Траур - не время для праздников, но если праздник - дело едва ли не государственной важности, а устраивается он в королевском дворце, присутствовать там - дело чести и долга для каждого дворянина и, уж конечно, для одного из пяти эрлов. Очень удобное объяснение для того, чтобы объяснить свое появление на Сатиналье любому святоше. Впрочем, даже если бы объяснений не было, это не удержало бы Ниалла от появления на сегодняшнем маскараде. Этому было предостаточно причин: во-первых, обживаясь в столице, ему было просто необходимо посмотреть на дворцовых завсегдатаев в естественных для них условиях и сделать выводы, во-вторых, если вести себя сдержанно, маска станет неплохой защитой даже от чересчур внимательных глаз и, если будет нужно, он наверняка сумеет избежать ненужного интереса к своей персоне, а, в-третьих, вести себя сдержанно совершенно не хотелось. Хотелось музыки, вина, льющегося рекой, танцев, неожиданных, фривольных, а, может быть, и опасных приключений - одним словом, всего того, на что так щедра Сатиналья.
  Не давало покоя Ниаллу и еще одно желание: увидеть посреди всего этого круговорота принца и найти способ разделить подарки Сатинальи с ним. После Хайевера они встречались еще несколько раз, слух об их необычной и странной дружбе уже пополз по столице, и, разумеется, было бы разумно позаботиться о сохранении тайны, но Вулфф полагал, что маски доля осторожности позволят и "подразнить гусей", и сохранить незапятнанными репутацию и герб. К тому же удовольствие оказаться рядом с любовником буквально на глазах у чопорной и правильной ферелденской знати стоило риска.
  Тем не менее, к чему бы Ниалл ни готовился, маскарад во дворце его едва не оглушил: раззолоченная толпа, причудливые маски, блеск драгоценностей, одуряющие ароматы духов - все это наводило на мысль скорее об орлесианских празднествах, чем о привычных ферелденских развлечениях. К счастью, собрался Ниалл прежде, чем угодил в лапы Хайбрен Брайланд, которая открыла на него охоту с тех пор, как он получил титул эрла, и сейчас явно собиралась воспользоваться моментом, чтобы начать новую атаку.
  Глядя сквозь прорези соколиной маски, искусно украшенной перьями, на русоволосую эрлессу, которую мудрено было не узнать даже под личиной дриады, Ниалл думал, что у нее резкий голос и неприятный смех, а мускусом от нее пахнет даже сильнее, чем это прилично, но она изящна и прекрасно танцует, так какое значение имеет все остальное?
  Хайбрен Брайланд подарила ему свой первый танец этим вечером, а потом следующие два и еще один прежде, чем он разглядел в дальнем конце зала "черного лиса". Никакая маска не помешала бы Ниаллу узнать ни эту манеру двигаться, ни посадку головы. Он уже задумался, как бы половчее оказаться рядом, когда толпа вдруг расступилась, музыканты сделали паузу, а потом заиграли модную аллеманду, пришедшую этой осенью не то из Орлея, не то из Антивы. Пары двинулись по залу одна за другой, вовлекая в круг все новых и новых танцоров. Ниалл улыбнулся поверх плеча партнерши "черному лису" и увидел довольную усмешку Хайбрен: похоже, она не сомневалась, что улыбка предназначена ей.

Один круг, второй, третий - и с каждым новым плавная аллеманда становится все быстрее, все сильнее кружит голову, как будто это и не танец вовсе, а хорошее крепкое вино, туманящее мысли и так подталкивающее к рискованным подвигам и предосудительным выходкам.
  Хайбрен все говорила и говорила, Ниалл слушал и не слушал, следя только за тем, чтобы не отвечать невпопад, неопределенно улыбался, когда заходила речь о "выгодных союзах блестящих семей", а сам снова и снова искал взглядом "черного лиса" и лукаво щурился, встречаясь с ним глазами. Постепенно стало казаться, что это отдельная игра, которая дополняет танец и понемногу становится интереснее его самого.
  Многоголосый шум бального зала оглушал и опьянял и, отвлекшись на него, Ниалл на мгновение потерял принца из виду, а когда попытался высмотреть его снова, увидел, что его высочество приближается к танцующим, ловко лавируя сперва между беседующими придворными, а потом и между увлеченными аллемандой парами. Он будет танцевать? Найдет возможность оказаться в танце рядом? Можно будет продолжить игру и прибавить к ней что-нибудь, еще более интересное и острое? Ниалл сам не заметил, что следит за принцем ярко загоревшимися глазами, покусывая губу от нетерпения. Только особенно нежные, какие-то воркующие интонации в голосе партнерши напомнили ему о необходимости держать лицо: Хайбрен явно приняла перемену в молодом эрле на свой счет, а подавать ее светлости ложную надежду было бы очень опрометчиво.
  Едва Ниалл вернул себе самообладание, как произошло то, что едва снова не выбило его из колеи. На секунду Ниаллу подумалось, что это шутка или он ослышался, и этой секунды хватило, чтобы оказаться пойманным без возможности вырваться и сделать эту сцену приличной: если он сейчас дернется, то, что пока кажется сомнительным и не совсем подобающим, станет непристойным. Если он сейчас дернется, наверняка пропадет такая чудесная игра, от которой по всему телу так и расходятся волны жара. Ниалл улыбнулся шире и крепче сжал руку Кусланда. Быть ведомым было странно, но с Оливером ведь так естественно, естественнее некуда.
- Нужно, - в тон Кусланду отозвался Ниалл, беззвучно усмехаясь. - Я почти погиб: ее светлость собирается за меня замуж, - он негромко хмыкнул, а потом продолжил уже другим тоном, не переставая, впрочем, улыбаться: - Смотри,  видишь, как они смотрят? Чувствуешь? Я даже спиной чувствую. Мне кажется я слышу их мысли и знаю завтрашние разговоры, - и все-таки, что бы Ниалл ни говорил, ни сплетни, ни угроза репутации не были сейчас на первом месте, возможность поиграть и подразнить значила куда как больше. Он придвинулся чуть ближе и проговорил Кусланду на ухо: - Как думаешь, меня узнали? Многие? - и усмехнулся, озаренный новой идеей: - Распусти мне волосы, - и в этот момент музыка грянула громче, и аллеманда окончательно превратилась в танец стремительный и затягивающий в свой круговорот хуже омута.

На секунду Ниалл поверил, что слова принца - вовсе не шутка, и даже маска не смогла скрыть то, как по-волчьи вздернулась верхняя губа молодого эрла, будто он готов при всех вцепиться в глотку его королевскому высочеству, чтобы заставить подавиться сказанным. Рука сжала ладонь партнера намеренно грубо и сильно, словно для того, чтобы причинить побольше боли, но уже в следующую секунду Ниалл лукаво улыбнулся и, выполняя очередную фигуру танца, откликнулся вполголоса:
- В самом деле, ваше высочество? - смех звучал в его голосе едва заметно. - А вы отважный человек, если вспомнить, сколь многие говорят об удручающей склонности сэра Рэймонда оттаптывать партнером ноги в танце и блестящей способности собирать срамные болезни целыми букетами. Болтают, будто последнюю он привез из Антивы и все еще никому не подарил. Хотите стать счастливым обладателем? - последнюю фразу Ниалл почти промурлыкал, приблизившись к партнеру в танце.
  Это выглядело не просто неподобающе - совершенно неприлично, почти непристойно, еще немного - и даже распущенность Сатинальи перестанет их извинять. Это должно было его возмущать или хотя бы тревожить, но Ниалл только с каждым шагом и каждой секундой все больше втягивался в игру и все сильнее хотел раздразнить чопорное общество, сейчас взиравшее на них ошарашенно и скандализованно.
  Интересно все-таки, узнают ли его? Что станут говорить? Посмеют ли что-нибудь сказать ему в лицо? И что донесут королеве? Мысль о том, каково будет услышать об этой Сатиналье "фермерше" и как вытянется ее бледное лицо, отчего-то доставляла молодому эрлу особенно острое удовольствие.
- Эрлессе придется питаться мечтами, - Ниалл усмехнулся, щурясь сквозь прорези маски и едва заметно вздрагивая от близости принца. - И слушать печальные истории о моем трауре, если она и в самом деле нанесет мне все визиты, которые пообещала, - выполнять роль дамы в танце было немного не по себе, и в следующем шаге он едва не ошибся, в последний момент восстановив ритм. В эту же секунду с волос соскользнула лента, и Ниалл тряхнул головой, позволяя им в беспорядке рассыпаться по плечам. - Тем лучше, если не узнают, - шепнул он Кусланду. - Тем больше причин... поиграть. Давай ошарашим их еще сильнее, пусть болтают до Первого дня. Лисы ведь играют с добычей, прежде, чем... сделать с ней еще что-нибудь, верно? - на секунду Ниалл прижался к принцу особенно близко, а потом, повинуясь музыке, вывернулся у него из рук, щелкнул каблуками и двинулся вперед один: следующие три такта один партнер должен следовать за другим, и, только когда голос флейты взлетит над остальным оркестром, сможет вернуть потерю в свои объятия.
  Ниалл улыбался из-под птичьей маски, открывавшей только губы, и чувствовал, какими взглядами его провожают все, кто следит за этим скандальным танцем.

Смех принца все еще звенел у Ниалла в ушах, а согласие "поиграть" отзывалось внутри каким-то горячим, сладким предвкушением, будто ему пообещали рискованную и увлекательную авантюру, и не за горами момент, когда можно будет с головой нырнуть в нее в отличной компании. Теперь музыка гнала его вперед, он подчинялся каждому такту, выстукивая ритм, а сам то и дело оборачивался в танце так, чтобы видеть тяжелый взгляд, следивший за ним сквозь прорези лисьей маски. И ни на секунду не переставал улыбаться.
  Наверное, многие сейчас сочли бы, что молодой эрл забылся, что он не помнит, сколько недобрых цепких взглядов на него направлено, какая хищная толпа за ним наблюдает и с каким жадным нетерпением она ждет, что он ошибется и оступится, и эта ошибка отзовется ему не только в танце. Ниалл помнил, физически ощущал каждый взгляд и почти слышал шепот, летевший ему в спину. Ему даже не было безразлично, что думают и говорят о нем сейчас окружающие, но останавливаться или сдерживаться он не хотел: это было сейчас все равно, что проверять на прочность и себя, и окружающих, и он собирался уяснить расклад, даже несмотря на туман, все больше дурманивший голову, и жар, так и пробиравший разгоряченное танцем тело.
  Флейта приказала партнерам вернуться друг к другу, и Ниалл, оказавшийся в объятиях принца, на секунду тесно прижался к нему.
- Хочу тебя, - эхом откликнулся он, и его голос почти слился с музыкой, зазвучавшей чуть громче.
  Рука Кусланда, которой Ниалл сейчас касался только кончиками пальцев, казалась горячей, и трудно было отделаться от ощущения, что в зале так жарко, что впору распахнуть дублет. Вот только стоило оказаться рядом с принцем, как стало в два раза жарче: Ниалл словно в огонь ступил, услышав слова любовника. По телу прошла едва заметная дрожь, но любезная светская улыбка, которая и должна сопровождать танец на королевском балу, с губ юноши не исчезла.
- Хочу! - выдохнул он в ответ, когда принц снова прижал его к себе, стал можно даже сквозь одежду почувствовать жар его тела. - Хочу кончить тебе в рот. Хочу, чтобы ты глотал, - музыка не спешила их разлучать, зато заставила очень близко сойтись с отважной парой, все еще не прервавшей танец и оказавшейся поблизости. Ниалл на секунду смолк, а потом продолжил, все так же улыбаясь: - Хочу встать перед тобой на колени... и чтобы ты меня отодрал спереди и сзади. Хочу прямо сейчас, где-нибудь в темном углу, пока здесь танцуют, - пришлось разойтись, но, едва вернувшись, Ниалл совсем тихо выдохнул принцу на ухо: - Хочу, чтобы ты загадал мне желание. Любое... мой принц, - и, тихо рассмеявшись, он снова отступил на несколько шагов, а потом еще дальше, когда музыка сменила ритм на чуть более медленный.

От возбуждения и усилия, которое приходилось прикладывать, чтобы его обуздать, судорогой сводило мышцы, от картин, которые сами собой всплывали в мозгу, шла кругом голова. Ниалл почти видел то, чего так страстно сейчас желал - как, прервав быстрый, но вполне благопристойный танец, принц раздевает его на глазах у потрясенных придворных, как берет свое, как заставляет его опуститься на колени. Каким чудом молодому эрлу, почти потерявшему голову от собственных фантазий, все еще удавалось держать лицо и не ошибаться в танце, было непонятно даже ему самому. Он следовал за музыкой, старательно следя за ритмом, и только по тому, как тяжело вздымалась его грудь, было заметно, сколько сил отнимает этот неожиданно напряженный и горячий танец, который все больше напоминал вступление к фехтовальному поединку.
  Когда они снова сошлись вплотную, Ниалл едва не задохнулся от того, с какой силой руки принца сомкнулись у него на талии. Подумал о том, какие заметные останутся синяки, и удовлетворенно улыбнулся: каждый след - лишнее напоминание. Несколько секунд он медлил с ответом, решая, чего хочется больше - признать свою принадлежность в очередной раз или подразнить насмешливого принца. А когда все-таки выбрал, негромко откликнулся:
- В самом деле? Ваше высочество может? - сомнение и сдержанный смех вполне отчетливо прозвучали в голосе, а любезная улыбка так и не сошла с губ молодого эрла. - Может пригодиться, - еще тише произнес он.
  Музыка стихла, а наваждение так и не отступило до конца. Оно оказалось таким сильным, что на мгновение Ниалл даже замешкался и только потом отвесил партнеру ответный церемонный поклон. А потом едва заметно кивнул, услышав распоряжение принца.
  Вокруг смеялись, перешептывались, приглашали на танец и отвечали на приглашения, на хорах настраивались менестрели - Ниалл не слушал: он лавировал между придворными, разыскивая Кусланда, и ускорил шаг, когда увидел, как лисья маска скрывается за дверью, ведущей в украшенную охотничьими гобеленами галерею. Еще несколько шагов - и зал остался позади. Ниалл толкнул дверь и, не дожидаясь, пока глаза привыкнут к темноте, шагнул через порог.
  Кусланда он сразу не увидел, но почувствовал его присутствие физически и тут же негромко подал голос:
- Я нашел тебя, лис, - в галерее, в противоположность бальному залу было совсем тихо, и не хотелось эту тишину нарушать.

Ниалл только выдохнул, резко и беззвучно, когда его с силой толкнули к стене. Впору бы насторожиться в этой темноте, хотя бы усомниться, что прикасается к нему действительно тот, ради кого он пришел, и это проявление страсти, а не нападение. Впору, но он не то что в полумраке - с завязанными глазами узнал бы его королевское высочество, и сейчас только усмехнулся, почувствовав знакомое тепло рядом.
  Прерывисто дыша и едва заметно вздрагивая от нетерпения, он потянулся навстречу прикосновениям Кусланда, слегка прикусил пальцы, приоткрывшие ему губы, а потом обнял любовника за плечи и притянул ближе к себе. Принц был прав от первого до последнего слова: надо быть безумцем, одержимым желанием, чтобы решиться удовлетворять свою похоть в двух шагах от гомона королевского маскарада. Надо послать к демонам собственное доброе имя или вовсе испытывать несвойственное человеку равнодушие к общественному осуждению и последствиям, которыми оно может быть чревато. Ниалл и был безумцем во всем, что касалось Кусланда, а еще он почти не сомневался, что, если ему хватало ума и ловкости, чтобы выигрывать в светские игры дома, он не оплошает и когда ставки поднимутся, здесь, в столице.
  А потом все мысли будто стерлись, и осталось только задохнуться поцелуем любовника и отвечать на него, требовательно и жадно, как будто они долгие недели не были вместе и не могли прикоснуться друг к другу. Ниалл зарылся пальцами в волосы принца, притягивая его голову ближе, прикусил любовнику губу почти до крови, а потом еще сильнее, и хрипло, приглушенно застонал, когда руки Кусланда стали скользить по телу.
  Каждое прикосновение высекало новую искру, и хотелось, чтобы их было как можно больше, чтобы они раз за разом становились грубее и жестче: казалось, что только так можно утолить разгоревшийся внутри голод, добраться до настоящего удовольствия, того, к которому Ниалл сейчас так жадно тянулся. Он то путался подрагивающими пальцами в крючках своего дублета, то дергал шнуровку бриджей, пытаясь и не затянуть ее в узел, и не разорвать так, чтобы невозможно стало привести одежду в порядок, когда этот сумасшедший порыв их отпустит.
  Когда не хватило воздуха, Ниалл отстранился, широко улыбнулся принцу и, наконец, справился-таки с дублетом. Полы разошлись в стороны, а юноша снова прижался вплотную к любовнику.
- Ты еще даже не знаешь, насколько безумный, - зашептал он в самое ухо принцу, изгибаясь и всем телом потираясь о него. - Я слишком жесткая дичь, чтобы меня разорвали гиены, - под пальцами разошлась шнуровка, - такая по зубам лучшим гончим. И лисам, - он беззвучно рассмеялся. - Не знаю, когда не станет... Но пока мы оба здесь - бери. Сейчас, здесь, - и снова получилось так, как будто он приказывает любовнику.
  Бесцеремонно распустив шнуровку на бриджах Кусланда, Ниалл скользнул за пояс рукой и сильно сжал напряженную плоть: он хочет все и немедленно, ему надоело ждать, и плевать, кто может помешать.

Неожиданные слова. Ниалл и подумать бы не мог, что услышит что-то подобное в такой момент, и на секунду от щемящей, почти болезненной нежности перехватило дыхание. Он замер, попытался заглянуть принцу в глаза сквозь прорези маски, но полумрак сделал свое дело, и увидел он только оскал, которым Кусланд откликнулся на просьбу любовника, так сильно похожую на приказ.
  Слушаться рук Кусланда было естественно, как дышать, и уже совсем привычно. Повинуясь им, Ниалл развернулся лицом к стене, а потом оперся о холодную мраморную стену и прогнулся в пояснице, так, чтобы сильнее открыться любовнику. Его слегка трясло от нетерпения и предвкушения, тело так и пробирало дрожью, одновременно тревожной и сладкой. Они оба торопятся, Оливер хочет его и нисколько желание не сдерживает, он явно не собирается даже тратить время на подготовку - будет быстро, грубо и наверняка больно. Ниалл прерывисто вздохнул, ловя себя на том, что хочет этой боли не меньше, чем удовольствия, которое она будет сопровождать, а потом негромко застонал от нетерпения и возбуждения, так и горевшего внутри. Рука Кусланда накрыла его рот, и Ниалл усмехнулся в горячую ладонь: так хорошо, так правильно, если сейчас его не заткнуть, он к демонам разнесет криками весь дворец. Упираясь в стену уже обеими руками и чувствуя прикосновение напряженной плоти любовника, юноша прогнулся еще сильнее, а в следующую секунду шепот любовника грубо вырвал его из жаркого марева, в котором он уже тонул с головой.
- Идет?.. - непонимающе переспросил Ниалл, испытывая острое разочарование от того, что горячее тело, прижимавшее его к стене, отстраняется. И уже через мгновение встряхнулся: не время теряться и терять голову.
  За те секунды, что принц потратил, чтобы задуть свечу и отступить в темноту, Ниалл поспешно затянул шнуровку на бриджах и почти до ворота застегнул крючки на дублете. Оставалось только поправить маску и восстановить безнадежно сбившееся дыхание, и если с первым было справиться легко, второе стоило ему немалого труда.
  Вошедшего Ниалл не узнал, только определил по манере двигаться, что незнакомец не слишком молод, а по темным драгоценным камням на маске, вспыхнувшим в свете единственной свечи - что он наверняка может похвалиться немалыми средствами. И кем бы он ни был, оставалось надеяться, что он вышел сюда остыть, поскольку был чересчур разгорячен балом, и уберется уже через пару минут.
  Ниалл скрестил руки на груди, глядя в окно на огни и крыши вечернего Денерима.
- Жаркий вечер, милорд, даром что зима наступила, - он улыбался и говорил так любезно, будто очень хотел расположить к себе собеседника. - Решение двора о большом маскараде в такое время все-таки блестящая идея, - теперь незнакомец может поддержать недолгий светский разговор и уйти, как только иссякнут подходящие похвалы августейшей чете, или, пробурчав невнятное одобрение, раствориться в темноте уже сейчас. Ниалл, которого все еще трясло от неудовлетворенного желания, предпочел бы второе.

Похоже, ему попался любитель пустопорожней светской болтовни, от такого не отделаешься несколькими вежливыми фразами, он наверняка отцепится только тогда, когда вдоволь насладится звуком собственного голоса. Ниалл едва не застонал от досады при мысли о том, чем оборачиваются и без того краткие минуты, которые они с Кусландом для себя урвали. На секунду искушение спровадить незваного собеседника в самых что ни на есть грубых, а то и угрожающих выражениях стало таким сильным, что он едва ему не поддался, пришлось напомнить себе, как важно держать лицо и чего может стоить опрометчивое потакание собственным желаниям.
- Не стоит извинений, приятно разделить уединение с интересным собеседником, - с легкой улыбкой отозвался Ниалл, поглядывая на "виверна" сквозь прорези маски. - Тем более в веселый вечер: ничто так не придает нам сил, чтобы побеждать в боях или достойно сносить скорби, как пережитое до того веселье.
  От трескучего светского словоблудия сводило скулы. Ниалл всегда чувствовал себя уверенно, когда надо было вот так молоть языком, заговаривая зубы или зарабатывая чье-нибудь расположение, и мог бы даже получить удовольствие от того, что у него сейчас даже не один слушатель, если бы со слушателем-невидимкой не хотелось заняться делом интереснее любых разговоров.
  От досадливых размышлений отвлек голос "виверна", который почему-то вдруг перестал быть светски любезным и сделался негромким, неожиданно интимным. Удивленно взглянув на собеседника снизу вверх, Ниалл заметил странную лукавую улыбку, то, как незнакомец шагнул ближе, почти неприлично близко - и разом подобрался. Какого демона происходит? На моралиста, желающего напомнить ему о правилах хорошего тона, этот "виверн" непохож. Тогда в чем дело? Это завуалированная угроза? Он хочет намекнуть, как дорого выскочке-провинциалу могут стоить при дворе такие шалости? А, может быть, все проще, этот сладкоречивый господин - обыкновенный вымогатель, и дальше разговор свернет на звонкие соверены? Что ж, в любом случае стоит помочь ему остыть.
- У соколов обычно крепкие крылья, милорд, они способны помочь им поймать ветер и ускользнуть от любого нерасторопного хищника, пусть и грозного. А их клювы, говорят, острее кинжалов, - по-прежнему улыбаясь, Ниалл отступил на шаг, чтобы снова увеличить расстояние между собой и собеседником. - Боюсь, мне трудно увидеть безрассудство в танце. Это ведь Сатиналья - самая яркая ночь в году, время шалостей столь же непривычных, сколь и безобидных, никто не вспоминает о них поутру, - и он беззаботно пожал плечами, будто и не был напряжен, как до предела перетянутая тетива.

Итак, судя по рассуждениям об опасных хищниках, его партнер по танцу узнан. Интересно, этот неожиданный навязчивый собеседник пришел пугать? Или, дав понять, что знает, с кем видел "сокола", назовет цену своего молчания?
- Быть может, сокол просто не увидел в лисе угрозы и не счел его опасным для себя, - Ниалл скрестил на груди руки, как будто щит выставил между собой и собеседником. - Птицы летают высоко и нередко не слишком следят за грызней волков и лис, медведей и вивернов, - на губах у него снова появилась улыбка, все еще любезная, но уже значительно более холодная: все меньше хотелось продолжать этот состоящий из иносказаний разговор.
  Ниалл отвернулся было к окну, всем своим видом давая понять, что сыт светскими беседами и предпочел бы остаться один. Когда незнакомец снова, как ни в чем не бывало, подался ближе, юноша так и замер: от "виверна" неуловимо пахло чем-то сладким, его дыхание рядом казалось слишком жарким, и трудно было подавить искушение резко отстраниться вопреки всем правилам вежливости. Будто бы невзначай оброненное "ваша светлость" заставило обернуться. Ниалл бросил на незнакомца цепкий испытующий взгляд, пытаясь понять, узнал тот его, льстит высоким титулом или и вовсе принимает за кого-то другого, хотел ответить, но так и не смог вымолвить ни слова, пораженный тем, что произошло дальше.
  Вот, значит, как. Получается, так и выглядит первая плата за рискованные игры? Это его первая гиена из тех, о которых говорил Кусланд? Интересно, насколько труднее схватки с ними по сравнению с горными волками?
  Прикосновение к плечу, а потом и к лицу заставило вздрогнуть всем телом. На секунду замутило, словно его отметила грязным следом какая-то противоестественная, скользкая тварь, а потом в груди вспыхнула холодная и вместе с тем какая-то дикая злость. На старого ублюдка, который посмел подумать, что у него есть право на нечто подобное. На то, что Оливер совсем рядом и может любоваться тем, как его снисходительно треплют, словно остроухого лакея, только что за ухом не чешут. На себя, за то, что не понял сразу, к чему все идет.
  Выше подняв в голову, Ниалл стряхнул руку "виверна" и резко отстранился.
- Боюсь, милорд, вы забываетесь, - голос Ниалла стал так холоден, что оконное стекло должно было бы покрыться морозным узором. - Должно быть, бренди сегодня за ужином был слишком крепким. Сейчас прекрасный момент вспомнить, что вам было жаль нарушать мое уединение, и, если вы сделаете это быстро, мы разойдемся не врагами. Этот шанс лучше использовать, - он улыбнулся, но ни тени симпатии или прежней любезности в этой улыбке не было.
  Ниалл сейчас никак не мог решить, сожалеет о правилах, которые нельзя нарушать в королевском дворце, или радуется им, потому что только они и удерживали его от жестокого убийства.