Впору было порадоваться тому, что на маскарад запрещено было приходить с оружием. Будь у Ниалла сейчас с собой кинжал, Кусланд не поручился бы за то, что тот не пустит его в ход, и тогда замять эту историю будет очень и очень непросто. Хотя он и не смог бы сейчас с уверенностью сказать, не попытается ли эрл попросту перегрызть Лиддонсу глотку - больно уж оскорбительно прозвучали его слова.
   Но ответ Вулффа вместо вспышки гнева был полон ледяного презрения и такой же ледяной злобы - принц невольно подался ближе, чтобы не пропустить ни слова, ни малейшего изменения в мимике. Он вынужден был признать, что отповедь прозвучала достойно - даже удивительно достойно для совсем еще юного мальчишки, впервые оказавшегося при королевском дворе. Вот она, еще одна причина, по которой общество молодого любовника было приятно Кусланду. Как будто ему нужна была еще одна.
   Барлоу, явно не ожидавший такой волчьей злобы, опешил и невольно отступил на шаг назад, когда Ниалл оказался совсем близко. Казалось, что он лихорадочно просчитывает, что из слов эрла - правда, а что - всего лишь блеф. Выглядел он глубоко оскорбленным и в то же время растерянным, точно решал, что делать дальше: ответить? отступить? В конце концов, у этого разговора не было свидетелей, и можно еще выйти из него без потерь для собственного достоинства.
   - Для того, чтобы кидаться угрозами, надо чувствовать за собой реальную силу, милорд, - наконец, нашел подходящие слова банн. - Сейчас вам кажется, что эта сила - "дружба" с его высочеством. Но за кого вы будете прятаться, когда этой дружбе придет конец? Когда вернется ее величество, и принц станет делать вид, что вас не существует? - Лиддонс насмешливо хмыкнул. - Позволю вернуть вам ваше же предупреждение: Денерим - очень опасный город. Особенно для того, кто переоценивает свои возможности.
   С этими словами Барлоу резко развернулся и зашагал к двери, ставя таким образом точку в неприятном разговоре. Подождав с полминуты, Кусланд вышел из тени и приблизился к сидящему на подоконнике Ниаллу, испытывая нечто вроде неловкости. Этот разговор определенно не предназначался для его ушей.
   - Это было... познавательно, - насмешливо ухмыльнулся он и наклонился, поднимая свою маску. Странно, что банн Лиддонс так и не заметил ее. - Пожалуй, "гиены" - это слишком мягко для этого сборища сплетников с грязными языками, - помолчав немного, принц нахмурился и повернулся к Вулффу, пытаясь поймать взгляд его глаз в прорезях маски. - Послушай, - тон его стал серьезней. - Эта выходка с танцем... Мне не стоило этого делать. Прости.
   Едва ли на свете существовало больше пяти людей, которые слышали подобные слова от Героя Ферелдена.

   Коротко и ясно, как и всегда. Ни лишних разговоров, ни долгих переливаний из пустого в порожнее, ни размазывания соплей друг по другу. Прикосновение к плечу сказало Кусланду больше, чем слова: Ниалл действительно не винит его в случившемся, не жалеет о безумной выходке, которой оба они наслаждались еще полчаса назад. От этого должно было стать легче, но мерзостный привкус, точно принца долго рвало желчью, отчего-то не исчезал. Липкие слова банна Барлоу будто все еще стояли в ушах, а хуже всего были глаза Вулффа: уставшие, словно потухшие, они заставляли Оливера испытывать странное чувство - кажется, поэты описывали его как "скребущих на сердце кошек".
   - Да. Пора, - оторвавшись от непонятно тяжелых мыслей, отозвался он на вопрос любовника. И проглотил готовое уже сорваться с языка предложение: Ниалл ведь мог уйти, этикет не обязывал его оставаться до конца праздника. Но это было бы слишком очевидное бегство, и Кусланд понимал, что гордый юноша не согласится на него. Он вернется в этот зал и будет высоко держать голову, игнорируя перешептывания и косые взгляды. И за это невозможно было его не уважать. - Кто знает, может, до конца вечера и мне сделают подобное непристойное предложение? - он произнес это с обычной насмешливостью, но глаза оставались серьезными и холодными.
   Противное чувство никак не хотело исчезать.

   Время уже давно перевалило за полночь, когда Сатиналья в королевском дворце Денериме начала медленно умирать. Все чаще дамы скрывали зевки за тонкими ладонями, все тише и степеннее становились разговоры, все более вяло сновали слуги, предлагая уставшим гостям напитки. Старики разошлись уже давно, сетуя на то, что в "их время" Сатиналья была куда более пристойным праздником, а сейчас "молодежь не боится ни короля, ни Создателя".
   Принц, становившийся все угрюмее с каждым часом, присутствовал до последнего гостя, но с Вулффом не обменялся больше ни словом, ни взглядом. Что-то зрело в его голове, мысль, оказавшаяся назойливее Зова и громче музыки, мысль, которую следовало обдумать до конца в одиночестве.
   Когда последнего из гостей провели до ступеней дворца, а слуги начали прибирать похожий скорее на место боя, чем бала, зал, Кусланд поднялся к себе и позвал камердинера. Но раздеваться, чтобы отойти ко сну, не стал - пошептавшись немного с Джеромом, он оживился, и уже через полчаса стражникам пришлось снова открывать ворота, чтобы пропустить одинокого всадника.
   Услужливый камердинер, знавший, как временами казалось принцу, каждого жителя Денерима, подсказал, где можно отыскать банна Барлоу. Достопочтенный банн уже спал, когда Кусланд заявился в его столичный дом, но слуги немедленно побежали будить хозяина, как только он представился. Еще через десять минут заспанный, но чрезвычайно воодушевленный Лиддонс предстал перед своим сюзереном, а через одиннадцать - уже лежал у его ног, оказавшись на полу после первого же удара.
   Сильно избивать банна Кусланд не стал - тот должен был быть в состоянии передвигаться на своих двоих. Как не стал и ничего объяснять ему, лишь потребовал, чтобы Барлоу оседлал лошадь и следовал за ним. Тот, хотя и отчаянно трусил, ослушаться не посмел.
   Второй раз за эту долгую ночь пришлось побеспокоить чужих слуг, явившись в дом Вулффов. Сонный дворецкий сразу же узнал принца и не стал задавать лишних вопросов, и все равно лицо его удивленно вытянулось, когда он рассмотрел его спутника. Барлоу слегка прихрамывал и изо всех сил пытался прикрыть расплывавшийся на челюсти кровоподтек.
   - Мой друг слегка перебрал, - доверительно понизив голос, сообщил Кусланд дворецкому - его настроение повышалось с каждой минутой, - и упал с лошади. Эрл Ниалл ждет нас, сообщите о нашем прибытии.

   Когда дворецкий направился наверх, чтобы позвать хозяина, и оставил поздних гостей наедине, банн Лиддонс осмелел достаточно, чтобы нарушить тишину:
   - Ваше высочество, я не совсем понимаю, зачем мы здесь. Если я нужен вам для какого-то неотложного дела - я рад служить, но нельзя ли посвятить меня в подробности?
   Он лгал. Кусланд видел это по тому, как забегали глаза банна, стоило ему произнести имя Вулффа. Старая крыса чуяла, к чему все идет, но пока предпочитала делать хорошую мину при плохой игре и все отрицать.
   - Наберитесь терпения, банн Лиддонс, - невозмутимо отозвался принц, оправляя манжеты сорочки, выглядывавшие из-под дублета. - Дождемся появления эрла. В конце концов, просто невежливо говорить о хозяине дома в его отсутствие, - при этих словах он посмотрел на Барлоу в упор - тот и в самом деле все еще не понимает, что к чему?
   Вновь он заговорил, только когда Ниалл спустился, а слуги удалились, оставив господ одних. Кто-то особо любопытный может и подслушивать, но ведь Вулфф сам говорил, что у него молчаливая прислуга? Как укорачивать им языки, он наверняка знает и сам.
   - Жаль беспокоить вас в столь позднее время, эрл Ниалл, но боюсь, это дело никак не могло ждать до завтра, - так же любезно ответил он юноше и обернулся к своему "спутнику". - Позвольте представить вам банна Лиддонса Барлоу, владельца и бессменного правителя Сангардена. Вам, банн Лиддонс, полагаю, не нужно представлять эрла? - тонкие губы Кусланд чуть дрогнули в неприятной усмешке.
   - Я... боюсь, я не имел чести прежде встречаться с его светлостью, но, безусловно, слышал о нем... - Барлоу, то и дело настороженно поглядывавший то на принца, то на Ниалла, все еще пытался держать лицо.
   - Слышали достаточно, чтобы узнать его в маске, - холодно перебил его Кусланд и уселся в кресло, оставив банна и эрла стоять друг напротив друга. - Раз знакомство состоялось, самое время перейти к извинениям, - он говорил совершенно спокойно, будто и не сомневался, что все будет сделано ровно так, как он говорит.
   - Извинениям? - банн Лиддонс понемногу принимал вид оскорбленной невинности, но на дне светлых, точно водянистых глаз так и плескалась настороженность. - Я не понимаю, ваше высочество, о чем идет речь. Если это какая-то шутка, смею заметить, что она переходит границы и...
   - Вы действительно желаете поговорить о нарушении границ? - зло оборвал его Оливер. - Извольте. Вы нанесли эрлу оскорбление, и я хочу, чтобы вы принесли свои извинения. Сейчас. При мне.
   - Но позвольте! - Барлоу вспыхнул, горделиво выпрямляясь и поглядывая сверху вниз то на Кусланда, то на Вулффа. - Я не знаю, что рассказал вам молодой человек, но...
   - Почему вы решили, что он что-то мне рассказал? - улыбка на лице принца стала еще более кривой и недоброй. - Разве вы не знаете, что у стен есть уши? Некоторые из них могут принадлежать слугам, которых вы предпочитаете не замечать. А некоторые - мне. Или вы хотите обвинить во лжи меня? - банн Лиддонс попытался было что-то возразить, но Кусланд только повысил голос, не позволяя ему этого. - Или мне стоит вспомнить о том, что оскорбили вы не только эрла, но и меня, и поступить соответствующе?

   Если бы выстроенная мизансцена не требовала от Кусланда изображать сдерживаемую ярость, он, пожалуй, расхохотался бы и зааплодировал Ниаллу, когда тот заговорил. Как будто в игру в кошки-мышки добавилась еще одна кошка - рассерженная, но умело притворяющаяся ласковой. Принц не хотел пропустить момент, когда в ход пойдут острые когти.
   - Не понимаю, почему вы оправдываетесь передо мной, банн Лиддонс, - он устало потер переносицу, прикрыв глаза - ни одна живая душа не заподозрила бы сейчас, что происходящее доставляет ему удовольствие. - Если бы я хотел услышать ваши объяснения, я получил бы их еще в вашем доме, уверяю вас, и сейчас мы бы не испытывали терпение эрла.
   - Так чего же вы хотите от меня?! - Барлоу явно все еще не оставил намерения выйти сухим из воды, и считал, что чем громче он возмущается, тем достовернее выглядит его обида на "несправедливые" обвинения. - Чтобы я просил прощения за то, чего не делал?
   - То есть мы возвращаемся к тому, что я лгу? - вкрадчиво поинтересовался Оливер, позволив тонким губам разойтись в злой усмешке.
   - Конечно же, нет! - поспешил заверить сюзерена банн Лиддонс. - Но я настаиваю на том, что меня оклеветали, извратили мои слова, неверно передали вам...
   - Никто ничего мне не передавал, - снова перебил его Кусланд. - Уж своим-то собственным ушам вы позволите мне верить?
   - Но... как... я не понимаю...
   - В галерее было темно, и вы не заметили меня - как, впрочем, и эрл Вулфф. Разговор быстро стал неподобающим, и я счел, что обнаруживать свое присутствие не стоит - этим я только сильнее смутил бы эрла, - он чуть склонил голову, глядя на Ниалла. - Надеюсь, вы простите меня за это, милорд, - только любовник мог рассмотреть сейчас насмешливые искры в глазах принца. - И если вы, банн Лиддонс, - он снова заговорил сухо, - не считаете определение "подстилка" оскорбительным, то...
   - Но я же... Я вовсе не имел в виду! - Барлоу бледнел на глазах.
   - Если вы перебьете меня еще раз, я могу и забыть о том, что это дело касается меня лишь косвенно, - на этот раз Кусланд не стал повышать голос, напротив, выговаривая слова тихо, но четко, заставляя прислушиваться к себе. - Итак, я готов закрыть глаза на то, что вы обвинили меня в супружеской измене нашей дорогой королеве, а заодно и в совращении ферелденского дворянина. Право, я незлобив и незлопамятен, - усталая улыбка принца стала почти миролюбивой. - Но есть слова, которые нельзя просто забыть. Откровенно говоря, я на месте эрла вызвал бы вас на дуэль, - от этой мысли, казалось, он заметно оживился - закинув ногу на ногу, он улыбался и смотрел то на Ниалла, то на Барлоу. - Как думаете, банн Лиддонс, много у вас шансов, если эрл Вулфф вызовет вас на дуэль? Когда в последний раз вы держали в руках оружие? Во время Мора?
   - Я...
   - Хотя нет, погодите, - Кусланд откровенно веселился и не намерен был останавливаться раньше времени. - Во время Мора вы были слишком заняты - охраняли свои драгоценные фермы от голодающих беженцев с юга. Так что скажете,  - его голос снова похолодел. - Вы все еще не хотите принести свои извинения?
   Барлоу молчал никак не меньше минуты, поджав губы и выпрямившись так, точно кол проглотил, и не смотрел ни на одного из своих ночных собеседников. После этого он сухо откашлялся и произнес, не поворачивая головы к Ниаллу:
   - Я приношу извинения за свои слова, милорд. В мои намерения никогда не входило желание оскорбить вас, и я могу заверить, что подобное не повторится.
   Кусланд поморщился - престарелый ловелас даже не постарался добавить в голос хоть немного искренности. Впрочем, принимать или нет такие извинения - решать только Вулффу.

   Невозможно было не заметить, как дернулся, словно от пощечины, Барлоу, когда Вулфф назвал его "стариком". Судя по тому, что достопочтенный банн искренне рассчитывал на внимание молодых мужчин, признавать себя таковым он отнюдь не хотел. Кусланд, хоть и был лет на пятнадцать младше его милости, в этом отчасти его даже понимал. Но не сочувствовал - после того, что пришлось выслушать Ниаллу, тот был вправе использовать любые уничижительные слова.
   Но куда интереснее было наблюдать за любовником. Принц уже понял, что происходящее доставляет Вулффу то же жестокое удовольствие, что и ему, и теперь гадал, как тот продолжит игру, ни на мгновение не допуская мысли, что формальных извинений будет достаточно. Что именно затевает юноша, Оливер пока не понимал, но так и подался вперед, чтобы не пропустить ни слова, когда он подошел к банну Лиддонсу вплотную.
   - Едва ли можно ожидать искренности от извинения, произнесенного под угрозой, - Барлоу снова изображал оскорбленного дворянина, и Кусланд не мог понять, кричать ему хочется или смеяться от непроходимой глупости банна. Владелец жалкого клочка земли, знаменитого своей свеклой и репой, против хозяина одного из шести эрлингов - того, чьим основным промыслом являются бои с дикими горцами. На что он рассчитывал? - Но обвинение во лжи, милорд, звучит почти оскорбительно. Если вы... - он осекся, ощутив прикосновение к плечу, которое, похоже, окончательно сбило его с толку. - Какие рассказы? Какие легенды? Я не понимаю, о чем вы, - всем своим видом банн выражал желание как можно скорее уйти и забыть о пережитом унижении.

   Ниалл не столько даже увидел, сколько почувствовал, как принц подался ближе, и мысленно усмехнулся: за такой подарок любовник заслужил лучшего зрелища, которое только можно себе представить, и надо сполна это зрелище предоставить.
   Хищно улыбнувшись и окончательно сбросив маску любезности, Ниалл подался еще ближе к Барлоу, все еще пытавшемуся сохранить остатки достоинства, пристальнее всмотрелся в его лицо.
   - И в самом деле, - негромко проговорил он. - Тот, кто безвинен и при этом принуждаем пресмыкаться, не может быть искренен. Но вы-то не безвинны, верно, милорд? - светски проговорил Ниалл, поглаживая перстень, а потом презрительно хмыкнул: - Об этой лжи и речь. А что до легенд... - он криво улыбнулся. - Я говорю об обычае метить шельму. Слышали о таком? Или на равнинах его совсем не вспоминают? Мне вот один старый разведчик из предгорий рассказывал, что сам Каленхад так провинившихся отмечал. А теперь, если кто-то солгал на суде, украл у соседа, скотину потравил, его в деревне метят, - Ниалл отступил на шаг, повернул кольцо печаткой вверх, и отсвет свет-камня тускло блеснул на выполненной из обсидиана бычьей голове. - Вот так, - тихо сказал юноша и с силой ударил Барлоу в скулу, так, чтобы резной камень глубоко распорол кожу. - И так, - следующий удар был таким, чтобы второй след крестом лег поверх первого. Придвинувшись вплотную, Ниалл выдохнул банну в лицо: - Меченой шельме на прежней земле не место, - это он тоже когда-то слышал от старого лиса-разведчика и ни за что не подумал бы, что когда-нибудь скажет сам.

   Ниалл сейчас куда больше походил на себя-настоящего, чем на ту версию эрла, которую успели уже узнать при дворе. Дикарь с хищным оскалом, а не любезный аристократ с безупречными манерами. Кусланд эту сторону любовника знал, пожалуй, лучше остальных и каждый раз с жадностью ловил любые ее проявления. И теперь пытался представить, какими глазами на этого хищника с оскаленной пастью смотрит банн Барлоу. Все еще видит в нем "подстилку", красивую игрушку, которую завел себе принц и которую можно у него одолжить на время?
   Первый удар заставил Лиддонса вскрикнуть и попытаться отшатнуться, второй он принял молча, только смотрел на Вулффа до предела расширенными глазами, точно не верил в то, что только что произошло. Рефлекторно зажав ладонью пострадавшую щеку - между пальцев тут же начала струиться кровь - он отошел на шаг и жадно вдохнул, переводя дух.
   - Это... это просто варварство! Ваше высочество, я...
   - Полагаю, это достойная альтернатива дуэли, милорд, - невозмутимо отозвался Кусланд, поднимаясь с кресла и одним этим давая понять, что продолжения не будет.  - Уверен, вы сможете сочинить интересную историю о том, как получили эти шрамы - носите их с гордостью. Они ведь красят мужчину, верно? - он ухмыльнулся, мимоходом подумав - можно ли считать, что и Логэйн "отметил шельму"?
   Барлоу еще несколько секунд похватал ртом воздух, пытаясь отыскать подходящие слова - видно было, что ему не хочется спускать с рук выходку Вулффа. Но сказать или сделать что-либо при принце он не решался. Наконец, коротко поклонившись, он стремительно направился к выходу - появившийся точно из-под земли Леннокс едва успел распахнуть перед ним дверь. Еще до того, как она закрылась за банном, Кусланд приобнял Ниалла за плечи и коснулся губами его виска - и успел увидеть, какой яростью и обидой вспыхнули глаза Барлоу.

совместно с Ниаллом

   Перед глазами все еще стояло зрелище перекошенного лица Барлоу, и лучше этот момент мог сделать только прильнувший ближе Ниалл. Кусланд снова невольно удивился: юноша только сегодня ощутил на себе неприятные последствия связи с ним, но это не изменило его поведение ничуть. Он не пытается держать любовника на расстоянии, не настаивает на предельной осторожности, и даже эту, ненужную в сущности, демонстрацию принял, как должное.
   "Что же с тобой не так, сукин ты сын?"
   - Зато теперь он не будет считать тебя слабым, - равнодушно отозвался принц - при всем желании он не мог считать банна Лиддонса серьезным врагом. Да и к демонам этого банна - есть что-то поинтереснее. Например, оказавшийся теперь совсем близко Вулфф, его поцелуй, пока еще совсем легкий, и его тепло, еще не обжигающее, но уже притягательное. Чувствуя, что любовника потряхивает, Оливер обнял его крепче и коснулся ладонью лица, заглядывая в глаза. - Ты уже достойно отблагодарил меня занимательным зрелищем, - негромко усмехнувшись, он скользнул пальцами по губам Ниалла - как и всегда, они притягивали к себе взгляд. - Но я все же останусь до утра. Пойдем.
   Возбуждение еще не завладело Кусландом, и голова была спокойной и ясной. Даже слишком ясной: поднимаясь по лестнице в спальню эрла, он невольно задавался вопросами, о которых раньше не задумывался. Он привык считать, что ему многое сходит с рук - сойдет и интрижка с Вулффом, пока все ограничивается лишь невнятными слухами. Но раньше он совсем не давал себе труда задуматься о том, что на кону стоит не только его репутация. Ниалл - эрл без году неделя, и если сейчас его запомнят, как "подстилку принца", отмыться от этого клейма потом будет непросто. Он неглупый мальчик, а значит, понял это и сам - вероятно, даже раньше Кусланда.
   "Так какого же демона?"
   От этих мыслей хотелось не то отвлечься, не то напиться. Может, об этом даже стоило поговорить, но Создатель свидетель, принц никогда не был силен в таких разговорах. Проще было махнуть на все рукой, прикрыться Зовом, дарившим едва ли не чувство вседозволенности, и тем, что Вулфф, как ни крути - мальчик взрослый и самостоятельный, и со своими проблемами справится сам. И вместо непростых разговоров обратиться к тому, что у них обоих получается куда лучше.
   Едва за ними закрылась дверь спальни, Оливер снова привлек к себе любовника, обнял его лицо ладонями, но почему-то медлил и вместо того, чтобы поцеловать его, все смотрел и смотрел ему в глаза.
   - Дыхание Создателя! - жесткие пальцы прошлись по высоким скулам и затерялись в темных волосах. - Старый ублюдок, должно быть, совсем выжил из ума, если решил, что я стану делиться таким сокровищем.
   Он сказал это раньше, чем понял, какие слова срываются с его губ, но забирать их обратно было уже поздно.

   Надежда на то, что Ниалл не придаст значения его словам или тактично сделает вид, что не заметил их, умерла, едва Кусланд увидел, как удивленно распахнулись его глаза. Прикусить бы свой болтливый язык, да что толку теперь. Тем более что он и впрямь имел в виду каждое слово, которое произнес, а реакция любовника стоила того, чтобы потерпеть чувство неловкости. Порывистые, слишком откровенные слова, благодарное прикосновение губ к ладони, прямой взгляд - от всего этого становилось почти что больно. И в то же время - принц отдавал себе в этом отчет - ему это было сейчас нужно, так же сильно, как тогда, в Хайевере, когда, казалось, только близость любовника и помогла ему пережить возвращение домой.
   Ниалл задал вопрос, и надо было бы на него ответить, но Кусланд все молчал, рассматривая его лицо и перебирая его волосы. Чувства его сейчас одолевали самые противоречивые. Было здесь и легкое удивление, которое посещало его каждый раз, когда молодой любовник так прямо и бесхитростно давал понять, что хочет его - именно его, и хочет рассудочно, а не поддаваясь животной вспышке похоти. Был восторг от ощущения своей абсолютной власти над ним - ведь и в самом деле, он готов выполнить любое его желание, позабыв о гордости, которую только сегодня так болезненно задели. И была горечь - от неотступной мысли о том, как больно было бы узнать, что его многоопытное высочество купился на старый, как мир, трюк и позволил провести себя, как мальчишку. Он почти хотел, чтобы обман скорее раскрылся, избавив его от этого наваждения.
   И в то же время страстно желал, чтобы никакого обмана не было вовсе.
   Как и прежде, неожиданные признания Вулффа остались без ответа - Оливер не знал, что сказать, а произносить банальные любезности в ответ считал бессмысленным. Вместо этого он стянул кожаный ремешок с волос любовника, позволяя им вновь свободно упасть на его плечи, и просто ответил на вопрос:
   - Тебя.
   Он и в самом деле хотел Ниалла, но совсем не так, как это было еще вечером, во время маскарада. Не было заслоняющей разум страсти, не было обнажившихся во всей своей неприглядности животных инстинктов, не было потребности немедленно удовлетворить свою похоть - любой ценой. Вместо этого было желание - нет, необходимость быть рядом, видеть, слышать, чувствовать. Подобраться так близко, как, возможно, ни к кому и никогда прежде.
   Крючок за крючком раздевая Вулффа, принц то и дело прикасался к обнажившимся участкам его тела губами и пальцами, точно хотел не то запомнить их очертания, не то впитать в себя вкус его кожи. Спешить было некуда и незачем, и он наслаждался каждым этим прикосновением, точно это ему доставались непривычно нежные ласки. Когда же любовник оказался полностью обнажен, Кусланд мягко подтолкнул его к кровати и разделся сам, не отводя взгляда от так и сверкавших в полумраке спальни глаз.
   - А чего хочется тебе? - негромко спросил он, присоединившись к юноше на постели и нависая над ним.
   Даже забавно, как редко они оказывались здесь, обычно довольствуясь другими поверхностями, до которых только успевали добраться, застигнутые очередной вспышкой звериного голода.

   Каждое слово любовника будто прикасалось каленым железом не к коже даже - к оголенным нервам, оставляя на них отчетливый оттиск. Не стоило ему их произносить, а Кусланду - не стоило слушать. Слушать и верить, что он действительно кому-то нужен - не потому, что его можно выгодно использовать, а потому что просто нужен. Слушать и чувствовать, как болезненной иглой впивается в сердце понимание: Ниалл ему тоже нужен. Может быть, не как воздух, без которого невозможно выжить, не как глоток воды, который важнее даже пищи, но как солнечный свет, который любой пасмурный день делает немного лучше.
   Вулфф и был этим светом. Кусланд сам засмеял бы себя, если бы произнес это вслух, и все же это было правдой: с появлением Ниалла жизнь перестала казаться на вкус то пресной, то горькой, из нее исчезли скука и рутина, и принцу больше не казалось, что он доживает время, отпущенное ему Создателем, все самые яркие события и впечатления оставив позади. И какая-то нелепая ирония заключалась в том, что именно теперь жизни ему осталось совсем немного: не годы даже - месяцы.
   Все эти мысли сейчас так отчетливо отражались на обычно непроницаемом лице Оливера, что впору было порадоваться, что любовник так крепко прижал его к себе, избавляя от необходимости смотреть ему в глаза. Вместо этого можно было зарыться лицом в густые темные волосы, жадно вдохнуть их запах и мысленно согласиться с каждым его желанием - он готов был выполнить их все. Кроме последнего. Уйти все равно придется, уйти по-настоящему - не утром для того, чтобы вернуться на следующую  ночь или через несколько дней. Уйти совсем, не оставив после себя ничего, кроме памяти.
   - Не уйду, - тихо солгал Кусланд, понимая, что правда сейчас нужна Ниаллу в последнюю очередь.
   Он хотел добавить еще что-то - может, какую-нибудь непристойность, которая мигом отвлечет любовника, да и его самого собьет с этого пронзительного, словно прощального настроения. Но горло будто удавкой сдавило, и он промолчал, вместо слов отвечая прикосновениями. Ласково поцеловал ладонь, коснувшуюся рубца на щеке, поправил прядь волос, упавшую на лицо юноши, и легко коснулся его губ своими. И от одного этого поцелуя будто разом ожил: может, Зов и заберет у него десять, двадцать, даже тридцать лет жизни, но он не отнимет у него эти месяцы, не отравит их неуместной печалью.
   Поцелуй стал настойчивее, глубже, но по-прежнему не был грубым - ни грубости, ни боли Оливеру не хотелось сегодня совсем. Его ладони заскользили по телу Вулффа уже не так легко и слабо, как прежде, но все еще нежно, пусть эта была и вся нежность, на которую способны были жесткие руки лучника. Огладив бедра любовника, он развел их в стороны и устроился между ними, продолжая тем временем целовать его грудь, шею и плечи. Постепенно спускаясь все ниже, он наслаждался вкусом и запахом кожи юноши, к которым успел уже привыкнуть, но так и не перестал восхищаться. Его молодость, как и прежде, пробуждала в Кусланде желание, но сегодня к нему примешивалось ревнивое собственничество. Все это принадлежит ему одному.
   Поцеловав низ живота любовника, принц уткнулся в него лицом, глубоко вдохнул его запах и глухо застонал от возбуждения. Оно стало только еще сильнее, когда он шире развел бедра Ниалла и замер, откровенно рассматривая его. Горячая ладонь накрыла напряженную плоть, прошлась по всей ее длине, и Кусланд шумно выдохнул, ощущая, как отзывается тело любовника на эту ласку. Ради этого хотелось отодвигать на второй план Зов и усталость, хотелось стараться и по-настоящему доставлять удовольствие, а не только брать свое.
   Подняв глаза на лицо Вулффа, принц коротко усмехнулся, встретившись с ним взглядом, и легко коснулся губами покрасневшей головки. Предвкушение, написанное на лице юноши, понимание, что произойдет дальше - вот что было бесценно, вот что только еще больше подстегивало. Устроив его ноги на своих плечах, Кусланд растянулся на животе и обхватил его член губами, медленно пропуская его в рот целиком.

   Кусланд никогда бы не подумал, что может быть так приятно слышать собственное имя, повторяемое снова и снова то совсем слабым, то срывающимся на стон голосом любовника. Хотя к этому, безусловно, лестному чувству прибавлялось и другое - ощущение, что он уверенно и по доброй воле просовывает голову в петлю. И другой конец этой веревки, стоило это признать, держал в руках именно Ниалл. Чем больше открывался ему юноша, чем безоговорочнее выражал свою принадлежность, тем крепче привязывался к нему принц, не замечая даже, как блекнут для него остальные мужчины и женщины, сливаясь в невыразительную серую массу.
   И только и оставалось, что компенсировать это безграничной властью над любовником, которая позволяла вновь поверить, что все под контролем. Все зависит только от него и его желаний - даже удовольствие Вулффа, которое он может оборвать или превратить в сладкую пытку. Может заставить его умолять или выйти из себя, жадно требуя свое. Может, но не хочет, больше всего сейчас желая и дальше слышать глухие стоны и негромкие возгласы, и снова и снова - собственное имя.
   Ниалл отзывался на неторопливую пока ласку не только голосом, но и телом: Кусланд чувствовал его дрожь, чувствовал, как срывается его дыхание, как он выгибается, точно одним этим движением заменяя свое излюбленное слово "еще". То и дело поднимая взгляд на лицо любовника, он ласкал его все быстрее и настойчивее, то плотно обхватывая губами головку, то впуская в свой рот член так, что он упирался в горло. Прервался он только для того, чтобы облизнуть пальцы: пройдясь по мошонке, они скользнули между ягодиц, но пока только поглаживали, не торопясь толкнуться внутрь. Точно Оливер ждал, чтобы Ниалл сам дал понять, чего хочет дальше.