После случившегося в цитадели дю Корбо клан Маталин не покинул Диртаварен: слишком очевидно стало, какие наступили времена, как могут вознаградиться верные шаги и чего стоить ошибочные. А заодно все, что там произошло, помогло молодому Хранителю заново оценить и свои силы и силы клана и понять, сколь далеко от фантазии и реалистично на самом деле освобождение этой земли от любых незваных гостей. И если удалось внести свой вклад в избавление от орлесианских паразитов, то что помешает избавиться и от тевинтерских, слухи о присутствии которых стали доходить почти сразу после событий в дю Корбо?
  О том, что большой отряд тевинтерцев стал лагерем на реке недалеко от разрушенных купален сообщили охотники, посланные несколькими днями ранее обследовать Халинсулан. По всему, что они говорили, нетрудно было сделать вывод, что расположиться незваные гости намерены в Диртаварен всерьез и надолго, а замеченную на плаще одного из них эмблему - кулак, стискивающий несколько змей - Рин не мог не вспомнить: герб венатори, служивших древнему магистру, разорвавшему Завесу, описывали именно так. Такие новости не могли не встревожить и не озаботить: тевинтерцы - не орлесианцы, от Империи до Диртаварен путь неблизкий, так что им здесь нужно? Для чего понадобился укрепленный лагерь, который они, судя по всему, ставят? Зачем окапываются так надолго? Не желая мучиться сомнениями или упустить что-нибудь важное, Рин отправил Сайрана, знавшего эти края вдоль и поперек, и зоркого, умевшего оставаться незаметным Аллароса проследить за тем, чем незваные гости заняты.
  Вернулись охотники несколько дней спустя, встревоженные, несколько растерянные, но не с пустыми руками: венатори, по их словам, не просто разбили лагерь возле старых купален, они безвылазно проводят в купальнях целые дни, зажигают магический огонь, опаляют им стены и явно пытаются что-то найти, не то на каменной поверхности, не то внутри самих стен. Алларос с горечью бросил, что от самих их прикосновений рассыпаются стены, которым и без того недолго осталось стоять.
  Узнанное заставило Рина глубоко задуматься. Эти тевинтерцы - не перепуганные беженцы и даже не измотанные орлесианские солдаты: своими силами клану Маталин с ними в открытой схватке не совладать и прочь с этих земель не прогнать. Но что, если все-таки удастся найти способ избавиться от незваных гостей, таким образом оказать, возможно, еще одну услугу Инквизиции, которая может пригодиться для будущих дел, а заодно, может быть, и узнать что-нибудь интересное и небесполезное? Шемлены ищут эльфийские древности? Так, может, провести их обманным путем туда, где они эти древности упокоят их навеки?
  Мысль об этом грела, и Рин, умиротворенно улыбаясь, обратил лицо к реке: от устья Энавурис дул прохладный легкий ветер, освежавший, казалось, мысли, и придававший сил. Когда-то Соран рассказывал ему о целой системе, настоящем пути огней, соединявшем множество строений и храмов в этих краях. По этим знакам из края в край мог пройти сведущий: от купален к храму Силейз, от храма Силейз к храму Диртамена, от храма Диртамена к святилищу Гиланнаин. Но если для сведущего путь был четок и прям, то вора-чужака он вел не к месту поклонения, а к гибели: как говорил старый Хранитель, обманный путь вел не к святилищу Гиланнаин - к страшной ловушке без выхода и спасения. Сам Рин знал только часть этих знаков и не был уверен, что сможет построить путь верно, но разве Сан, изучавший древности едва ли не полжизни, не поможет ему? Решено, он обратится к сородичу за помощью, и, возможно, вместе, они послужат тевинтерцам такими проводниками, о которых те и помыслить боялись.
  Поднявшись на ноги, Рин покинул свое место медитации на берегу Энавурис, прошел через лагерь и отыскал на краю его Сана.
- Lethallin, мне надо поговорить с тобой, - негромко окликнул он Сана. - Ты ведь уже знаешь новости о тевинтерцах в купальнях Халинсулана? Слышал, чем шемлены заняты там? - его голос не дрожал от злости, как голос Аллароса, но чувства Хранителя были вполне ясны. - Мне кажется, я знаю способ избавить от них Диртаварен. Но мне нужна твоя помощь. Скажи, ты ведь хорошо знаешь здешние тайные пути и старые знаки? Те, что остались еще от Долов? - Рин всматривался в Сана внимательно и с надеждой: он нуждался в помощнике и не видел его ни в ком другом.

Проведя рядом с Саном уже немало времени, Рин успел усвоить несколько простых истин, которые необходимо было понимать и которым стоило следовать, если он хотел, чтобы их разговоры и общие дела приносили плоды. Первая истина касалась самого Сана: если он не повышает голос, не разражается проклятиями или славословиями, не собирает вокруг себя единомышленников и не ввязывается в яростные споры, это не значит, что он хоть сколько-то равнодушен к тому, что волнует всех остальных. И чистое пламя гнева, горевшее сейчас в глазах отшельника и вполне очевидное для Хранителя, подтверждало это лучше, чем что бы то ни было другое.
  Была и еще одна истина, такая же простая и в той же мере очевидная только внимательному взгляду и слуху: рядом с Саном особенное значение, казалось, имели тишина и неспешность. Рин заметил, что он абсолютно чужд суеты и обладает редкой способностью слушать мир, будто и безмолвие, и многообразие многочисленных мелких звуков придавали ему сосредоточенности. Этому, пожалуй, можно было поучиться, и молодой Хранитель, сам не склонный лишний раз торопиться исподволь пытался перенять эту манеру.
  Сейчас тоже было так: Сан собирался с мыслями, а Рин, не сводя с него глаз, на какие-то секунды обратился в слух, слушая и слабый прохладный ветер, и шепот костра, и ближние голоса лагеря. Странным образом это помогало окончательно отстраниться от всего, кроме дела, ради которого он и завел этот разговор.
  В такт словам Сана он некоторое время молча кивал: да, все так, им не повторить путь предков верно от точки до точки, они во многом далеки от хозяев Долов прежних времен, и правильный маршрут вряд ли можно восстановить. Зато Сан, похоже, знает, как "сбиться с пути" так, чтобы попасть на тропу, полную опасностей, и сделать эти опасности смертельными для незваных гостей. И, кажется, сам Рин тоже может предложить кое-что, еще из уроков Сорана.
- Мы будем готовы... - негромким эхом откликнулся Хранитель своему сородичу. - Да, все так, lethallin. О путях и развилках... - подобрав с земли тонкий прут, он принялся чертить на снегу. - Соран говорил мне, что там, в тех купальнях, раньше, возможно, было место священного омовения, обрядов таких омовений. Пришедшего туда встречали огонь и вопрошающие руны, требовавшие начертать правильный знак, чтобы открылся правильный путь, а потом кровью обозначить свое присутствие. Если это была кровь элвен, открывалась дорога к очищению и молитве, извилистая и трудная. Если нет -  смертельный темный путь в никуда, казавшие легким и торным, как будто тебя ведут сами Творцы - он помолчал, потом взглянул Сану в лицо: - Но я не знаю, обычный ли это огонь, призрачный огонь Завесы или что-то еще. И не уверен, что смогу определить место, где его нужно разжечь. Ты знаешь наши древние храмы лучше меня, сумеешь это сделать? А я и кто-нибудь из охотников, кто решится с нами на такую дорогу, уж поможем шемленам увидеть... приманку, - Рин беззвучно усмехнулся и его глаза на секунду полыхнули огнем: мысль о том, что Диртаварен поглотит незваных гостей, а они, Маталин, помогут этому.

"Возможно". Что ж, уже этого "возможно" достаточно, чтобы увидеть надежду на успех и окончательно решиться. Охотники - Рин уже знал тех, кого возьмет с собой - дадут Сану необходимое время, а сам Хранитель послужит хотя бы защитой и помощником там, где сам окажется слеп, и проведет теми тропами Диртаварен, которые, возможно, знает лучше.
- У тебя будет время, lethallin, - Рин медленно кивнул, невидяще глядя на несколько хаотичный узор, который только что нарисовал на снегу. - Столько времени, сколько стрел в колчанах наших охотников. И столько, сколько корней отзовутся на мой призыв, если до этого дойдет дело. Мы обойдемся без тяжелых потерь среди своих, - он слегка усмехнулся, представив на мгновение, какой путь ляжет под ноги тевинтерцев по дороге к задуманной ловушке, но тотчас посерьезнел: - Мы возьмем тех, кто знает здешние леса лучше, чем линии собственной ладони, и говорит с птицами и зверями и голосами и их языком. Некоторые из Маталин росли здесь и провели на равнине даже больше времени, чем я, когда странствовал вместе с Сораном. Идем, солнце уже прошло зенит, но ночь нам в помощь, - он махнул рукой, зовя Сана за собой. - Уважим лес и память предков, сплетем для наших гостей химеры и дурные знамения, - налетел порыв ветра, и Рин зашагал ему навстречу, к костру в сердце стоянки, чтобы обратиться к воинам.
  Он мог положиться на многих в клане, но в самых сложных делах предпочитал опираться на тех, с кем побывал уже не в одном бою и чьих боевых качествах и силе духа был уверен в равной мере. Опытный, уже немолодой Сайран, способный с закрытыми глазами пройти Диртаварен из конца в конец. Алларос, которому не было равных в точности стрельбы, в скорости и ловкости. Нетрас, который сможет стать настоящей стеной, если чародеям понадобится защита или лишнее время. Эти трое, пожалуй, могли стать для них с Саном лучшими помощниками в клане, их Рин и позвал с собой, объяснив, насколько мог, с чем предстоит столкнуться в сегодняшней вылазке.

  Зимняя равнина была тиха и казалась неподвижной, словно все опасности, ставшие уже привычными в этих местах, рассеялись, как волшебству. Тяжелое, клонившееся к земле солнце затянуло темными тучами, и сумерки стали сгущаться быстрее, чем можно было предположить. Начался снегопад, под ноги теперь ложились редкие, крупные хлопья, и с каждым шагом следы становились все заметнее и заметнее. Когда впереди замаячили купальни Халинсулана, Рин сбавил шаг и прищурился: с такого расстояния казалось, что над руинами поднимается слабое, призрачное свечение, и было неясно, отсвет это завесного огня или просто обман зрения, предвестник ранней луны, которая должна была вскоре показаться на горизонте. Поколебавшись пару мгновений, Рин поднял руку, чтобы остановить своих спутников.
- Там, впереди, ближе к реке, перелесок, - негромко заговорил он, указывая в сторону берега. - Если путать следы, путь через него у шемленов займет немало времени, думаю, достаточно, чтобы мы получили преимущество, - Рин посмотрел сперва на охотников, потом на Сана: - Я предлагаю разделиться здесь. Сайран и Алларос приведут наших гостей к нам, Нетрас останется у руин на часах, а мы с тобой пойдем вместе: разыщем знаки, разберемся в них, найдем нужный нам огонь и раскинем ловчую сеть к их приходу. В путь? - Рин обвел своих спутников внимательным взглядом: он видел, что Сайран уже мысленно прикидывает предстоящий маршрут, а Алларос и Нетрас готовы подчиниться, и сейчас ждал в первую очередь ответа от Сана. Хранитель не мог отделаться от ощущения, что уже отчасти чувствует себя незрячим, уверенный, что отшельник вернее распознает природу этого полупризрачного света, чем он сам.

Алларос и Сайран исчезли так быстро, будто растворились в сумерках, Нетрас указал кивком головы на дальний край руин, где собирался занять позицию, и последовал за ними, и Хранитель остался наедине с отшельником. Было тихо, снег повалил гуще, словно укрывал землю плотным, мягким покрывалом и, против обыкновения, против всего, к чему он привык здесь, на равнине, в этой тишине Рину становилось неуютно. Он успел привыкнуть вести других, привыкнуть, чтобы они следовали за ним и оставались под его защитой, а сейчас нужно было самому идти за кем-то, переложить на него ответственность и занять место ведомого. Он доверял Сану и верил в него, но слишком уж странно было держаться у кого-то за спиной, чувствовать себя почти незрячим, следовать за ним, а не пытаться повести и защитить.
  Чем ближе они подходили, тем ярче становилось свечение над купальнями: то ли завесные огни отсвечивали настолько ярко, то ли зимнее небо так причудливо их отражало. Рин неопределенно улыбался, щурясь на этот необычайный свет: как бы мало он ни знал об этих местах, он, в отличие от наглых тевинтерцев, был здесь дома, это придавало сил и понемногу вселяло хищную уверенность, что каким бы непростым сегодняшнее дело ни было, в конце концов оно решится в их с Саном пользу.
- Обычные огни, - эхом откликнулся он на тихие слова отшельника, скользнул чуть подрагивающими от холода пальцами по держателю для факела и двинулся дальше.
  По примеру Сана он прислонился плечом к стене, осматриваясь и прислушиваясь. Пока Нетрас не подаст сигнал, пока остальные охотники не начнут гнать их сегодняшнюю двуногую добычу - а нужное время они постарались выверить как можно точнее - есть время продумать ловушку до деталей и расставить ее с умом. Пока Сан размышлял, Рин задумчиво скользил ладонью по выщербленной поверхности разрушенной стены, искоса поглядывал на него и припоминал понемногу все, что когда-либо слышал от Хранителя Сорана об этих руинах.
  Голос отшельника заставил встрепенуться и обернуться к нему. Несколько секунд Рин молчал, сосредоточенно хмурясь. Ему отчего-то всегда казалось, что такие купальни должны были использоваться для омовения воинов, совершивших множество подвигов и желавших прийти в святилище Творцов очищенными от вражеской крови, или мудрецов и Хранителей, избавлявших себя от мирского перед медитацией. Мысль о радостном и светлом свадебном обряде Рину даже не приходила в голову и сейчас он даже удивлялся себе: ведь это ли не повод для праздничного омовения?
- А ведь ты прав, lethallin, - отозвался Рин так тихо, как будто боялся потревожить зимнее безмолвие. - Нельзя ведь не омыться в первую ночь вместе перед лицом Творцов... - он тихо усмехнулся, потом продолжил: - Маталин и в самом деле хранит большой праздничный обряд. В день свадьбы жених и невеста под присмотром и с помощью старших совершают омовение в реке, а потом готовят настои - один из эмбриума, второй из арборского благословения, и умывают ими друг другу лица. После выбирают дерево, всем кланом венчают его хрустальной благодатью, украшают головы жениха и невесты венками из нее же, а потом они с песней оплетают это дерево вьющейся лозой и ходят вокруг него впосолонь, пока не привяжут себя к нему и друг к другу. Мать говорила мне, что настой эмбриума берут "из чаши здоровья", а настой арборского благословения - "из чаши плодородия и благословения лозы", - Рин посмотрел в сторону купальни и немного неуверенно прибавил: - Может быть, раньше это было не просто сравнение, и существовали какие-то специальные... чаши? И все омовения совершались, не в реках и озерах, а в таких купальнях, как эта? - и он вопросительно посмотрел на Сана, словно тот мог помочь ему заглянуть в прошлое и увидеть, как это было.

А Сан и в самом деле мог помочь заглянуть в прошлое, умел словно приближать его к нынешним дням: жадно всматривавшийся в лицо отшельника Хранитель увидел, как оно изменилось, будто он поймал путеводную нить или почуял тонкий, но постепенно становящийся сильнее аромат, на который можно идти, не сбиваясь с дороги. И каким-то шестым чувством ощущая, что Сан нащупает путь, не собьется, смущенный ложными приметами, Рин последовал за ним.
  Должно быть, когда-то эти купальни были прекрасны: фрески, тонкие скульптурные кружева, изображавшие листья, цветы и лозы, изящные силуэты арок и постаментов, похожих на алтари и, вероятно, для обрядов и предназначенных. Сейчас от прежнего великолепия не осталось почти ничего, и нужно было обладать поистине бурным воображением, чтобы представить себе картину такой, какой она была когда-то. Рину воображения хватало и, следуя за Саном, он видел словно вживую, напоенную солнцем купальню, блеск белого камня, переливы воды и целебных настоев в глубоких ваннах и изящных высоких чашах, причудливое плетение цветочных гирлянд, увивавших здесь каждую арку, каждый угол.
  Резкое, неожиданно поспешное движение отшельника заставило его вздрогнуть и обернуться, податься ближе, чтобы разглядеть, что привлекло внимание спутника. Эмбриум, даже такой, поникший и поблекший, показался сейчас яркой искрой, будто вспыхнул он здесь специально, чтобы указать путь. Рин коснулся лепестков чуть дрогнувшими пальцами.
- Невелик шанс обнаружить, - негромко отозвался он, легко, почти невесомо поглаживая цветок. - Но... давай искать. Посмотрим, что Творцы подарят, - и улыбнувшись, не то своим мыслям, не то надежде на то, что именем богов им и в самом деле посчастливится, Хранитель выпрямился и стал осматриваться.
  И снова получилось так, что он не вел, а сам следовал за проводником: Сан ориентировался в древних руинах не менее уверенно, чем когда-то Соран, и Рин, глядя, как он определяет путь, не вмешивался, не пытался подсказать, просто шел по разбитым камням и плитам следом за ним вплоть до дальнего конца того, что уцелело от древнего извилистого коридора.
  Когда отшельник остановился, а потом упал на колени в снег, Хранитель замер над ним, снова, уже в который раз за вечер чувствуя себя незрячим: Сан что-то чувствует, что-то ищет, а сам он ничем толковым не может помочь. Несколько секунд Рин молча наблюдал, как разлетаются в стороны белые хлопья, потом подался помочь хоть так, но в этот момент из под снега показался смутно узнаваемый узор, а потом очертания лозы проступили еще более заметно.
- Верно, там, - Рин ответил сородичу такой же широкой улыбкой и оглянулся по сторонам. - Сейчас, погоди немного... Я сейчас... - он сощурился, пристально всматриваясь в каждый остов колонны, каждый изгиб коридора.
  Можно было предположить, что те, кто нес чаши, двигались навстречу друг другу и встречались в центре зала, овальном атриуме, значит, отсюда, из восточного конца купален нужно было бы идти строго на запад. Если, разумеется, он понимает верно и дело в сторонах света.
- Идем, - Рин махнул рукой в западном направлении, прочь от реки. - Мне кажется, дело в солнце и луне, - несколько невнятно пояснил он. - Они шли навстречу друг другу, - и, потянув Сана за край плаща, он заторопился вперед.
  Западная часть купален сохранилась несколько лучше, а в барельефах, украшавших стены, нетрудно было распознать затейливое, тонко проработанное изображение переплетенных цветов и листьев эмбриума. Постамент был расколот и запорошен снегом, однако распознать его место оказалось даже легче, чем место предназначенного для арборского благословения: узоры и плиты сохранились лучше и легко узнавались.
- Мне кажется, это он, - опустившись на колени, как недавно Сан, Рин прошелся по холодному камню ладонями. Во все стороны полетел снег, блеснул в сумеречном свете. Проследив глазами за этими бликами, Хранитель указал отшельнику в дальний угол: - Взгляни, вон те большие черепки похожи на осколки чаш. И в них все еще можно было бы даже донести воду. Может быть, они могут нам подойти? - это оказалось почти приятно, хоть уже и непривычно: чувствовать себя учеником и ведомым, помогать тому, кто знает дорогу.

В подтверждении своей правоты и в поддержке Рин сейчас нуждался, как ни в чем другом. Его не оставляло чувство, что он двигается сквозь время, будто бы сшивая ткань прошлого и настоящего. Вокруг темно, игла дрожит в руках, ее почти не видно, а надо, чтобы шов был ровным и прочным, нельзя ошибиться. И казалось, что само присутствие Сана, его негромкий, словно бы отстраненный голос поможет не ошибиться и может послужить ориентиром на темном пути, продвигаться по которому приходится ощупью, следуя чутью и знаком.
- Спасибо, lethallin, - тихо отозвался Рин, перебирая в руках крупные, ставшие совсем гладкими от времени глиняные черепки, по полустертым рисункам на которых можно было предположить, что когда-то они составляли одно целое и действительно были ритуальной чашей.
  Поднявшись на ноги, Рин медленно огляделся. Руины купален все так же тихи, все так же сияют белым в полумраке полуразрушенные белокаменные арки и тонкие колонны, и кажется, что тусклый свет, отражающийся от снега, делает их еще более призрачными. В этом месте хотелось бы остаться надолго, вспомнить и восстановить по знакам и мельчайшим деталям ритуал, о котором сейчас идет речь, записать его, провести в память в память о предках. Сделать все это, а не превращать священное когда-то место в ловушку, выдавая себя за невежественных чужаков и грубо заставляя древнюю магию проснуться. Было горько от невозможность отступить от назначенного плана и в то же время необходимость ему следовать странным образом придавала сил: это тоже род служения, долг, который никто другой не должен на себя возлагать и, который, следовательно, должен исполнить он, Хранитель.
  Голос Сана прозвучал так, что стало ясно: отшельник понимает его без слов и чувствуют они сейчас похоже. Обернувшись к своему спутнику, Рин медленно, задумчиво кивнул.
- Придется, - он говорил тихо, как будто боялся, что древние тени все еще здесь и услышат их. - Но, что бы там ни было, как ни повернулось дело, раз мы вместе проведем этот ритуал, значит, и проклятие будет нашим общим. Ты не останешься с ним один на один, - Рин коснулся плеча Сана непривычно мягким жестом, его лицо осветила легкая бледная улыбка - и уже через секунду погасла.
  Осмотревшись по сторонам, он подошел к одному из постаментов, задумчиво скользнул пальцами по холодному камню, взглянул на противоположное каменное ложе для чаши и снова встретился с Саном взглядом. Снова напомнило о себе чувство, что приходится двигаться ощупью в темноте, но Рин, подавив неуверенность, негромко заговорил:
- Нам ведь нужна ловушка для незваных гостей, верно, lethallin? - тихо произнес он, поглаживая рукой постамент. - Давай сделаем так, чтобы к тому времени, как они получат сигнал, который их привлечет, она была уже готова. Пусть сама древняя магия почувствует, что чужаки на пороге. Из эмбриума готовили теплый отвар для омовения - разотрем его в ледяной воде и окропим предназначенные для него камни. Во второй чаше смешаем со снегом вместо цветов арборского благословения кровь, и пусть ее капли тоже коснутся каменных плит и стен купальни. Омочим руки в этих... искаженных отварах. Нам ведь нужен ритуал вывернутый наизнанку, верно? - вместо улыбки в этот раз получилась болезненная усмешка, и даже если бы Рин захотел, не смог бы скрыть боль, вспыхнувшую во взгляде. - Эти ошибки должны разбудить и разгневать спящую магию, но принадлежность нашей крови может послужить нам защитой от удара. Возьмем грех на душу и поведем гостей к их законному концу, - Рин жестко усмехнулся. - Ты согласен, lethallin? - он даже не заметил, что сжал черепок-осколок до боли крепко, и кровь из рассеченной ладони уже закапала на снег, устилавший купальню.

На мгновение, глядя в глаза отшельнику, Рин подумал, что тот не согласится и воспротивится его желанию, и приготовился спорить: не годится Хранителю заставлять другого большей опасности, чем готов принять на себя, и уж точно не дело позволять кому-то вместо себя касаться опасной магии или вызывать гнев предков. Если он все это начал, ему и отвечать за каждый шаг или, по крайней мере, делить эту ответственность поровну, тогда не стыдно будет и снова предстать перед кланом, и вести его дальше.
  Он смотрел в глаза Сану неотрывно, испытующе и с трудом подавил вздох облегчения, когда понял, что спорить отшельник не собирается, и продолжат они так же, как и начали, вместе. Так правильно, так достойно, можно тешить себя надеждой, что это единство одобрили бы предки, а еще - мыслью о том, чтобы потом, когда дело будет сделано, у вечерних костров если не разговор завести, так хоть молчание разделить обо всем, что сегодня здесь было и будет.
  Острая, тонкая боль рассекла ладонь, резаная рана тотчас засочилась кровью, и Рин сжал зубы, болезненно морщась. В неверном свете купальни капли показались не красными - почти черными, и на несколько мгновений он замешкался, наблюдая за тем, как они пятнают снег. Только услышав негромкий голос Сана, Рин снова ожил, вскинулся и протянул своему спутнику раненую руку. Снег успокоил боль, исходивший от него холод странно отрезвил, а кровь, которая теперь собиралась в осколке чаши, показалась вдруг удивительно бледной.
- Наша кровь, lethallin, - тихим эхом отозвался Хранитель.
  Несколько минут ушло на то, чтобы подготовить чашу эмбриума, и получившийся раствор казался совсем слабым, как если бы был своей собственной бледной тенью. Странная мысль возникала при взгляде на него: будто у всего есть призраки и эта разбитая чаша с разбавленной водой - призрачная, только напоминание о тех, что когда-то использовались при ритуале. Рин даже украдкой сжал в кулак раненую руку, чтобы вернуть себе чувство времени и того, что все происходящее реально. А потом он поднял взгляд на Сана и понял по его лицу, что все приготовления закончены, ловушка почти готова, и осталось только заманить дичь. Которая сама пойдет сюда, как жадный хищник, ее даже не придется особенно завлекать, разве только дать знать, где приманка.
  Рин глубоко вздохнул и не сдержал мальчишески азартной улыбки, чувствуя, как дрогнуло и сбилось с ритма от предвкушения сердце.
- Много времени не понадобится, - негромко проговорил он. - Сейчас.
  Не больше нескольких мгновений понадобилось, чтобы, выйдя за пределы купальни, высмотреть тропинку, по которой ушел на свой пост Нетрас, и дважды крикнуть ночной птицей - подать сигнал. Замерев и затаив дыхание, Рин вгляделся и вслушался в ночь и увидел, как сперва взлетела стрела, посланная их часовым Алларосу и Сайрану, а потом у реки, там, где они остались ждать, вспыхнули и замерцали, а потом вновь погасли огни, и раздались возгласы, ничем не похожие ни на звериные, ни на птичьи: охотники повели к ним гостей.
  Бросив взгляд на ясное ночное небо, где ярко сияли звезды и луна, Рин мысленно прикинул время и почти бегом вернулся в купальню.
- У нас около четверти часа, может быть, немного больше, - чуть задыхаясь, обратился он к Сану. - Алларос и Сайран поведут их такой тропой, чтобы самим не попасть под удар. Начнем, lethallin? - нетерпения, прозвучавшего в этом вопросе, он не смог и не захотел скрыть.
  Едва договорив, Рин вдруг удивительно остро почувствовал, как сгустился и задрожал воздух вокруг: похоже, они и в самом деле здесь не зря, потому что магия предков готова отвечать одним и стать гибельным водоворотом для других.

Они делали благо дело, правильное и нужное, и оба уверенно и хладнокровно приняли решение идти этим путем, вряд ли было что-то, что могло бы заставить их отступить или свернуть, и все-таки Рин чувствовал непривычный внутренний трепет. Что бы он ни делал, куда бы ни шел, какие бы выборы ни совершал, все это всегда было на благо Народа и во славу Творцов. Сейчас он не изменял себе и не действовал против своей совести, но все-таки сейчас балансировал на тонкой грани: остается ли кощунством, кощунство, совершенное ради благого дела? Простил бы его Соран? Или клан? Простят ли Творцы? А самому себя простить, пожалуй, будет труднее всего.
- Митал-Защитница, направь меня и осени своей милостью, - взмолился он вполголоса, вслушиваясь в приближающиеся шаги и голоса и глядя, как призрачный свет играет на снегу. - Не оставь нас на темном пути, - никогда еще так сильно не хотелось верить, что если Митал и не придет на помощь, то одарит его теплым, милостивым взглядом. Если так, то одного этого ему сполна хватит, чтобы идти дальше и вести за собой других.
  А потом время для молитв закончилось, и мгновения будто замелькали быстрее, не оставляя ни возможности, ни права медлить. Теперь осталось время только творить ритуал, вывернутый наизнанку, похожий не то на злую шутку, не то на безуспешные потуги безумца, который давно утратил разум, потерявшись в лабиринте времени, и теперь пытается прикоснуться к былой чистоте, но только делает одну ошибку за другой и шаг за шагом приближается к гибели.
  И все-таки, какой бы издевкой над самим собой ни был ритуал, который они совершили, подменив им древние обряды, силу свою он имел. Рин чувствовал это в том, как неуловимо изменилось все вокруг: магией сочилась здесь сама земля и воздух, старые камни и расколовшиеся, высохшие купели, магия искрилась на кончиках пальцев, и невозможно было не ощутить, сколько в ней сейчас недоброго, как разгневана она таким пробуждением, до чего готова обрушиться на головы незваных гостей, наказав их столь же изощренно, сколь и жестоко.
  Рин прикрыл глаза и улыбнулся, радостно и по-мальчишески светло, как ребенок, который вот-вот получит долгожданный подарок. И, словно в ответ на эту улыбку, раздался условный свист, сообщавший, что их дичь приближается.
- Пора, - Рин обернулся к Сану и одновременно с этим услышал скрежет и грохот, будто огромные, тяжелые камни терлись друг о друга.
  Хранителю хватило нескольких секунд, чтобы оглянуться по сторонам, увидеть, как Сан сперва метнулся на звук, а затем протянул руку, приглашая за собой. Получилось. Пора ступить на гибельную тропу и провести по ней дорогих гостей. Рин напоследок еще раз огляделся, увидел в дверном проеме купален лицо Аллароса и коротко кивнул: охотники остаются, кто-то должен быть сторожем и ударить, если дичь вырвется из силков. Юный охотник дважды вскинул руки, и Рин кивнул еще раз: двенадцать. Они заберут с собой дюжину, в лагере останется не больше половины этого, и это будет уже другая задача.
- Идем, lethallin, - слегка улыбнувшись, он взял Сана за руку и нырнул в открывшийся темный провал.

  Внизу не было кромешной тьмы, не пришлось ни привыкать, ни чувствовать себя слепцом: в тот момент, когда спустившись в темноту, Рин задел рукой выпуклую панель, узоры на стенах, изображавшие перевитые друг с другом лозы, вспыхнули ярким серебристым светом. На мгновение он озарил подземный зал, а потом будто весь собрался в высокой мозаичной фигуре на противоположной стене. Фигура замерла в позе горестного плакальщика, вот только не было видно, льет ли она слезы: ее глаза были закрыты широкой повязкой, искусно выполненной из темных самоцветов, мерцавших теперь ярче недавнего серебряного света. Над головой фигуры была выложена надпись на элвише, но Рин сумел разобрать только слово "путь".
- Путь, - тихо проговорил он. - Путь... слепца? - подойдя ближе, он увидел, что фигура изображена на двустворчатой двери, которая будто бы пульсирует светом, готовая отвориться. Рин обернулся к Сану. - Поведем гостей этим путем, lethallin? - едва слышно спросил он и протянул руку к фигуре, пока не касаясь ее.
  Сверху донеслись голоса, говорившие на хлестком северном наречии, и это снова напомнило о том, что нужно торопиться.

Когда привыкаешь выбирать в лесу дороги и тропы, обычно всегда помнишь, что верная - не одна, и многие так или иначе ведут к цели, быстро ли или долго. Знать, что вокруг только камень, а путь впереди - единственный и другого тебе не оставлено, неуютно и непривычно. И тем неуютнее, что слишком велика пропасть, разделяющая их с Саном и тех, кто создавал эти залы и умело расставлял ловушки: кровь Народа говорит, будит чутье и заставляет прислушиваться к нему, но все-таки он звучит слишком тихо, чтобы можно было уверенно идти по его подсказкам.
- Другого нет, - негромко отозвался Рин, ответив Сану мягкой улыбкой и вслед за ним коснувшись створки.
  Зал, в который они ступили, тонул в темноте, и сперва Хранителю показалось, что достаточно было бы факела, чтобы разогнать тьму и заставить отступить шепчущиеся тени, так и тянущиеся к вошедшим из дальних углов. Однако уже через несколько мгновений стало заметно: здесь все иначе, не так, как в обычных руинах, где пахнет сыростью и затхлостью и попросту не хватает света, который можно высечь обычным огнивом. Это зал будто был обитаем, напоминал старую шкатулку, в которой дремала тьма, теперь выпущенная наружу и понемногу набирающаяся сил. Казалось, что тени касаются его лица и плеч холодными длинными пальцами, и Рин с трудом подавил желание стряхнуть с себя невидимые руки, отступить. Не время отступать, да и некуда.
- Огонь не поможет, но он и не нужен, - отозвался Рин. Говорил он по-прежнему негромко, словно боялся слишком громким голосом то, чему до времени лучше бы дремать. - Чутье и память нам пригодятся здесь больше, чем он и даже чем само зрение, lethallin, - в кромешной тьме Сан не мог видеть его улыбку, но Рин все равно улыбался, словно так вернее мог подбодрить отшельника и поделиться с ним уверенностью. - Карт нам и в самом деле не найти, но, думаю, я чувствую нить, по которой мы сможем пройти.
  Не столько чувствовал даже, сколько полагался на давние знания, еще на рассказы Сорана о том, как их предки любили зеркальное построение, неявное глазу, при создании ловушек и лабиринтов. Если этот принцип верен, то угроза для чужаков должна быть прямо напротив дверей, которые сторожит мозаичная фигура, остается только эту угрозу пробудить.
  Рин сделал несколько осторожных шагов вперед, всмотрелся, щуря так и поблескивающие в темноте глаза, и различил впереди очертания неподвижной фигуры. Приблизившись еще немного, он увидел, что она выточена из обсидиана, смотрит на них пустыми глазницами и тянет навстречу руки, а на ладонях у нее тончайшая резьба - широко распахнутые глаза, будто статуя лишилась их и показывает теперь свою потерю тем, кто готов смотреть.
- Она будто просит нас забрать ее зрение, - тихо проговорил Рин, обернувшись к своему спутнику, а потом, очень медленно, к двери. - И тогда она... заберет зрение незваных гостей? - опустив взгляд вниз, он увидел своеобразное подтверждение своих слов: у ног большой статуи одна маленькая каменная фигурка вкладывала руки в ладони другой. - Думаю, нам надо подождать, пока они появятся, потом отступим... вон туда, - Рин указал на глубокую нишу за спиной статуи. - Хочешь сделать это сам, lethallin? - это не была попытка уклониться от неведомой магии, просто кому же и касаться ее, как не отшельнику, который столько лет бок о бок с ней жил?