Дориану доводилось раньше говорить с демонами и переигрывать их в словесных играх. Доводилось, пусть и реже, встречаться и с духами, которые предпочитали держаться на отдалении, но иногда удостаивали его или его наставника словом или вопросом. И все-таки, несмотря на опыт, несмотря на то, что сейчас вроде как не происходило ничего такого, к чему он не был бы готов хоть немного, Дориан чувствовал себя не слабым даже - безоружным и бесконечно открытым. Этот улыбчивый любознательный дух держался почти как друг, говорил так, будто они с Йеном были приятными гостями, заглянувшими на огонек, а еще, похоже, до мелочей знал их души, знал каждое их чувство, каждую тайную мысль. Это не пугало - слишком уж много в этом теневом существе было света - но поражало и глубоко задевало за живое.
  Когда дух упомянул о частице своей сути, живущей в них с Йеном, Дориан не удержался от ответной улыбки и уже хотел было ответить, когда его сперва перебил долиец, явно взволнованный и сбитый с толку, а оттого вновь агрессивный, а потом полностью лишил речи никак не желавший умолкать "Андреас".
  Во все глаза глядя на духа, Дориан потрясенно молчал. Снова и снова повторял про себя слова о том, что ни уродство, ни увечье не отвратят от него Йена, повторял - и не мог не верить. А еще не мог не вспоминать собственные страхи, нашептывавшие, что Лавеллана рядом с ним удерживает только страсть, телесный голод, и как только этот голод будет утолен, связь с "шемленом" станет не нужна. Как же нелепы эти мысли, если в глазах Йена он и в самом деле "почти бесплотен". Каким невозможным делом кажется в это поверить, и как невозможно не верить, если его собственные чувства дух передал в нескольких словах так верно и точно.
- Самый лучший. Самый яркий. Как солнце, - тихим эхом отозвался Дориан и обернулся к Йену: - Само солнце, - никогда он еще не был настолько открыт и откровенен. - Затмевает всех, - он медленно кивнул и невольно усмехнулся смущению долийца.
  Казалось, по воле Любви что-то в нем изменилось, преобразилось, и теперь хотелось говорить и говорить, так многословно и прямо, как раньше не хватило бы смелости или сил. А еще - бесцеремонности, потому что сейчас даже попытки Йена отвести взгляд и то, что он так явно не знал, куда себя деть, не остановили бы Дориана.
  Впрочем, голос духа сумел-таки остановить: их собеседник внял просьбе о помощи и, похоже, был готов не только полюбоваться диковинными смертными, но и помочь им уцелеть. Свет теперь почти слепли, но тем проще было различить под ногами сияющую тропу, от которой сам по себе отступал в сторону серый туман, словно она обжигала. Дориан сделал было к ней шаг, но приостановился, когда Йен крепче вцепился ему в локоть, и обернулся к долийцу.
- Уверен, amatus, - сказал он как можно спокойнее и тверже. - Поверь мне, это совсем не уловка и не демон. Он и в самом деле готов помочь и оказывает нам милость, - Дориан посмотрел на духа, в облике которого теперь почти уже не угадывались черты Андреаса, и негромко произнес: - Спасибо тебе. Мы сбережем любовь, и тебе будет, за чем наблюдать, - его губы тронула легкая улыбка. - И я никогда не забуду эту встречу. Прощай, - и, крепко обнимая Йена за плечи, он шагнул на ярко сияющую тропу.
  На секунду свет показался почти нестерпимым. Дориан прикрыл глаза, еще теснее прижал к себе Лавеллана, чувствуя, как захватывает дух от того, что они будто взмывают вверх на стремительном воздушном потоке, а в следующую секунду все померкло, свет побледнел, а потом и вовсе истаял. Вокруг стоял полумрак покинутого зала цитадели Теринфаль.
- Amatus! - волнения возглас получился таким громким, что эхом разнесся под сводами. Дориан развернул Йена к себе за плечи и заглянул ему в лицо. - Мы выбрались! Он нас вывел! Все хорошо, - и прежде, чем Йен успел хоть что-нибудь ответить, он крепко прижал его к груди.

Всего лишь несколько секунд назад Дориан отчаянно рвался назад из плена Тени, мечтал о возвращении, теперь ему хотелось, чтобы реальность немного задержалась, не спешила вступать в свои права, ведь тогда можно было бы еще некоторое время не отстраняться, не выпускать из рук того, о ком тревожился намного сильнее, чем о себе. Велик был соблазн проигнорировать Сайласа, но игнорировать Лавеллана, явно смущенного присутствием посторонних, не хотелось, да и демон, как ни досадно, никуда не делся, так что следовало вспомнить о бдительности. Дориан не хотя выпустил Йена из рук, потом и сам поднялся на ноги, отряхивая безнадежно испорченную мантию.
  Пока долиец говорил - по делу и весьма уверенно, будто это он был поставлен командовать всей теринфальской экспедицией - Дориан медленно осматривался, применяясь к обстановке. Двое мертвецов. Трое спящих, и один из них, если он правильно помнит, ученик из числа магов Фионы, еще не сдавший экзамен. То есть, не прошедший эти их варварские "Истязания", которые, судя по всему, больше всего на изощренную пытку и похожи. За этим мальчиком надо последить особенно внимательно. Отметив это и мысленно взяв на себя, Дориан невольно передернулся: вспомнился искаженник в подвалах минратосского Круга, и сама собой мелькнула малодушная мысль, что меньше всего ему сейчас хочется видеть нечто подобное, и уж точно не хочется, чтобы это зрелище впервые предстало перед теми, кто пока таких встреч счастливо избегал.
  От размышлений о демонах и защите от них его отвлек звук, показавшийся в пустынном, гулком зале громче набата - лязг меча, вылетевшего из ножен. Стремительно обернувшись, Дориан увидел Сайласа, хмурого и донельзя напряженного, который теперь угрожающе наступал на Йена. Чтобы принять решение, понадобилось не больше секунды, и, шагнув солдату наперерез, он заслонил долийца собой.
- А, может, лучше начать с меня? - Дориан слегка развел руки, словно намеренно открывался перед чужим оружием, однако его тихий голос звучал со сдержанной угрозой. Он подался навстречу Сайласу. - Он не одержим. Сам посуди: вернулся одним из первых, сам рассказал тебе, как нужно действовать. Да к тому же ты, в общем-то, не только начал, но и уже закончил: занесенного меча демону было бы достаточно, чтобы проявить себя и дать отпор, - не совсем правда, но сейчас все средства хороши. Дориан сдержанно улыбнулся: - У нас сейчас есть более вероятные... подозреваемые, - говоря, он ни на шаг не отступал от Йена: от магов Фионы он достаточно наслушался, как именно южане считают возможным проверять магов на одержимость, и точно не собирался позволять ничему такому случиться с долийцем.

Конечно же, ему следовало вести себя разумно, сдержанно и разумно. Надо было не повышать на этого Сайласа голос, найти подходящие слова, чтобы все ему объяснить, постараться выглядеть как можно более безобидным. Надо было, следовало, так поступил бы любой рассудительный человек, желающий избежать опасной для всех участников стычки, вот только Дориан слишком устал, пережил слишком сильное потрясение, слишком тревожился за Йена, чтобы рассудительность и мирное решение проблем имели для него сейчас хоть какое-то значение.
- Vishante kaffar, сопорати! - от злости тевинтерский акцент в его речи стал таким заметным, что почти до неузнаваемости искажал слова общего языка. - Верь или не верь - мне все равно! Но я скажу тебе одно, - Дориан взялся рукой, затянутой в перчатку, за острие меча, - еще один шаг в сторону этого долийца - и ты пожалеешь, что на свет родился. Назад! - это он не столько сказал, сколько рыкнул, подаваясь вперед, но по-прежнему заслоняя собой Йена. - Не делай глупостей хотя бы пока рядом с нами те, кто еще вполне может оказаться для нас опасен, став одержим.
  Знакомое злое шипение и энтропическое пламя, расцветшее на ладони Йена, неожиданно придали сил не меньше, чем собственная ярость. Несмотря на страстное желание оберегать и защищать, Дориан знал, что долиец далеко не беспомощен и вовсе не считал, что служит ему нянькой или покровителем, и всякий раз возможность вступить в бой вместе с Йеном бодрила и странно пьянила. Пусть даже сейчас никакой бой был им совершенно не нужен.
  Судя по всему, сама судьба решила так же и дала противникам повод объединиться, до того кошмарный и опасный, что проигнорировать его было невозможно. Когда отчаянный, полный боли вопль резанул слух, Дориан вздрогнул и, еще не обернувшись, понял, с чем сейчас столкнется. И оказался прав: еще несколько секунд спустя на него смотрел искаженник, и взгляд глаз, которые больше ничем не напоминали человеческие, полыхал такой противоестественной злобой, что мороз продирал по коже.
  Перед глазами мгновенно встали картины, виденные семь лет назад в Круге Минратоса, замутило разом и от воспоминаний, и от отвратительного зрелища, представавшего их глазам сейчас.
- Назад! - выдохнул Дориан, и испугался того, как сорвался на слабый шепот голос, едва ли не больше, чем одержимого. Коротко выдохнув, он рявкнул громче: - Оба - назад! - его ладони мгновенно оделись пламенем. - Йен, паралич! - и с ужасом увидел, что тварь выбрал добычу полегче, чем маги, и метнулась к ошалевшему Сайласу, по-прежнему судорожно сжимавшему меч.

Все происходило пугающе быстро и вместе с тем мучительно медленно. Быстро - потому что казалось, будто искаженник с какой-то неестественной скоростью преодолевает расстояние, разделявшее его с Лавелланом и Сайласом, двигается проворно, как какая-нибудь треклятая белка, и вместе с тем ловко, словно канатный плясун. Медленно - потому что Дориан, как ему самому казалось, не успевал: не успевал ни вовремя сплести заклинание, ни занять выгодную позицию, чтобы не задеть ни Йена, ни солдата, ни просто подойти достаточно близко, чтобы точно ударить. И только мелькали перед глазами картины пробуждающие какой-то холодный, отупляющий ужас: Йен, явно впавший в ступор и швырнувший во врага бесполезное заклинание, Сайлас, неуклюже пытающийся заслониться мечом, искаженник, наступающий на них уверенно и почти лениво, словно ничто не могло встать у него на пути, и он отлично это понимал.
  "Не успеть. Не получится. Неточно."
  Обрывочные малодушные мысли так и метались в голове, мешая сосредоточиться, пламя плясало на ладонях, но все никак не сплеталось в окончательное заклинание, а потом Дориана вывела из ступора удивительная мелочь: Йен в ответ на его предупреждающий окрик кинулся на пол, чтобы уйти от огня, и это оказалось лучше ушата холодной воды. Дориан вскинулся, опомнился, сообразив, что между ним и искаженником нет никакого разрыва во времени, а потом вскинул руки и окатил тварь мощным направленным потоком огня.
  Сыпал забористыми грязными ругательствами Сайлас, где-то за спиной у Дориана молился, захлебываясь словами, кто-то из только что пришедших в себя, а над всем этим взвивался на какой-то уродливой фальшивой ноте полный злобы вопль искаженника. И только когда этот нечеловеческий звук стих, а то, что осталось от одержимого, рухнуло на каменные плиты пола, Дориан погасил магический огонь и тяжело уронил руки. В голове звенело, стены вокруг шатались так, будто были не прочнее теневых иллюзий, а на пересохших губах стоял странный металлический привкус. Дориан тяжело, с хрипом, перевел дух, а потом метнулся к Йену.
- Amatus, все хорошо? Ты не ранен? - он опустился рядом с долийцем на колени. Собственный сиплый голос было не узнать. - Все целы? - Дориан окинул зал быстрым взглядом. - Сайлас? Остальные? - кто бы из них ни держал его под мечом пять минут назад, что бы ни думал делать, сейчас Дориан в любом случае отвечал за их жизнь. И, пожалуй, душевное здоровье.