Смех прямо-таки хлестнул Ниалла, показался оглушительным и - в первую секунду - обидным, едва ли не оскорбительным. Юноша сурово нахмурился, уже готовясь кинуться в новую словесную атаку, а потом вдруг тихо фыркнул и сам зашелся звонким хохотом: оказалось достаточно представить, как он минуту назад смотрелся - встрепанный, расхристанный, с расшнурованными бриджами, но при этом так и полыхающий праведным гневом.
- Пять лет назад я уже не был ни мальчишкой, ни девственником, ваше высочество, - Вулфф улыбался, лукаво щурясь. - Боюсь, эта первая ночь немного разочаровала бы, - он тихо хмыкнул, а уже в следующую секунду так и вспыхнул, вновь взбудораженный и странным образом польщенный: шепот принца так и обжег кожу и, как это случалось всякий раз, на удивление глубоко задел нутро Ниалла. Чем больше времени он проводил рядом с этим человеком, тем острее чувствовал его власть над собой, и это отчего-то не пугало, напротив, с каждым разом перед этой властью хотелось склоняться. Непривычное и на редкость острое ощущение.
  Отогнав слишком сложные для такого момента мысли, Ниалл удобнее откинулся в кресле и закинул ноги на стол. На его губах снова проступила прежняя лукавая улыбка, когда он стал наблюдать за тем, как Кусланд меряет шагами маленький, жарко натопленный зал. Картина показалась вдруг и привычной и почти уютной.
- Не представляешь, как близко ты несколько раз был и к знакомству с моими собаками и к тому, чтобы увидеть меня особенно соблазнительным, - Ниалл усмехнулся и скрестил руки на груди. - С чего бы мне видеть мало мужчин? - он пожал плечами. - Последние лет десять меня по большей части мужчины и окружают: солдаты, разведчики, банны, их сыновья, их рыцари. Что-то никому в голову не пришло... подтолкнуть. А ведь, по-моему, с тех пор, как не стало матери, в замке даже служанок меньше, чем слуг, - он негромко хмыкнул.
  А ведь и в самом деле: Ательстан не слишком-то доверял женщинам, не считая Сархи, и предпочитал нанимать лакеев вместо горничных. Молодой банн, в отличие от многих своих ровесников, даже первые шашни крутил все больше с деревенскими красотками да с авварками-торговками, а не с собственной прислугой.
  Перегнувшись через подлокотник, Ниалл потянулся за самокруткой:
- Хочу, - он снова улыбнулся и чуть сверкнул глазами, снизу вверх глядя на принца: - Ну а ты сам? Кто подтолкнул тебя? Как это было? - все, что происходило в этой комнате, так и подхлестывало смелеть все больше, и сейчас хотелось еще какой-нибудь непристойной, волнующей истории.

Ниалл только усмехнулся при мысли о том, как много, в самом деле, не знает Ательстан. Когда-то этот старик знал о нем все и был ему за второго отца, в последние годы это незаметно изменилось, но кастелян пока понятия об этом не имел и действительно берег молодого хозяина в отсутствие эрла, по-прежнему порой умиляясь ему, как умиляются славному мальчику, стремительно делающему успехи и все-таки еще совсем несмышленому и удивительно чистому. Улыбаясь сейчас любовнику, Ниалл не мог не думать о том, что скоро это закончится: если оставалась какая-то граница, которую он еще не переступил, то с легкой руки принца он точно ее пересек, и вряд ли что-то останется, как было.
  Впрочем, сейчас молодого банна больше интересовало не то, каким дальше будет он сам, а то, каким в прошлом был его любовник. Неглубоко затягиваясь самокруткой и то и дело отхлебывая из кубка тепловатое вино, Ниалл весь обратился в слух и не сводил с Кусланда глаз. История, незамысловатая, не украшенная никакими захватывающими или особенно порочными подробностями, отчего-то все равно казалась волнующей и сильно задевала. Ниалл пытался и все никак не мог заглянуть в прошлое и представить себе всю картину в красках: был ли Оливер поражен, смущен или испуган? Хоть немного? Или ему было хорошо и понравилось сразу, с первой же минуты? Как вел себя рыцарь, которому хватило смелости соблазнить сына тэйрна в его собственных владениях? Узнал ли кто-нибудь - отец, брат, друзья?
  Ниалл сделал несколько больших глотков из своего кубка и безотчетно подался вперед, не сводя поблескивающих жадным любопытством глаз с Кусланда.
- Удовлетворил, - он коротко кивнул и облизнул сладкие от вина губы. - Но не совсем. Мне... интересно все, - он слегка улыбнулся: - Это было похоже на то, как было у нас? Или он вел себя мягче? Почему ты согласился? Он... чем он тебе приглянулся? - Ниалл снова приложился к кубку, глотая вместе с вином новые наглые вопросы.
  Желание разглядеть в прошлом восемнадцатилетнего Оливера вдруг стало на удивление острым и его-то как раз хотелось удовлетворить больше всего.

Любовник молчал, глядя в огонь, и на секунду Ниалла кольнуло смутное беспокойство: он переступил какую-то грань, которую переступать нельзя? Оливер Кусланд был опасным человеком, запах этой опасности прямо-таки источал, и отчасти именно эта приманка привлекала к нему, но сейчас, странное дело, Ниалла беспокоило не то, не вызвал ли он на себя огонь неосторожным словом, а то, не задел ли словом оскорбительным или слишком наглым. Это было удивительно, неожиданно, почти дико, и молодой банн предпочел попросту списать непонятные ощущение на дурман, который туманил голову все больше и все меньше оставлял возможности себя контролировать.
  Принц, между тем, заговорил, одарил его уже привычной кривой ухмылкой, и Ниалл улыбнулся в ответ: приятно, когда что-то возвращается на круги своя.
- Думаю, - откликнулся он, чуть вскинув голову, а потом его улыбка стала лукавее: - Но что мне рассказы, если я и впрямь могу перенять его у тебя. Так мне нравится больше.
  Кусланд снова был совсем близко, и Ниалл снова смотрел на него снизу вверх, вслушиваясь в каждое слово. Теперь что-то стало иначе: любовник говорил о прошлом, но сам к этому прошлому как будто не относился, не имел с ним ничего общего, и разглядеть его в тех временах окончательно стало невозможно. Впрочем, Ниалл не жалел о своей неудаче: близости, а потом и изучающих прикосновений любовника оказалось достаточно, чтобы в настоящем снова стало интереснее, чем в прошлом.
  Ниалл почти инстинктивно, по-звериному потянулся к рукам Кусланда, вдохнул дурманящий запах дыма, поднимавшегося под потолок, потом негромко хмыкнул.
- Для романтических историй у меня есть песни, помнишь? - он усмехнулся, глядя Кусланду в глаза, а потом коснулся легким поцелуем пальцев, замерших на губах. - А спрашиваю... Мне интересно. Интересно, каким ты был. Каким был он, как ты о нем расскажешь. Как все началось и почему ты вообще решил начать. Кто сделал с тобой то, что ты сделал со мной, - тут Ниалл повел плечами: от воспоминания о той ночи и сейчас стало жарко. - Как это бывает еще, если не так, как со мной. Мне интересно слушать о тебе, - получилось слишком прямолинейно, и Ниалл, смешавшись, без перехода задал новый вопрос: - А еще: что ты такое во мне увидел, чего не видят другие? И... почему был так уверен, что я не передумаю и не пожалуюсь отцу? Или ты не был уверен? - он весело вскинул брови и тут же от души приложился к кубку с вином.
  Разговор казался Ниаллу странным: то двусмысленным и почти непристойным, то - неожиданно откровенным. Наверное, надо было угомониться и перестать болтать и задавать вопросы, но он сейчас совсем не хотел натягивать узду.

И снова в полную тепла и сладкого дурмана комнату будто заглянули темные тени. Ниалл видел ее в том, как устало принц прошелся ладонью по лицу, в упоминании об Архидемоне и Море, которым сегодня и сейчас точно не должно было быть здесь места, даже в упоминании о его отце. И эта последняя тень все-таки задела юношу краем. Невесело усмехнувшись, Ниалл снова приложился к вину, болезненно нахмурился.
- О, мой отец слишком горд, чтобы трубить о таком перед Собранием земель или перед королевой, и слишком стар, чтобы кого бы то ни было вызвать на дуэль. И даже сам понимает это, - его губы горько скривились. - Так что, полагаю, дело ограничилось бы горестным взглядом, душеспасительной беседой, а в случае ее неуспеха - требованием немедленно покинуть его дом, - Ниалл сделал еще глоток вина, поморщился: отчего-то показалось, что оно отдает кислятиной. А потом вскинул на Кусланда поблескивающие лукавством глаза и чуть улыбнулся: - В любом случае мне удивительно повезло, что мысли о последствиях тебя не посетили и не остановили, - он коротко, негромко рассмеялся. - А что до того, что ты сделал со мной, - Ниалл подался ближе, его голос зазвучал глуховато, слегка дрогнул: - Не знаю, какое слово тебе понравится больше, но мне нравятся разные, их ведь много... - на секунду он напустил на себя задумчивый вид, потом продолжил, чуть покусывая губу: - Наверное, многие сказали бы, что ты меня соблазнил. Лишил невинности. Взял. Выпустил на волю порочность, которую сам же во мне и рассмотрел, - Ниалл тихо хмыкнул. - А я много общаюсь с солдатами, поэтому сказал бы по-другому. Например, что ты поимел меня в моем собственном доме, - одно только воспоминание заставило его глаза вспыхнуть ярче, он подался еще ближе. - Скрутил и отодрал, заставив сперва умолять об этом. И мне это понравилось, - Ниалл откинулся на спинку кресла и снова пригубил вино.
  Его слегка потряхивало, разом и от дурмана, и от вина, понемногу бравшего свое, и от собственной смелости. Позволить себе такие речи было необычно и ново, и можно было списать их на дурман, но Ниалл сейчас не врал себе: ему хотелось бы попробовать так же - трезвым.

Отклика на свою выходку Ниалл ждал жадно, с тайной, тщательно сдерживаемой дрожью, которая всякий раз одолевала его, когда они с Кусландом оказывались наедине, и начиналась вот такая игра в слова и взгляды. И чем сильнее становилось в нем нетерпение, тем ярче вспыхивали расширившиеся от вина и дурмана глаза.
  Любовник откликнулся, и то, каким хриплым был его голос, каким тяжелым показался взгляд, показалось Ниаллу достойной наградой за недавнюю смелость. А уж высказанное желание и вовсе обещало ему такие минуты, о которых даже думать было сладко до дрожи в коленях, до жара внутри.
- Как знать, - Ниалл пожал плечами. - Может быть, эта порочность - просто отклик на то, что ты сделал, а так я невиннее послушницы? Преподобные матушки наверняка предположили бы именно это, - усмехнувшись, он по примеру Кусланда поднялся с кресла, а потом сделал шаг вплотную к любовнику и прибавил вполголоса: - Разделяю это желание всем сердцем. И всем телом, - он будто невзначай скользнул ладонью по груди принца, а потом нехотя отстранился. - Еще немного - и забуду, что нельзя шуметь. Пойдем, действительно самое время для борделя, - пригладив волосы и убедившись, что одежда в порядке, Ниалл прихватил плащ и двинулся прочь из зала, где было теперь даже слишком жарко.

  Бордель "Шепот моря" расположился в паре кварталов от "Теплого очага". По меркам Вест Хилла заведение было не просто чистое и приличное, а прямо-таки запредельно дорогое, и видно это было по всему: по большим вычурным фонарям, украшавшим фасад, по интерьеру, где нашлось место коврам и драпировкам, по добротно сработанной мебели и, конечно, по работникам - девицам и юношам всех возрастов, многие из которых выглядели до того опрятными, ухоженными и свежими, что сразу и за шлюх принять было невозможно. По шелковому платью хозяйки, необычно смуглой и темноволосой для Ферелдена, достаток тоже был сразу заметен, а когда она, мягко покачивая бедрами, подошла встретить дорогих гостей, впечатление дополнил запах явно недешевых духов.
- Здравствуйте, ваша милость, - поблескивая умело подчеркнутыми темными глазами, хозяйка поклонилась Ниаллу. - А мы успели по вам соскучиться... Чего вы сегодня желаете? - она заинтересованно вскинула брови, а потом перевела взгляд на Кусланда: - А чего желает ваш... друг? - она явно затруднялась правильно титуловать Кусланда, но смотрела на него с цепким, живым интересом человека, жаждущего знать все обо всех.
- Здравствуй, Ленора, - Ниалл слега усмехнулся, щурясь на то, как в ожерелье женщины вспыхивают крупные красные камни. - Радушна, как всегда, верно? Мой друг еще и мой гость, - он тоже оглянулся на Кусланда. - Так что сегодня выбирать будет он. Чего хочется ему, того и мне, - и взгляд Ниалла, обращенный на принца, сверкнул любопытством и затаенным голодом.

Ниалла и впрямь прекрасно знали в "Шепоте моря". А он весьма близко знал очень многих его работниц - и высокую, белокурую Аленду с холодным, гордым лицом скорее леди, чем шлюхи, и русоволосую, крутобедрую Сюзетт, умевшую улыбаться каждому, как своему единственному возлюбленному, и ярко-рыжую полногрудую Виллу. И даже саму мадам Ленору, то и дело лукаво и томно поглядывавшую на него. Вот только интересовали его сейчас совсем не они, и все томные взгляды и зазывные улыбки пропадали втуне: Ниалл их не замечал. Весь подобравшись, он жадно следил за тем, как Кусланд выбирает развлечение на сегодняшний вечер, вслед за ним скользил взглядом по молодым эльфам, каждый из которых старался принять позу пособлазнительнее, и ловил себя на странных, непривычных ощущениях. Когда такое было, чтобы гибкий юноша казался привлекательнее полногрудой женщины? Когда случалось, чтобы нутро скручивало от темного желания выгнуть почти сломать жилистое тело, совсем не предназначенное для вторжения, а не развести мягкие, гладкие женские бедра? Что с ним? Откуда этот голод, который так и растет внутри?
  Ниалл сглотнул, как хищник почуявший острый запах свежего мяса, и окинул взглядом выбранный Кусландом "товар". Принц, похоже, то ли запомнил желание, которое он судорожно выдохнул тогда, в таверне, то ли полностью разделял его: эльф был светлокожим, изящным, хрупким, а еще до странности непохожим на шлюху. Возбуждение отозвалось внутренним жаром, и Кусланду Ниалл ответил тяжелым, потемневшим взглядом.
- Милан, - неопределенным тоном повторил он и, слегка усмехнувшись, прибавил: - Милан - отличное приобретение, Ленора, - смотрел он, впрочем, только на принца и, еще раз оглядев эльфа, продолжил чуть тише: - И великолепный выбор.
  Пока они шли к уединенной комнате, путь к которой указывала провожатая Леноры, Ниаллу казалось, что с каждым шагом ему становится все жарче и жарче. Пожалуй, невозможно было не порадоваться тому, что все распоряжения взял на себя Кусланд: Вулфф не чувствовал в себе сил в случае необходимости ни сосредоточиться на мелких нуждах, ни даже совладать с собственным голосом.
  Оставшись наедине с принцем и рыжеволосым Миланом, Ниалл с облегчением сбросил плащ, распустил шнуровку сперва на дублете, потом на сорочке, а после с жадностью отпил вина из кубка. На лукавую улыбку любовника он откликнулся шальной и диковатой, а потом присел на подлокотник его кресла и жадно всмотрелся в замершего посреди комнаты остроухого.
  Тот, кажется, был приучен исполнять приказы и все-таки не свыкся еще до конца с тем, какими они могут быть, и сейчас едва заметно вздрогнул, услышав отрывистые слова принца.
- Да, милорд, - тихо отозвался Милан, бросив сперва на Кусланда, потом на Вулффа взгляд, из которого так и не смог изгнать настороженность.
  Подавшись вперед и раздувая ноздри, как охотничий пес, почуявший дичь, Ниалл следил за каждым движением эльфа. За тем, как он выскальзывает из облегающих штанов и рубашки тонкого полотна, как одним плавным движением опускается на колени возле небольшого резного комода и извлекает оттуда маленький темный флакон, как потом замирает в нерешительности. Поколебавшись пару секунд, он сделал несколько шагов к большой, застеленной золотистыми простынями кровати, но Ниалл неожиданно для себя подал голос:
- Нет! - получилось громко и хлестко. - Не туда, там слишком темно. Здесь. Я хочу все видеть, - он сейчас высказывал желания так, будто и забыл, что собирался оставить все в руках любовника.
- Да, милорд, - эльф, снова слегка вздрогнув, послушно замер посреди комнаты, с тихим щелчком откупорил флакон. По комнате поплыл сладковатый масляный аромат, и Вулфф потянул его носом.
  В свете свечей и жарко горящего камина было видно, как Милан касается себя поблескивающими от масла пальцами, скользит ими между ягодицами, оттянув одну, проникает внутрь, понемногу растягивая. Ниалл неотрывно смотрел на него, и не мог понять, от боли или от удовольствия остроухий закусывает губу, в самом деле на его лице то и дело вспыхивает выражение затравленности или это только кажется. И ловил себя на том, что, кажется, предпочел бы боль и затравленность настоящую.
- Будет слишком... свободно, если он так продолжит, - Ниалл обратил на Кусланда почерневший взгляд, его дыхание потяжелело. А потом требовательно прибавил: - Не хочу так, пусть лучше будет теснее. Ты ведь не против? - он совсем не был уверен, как должен вести себя сейчас, но инстинкты и желания все решали за него.

Ниалл широко, хищно улыбнулся, услышав, как ему сулят, что все будет так, как пожелает он. И в этих словах, и в снисходительной улыбке Кусланда ему чуялись и покровительственность, от которой совсем не хотелось избавляться, и одобрение, которое особенно ласкало и грело. А жар, исходивший от ладони принца, сжавшейся сейчас у него, Ниалла, на колене многократно подхлестывал и без того вовсю разгоревшееся возбуждение.
- Для этого и существуют... - глуховатым, слегка охрипшим голосом откликнулся он, подавшись вперед и не сводя с Милана тяжелого взгляда.
  Остроухий был услужлив и послушен, и чем больше Ниалл за ним наблюдал, тем больше ему казалось, что вся эта покладистость вызвана не только хорошей выучкой: эльф их действительно боится, непритворно, и, кажется, просто пытается таким образом отвести от себя беду. Или надеется, что терпеть придется меньше.
  "Это вряд ли", - усмехнувшись, Ниалл облизнул губы и обвел неторопливым, цепким взглядом стройное, тонкое тело, изогнувшееся на кушетке.
  Обернувшись к Кусланду, он шало улыбнулся, хотел было заговорить, но невольно замер, пораженный злостью, вспыхнувшей в глазах принца. К чему бы это? Что-то не так? Ему что-то не нравится в этом донельзя покорном мальчишке? В самом Вулффе? Впрочем, ни толком удивиться, ни тем более заговорить ему не дали: невозможно было не ответить жадный, грубый поцелуй Кусланда. Ниалл с готовностью отозвался, не остался в долгу даже в ответ на укус, а потом, переводя дух, отстранился.
- Как скажешь, - выдохнул он почти в губы любовнику и поднялся с подлокотника.
  Эльф, замерший в позе покорности, полностью открытый перед ним, являл собой удивительно соблазнительное зрелище, и Ниалл уже сделал к кушетке пару шагов, но потом остановился. Оливер хочет смотреть? Что ж, тогда надо показать все. В сторону полетели сапоги, дублет, за ним вся остальная одежда и, только полностью раздевшись, Ниалл шагнул к остроухому.
  От первого, пока совсем мягкого, прикосновения к спине Милан не вздрогнул, но светлая кожа мгновенно покрылась мурашками. Криво улыбнувшись, Ниалл скользнул рукой ниже по позвоночнику и надавил эльфу на поясницу.
- Прогнись, - получилось глухо и тихо, и Ниалл выдохнул смешок, когда остроухий послушался. Возбуждение, вино и все еще не выветрившийся дурман подхлестывали куражиться. Подавшись вперед, он почти нежно поцеловал Милана в плечо и вполголоса проговорил в острое ухо: - Сучка... Я тебя надвое разорву... - он не знал пока, вправду ли собирается так портить "товар" Леноры, но хотел еще раз посмотреть, как вздрогнет эльф, услышать, осмелится ли издать хоть какой-нибудь звук.
  Ниалл медленно, как будто лаская прошелся руками по телу Милана, развел ему ягодицы, скользнул между ними пальцами, а потом резко, не пытаясь сдержаться, толкнулся внутрь. Стало жарко и почти болезненно тесно, Ниалл негромко застонал сквозь стиснутые зубы.
- Узко... - хрипло выдохнул он, а потом потянул Милана за волосы, заставляя прогнуться еще сильнее, заломил ему одну руку за спину и стал врываться в послушное его движениям тело так, чтобы не давать привыкнуть к себе, так чтобы каждым движением входить как можно глубже.
  На любовника он сейчас не смотрел, отчего-то казалось, что так пока будет лучше: пусть смотрит Оливер, пусть видит, это его зрелище и его подарок.

Было жарко, и вовсе не из-за огня, ярко полыхавшего в камине. Ниаллу казалось, что все тело наливается жаром, будто по венам вместо крови течет жидкое пламя, и чем сильнее становилось желание, тем, казалось, темнее и безумнее оно делалось. Ощущение, что под ним податливое тело, готовое исполнить любую прихоть пьянило, а то, до чего остроухий был хрупок и тонок, и вовсе туманило разум. И к этому многократно добавляло удовольствия чувство, что мужское тело, даже такое, легкое, слабое, все равно сопротивляется вторжению больше, чем женское: эльф рефлекторно зажимался, и чем больше он это делал, тем больше Ниаллу хотелось преодолеть сопротивление, избавиться от этой узости, от которой было и сладко, и трудно.
  Хрипло, пока еще совсем негромко застонав, он сильнее потянул Милана за волосы, так, чтобы тот еще больше запрокинул голову и прогнулся дугой, а потом стал двигаться грубее и резче, рваными быстрыми движениями. Тело мгновенно бросило в жар, пробрало испариной, и Ниалл, облизнув пересохшие губы, выдохнул еще один стон, теперь протяжный и громкий. Он то прикрывал глаза, то снова распахивал их, чтобы посмотреть, как остроухий изгибается под ним, отчаянно кусал губы от напряжения, а в следующую секунду приоткрывал их, чтобы глотнуть побольше воздуха.
  Крик Милана отозвался острым уколом возбуждения, и Ниалл, которого будто насквозь прошили раскаленной иглой, хрипло рыкнул в ответ и сильно рванул шлюху на себя за бедра.
- Молодец, - негромко проговорил он и словно в знак поощрения погладил эльфа по пояснице. - Вот так. Только теперь громче... - он снова вышел из тонкого тела, которое теперь ощутимо потряхивало, а потом снова вошел на всю длину. И вскинул взгляд на Кусланда.
  Если то, что он сейчас делал, могло стать еще лучше, нужно для этого было именно такое зрелище - любовник, ласкающий себя в ритме его, Ниалла, рваных движений. Теперь он смотрел только в лицо Кусланду, жадно следя за каждым выражением его лица, за движением каждого мускула. Следил и улыбался, шальной улыбкой тем больше напоминавшей волчий оскал, чем лучше и слаще было Ниаллу. Он сейчас был только вдвоем с любовником, шлюха казалась дополнением к общему удовольствию, но совсем не его источником.
  И все же с этим дополнением было хорошо, от него еще многое можно было получить. Ниалл снова мягко, почти ласково погладил Милана по пояснице.
- Такой узкий, тесный... - заговорил он, слегка задыхаясь и по-прежнему глядя на Кусланда. - Такой горячий внутри... Послушный, а все равно как будто сопротивляется... - казалось, что, рассказывая о своих ощущениях, он ими делится. - Так и хочется сломать... - Ниалл резким рывком дернул голову Милана и обратился уже к эльфу: - Давай, посмотри на моего друга. Покажи, как хорошо... - вряд ли остроухому сейчас было хорошо, но отчего-то Ниаллу казалось, что его выражение лица сполна дополнит рассказ о том, каково тому, кому он сейчас подставляется. А потом ни слов, ни голоса не хватило, и Ниалл сам застонал, глухо и протяжно, наслаждаясь каждым ощущением и взглядом.

Ниалл откликнулся коротким, судорожным смешком, когда увидел, как принц рванул на груди сорочку: одно то, как любовник отзывался, одновременно и подхлестывало его удовольствие, и будило жажду все более и более острого наслаждения. И снова его губы разошлись в дикой волчьей улыбке, а потом он зашелся новым стоном, входя особенно глубоко и чувствуя, как содрогается тихо вскрикивающий эльф под ним.
  Когда Кусланд оказался рядом, а потом и у него за спиной, Ниалл со свистом втянул воздух сквозь стиснутые зубы и полуобернулся через плечо. Оливер был так близко, что, казалось, достаточно обернуться, и можно будет в самые глаза заглянуть. На какое-то мгновение Ниалл этому желанию почти поддался, но потом резко отвернулся, подставляя любовнику шею: отчего-то казалось, что вот так, вслепую, будет еще острее, еще лучше, еще слаще и жарче.
  Под прикосновениями Оливера он слегка вздрагивал, поводил плечами, выгибался немного, чтобы открыться каждому прикосновению, и при этом ни на минуту не переставал терзать податливое, послушное тело под собой. Он застонал в голос, когда услышал слова Оливера, и едва не сорвался на крик, стоило тому теснее прижаться сзади. Знакомое желание вспыхнуло мгновенно: чтобы любовник не дразнил его, вошел, еще раз попробовал его на прочность и почувствовал эту узость. Почти выйдя из тела эльфа, Ниалл слегка подался назад.
- Это все для тебя... - немного бессвязно пробормотал он, запрокинул голову, потянувшись за поцелуем, а потом все-таки не сдержался и сорвался на крик: - Хорошо! Мне так хорошо... - он сильно толкнулся вперед, а потом так же с силой подался назад. - Пусть и тебе будет тоже!
  Его разрывали два одинаково сильных сейчас желания: слушаться и подчинять. И когда Оливер стал двигаться вместе с ним, он окончательно между ними потерялся, на секунду даже ослабил хватку на бедрах эльфа, позволил подталкивать себя. А потом жажда взять свое, насытить прежде всего собственный голод, заставить полностью подчиниться и сделать все это на глазах у любовника перевесила: хрипло рыкнув, Ниалл до синяков стиснул бедра Милана и стал вбиваться в него так, будто и впрямь собрался разорвать надвое. Ни то, как голова идет кругом, ни то, что с него так и льет пот, сейчас ни на грош не имело значения.

Как бы ни хотелось сейчас Ниаллу принуждать и подчинять самому, когда любовник сжал ему волосы, заставляя повернуть голову, послушался он мгновенно и отозвался на грубый поцелуй с тем же жадным голодом, напоследок сильно прикусив Оливеру губу.
- Делай, что хочешь, - хрипло откликнулся он и усмехнулся, слегка задыхаясь.
  Тонкие, болезненные вскрики Милана подстегивали его, это было удивительно приятно, но наблюдать за тем, что началось дальше, оказалось еще приятнее, и, не прекращая брать податливое, совсем ослабевшее тело, Ниалл неотрывно смотрел. На то, как любовник гладит остроухого по лицу. Как бережно, будто желая приласкать, приподнимает ему голову. И как потом входит в рот, принимающий его с покорной готовностью.
  Когда Кусланд придержал эльфа за затылок и толкнулся глубже, у Ниалла даже глаза шире распахнулись. Он резко, с хрипом втянул в себя воздух и очередным грубым толчком вошел в тело Милана. Ему всегда нравилось смотреть, как шлюхи работают ртом, но сейчас место нашлось не только удовольствию от этого зрелища: Ниаллу нравилось смотреть, как послушный остроухий ласкает его любовника, и вместе с тем его язвила темная злость, не давало покоя чувство, что эльф будто крадет его место, отнимает у него часть удовольствия и власти. И, поймав себя на этой мысли, Ниалл зашелся долгим, громким стоном: он увидел ярче, чем наяву, как Кусланд ему в рот входит вот так же, как его держит за затылок и вбивается в самую глотку.
  Новый стон был больше похож на рычание, когда Ниалл вскинул взгляд на любовника. Тот улыбался, дико и шало, и Ниалл хищно оскалился в ответ, не отводя глаз от его лица, а потом тихо усмехнулся и скользнул языком по губам. Теперь это было все равно что делить одно тело на двоих и с каждым движением глубже проникать друг в друга, и это чувство вырвало у юноши крик, отчаянный, короткий и полный острого удовольствия. Он превратился в пронзительный, протяжный стон, когда он увидел, как любовник кончает остроухому на лицо. Бессвязно выругавшись, Ниалл сильно рванул Милана к себе за бедра, выгнул дугой его тело и излился, содрогаясь и глотая ртом воздух.
  Голову вело, устоять на ногах казалось невозможным и, пошатнувшись, Ниалл оттолкнул от себя эльфа и тяжело опустился на кушетку.
- Хорошо... - в который раз за вечер проговорил он и прикрыл глаза, с трудом восстанавливая дыхание. - Как же это хорошо... - и поднял на Кусланда все еще слегка затуманенный взгляд, полный одновременно благодарности, сытого довольства и затаенного мальчишеского восторга.