Кажется? Забери его демоны, если это так! Несмотря на молодость, Ниалл не сомневался в своей способности чувствовать, отличать и запоминать моменты, которые потом будут к нему возвращаться - в снах ли, в обычных ли воспоминаниях, которые являются, стоит увидеть или услышать что-то, даже отдаленно напоминающее оставшуюся в памяти минуту. Сегодняшний вечер войдет в их число - в этом он был свято уверен и сейчас только недоверчиво хмыкнул в ответ на слова Кусланда. Впрочем, ему сейчас было слишком хорошо, чтобы язвить или вскидываться.
- У меня в памяти для каждого хватит места, - Ниалл улыбнулся непривычно мягко и, перехватив руку любовника, коснулся ладони поцелуем. Собственная ласковость смутила, и он поспешно отвел глаза. - И в самом деле пора. Ленора наверняка заждалась возможности выразить всемерное почтение тебе и твоему золоту, - коротко усмехнувшись, он поднялся с кушетки и принялся одеваться.
  От открытого окна тянуло прохладным ветром и немного - сыростью, и это понемногу отрезвляло. Совсем не первый загул, в котором довелось поучаствовать Ниаллу, но, Создатель свидетель, других таких среди них не было. И дело даже не в том, что прежде ограничивалось компанией молодых баннов и рыцарей и свежими девицами Леноры, которые словно были нарочно научены избегать особенных изысков с юными дворянами. Просто прежде ни один загул не оборачивался для него такими ощущениями и чувствами, не заставлял удивляться себе и теряться в собственных реакциях. Все-таки он прав: сегодняшний вечер забыть не получится, и вряд ли он поблекнет.
  Одеваясь и приводя себя в порядок, Ниалл будто отстранялся от произошедшего и одновременно с тем, как затягивал шнуровку на дублете и черный ремешок в волосах, все больше превращался в себя обычного. С принцем он, конечно, никогда, кроме первых вечеров, не был "господином банном" и все-таки сейчас стал к этому чуть ближе, чем в начале вечера.
- Все для вашего высочества, - с легким полупоклоном усмехнулся Вулфф и подхватил оставленный на спинке кресла плащ. Он уже хотел сделать шаг за порог, когда Кусланд перехватил его.
  Невозможно было не поддаться. Невозможно не ответить, притянув к себе любовника еще ближе и чувствительно прихватив ему губу зубами. И невозможно не узнать донельзя знакомое лицо, обладатель которого сейчас, вытаращив глаза, смотрел на них снизу, от лестницы.
- Демон! - Вулфф резко отстранился. - Лайонел из Хэйвуда, сын тамошнего банна, - вполголоса проговорил он, отведя взгляд: незачем молодому рыцарю видеть, что его узнали и смотрят на него, как на знакомого. - Знает меня последние лет десять и сейчас во все глаза любуется тем, как ты зажал меня у стены, - Ниалл беззвучно, принужденно усмехнулся. Рука сама нашла эфес кинжала, как будто это было идеальное средство решить проблему.

Чем дальше, тем больше Ниаллу становилось не до смеха, и все-таки от тихого смешка в ответ он не удержался:
- Я и дружу с его отцом и дядей, ваше высочество, - едва слышно откликнулся молодой банн: - Что он и не может мне простить, похоже, - в ответ на предложение поговорить с чересчур глазастым вассалом самому он только коротко кивнул: так и в самом деле будет лучше, чем раньше времени поднимать шум или тем более раскрывать инкогнито своего королевственного спутника.
  Поулыбавшись Леноре, пару раз благосклонно кивнув в ответ на ее любезности и вложив ей в руку пару серебряков сверху для "милого Милана", Ниалл распрощался с хозяйкой и двинулся к выходу.
  Осенний вечер был прохладным, тянуло постепенно усиливающимся пронизывающим ветром с гор, по небу плыли рваные клочья туч, и, пожалуй, только многочисленные свет-камни возле "Шепота моря" делали обстановку чуть менее мрачной. Осмотревшись, Ниалл свернул за угол и прибавил шагу, как только разглядел у второй коновязи свою добычу.
  Лайонел совсем не был рад его видеть - одного быстрого, цепкого взгляда хватило, чтобы это понять. Недоверие и настороженность в глазах своего будущего вассала Ниаллу понравились, а вот насмешка - совсем нет.
- Лайонел, - Вулфф улыбнулся, но глаза от этой улыбки нисколько не потеплели. - Да, как и ты. Последние перед зимой дни для прогулок.  Хорошо провел вечер? Ленора порадовала чем-нибудь новеньким? Ты, смотрю, задержался, а до Хэйвуда по темноте путь не самый приятный, - говоря, Ниалл будто бы невзначай поглаживал морду хэйвудова коня, а под конец вдруг ухватил его под уздцы. Он совершенно не собирался отпускать не в меру шустрого Лайонела, пока тот не даст понять, как много успел увидеть, что об этом думает и как намерен с неожиданной информацией поступить.
  И лучше бы ему сейчас испугаться, заулыбаться в ответ любезно, рассыпаться в выражениях преданности или - и вовсе было бы прекрасно - назвать цену своего молчания.

Не получилось по-хорошему - это Ниалл понял, стоило Лайонелу неприятно, с явной насмешкой ухмыльнуться. По-плохому не слишком хотелось, но и отступать уже не было ни желания, ни возможности, и, когда Хэйвуд потянул к себе повод, Ниалл только крепче сжал руку: собеседник не уйдет отсюда, пока он ему не позволит. И пока не вспомнит о почтении к сыну сюзерена.
- Что верно, то верно, консервативен ты был всегда, - Ниалл слегка усмехнулся. - Кажется, даже у доярок в Элмридже боялся научиться плохому, когда мы заглянули к ним на День лета, - молодой банн все еще говорил так, будто общается с добрым приятелем, но его взгляд с каждой секундой становился все холоднее и холоднее. - А мне всегда нравились новые острые впечатления, волнует кровь. Это как с той засадой на горцев, помнишь? - Ниалл широко, белозубо улыбнулся и подался чуть ближе к Лайонелу. - Что до сопровождения, то мне с ним сегодня и впрямь редкостно повезло: мне досталась идеальная компания для сегодняшнего вечера, так что твое присутствие будет лишним, прости. Как было оно лишним и сегодня у Леноры, - голос Ниалла зазвучал отрывисто и резко, теперь уже без тени улыбки. - Ты ведь это понимаешь, верно? - он положил руку Лайонелу на плечо, словно хотел разгладить замявшийся край плаща. - Как понимаешь и то, что видел сегодня не то зрелище, о котором стоит распространяться, верно? Ради наших общих интересов? - холода, звучавшего сейчас в голосе Ниалла, хватило бы сейчас, чтобы проморозить дорогу отсюда и вплоть до Вулфхолла.
  Это была последняя попытка: если Хэйвуд почует угрозу и сообразит, что пора пойти на попятную и продемонстрировать вассальную преданность, то сделает это сейчас. Если нет, это все равно закончится сейчас и здесь, только несколько иным образом.
  Присутствие Кусланда у себя за спиной Ниалл чувствовал почти физически и пока не слишком хотел, чтобы тот вмешивался: это его, Вулффа, дело, это ему перепало оскорблений. И, если уж на то пошло, избавить от оскорблений сюзерена тоже его обязанность.

Когда Лайонел дернулся, будто хотел сбросить его руку, Ниалл испытал вовсе не желание отстраниться, а просыпающийся азарт сродни охотничьему: жертва трепыхается, показывает норов, но, раз так вскидывается, значит, промах допустит и будет его. Когда молодой Хэйвуд придвинулся ближе, Вулфф почти инстинктивно подался ему навстречу, словно хотел распробовать запах добычи. А в следующую секунду так и замер, прямо-таки прирос к грязной осенней мостовой: оскорбления, теперь открытые, прямолинейные, жалили, хлестали, как удары кнута, но не вызывали ни стыда, ни страха, ни чувства вины перед отцом, только бешеную, какую-то звериную ярость, чувство, которое гонит разорвать противнику глотку.
  Последняя фраза оказалась хуже оплеухи, и Ниалл не смог бы сказать, из-за того ли, что она унижала его самого или из-за нелестной характеристики, доставшейся его спутнику. Несколько секунд он молчал. Его лицо стало похоже на маску ярости: ледяная злоба в глазах, стиснутые до боли челюсти, заходившие на скулах желваки, так и раздувавшиеся ноздри. Стремительно обернувшись, он метнул быстрый взгляд на Кусланда, а потом снова посмотрел на Хэйвуда.
- Создатель мне свидетель, о последних словах ты будешь жалеть больше всего в жизни, - тихо и удивительно ровно проговорил Ниалл, а потом слегка отстранился и, не размахиваясь, ударил Лайонела в живот. - Ради каких интересов, шавка?! - следующий удар вышел сильнее и пришелся поддых. - Ради твоей жалкой жизни и твоей семьи! Ради... - Ниалл уже собирался ударить снова, когда вдруг наткнулся взглядом на мальчишку-конюшонка, широко распахнутыми глазами смотревшего на развернувшуюся перед ним сцену. Не время. Не место. Нельзя. Он тяжело перевел дух, пытаясь отогнать так и метавшуюся перед глазами алую пелену.

Ниалл словно балансировал на грани: шаг в одну сторону - и он утвердится в намерении вернуть себе самообладание и сохранить его, шаг в другую - и снова сорвется в то алое пекло ярости, из которого с таким трудом вынырнул. И он совсем не был уверен, куда этот шаг будет сделан. Ладонь Кусланда сжалась на плече как нельзя более вовремя, и Ниалл хрипло выдохнул, обуздывая себя и окончательно отступая от края пропасти.
  Тем не менее ярость никуда не делась, она только немного отступила в тень, свернулась в дальнем углу сознания тугими кольцами, как послушная змея, по-прежнему готовая ужалить.
- Пускай идет с миром, - эхом отозвался Ниалл, и голос его прозвучал так будто к этому напутствию его принудили под пыткой. Больше всего хотелось придушить недавнего приятеля своими руками, не сходя с этого места, но присутствие Кусланда надежно удерживало, будто принц узду на любовника накинул.
  Впрочем, нельзя сказать, что Ниалл не был вознагражден за то, что сумел-таки взять себя в руки: звон серебряной монеты, брошенной к ногам Лайонела так, будто в этом проулке и впрямь произошла не стычка, а нечто, куда более оскорбительное для молодого рыцаря, прозвучал слаще музыки. Ниалл сопроводил слова Кусланда широкой волчьей улыбкой и еще несколько секунд смотрел, как молодой Хэйвуд садится в седло и удаляется по улице несколько быстрее, чем принято ездить в городе.
- Знаю. Ты прав, - он с силой потер ладонью лоб, не глядя пока на принца: было неловко за свою необдуманную вспышку. - Просто то, что можно спустить, когда ты один... - Ниалл тряхнул головой, оборвав сам себя: неправильные слова и вряд ли их правильно поймут. Он все-таки посмотрел Кусланду в лицо: - Он ездит через восточные ворота и срезает путь через кожевенные дворы. По вечерам в том квартале безлюдно, там и можем встретить, - рука снова сама собой легла на эфес кинжала: встретить Лайонела Хэйвуда Ниаллу сейчас хотелось даже больше, чем он сам себе признался бы.

Если ехать до кожевенных дворов переулками и задворками, это недолгий путь, рукой подать. Тем не менее, его Ниаллу хватило, чтобы полностью протрезветь на холодном осеннем ветру, а еще - чтобы окончательно впасть в ледяную глухую злобу. Первоначальная ярость, застлавшая ему глаза алым, теперь уступила место какому-то непривычному змеиному чувству: его унизили, при нем оскорбили того, кто был ему сюзереном и уже не только сюзереном, и теперь Ниаллу не просто хотелось крови - ему хотелось страха, ответного унижения, мольбы о пощаде, хотелось не просто прикончить добычу, а перед этим покуражиться, вдоволь поиграть с ней.
  Разумеется, при таком раскладе отдать кому-нибудь - даже принцу - право на это убийство казалось совершенно недопустимым и, услышав предложение сделать это, Ниалл только сердито тряхнул головой, будто его кубком вина обошли на приеме. Он не сомневался, что если Кусланд сделает все по-своему, дело наверняка закончится, не успев начаться, но именно этого сейчас и не хотелось.
- Нет, - хрипловатым полушепотом отрезал он, весь подобравшись не хуже притихшего рядом мабари. - Я сам, - и смолк, весь обратившись в слух и напоследок осматривая выбранное для засады место. Темно, тихо, двора на три во все стороны ни единой живой души - никто не помешает задушевной беседе, да и мешать некому.
  Когда Кусланд опустился на одно колено рядом со своим псом, Ниалл еще больше отступил в тень, словно хотел слиться со стеной, и впился взглядом в приближающегося всадника, готовый метнуться ему навстречу, как только момент покажется удобным.
  Ждать себя этот момент не заставил, и молодой банн хищно усмехнулся при виде того, как конь с жалобным ржанием взвился на дыбы, сбрасывая седока. Есть. Он хрипло выдохнул сквозь зубы и вдруг зло оскалился: Кусланд своими словами будто пса спустил со сворки, и боевым псом Ниалл себя сейчас и почувствовал. Приятное чувство: собакам нет нужды думать о чести и ее законах, достаточно просто рвать глотки. Коротко кивну принцу и ступая мягко, будто из страха нарушить тишину, он шагнул навстречу Лайонелу. Лунный отсвет тускло блеснул на мече молодого рыцаря.
- Но я же не хотел, чтобы было так, - мягко улыбаясь, проговорил Ниалл голосом, в котором так и слышался дружеский упрек. Хэйвуд-младший - хороший фехтовальщик, но как отказать себе в удовольствии поиграть? Ниалл сделал шаг в сторону, по кругу. - Ты ведь сам не захотел говорить со мной, как с обычным дворянином. Или, может быть, еще не поздно?.. - на лице Ниалла расцвела по-мальчишески открытая улыбка, в которой так и светилась надежда.
  Сердце гулко колотилось в груди. Оружие все еще оставалось в ножнах, но он чувствовал его при каждом шаге: стилет в рукаве, длинный кинжал на левом боку, каждому - свое время.

Ниалл ждал. Весь подобравшись, напружинившись, впившись цепким, хищным взглядом в лицо Хэйвуда ждал, как тот себя поведет, как откликнется на его незатейливую игру. Купится? Пойдет на попятную? Даст волю страху и станет умолять? Вовсе не будет говорить с подлым противником и сходу кинется в бой? Как это будет? Надо сказать, интересовало Ниалла только одно это - как это будет, в том, чем дело кончится, он не сомневался ни секунды, как самонадеянно не сомневался и в своей способности справиться без всякой помощи Кусланда и его боевого пса.
  Лайонел, между тем, явно не мог решить, чего ждать от противника и его странного бездействующего союзника, и как держаться так, чтобы не уронить себя и не поступиться своей честью. Это смотрелось забавно и одновременно отчасти раззадоривало, и Ниалл, все той же неспешной, плавной походкой отступая дальше в сторону, продолжал улыбаться молодому рыцарю - дружески и почти сочувственно.
- Грязный секрет? - негромко переспросил он все с тем же мягким упреком и болезненно нахмурился, будто ему сейчас нанес жестокое оскорбление старый друг. - И это слова дворянина и человека чести? - Ниалл перешел на тон уязвленной невинности. - Разве можно звать любовь "грязным секретом"?! - его возмущенный голос взлетел вверх.
  Чем ближе была схватка, тем сильнее и злее хотелось глумиться. А еще хотелось этим глумлением и ограничиться: Лайонел Хэйвуд сильнее его, тяжелее, на "ты" со своим мечом, и шансов против такого противника у Ниалла, вооруженного кинжалом, будет немного. Если в поединке нет шанса победить, то и не надо никакого поединка. Ниалл сделал еще полшага в сторону, чтобы заставить Лайонела ступить в лунный луч, быстрым движением вскинул руку и метнул стилет, метя в запястье руки, сжимавшей меч.
- Я плохо фехтую, - пояснил он с прежней светлой улыбкой, разом и своему противнику, и своему принцу.

Из пробитого запястья противника хлынула кровь, и Ниалл хищно раздул ноздри, как будто собирался ею полакомиться. Первая кровь - первый успех в любом поединке, даже в таком бесчестном, а честь сейчас волновала банна Вулффа в последнюю очередь. Он усмехнулся, наблюдая, как неуверенно Хэйвуд перехватывает меч левой рукой, а потом рассмеялся в голос, когда тот начал сыпать новыми оскорблениями: столько ненависти, столько бессильной злости, столько отчаянного нежелания умирать - это неплохо, даже хорошо, почти так же хорошо, как мольбы о пощаде.
- Ах, Лайонел-Лайонел, - Ниалл снова улыбался, но теперь даже не пытался скрыть злость и жестокую радость, которую доставляло ему происходящее. - Разве твой будущий эрл может быть ублюдком? Разве у меня за пазухой камень, не нож? - его взгляд скользнул по кровоточащей руке молодого рыцаря, из ножен со свистом вылетел кинжал. - И разве тебе сейчас не кажется, что ты многовато говорил о том, каков я, а? - в голосе Ниалла отчетливо прозвучала презрительная усмешка.
  Держа кинжал наизготовку, атаковать он по-прежнему не торопился: даже у раненого, у Хэйвуда есть перед ним преимущество, не говоря уж о том, что он может попросту задавить его весом, и тогда в дело придется вступать Тарьену или принцу. А последнее, чего хотелось Ниаллу, это устроить такое представление, а потом, на манер беспомощного мальчишки, выпутаться из передряги только благодаря помощи любовника.
  Поигрывая кинжалом, как будто тот был игрушечным, Ниалл снова двинулся по кругу, как будто хотел вовлечь противника в опасный, смертоубийственный танец.
- Ну же, Лайонел, - позвал он почти ласково. - Ну чего ты ждешь? Я ведь позор эрлинга и своего рода! Подстилка будет править твоим отцом и братьями! Что же ты не избавишь всех от срама? Давай же, ты ведь меня не боишься, верно? - он широко усмехнулся: - Иди ко мне, я тебя поцелую, - и, прекратив свой неспешный танец, Ниалл сделал ложный выпад с тем расчетом, чтобы заставить Лайонела неловко подступить ближе.
  Если Хэйвуд совсем потеряет равновесие, все кончится еще проще. А если и нет, молоть языком оказалось отдельным удовольствием. Ниалла слегка трясло от злого азарта, которого становилось еще больше от мысли, что "танцует" он под внимательным, цепким взглядом любовника.

Хриплый рык Лайонела и отчаянный призыв сражаться раззадорили Ниалла, и он ответил молодому рыцарю звонким смехом, дико прозвучавшим в этом пустынном месте, разлетевшимся далеко по темным дворам. Такое глумливое веселье он испытывал всякий раз когда кто-то взывал к его благородству и воинской чести: какая, в самом деле, честь, если его, лучника, только и учили, что целиться точно да бить метко раньше, чем враг подойдет? И какое благородство, если уцелеть в итоге все равно куда важнее, чем погибнуть со славой? Отцу бы это не понравилось, но ему и эта безобразная сцена в грязной подворотне вряд ли пришлась бы по душе.
- Игры - сладость жизни, Лайонел! - весело крикнул Ниалл, как будто эта схватка была дружеским тренировочным поединком.
  Он увернулся от нового выпада Хэйвуда, мощного, но не слишком точного, сделал еще один ложный маневр, а потом метнулся к противнику с незащищенной стороны, где тот не мог поймать на раненую руку даже скользящий удар, и в следующую секунду услышал ласкающий слух звук: кинжал, пропоровший дублет тонкого сукна, со скрежетом вошел глубоко Лайонелу под ребра. Ниалл крепко обнял противника, будто хотел помочь ему устоять на ногах, и с силой провернул клинок.
- Вот и кончились игры, друг мой, - скривив губы, проговорил он в самое ухо Хэйвуду, а потом оттолкнул от себя тяжелеющее тело. - Кончились игры, шваль.
  На руках была чужая кровь, на дублете тоже. От дыхания тяжело вздымалась грудь, и отчего-то никак не получалось его выровнять. Не первый поединок, но убийство - первое. От него все еще лихорадило и пробирало странным жаром, когда Ниалл, выдернув из тела мертвеца свой кинжал, поднял глаза на Кусланда.
- Все, - негромко произнес он и, взглянув принцу в лицо, вдруг разом успокоился.