.. Оливер! - а потом слова снова кончились, и Ниалл зашелся криком, полным боли, облегчения и несказанного наслаждения. И едва этот вопль стих под потолком спальни, юноша, задыхаясь, уткнулся повлажневшим лбом любовнику в шею и зашептал бессвязно и хрипло: - Мне было так хорошо... С тобой так хорошо! Так и не бывает, наверное... Я на все с тобой согласен... Так хорошо... - после Ниалл, может быть, даже не вспомнит всю бессвязицу, которую сейчас шептал лихорадочным, сбивающимся шепотом, но сейчас не мог заставить себя остановиться: все говорил и говорил, а пальцы, недавно сжимавшие плечи принца до ссадин, теперь ласково и немного беспорядочно поглаживали светлую кожу.

Боль и оглушительное удовольствие остались позади. Теперь стало тихо, удивительно спокойно, а нежные прикосновения любовника не отзывались ни жаром, ни дрожью - они умиротворяли и согревали, и усталому, вымотанному бурной разрядкой Ниаллу казалось, что вокруг теплая, неторопливая река. Не хотелось до конца возвращаться к реальности, не хотелось собираться и снова заставлять себя внятно мыслить и говорить и больше всего не хотелось отстраняться от любовника. Никогда еще Ниалл, кажется, не надеялся, что наступивший день повременит и подождет, и можно будет еще некоторое время просто прижиматься к Оливеру, ощущая, как постепенно исчезают последние отголоски удовольствия, и слушая звуки раннего утра.
- Хорошо, - еще раз тихим эхом отозвался Ниалл и легким поцелуем коснулся шеи любовника. Поводя плечами и чуть подаваясь к прикосновениям пальцев Оливера, он хотел прибавить еще что-то, но так и замер: слишком уж неожиданной оказалась эта "коза".
  Приподнявшись на локте, он с веселым удивлением вскинул брови и заглянул Оливеру в лицо. Несколько секунд он молчал, покусывая губу и чувствуя, как на губах расплывается улыбка, а потом фыркнул от смеха и уложил голову принцу на грудь.
- Значит, козу? - деловито осведомился он. - Именно козу, а не козла? То есть, в отличие от остроухих, у скотины тебе больше нравятся самки, и ты предпочтешь увидеть меня с одной из них? Даже не знаю... - Ниалл напустил на себя задумчивый вид. - В последнее время мужчины мне как-то больше по вкусу, чем женщины, но в случае такого же безоговорочного проигрыша я, так и быть, себя пересилю, - он улыбнулся Кусланду с таким невинным видом, на какой только был способен, когда руки любовника прошлись по его телу от плеч до ягодиц.
  Что ответить на такое признание? Оно ведь было сделано даже не посреди их обычной горячки. Нужно ли что-нибудь отвечать? Иногда слова хуже любого молчания. Ждет ли Оливер чего-нибудь, или это были случайные слова, и если за них сейчас зацепиться, его это только разозлит?
  Как всегда, следуя за инстинктом, Ниалл скользнул ладонью по щеке принца, перечеркнутой шрамом, легко коснулся губ.
- Если так, то день за год, - чуть усмехаясь, откликнулся он. - Бери с меня за день, как взял бы за год, я тебе отработаю за Создателя, - Ниалл улыбнулся и в улыбке проскользнула неожиданная горечь. Он негромко хмыкнул пытаясь это скрыть, и прибавил: - Такая примета: возьмешь свое - дальше будет лучше, - и надо бы, наверное, было отстраниться и перестать нести чушь, но он все никак не мог себя заставить оторваться от любовника.

И смех Оливера, особенно такой, искренний и веселый, тоже был чем-то вроде подарка. Ниалл не так уж часто видел любовника в подобном настроении и потому ловил каждый такой момент, и не мог отделаться от ощущения, что принц даже выглядит моложе, когда вот так дает себе волю. И не валять дурака вместе с ним таким было совершенно невозможно. Ниалл звонко рассмеялся, ластясь к руке, перебиравшей его волосы, и коснулся губ Оливера быстрым и легким поцелуем.
- А ведь и правда берешь! - он напустил на себя такой изумленный вид, как будто был ошарашен этим открытием. - И делаешь это так, что я готов отказаться не только от скотины, но и от более привычных развлечений, лишь бы не лишить себя такого удовольствия. Бери почаще, - жарким шепотом выдохнул он принцу в самое ухо, так и поблескивая глазами, в которых то и дело вспыхивало шальное веселье.
  Он бы и дальше болтал какую-нибудь несуразную чушь, развлекая любовника и веселясь сам, но тот вдруг снова подмял его под себя, едва не заставив задохнуться. Тихо ахнув, Ниалл откинулся на подушку, а потом обнял Оливера руками и ногами и ответил на поцелуй, точно так же - мягко, без обычной лихорадочной жадности и поспешности, будто впервые пробовал на вкус его губы и хотел этот вкус подольше сохранить. Поцелуй вдруг оказался чуть ли не слаще недавнего безумного наслаждения, и отстранился Ниалл только когда ему совсем перестало хватать дыхания.
- А оно и не отцепится, - вполголоса отозвался Ниалл. По его лицу блуждала смутная улыбка, он не отводил взгляд от глаз Оливера. - Ты от меня и не избавишься. В горах очень цепкие репьи, - беззвучно усмехнувшись, он вплел пальцы в волосы принца. - Ничем не оторвешь. Только пораниться можно, как я когда-то, - на запястье руки, которой он теперь поглаживал Оливера по лицу, и правда красовался тонкий, едва заметный шрам. - Так что бери свое. Сколько захочешь, - это Ниалл шепнул совсем тихо, крепче обняв любовника за шею и подавшись к нему поближе.

Ниалл всматривался в лицо принца с задумчивой, немного рассеянной улыбкой, пытаясь прочитать его мысли по взгляду и выражению лица. О чем он думает? Что чувствует, когда вот так держит в руках любовника? И есть ли ему в такие моменты дело хоть до чего-нибудь, кроме телесных удовольствий? Ощущает ли он ту же настоятельную потребность быть рядом и даже физически не разделяться надолго, которая теперь всегда горит ровным пламенем внутри у самого Ниалла? И нужно ли это пламя или следует избавиться от него, сочтя неудобной и позорной слабостью, заставить себя сохранять отстраненность и хладнокровие и рядом с этим человеком тоже? А получится ли? Много вопросов и, как всегда, ни одного ответа, а по лицу идеально владеющего собой принца ни демона не понять. Что ж, значит, и дальше всему идти своим чередом.
- Не угроза, просто правда, - Ниалл усмехнулся в тон Оливеру. - Ты же сам был в наших горах и все знаешь: опасные места, опасная природа, опасные люди. Легко дышится, - он весело блеснул глазами.
  Поцелуй, которым любовник коснулся его запястья, показался удивительно нежным, и юноша даже зажмурился от удовольствия в ответ на эту ласку. Хотелось в свою очередь ответить Оливеру какой-нибудь нежностью, но тот уже отстранился, и настроение переменилось, а секунду спустя прозвучал вопрос, заставивший Ниалла совершенно непритворно растеряться.
  Разумеется, обычный человек в такой момент хотел бы услышать, что он единственный, без него свет не мил, никого другого нет и быть не может, и любые предположения такого рода просто нелепы. Но это обычный, а рядом с ним сейчас Оливер Кусланд. Ниалл успел достаточно узнать любовника, чтобы не сомневаться: тот совершенно искренне требует скабрезную историю и наверняка хочет услышать что-нибудь непристойное и занимательное о том, на какие же постельные подвиги он молодого эрла вдохновил. И узнав, что никаких подвигов нет и в помине, вовсе не будет в восторге, а просто поднимет на смех своего любовника-размазню.
  Подвигов, между тем, и в самом деле не было: сойдясь с Кусландом, Ниалл полностью потерял интерес к кому бы то ни было - как отрезало. Никого, кроме принца, в его постели не было, не считая остроухого Милана, которого юноша тоже использовал в том числе и для того, чтобы потешить Оливера. И теперь отчаянно не хотелось в этом признаваться и выслушивать насмешки. Зато хотелось покуражиться и отомстить за еще даже не начавшееся веселье.
  Вытянувшись на постели и заложив руки за голову, Ниалл мечтательно улыбнулся.
- Предпоследнее желание, значит? - он покосился на Кусланда. - Что ж, тогда ладно. Хотя... не уверен, что ему понравится, что я кому-то об этом рассказываю... - на его лице появилось выражение озабоченности. - Но ладно, - теперь он как будто окончательно решился и, облокотившись на локоть взглянул Оливеру в лицо. - Он гостил у меня, на днях, когда ты был занят и ночевал во дворце. Он недавно здесь и еще не освоился в столице. Мы многовато выпили, оба, и я побоялся, что он заблудится в доме, поэтому пошел его проводить. А когда привел к нему в спальню, понял, что уходить не хочется. Знаешь, у него такие глаза, яркие и наглые, как будто раздевают... - Ниалл смущенно усмехнулся. - И руки такие же. И очень грязный язык. Я дал ему меня раздеть - не только глазами. А потом взять, все было так быстро и грубо, что я не смог бы сопротивляться, даже если бы хотел, а потом он повторил это еще несколько раз, и зажимал мне рот, нельзя ведь было шуметь. Было так непристойно и так хорошо... - он постарался, чтобы в голосе прозвучали мечтательные ноты, а потом повернулся к Оливеру, и лукаво сверкнул глазами. - Так что да, в последнее время мужчины мне больше по вкусу.
  Ниалла не оставляло чувство, что шалость вышла довольно опасная, и сейчас его одолел жгучий интерес: а чем же она для него обернется?

В комнате будто разом похолодало - Ниалл ощутил это по одному тому, как неуловимо напрягся и подобрался рядом с ним Оливер. Игра неожиданно стала совсем не забавной, от нее так и потянуло опасностью и серьезной угрозой. Встретившись с любовником взглядом, он с трудом подавил желание отстраниться при виде ледяной злости, которая плескалась у того в глазах: на секунду показалось, что принц сейчас способен и ударить, и убить одним ударом, и оскорбить так, что от этогопотом в жизни не отмоешься. И оскорбление не заставило себя долго ждать.
  Короткое, презрительное "шлюха" будто наотмашь хлестнуло. Ниалл задохнулся от возмущения, широко распахнул глаза, в которых мгновенно вспыхнула неподдельная ярость, и сам не заметил, как отшатнулся - от грязных слов, от фальшивой ласки, с которой принц, коснулся его лица, от того опасного холода, который Оливер сейчас прямо-таки источал. Скривив губы в неприязненной усмешке, Ниалл уже хотел было ответить - и окончательно превратить опасную игру в смертоубийственную - но Кусланд не оставил ему времени выдумать какую-нибудь подходящую ложь: от того, с какой силой его вжали в постель, как тяжело вдавилось в грудь колено любовника, сбилось дыхание, а стальная хватка под челюстью заставила задрать подбородок и ртом хватать воздух. Новый окрик отдался звоном в ушах.
  Ниалл смотрел на Оливера снизу вверх, молчал, медлил, и в его взгляде мешались несказанное удивление, затаенный восторг и какая-то странная, ему самому пока непонятная до конца гордость. Это же, Оливеру настолько важно, принадлежит ли Ниалл кому-то еще, и недавние игры - вовсе не игры? Неужели это ревность, и принц способен так потерять от нее голову? И это он, Ниалл, ее вызвал одним этим рассказом? Значит, все-таки для его высочества что-то есть в том, чтобы быть "единственным, без которого свет не мил", пусть речь и идет только о том, один ли он имеет своего любовника?
  От хватки на горле становилось трудно дышать, пауза затягивалась, однако Ниалл не торопился: все смотрел смотрел в затуманенные яростью глаза Оливера. А потом всем существом потянулся ему навстречу, коснулся ладонью его лица и негромко, хрипловато откликнулся:
- Его имя - Оливер Кусланд, - на губах юноши промелькнула шальная улыбка. - Ваше высочество знает эрла Кусланда? Это он, - судорожно усмехнувшись, он так же тихо прибавил: - У меня никого не было с тех пор, как мы... как ты меня впервые... Как я переспал с тобой. Никого. Ни разу. Не хочу, - он так и не отводил взгляд от лица Оливера, смотрел, как завороженный, и жадно ждал, поверит ему принц, ударит или вовсе решит задушить, чтобы не было больше таких шуток.

В голосе Оливера сейчас было столько искренней растерянности, что он показался Ниаллу чужим: его любовник никогда еще, кажется, так не говорил и сейчас на мгновение стал непохож на самого себя. И было в этом что-то такое, что оказалось невозможно не улыбнуться снова, теперь уже открыто и мягко. Ниалл проследил за недоверчивым взглядом, которым Оливер смотрел на его руку, а потом снова коснулся его лица и уже привычным жестом прошелся пальцами по шраму у него на щеке.
- Ты меня слышал, - негромко откликнулся он, словно хотел еще больше подкрепить свои слова, а потом беззвучно усмехнулся: кажется, его высочество только что в очередной раз отвесил ему щедрый комплимент. - Всегда таким был, - глаза юноши снова лукаво заблестели. - Это все горный ветер, знаешь ли, совсем сводит с ума, - он помолчал несколько секунд, с задумчивым интересом рассматривая синие глаза и лукавую улыбку принца. На горле больше не было стеснявшей дыхание хватки, а вырываться и пытаться получить свободу движения не хотелось, поэтому Ниалл не делал ни единой попытки шевельнуться: он снова целиком и полностью принадлежал Кусланду и с готовностью это демонстрировал. - Эрлу Кусланду не придется делиться, - совсем тихо отозвался Ниалл, и прозвучало это неожиданно так серьезно, что он сам испугался: это ведь была правда - он не нуждался больше ни в ком, Оливеру нет нужды ни делиться, ни ревновать, ни избавляться от соперников. Это нормально? Так может быть? Они чем-то связаны? Если да, то как это называется?
  Слишком много вопросов, да таких, от которых дрожью прошибает, на которые слишком страшно и трудно искать ответы. Наверное, не стоило все-таки так шутить, дернул же его демон за язык. Впрочем, карте место и каждому слову тоже, должно быть, в этом был свой смысл, и пусть тогда все сказанные слова запомнятся.
  Ниалл вздохнул полной грудью, когда Оливер, наконец, перестал вжимать его в постель, сел на кровати, обхватив руками колено и наблюдая за любовником.
- Понравилось, очень, - улыбнулся он, припомнив ночь в борделе. - Но половина удовольствия теряется, если я представляю, как делаю это в одиночку. Хочешь еще раз побыть моим зрителем? Я слышал, Санга из "Жемчужины" даже присылает своих "деток" в гости, Леннокс найдет любого остроухого, какого закажем. Только скажи и задержись еще на ночь, - Ниалл слегка щурился, рассматривая любовника.
  Мысль о том, чтобы повторить то приключение, казалась очень соблазнительной, и все было забыто - и собственная рискованная шутка, и то, как опасно сжималась рука принца на горле еще минуту назад. И даже "шлюха", это ведь можно и потом припомнить. Если захочется.

Откинувшись на высокую спинку кровати, Ниалл молча наблюдал за любовником. Он удивительно дорожил этими последними минутами близости: еще несколько мгновений - и они разойдутся, настанет пора вернуться к делам и привычным ролям, неизвестно, когда снова удастся урвать немного времени на двоих, но пока есть еще немного времени, которым можно попытаться насытиться. И Ниалл смотрел, как Оливер одевается, слушал его вполуха и запоминал каждую мелочь так старательно, как будто все это были картинки на память, которые можно будет потом перебирать, чтобы вернуться в блаженные моменты.
  Последняя мысль показалась странной и неуместно мрачной, и Ниалл поспешил встряхнуться, благо тема оказалась приятной и на редкость подходящей, чтобы избавиться от любой меланхолии.
- Мне нравится, как ты смотришь, - негромко отозвался он, глядя на любовника снизу вверх и чуть рассеянно улыбаясь. - У тебя глаза в тот раз так и вспыхивали от этого зрелища. Я бы хотел увидеть это снова. И разделить шлюху на двоих - тоже. Можно кого-нибудь еще нежнее милого Милана. Или наоборот - намного строптивее, - беззвучно усмехнувшись, Ниалл с готовностью ответил на ласковый поцелуй. Разочарование от того, что продлить день на двоих все-таки не удастся, кольнуло холодной иглой, но юноша только повел плечом и снова слегка улыбнулся в ответ. - В другой раз, - беззаботно откликнулся он и поднялся на ноги. - Пусть исполнение оставшегося желания компенсирует отсутствие этого славного развлечения.
  Леннокс, к счастью, отличался не только расторопностью и умением молчать, но еще и способностью предугадывать потребности и желания своего хозяина, которые, похоже, уже успел превосходно изучить: в гардеробной Ниалла ждала одежда, в которой не стыдно было бы и принять гостей, и выйти в город, а заодно - мягкие комнатные башмаки и высокие сапоги, смотря по тому, что господину понадобится. Спустя несколько минут, Ниалл вышел из гардеробной, освежившийся, полностью в черном, со стянутыми в тугой хвост волосами. Вышел - и замер, как изваяние, не веря своим ушам.
  Рассказать кому-то о том, что происходит между ними?! Кому? И, главное, за каким демоном, если от сохранения тайны - хотя бы формальной - зависит положение их обоих?! Что за дикая мысль?! И о ком может идти речь, если тэйрн Фергюс уже знает, а других близких у Оливера вроде как и нет? Может быть, речь идет об этом самом сэре Гилморе? Но почему именно сейчас? И почему он должен услышать это от чужого человека, а не от своего ближайшего друга?
  Встревоженный и растерянный, Ниалл сам не заметил, как подобрался, нахмурился и требовательно взглянул Оливеру в лицо.
- Послушай... - слова разбегались и никак не желали складываться во что-то связное. - Желание есть желание, и я, конечно, его выполню, особенно раз это важно, но... Скажи мне, почему именно сейчас, сегодня? И ком идет речь? Этот человек имеет для тебя значение? Я должен быть с ним вежлив и бережен? Или наоборот? Словом, ты мне скажешь, что к чему? - Ниалл давно не был так растерян и сейчас никак не мог совладать с охватившим его внезапно волнением.