Каждый новый удар приводил Кусланда в какой-то болезненный, ненормальный восторг. Должно быть, если бы Ниалл решил сейчас не просто бить его, а убить, принц и не попытался бы его остановить. Чем больше физической боли он испытывал, тем больше удавалось отвлечься от боли, которую причинило ему это возвращение домой. Но ее все еще оставалось слишком много, и все, чего ему хотелось - это чтобы все новые и новые удары обрушивались на него, вдребезги разбивая пустую оболочку по имени Оливер Кусланд.
   Во рту ощущался привкус крови, она же стекала по щеке из распоротой скулы, и перед глазами то и дело появлялись красные круги, но Кусланд по-прежнему не сопротивлялся, принимая удары покорно, как тряпичная кукла. А когда Вулфф закончил и отстранился от него, небрежно стер кровь с лица рукавом и медленно сполз вниз по стене - ноги его больше не держали.
   Услышав вопрос любовника, так иронично совпавший с тем, что немногим раньше задавал ему он сам, Оливер рассмеялся хриплым каркающим смехом, в котором теперь не было безумия, только непомерная усталость, и поднял на него взгляд.
   - Пожалуй, хватит, - сплюнув собравшуюся во рту кровь на пол, он ощерился. - Злишься? Конечно, злишься. Налюбовался во всей красе. Рассмотрел, наконец, Героя, мать его, Ферелдена, - принц насмешливо фыркнул. - Выглядит не слишком героически, да? Подождешь до завтра или уедешь прямо сейчас? - даже сейчас светский тон его высочеству удался и был тошнотворно любезным. - А, впрочем, мне все равно, я тебя не держу, - он неуклюже взмахнул рукой, точно отмахивался от Ниалла, и попытался опереться о стену, чтобы подняться. - Где-то здесь у меня была припрятана еще одна бутылка бренди...

   Вулфф по-прежнему отказывался делать то, чего от него ожидали, вот и теперь - не воспользовался возможностью уйти, остался. И почему? Кусланд смотрел на любовника с подозрением, снова пытаясь разглядеть в его глазах жалость или сочувствие, но не преуспел - сейчас он с трудом мог рассмотреть его лицо, что уж говорить о его выражении. Хотел было и правда добавить "пару умных мыслей", но умолк, когда Ниалл принялся обтирать его лицо. Это было странно и вдруг напомнило принцу о их первой встрече в горах: с такой же осторожностью юный банн (тогда еще банн, не эрл) занимался его раной.
   - Заживет, - вяло отмахнулся он от вызывающей странное, неуютное чувство заботы. - На мне все заживает, как на с-собаке... А где моя собака?
   Тарьена он и в самом деле не видел еще с ужина, но особо не переживал - пес, должно быть, в обычной своей манере улучшал здешнюю породу. Просто удержать при себе хоть одну мысль и не озвучить ее оказалось невозможно. Когда Вулфф поднял его на непослушные и совершенно бесполезные ноги, Оливер снова попытался протестовать и бормотать что-то о бренди и о том, что это он сейчас разобьет голову наглому мальчишке. Оказавшись же уложенным на кровать, тут же прикрыл веки и уже не смог их разлепить.
   - Уверен, ты не так представлял себе эту ночь... А, ты же все равно не скажешь правду. Все лгут. Если даже она... - его бормотание звучало все более и более неразборчиво, но одна фраза оказалась вполне внятной - он произнес ее, цепко ухватив раздевавшего его Ниалла за запястье. - Узнаю, что ты тоже мне лжешь - убью.
   Это последнее усилие, видимо, окончательно лишило его сил, потому что он мгновенно провалился в тяжелый, полный дурноты и скверных видений, сон. В нем оказалось, что мать на самом деле жива и все эти годы скрывалась от него, а теперь сговорилась за его спиной с Анорой. Под конец сна он уже был прикован к дыбе, и все тело болело и ныло, а потом все закрыло неприятно улыбающееся лицо Ниалла, который держал в руке поблескивающий от яда кинжал...
   Кусланд проснулся с глухим не то рыком, не то вскриком и первым делом потянулся за оружием, но рядом его не оказалось. Зато обнаружился Вулфф, спавший в кресле, а еще мгновением позже - тошнота такой силы, что принц рывком, от которого мгновенно загудела голова, подхватился с кровати и кинулся на балкон.
   После того, как его вывернуло на любимые гортензии тэйрны Милены, стало немного легче, но Оливер не торопился уходить обратно в спальню, только закрыл глаза, позволяя холодному воздуху пробрать его насквозь. Босые ноги чувствовали холод камня, голая грудь и спина покрылись мурашками, но он так и стоял, вцепившись в балюстраду и ощущая, как окончательно уходит вчерашний хмель. Разум прояснялся, и очень скоро он смог различить, что рассвет уже давно наступил, а откуда-то из сада доносятся голоса и веселый смех - это играли дети сиятельной четы Кусландов. Опершись локтями о балюстраду, принц наблюдал за ними, от души жалея, что похмелье не подарило ему свой щедрый дар забвения.

   - Бывали у меня утра и похуже, - так же глухо и негромко отозвался Кусланд, когда его относительное уединение было нарушено. - Хотя и не много, - на Ниалла он не смотрел, как и на дублет рядом с ним. Принца немного трясло, но он знал, что холод здесь не при чем - еще один привет от похмелья. - Нет. Может, позже. Я сам.
   От вчерашней разговорчивости не осталось и следа, и Оливер снова был закрыт и холоден. Раскаяния за брошенные вчера брату, Милене и даже Вулффу в лицо слова он не испытывал, сожаления тоже. Он вообще ничего не испытывал - ему было никак.
   Надо было, наверное, свернуть на этом необязательный обмен утренними любезностями и спровадить Ниалла - хотя бы из своих комнат, раз уж не получалось из своей жизни, - но Кусланд все смотрел и смотрел на играющих детей. К счастью, сами они были слишком увлечены игрой, чтобы поднять головы и заметить похожего на вурдалака "дядю Оливера", но он не мог отвести от них глаз. И в его взгляде не было ничего, похожего на то умиление, которое обычно вызывают чужие дети, скорее походило на то, что он пытается что-то представить, наблюдая за ними. Неожиданно для самого себя он заговорил:
   - В день, когда Хоу напал на замок, Фергюс увел войско Хайевера на юг, где король Кайлан собирался дать отпор орде порождений тьмы. Когда в Остагар прибыл я, мне сообщили, что он ушел в Дикие земли с отрядом на разведку и так и не вернулся. О нем не было вестей почти год, и я считал его погибшим, - он выдержал паузу, точно выверяя интонацию, с которой произнесет следующие слова, но получилось все так же ровно: - А себя я считал тэйрном. Всю свою жизнь я знал, что Хайевером будет править мой брат, и думал, что вполне сжился с этой мыслью. Но когда мне сообщили о том, что он пропал, я... обрадовался, - это слово сопровождалось кривой усмешкой, но Оливер по-прежнему не смотрел на собеседника. - На какое-то мгновение, но все-таки. У меня забрали семью, но у меня хотя бы оставался дом. Все это могло бы быть моим. Моей землей. Моими детьми. Моей жизнью. Так скажи мне, Волчонок, - он все-таки повернулся к Ниаллу, и на его разбитом лице дрогнула проступившая возле глаза жилка, - что можно сказать о человеке, который испытал радость, узнав о смерти брата?

   Есть вопросы, на которые не хочется получать ответы. Иногда потому что они до дрожи пугают тебя, иногда - потому что сам уже давно дал себе этот ответ, и никакие другие не смогут его отменить. Что бы ни сказал сейчас Ниалл, это не смогло бы изменить того, что сам Кусланд думал о себе, но он все равно хотел услышать его слова.
   Высказывания о грехе и чести заставили его только усмехнуться под стать Вулффу, но ухмылка быстро исчезла с его лица. Оно не было мрачным сейчас, скорее пустым и невозможно усталым, как будто со вчерашнего вечера принц постарел еще на десять-пятнадцать лет. Ему казалось, что у него из-под ног выбили почву, на которой он и без того стоял не очень уверенно, и теперь он просто не знал, на что ему опереться.
   - Мы с Фергюсом никогда не были близки, это правда, - кивнув, Оливер снова отвернулся, рассматривая обширный внутренний двор у себя под ногами. - Слишком разные. Он - ум, честь и совесть рода, а я... - он запнулся, живо вспомнив прозвучавшие вчера слова Фергюса: "Она этого не заслужила". Сказано ли это было сгоряча,  или это правда, и будь тэйрна Элеанора жива, ужаснулась бы и устыдилась того, во что превратился ее младший сын? - Но он - единственное, что осталось от моей семьи, разве мог я... - помолчав немного, он добавил тихо: - Этим я опорочил бы их память.
   Ответить на вопрос Ниалла оказалось даже тяжелее, чем задать свой, и Кусланд надолго умолк. Вглядывался в бледное, словно выцветшее осеннее небо, пока не ощутил резь под веками, и наконец кивнул:
   - Да. Каждый раз. Думаю о жизни, которую не прожил и уже не проживу. Поэтому и бываю здесь нечасто.
   Настроение и без того было похоронным, а стоило принцу подумать о том, чтобы спуститься вниз, снова увидеть брата и его жену, и его совсем перекосило, а желание продолжить вчерашние возлияния или даже удвоить их заявило о себе с новой силой. Хотелось оказаться подальше отсюда и в то же время - не хотелось оставаться одному. Взгляд Кусланда обратился к величавому морю, которое виднелось дальше, за стенами замка, и он негромко спросил:
   - Ты когда-нибудь ходил под парусом? Погода располагает к морской прогулке, и я хочу взять свой старый баркас. Команда на нем не нужна, можем справиться вдвоем, - он посмотрел на Вулффа, с неохотой признаваясь самому себе, что молодой любовник был единственным, чье общество он сейчас согласен терпеть. - Что скажешь?

   Стоило в который раз отдать Вулффу должное - он знал, когда нужно промолчать. И даже то немногое, что он все-таки сказал, не было пропитано столь ненавистной Кусланду жалостью. Он никогда не жалел себя сам и не хотел, чтобы этим занимались другие. Ему захотелось выговориться, и Ниалл выслушал его - и все, и хватит на этом.
   - С этим справится даже ребенок, - усмехнулся он в ответ на слова Вулффа. - Собственно, я и был ребенком, когда меня учили управлять баркасом, - о том, что тогда же, то есть в двенадцать лет, он в последний раз и ходил под парусом, принц решил умолчать. В конце концов, это же просто, и разве можно разучиться? - Урок номер один, матрос: не старайся - выполняй, - сжав ладонью плечо любовника, он отстранился и направился обратно в спальню. - Дай мне час, и встретимся у главных ворот. Надо привести себя в порядок - от меня несет, как от свиньи.

   Ровно через час Кусланд был уже в седле: может, вид у него был и не самый свежий - его высочество не соизволило даже побриться - но из последствий вчерашних возлияний остались разве что ссадины и кровоподтеки на лице. Дожидаясь Ниалла, он разговаривал с псом, который внимательно слушал, склонив голову на бок.
   - Не в этот раз, старина, - покачал головой принц, и Тарьен негромко заскулил. - Если ты вздумаешь тонуть, я тебя не вытащу - ты слишком тяжелый, - возмущенный лай. - Я не хочу сказать, что ты толстый!.. О, вы уже здесь, ваша светлость, - похоже, к Оливеру вернулся обычный насмешливый тон, и на лице его, когда он повернулся к появившемуся Вулффу, была обычная же ухмылка - он просто дразнил любовника. - У нас все еще есть шанс ускользнуть незамеченными сиятельным тэйрном, так что поторопимся.
   Путь оказался недолгим, и уже через пятнадцать минут они были на небольшой пристани. Здесь не найти было огромных торговых или военных кораблей - только рыбацкие и прогулочные суденышки. Кусланд перекинулся парой слов со смотрителем и вернулся к Ниаллу, чуть морщась.
   - Оказывается, мой старый баркас уже давно приказал долго жить. Но он даст нам другой. В конце концов, они ведь все одинаковые, верно?.. - всего на мгновение в голову Оливера закралась мысль, что эта прогулка - не такая уж и хорошая идея, но он тут же отбросил сомнения. Ему это было нужно. - В любом случае, море сегодня спокойное, а мы не станем отходить далеко от берега, - наконец заключил он и кивнул, когда смотритель перекинул мостки, чтобы они могли взойти на небольшое одномачтовое судно. - Прошу на борт!

   Как и надеялся Кусланд, руки быстро вспомнили давно не использовавшиеся навыки, и очень скоро баркас уже шел по ветру, рассекая волны и все больше отдаляясь от берега. О своем обещании не уходить далеко в море принц благополучно забыл, едва убедился, что все складывается как нельзя удачно. Даже осень, всегда более мягкая в этой части Ферелдена, радовала их не особо холодным днем, а ветер не пытался швырять судно из стороны в сторону.
   Нельзя было сказать, что вся юность Оливера прошла на море, и все же оно успокаивало его, позволяло испытать чувство свободы, оторванности от всех тревог и забот, которые, казалось, остались на берегу и на эти несколько часов потеряли значение. Подставляя лицо морскому ветру, он улыбался, и в этой кривой улыбке было куда больше удовлетворения, чем горечи.
   Вулфф оказался понятливым и исполнительным помощником, и Кусланд мысленно одобрил свое решение не брать с собой никого из матросов - так, вдвоем, было намного лучше. Он уже собирался подшутить над любовником, рассказав ему о чудовищном кракене, но смолк и нахмурился, заметив, как стремительно затягивается тучами небо, на котором еще совсем недавно можно было заметить разве что редкие облака. Изменился и ветер - резкий, порывистый, он теперь не надувал парус, а точно пытался порвать его в клочья. Когда с неба заморосили первые холодные капли, тревога принца только возросла, и, точно отвечая на нее, заволновалось море - волны то и дело бились о борта баркаса и швыряли на палубу целые пригоршни воды.
   - Проклятье, - тихо процедил сквозь зубы Оливер, намертво вцепившись в руль, который так и ходил ходуном в его руках. - Надо поворачивать назад!
   Легче сказать, чем сделать: то, что показалось вначале лишь небольшим дождем, капризом ферелденской осени, на глазах превращалось в шторм. Потемневшее небо то и дело озаряли вспышки молний, от грома, свиста ветра и грохота волн, разбивавшихся о борт судна, закладывало уши. Ветер менялся с каждой секундой, и небольшой баркас швыряло то в одну сторону, то в другую, лишая горе-капитана возможности повернуть обратно к берегу.
   - Живо - стань к рулю! - рявкнул он Ниаллу, силясь перекричать шум обрушившегося на них стихийного бедствия. - Я спущу парус!
   Вернуться к берегу это им не поможет, но, если повезет, они хотя бы не перевернутся. О том, как он будет справляться со все больше набухающим и тяжелеющим от воды парусом, Кусланд старался не думать. Тем более, что через мгновение это стало уже неважно: душераздирающий треск отдался в нем такими страхом и болью, будто сломался его собственный хребет, а не мачта.
   Баркас накренился, зачерпывая бортом воду, Оливер успел еще дернуться в сторону, чтобы не оказаться придавленным обломком мачты, а потом разобрать, что происходит, стало невозможно. Небо стремительно скрылось из поля зрения, он набрал полные легкие воздуха, и темные воды Недремлющего моря сомкнулись у него над головой.

   В отличие от Ниалла, плавать Кусланд умел, но и для него происходящее отнюдь не было приятным пикником в солнечный летний день. Конечно, какой ребенок хотя бы раз не тонул к ужасу родителей,  но одно дело пойти ко дну где-нибудь на мелководье, где всегда есть кому протянуть руку помощи, и совсем другое - оказаться далеко от берега в бушующем море, которое будто только и мечтает, как бы поглотить тебя целиком. Несмотря на довольно теплый день, вода была обжигающе холодной, и погружение в нее показалось настоящим шоком, способным выбить и тот небогатый запас воздуха, что еще оставался в легких.
   Когда бурное течение потащило его вниз, принц не сопротивлялся - полностью расслабил тело, отдаваясь беснующейся стихии, только стянул сапоги, чтобы они, начерпавшись воды, не тянули его вниз. И так же легко выплыл, вспорхнув вверх, как поплавок, и жадно хватая ртом воздух. Рядом он увидел перевернутый баркас, на поверхности воды плавали корабельные снасти, не успевшие еще пойти ко дну, но больше видно ничего не было. Даже берега - плотная пелена дождя исключала любую возможность рассмотреть хоть что-нибудь.
   Только спустя минуту Кусланд сообразил, что должен был бы увидеть еще кое-что, а именно - голову своего неудачливого матроса, которая тоже должна была держаться над взбесившимися волнами. Сейчас он припоминал, что последний раз видел Ниалла, сползавшим в воду по накренившемуся борту, когда мачта переломилась и потянула судно на дно. Может, его оглушило обломком, и он сейчас без сознания? Но в таком случае он тем более всплыл бы на поверхность.
   - Вулфф! - во всю мощь своей глотки закричал Оливер, но в шуме царящего вокруг безумия это прозвучало не громче писка забитой мыши. - Дерьмо нажье! - выругался он сквозь зубы и снова набрал в грудь побольше воздуха, ныряя.
   Ироничная особенность шторма - когда наверху творится настоящее пекло, под водой царит полное спокойствие, и вода прозрачная, словно слеза. Только это, должно быть, и позволило Кусланду без труда рассмотреть топором идущего ко дну Ниалла, который бестолково барахтался вместо того, чтобы пытаться выплыть. Подплыв ближе, принц крепко обхватил его за талию и активнее заработал ногами, выталкивая их обоих на поверхность. Судя по совершенно растерянному виду молодого эрла, тот пребывал в панике или состоянии, близком к ней, и Оливер счел возможным несколько отрезвить его, отвесив звонкую оплеуху.
   - Просто дыши! - рявкнул он, пытаясь поймать взгляд любовника своим и чувствуя, что теперь уже их обоих тянет ко дну. - И перестань дергаться, пока мы оба не утонули! Обхвати меня покрепче, только чтобы я мог дышать. Посмотри на меня. Посмотри на меня, я сказал! - заглянуть в расширенные от ужаса синие глаза Вулффа наконец удалось, и Кусланд произнес едва не по слогам: - Я держу тебя. И не отпущу. Ты понял меня? Демонова задница, ты не додумался сказать, что не умеешь плавать, до того, как мы сели на корабль?!

   Кусланда тоже до костей пробирал леденящий холод, но держался он лучше, чем Ниалл. Во-первых, он никогда не был теплолюбивым и всегда предпочитал мороз духоте. Во-вторых - он знал за собой эту особенность - в критические моменты он умел полностью отключать собственные ощущения, сосредотачиваясь исключительно на том, что надо сделать. И в данный момент надо было во что бы то ни стало расшевелить Вулффа, не позволить ему уступить холоду, который пробирался в его сердце медленной, вкрадчивой смертью.
   - Необязательно плавать в море, чтобы уметь плавать, - проворчал принц скорее машинально - сейчас не имело уже никакого значения, предупредил или нет его любовник о своей бесполезности на воде. - Знаю, что холодно, - огрызнулся он, хмурясь все больше при виде того, как закрываются глаза Ниалла. - Надо потерпеть.
   Знать бы еще, сколько терпеть. Осенью Недремлющее море превращается в капризную бабу, и непогода может как прекратиться за пять минут, так и продлиться несколько часов. Прямо сейчас Оливера волновало несколько вещей: первое - чтобы молния не ударила в их болтающиеся над водой головы; второе - чтобы холод не одолел их окончательно; и третье - сделать что-нибудь, чтобы Вулффа, а вместе с ним и его самого, перестало так настойчиво тянуть ко дну.
   - Дерьмо! - в сердцах воскликнул Кусланд, сообразив, наконец, в чем дело. На воде рядом с ними плавал обломок мачты, и он, все еще крепко удерживая Ниалла, подплыл ближе. - Возьмись за него. Я стащу с тебя сапоги - они тянут тебя ко дну. Не дергайся и не вздумай спать.
   Говорить отрывистыми, короткими фразами было проще - только на них и хватало дыхания. Болезненный обруч все сильнее стискивал грудь Стража, но он не позволял страху подступить хоть на шаг ближе. Пока у него ясно соображает голова - с ними все будет в порядке.
   Нырнув, он сумел стащить с Вулффа порядочно набравшие воды сапоги, подумав, не без труда снял с него и дублет - толку от него никакого, только лишняя тяжесть. Снова выбравшись на поверхность и жадно вдохнув, он посмотрел на юношу и почувствовал, как страх все же сделал один вкрадчивый шаг навстречу. За себя он не боялся, но видеть, как забвение, которое скоро перерастет в смерть, подбирается к Ниаллу, оказалось по-настоящему жутко. Тем более из-за простого и жестокого понимания: если Вулфф умрет, виноват в этом будет только он, Кусланд. Это он потянул его на эту прогулку - из собственного эгоистичного желания развеяться и отрешиться от дурных мыслей. Это он положился на собственные навыки, которые, откровенно говоря, были так же плохи, как и способность эрла Западных Холмов держаться на воде.
   С мрачного, свинцового неба все лил и лил холодный дождь, и его колючие струи, хлеставшие по лицу, нисколько не улучшали дело. Оглянувшись, Оливер увидел днище перевернутого баркаса, который все еще держался на воде. В голову пришла пусть и не самая блестящая, но все же способная хоть немного им помочь, идея. Он повернулся к Вулффу и снова слегка ударил его по щеке, вынуждая открыть глаза.
   - Нам придется нырнуть. Выплывем под баркасом - там достаточно воздуха и нас хотя бы перестанет одолевать дождь, - он говорил преувеличенно бодро, точно этим рывком все их страдания и ограничатся, и дальше не будет неизвестности и ожидания. - На счет три задержи дыхание и ныряй вслед за мной - я буду держать тебя за руку, тебе нужно только не сопротивляться.
   От одной мысли о том, чтобы снова с головой погрузиться в ледяные воды, становилось дурно, но другого выхода Кусланд пока не видел. Дождавшись согласия Ниалла, он нырнул и потянул его за руку, с усилием загребая воду за двоих. Уже через полминуты оба они вынырнули под перевернутым корпусом баркаса, и принц понял, что не учел одного очень важного недостатка своего плана - здесь было абсолютно темно, и он не мог видеть лица Вулффа, не знал, смотрит ли тот на него или поддается гибельному сну.
   - Не вздумай спать! Слышишь меня? Дыхание Создателя, мне стоило взять с собой фергюсова сына - тот не трясся бы от страха и холода, как истеричная баба!
   Не видя глаз Ниалла, бить приходилось наугад, и Кусланд бил по тому, что успел за этот месяц рассмотреть в любовнике: по гордости, по быстро вспыхивающей злости и упрямству. Пусть разозлится, пусть накинется на него с кулаками - что угодно, лишь бы не сдавался.

   - У Кусландов стальные яйца, - рассмеялся в ответ принц и сам удивился тому, как слабо и глухо прозвучал его смех. - Ты разве не знал?
   Холод понемногу одолевал и его, путал мысли, сковывал тело, и больше всего хотелось поддаться этой усталости, позволить ей подхватить его - легко и нежно, как теплые волны, как ласковые материнские объятья... Где-то вдалеке пророкотал гром, и это привело Кусланда, уже начавшего погружаться в сон, в чувство - он остервенело помотал головой. Надо говорить - через силу, через боль в горле, но надо говорить, чтобы цепляться за собственный голос и знать, что Вулфф по-прежнему жив.
   - Тебе стоило получше выбирать изначально, Волчонок - того, кто не потащил бы тебя в эту демонову задницу... - это было произнесено с такой досадой, что Оливер поморщился, пользуясь тем, что Ниалл все равно не увидит, как перекосило его лицо. Молчать было нельзя, и он стал выбалтывать все, что только приходило в голову, от души стараясь, чтобы его голос не звучал монотонно и усыпляюще. - Я никак не могу утонуть здесь, Вулфф, это будет настоящим позором рода. Мою мать знал весь Ферелден, как Морскую волчицу, представляешь, как разгневана она будет, если ее сын распрощается с жизнью из-за какого-то дождика? Я вытащу тебя отсюда, или я не я. Ты еще посмеешься над своим первым морским приключением, и тебе самому будет стыдно за то, как ты ныл здесь о холоде...
   Голос звучал сипло и тихо, и Кусланд чувствовал, что эта бессмысленная болтовня отнимает у него все силы, которые были нужны ему, чтобы удерживаться на поверхности воды самому и держать любовника. Тот в свою очередь тоже отвечал все тише и слабее, и принц подобрался ближе, крепко прижимая его к себе. Вряд ли его продрогшее насквозь тело могло хоть как-то согреть юношу, но, может, ему будет хоть немного спокойнее, если он будет чувствовать, как бьется чужое сердце.
   - Клянусь, когда мы выберемся отсюда, я всем расскажу о том, что ты вел себя, как пугливая мокрощелка, - почти прорычал он, впиваясь пальцами в ребра Ниалла так, чтобы тот сполна ощутил боль. - Давай же! Тебе ведь случалось попадать в метель? Готов поспорить, это было куда хуже.
   Наконец, сил на то, чтобы продолжать говорить, уже не оставалось, и единственным звуком стал стук зубов - их обоих, как с сожалением приходилось признавать. Страж даже не сразу понял, что многоголосье шторма и в самом деле исчезло - не было грохота волн, бьющихся о дно баркаса, не было лихорадочной дроби дождя. То ли все стихло, то ли он просто оглох от холода. Убедившись, что Вулфф все еще не спит и крепко держится, Оливер снова погрузился в воду и вынырнул с другой стороны от судна, чтобы посмотреть, что происходит вокруг.
   Небо еще не совсем прояснилось, но тяжелые свинцовые тучи исчезли, дождь и в самом деле прекратился, а волны были куда спокойнее, чем прежде. Более того - ему наконец удалось увидеть берег, хотя и гораздо дальше, чем хотелось бы. И все-таки впервые с того момента, как баркас перевернулся, появилась реальная надежда на спасение. Вернувшись к Ниаллу, он преувеличенно бодро произнес:
   - Шторм закончился. До берега рукой подать, и я могу туда доплыть, но мне нужно, чтобы ты мне помог, - на деле ему нужно было только, чтобы Вулфф не мешал, но он решил, что вовлечь юношу в процесс спасения все же лучше. - Держись за мои плечи и отталкивайся ногами от воды, так дело пойдет быстрее.
   Быстрее не вышло, и Кусланду казалось, что прошла целая вечность, прежде чем они добрались до берега. Временами он чувствовал, как уходит под воду, глотал соленую воду, но упрямо продолжал грести, изнемогая от лишней тяжести. Когда руки вместо воды ощутили мокрый, холодный песок, принца даже затрясло - от немыслимого облегчения, от напряжения, которое только теперь начало его отпускать, и он растянулся на берегу, пытаясь заново научиться дышать и давая отдых ноющим от усталости мышцам.

   Больше всего Кусланду хотелось сейчас продолжать вот так лежать и не шевелиться - час, день, хоть целый год. Сколько угодно, пока он чувствует под собой твердую землю вместо холодной воды, лишь бы только не пришлось двигаться и говорить. Голос Вулффа долетал откуда-то издалека, и принц мысленно соглашался с ним: теперь - все. Худшее позади, и больше не нужно сражаться за свою жизнь, и можно просто прикрыть глаза и расслабиться наконец...
   От холода зуб на зуб не попадал, но это не подстегивало, а наоборот еще больше усыпляло. Казалось, стоит только провалиться в этот уютный, спасительный сон, и холод исчезнет, а когда он проснется - все как-то решится само собой. Не будь рядом Ниалла, наверное, так и случилось бы, и Кусланд позволил бы ледяным оковам сна подчинить его, но сейчас забыться не давало хорошо знакомое чувство долга. Он в ответе за чужую жизнь, которую сам же едва не загубил.
   Чудовищным усилием Оливер заставил себя открыть глаза, потом - повернуть голову, а затем и привстать, стоило только увидеть, что Вулфф совсем не шевелится, и даже грудь его вздымается едва-едва, как будто его дыхание становится все слабее.
   - Эй, - тихо позвал Кусланд - не потому что боялся потревожить его покой, просто осипшее горло было неспособно на большее. - Открой глаза... нельзя спать... ты слышишь меня?
   Ниалл до ужаса напоминал выброшенную на берег рыбу, и впервые с начала шторма принца по-настоящему пробрало страхом, почти что ужасом. "Хочешь призрака себе в постель?" - сейчас вопрос, заданный ранее любовником едва ли не шутливо, прозвучал в его голове мрачным предсказанием. Как будто ему нужно было еще больше призраков.
   - Проклятье... Открой глаза, тряпка! - прохрипел он, с трудом поднимая свое окоченевшее тело с песка и склоняясь над Вулффом. Оплеухи, которыми он наградил юношу, вышли такими слабыми, что Кусланд и в самом деле рассердился - на этот раз на себя. - Ты меня совсем не знаешь, если считаешь, что я позволю тебе умереть...
   Собственные слова отозвались новой волной страха, такой сильной, что на мгновение показалось, что он все же утонул, и легкие стремительно заполняются водой, а все, что он видит, говорит и делает - не больше, чем предсмертный бред. Мысль, что Вулфф умрет по его вине, из-за его глупости, сдавила горло удавкой, мешая нормально вдохнуть.
   От промокшей насквозь одежды было только еще холоднее, но первым делом Кусланд бросился раздевать любовника, а не себя. С неуклюжими, несгибающимися пальцами это оказалось совсем непростой задачей, но он торопился, как мог, и все же избавил его хотя бы от сорочки. Подышав на свои ладони - показалось, что на это ушло все оставшееся ему дыхание - он принялся растирать плечи, руки, грудь и живот Ниалла, поражаясь тому, насколько холодна и бледна его кожа. Движения были неловкими и скованными и забирали много сил, но Оливер упрямо продолжал, то и дело вскидывая тревожный взгляд на лицо юноши и повторяя:
   - Открой глаза, мать твою!