Рину казалось, что сам воздух звенит от напряжения, и этот звон отдается гулом и болью в его костях и мышцах. Сильная и гибельная магия, мощная настолько, что его едва не шатало от того, как щедро он зачерпывал силу, чтобы поддерживать заклинание и взывать к земле, являвшей сейчас всю свою ярость. Казалось, эта ярость достигает самого сердца мира и одновременно может взметнуться до небес, и было, увы, совсем неудивительно, что, когда один из солдат, презрев предупреждение долийца и приказ командира, метнулся на тот берег, обуздать свою магию Рин не успел. Не успел он даже еще раз окликнуть опрометчивого шемлена - от напряжения перехватило горло, и голос пропал - и осталось только беспомощно наблюдать со стороны его гибель. Нельзя сказать, что смерть человека причинила ему боль, но все-таки это была ненужная, лишняя потеря в стане союзника, и Рин досадливо нахмурился: он надеялся этого избежать, по крайней мере, если в гибели людей Инквизиции не будет крайней необходимости.
Когда от противников не осталось ничего, кроме едва заметной в воздухе костяной пыли, Рин устало перевел дух, оперся на руку Сайрана и, поднявшись на ноги, кивнул охотнику: все в порядке, можно продолжать путь, не стоит отставать от отряда. Он и сам собирался двинуться дальше, когда женщина-командир остановила его взглядом, в котором не было злобы, но и ни тени дружеского расположения тоже не было. Секунду-другую Рин колебался, потом негромко откликнулся:
- Ir abelas... - осекшись, он вернулся к общему: - Мне жаль твоего человека, это была ненужная и горькая смерть. Но я его предупреждал, как и всех остальных. Я буду осторожен, но постарайся, чтобы твои люди слушали лучше, - Рин не знал, насколько приемлемо по шемленским меркам он сейчас говорил, но сомневался, что мог бы быть дипломатичнее, сохранив при этом достоинство.
Стоило ему пересечь мост и оказаться на другом берегу, как охотники, будто по команде, заняли места по обе стороны от него, и, взглянув на хмурые лица разведчиков, а потом прислушавшись к разговору, Рин без труда понял, почему они так единодушно взяли его под охрану.
"Расписные", "в сговоре" - от слов щербатого плоскоухого на языке становилось горько: горчила сама мысль о том, что один из своих же собратьев может говорить вот так и объединять себя не с ними, а с шемленами, которые ему, кажется, и ближе, и дороже. Посланцы Бриалы не позволяли себе подобного никогда, но разумно ли судить по ним обо всех горожанах? Тем более, что этот Митч говорит явно не под влиянием момента или потрясения от гибели соратника, ведь напоминает же он Лавеллану какую-то давнюю историю, явно нехорошую и связавшую их двоих не по-хорошему.
Несколько мгновений Рин колебался, размышляя не будет ли разумнее промолчать, сделать вид, что оскорбления ему безразличны, а общее дело важнее, однако обвинение, брошенное в адрес его и Лавеллана, мгновенно изменило общее настроение и дало понять, что молчание вряд ли станет спасением. Краем глаза он заметил, как Алларос украдкой поглаживает рукоять кинжала, увидел, как настороженно переглянулись солдаты и решился-таки ответить.
- Это неправда, - сбавив шаг, Рин слегка повысил голос, чтобы перекрыть любые шепотки и быть услышанным всеми. - Ты ошибаешься... Митч, - именем, похожее на кличку, странно было называть эльфа, и он невольно запнулся. - Я не владею такой магией, - он окинул солдат быстрым взглядом. - Но она здесь и не нужна: здесь было много смертей, здесь тонка Завеса, и мертвецам не нужен приказ мага, чтобы подняться, - Рин в упор взглянул на женщину-командира. - А Лавеллан не помогал мне ни в чем, кроме как разобраться, зачем все мы здесь, - сородичу досталась легкая улыбка. - И, разумеется, еще в том, чтобы обездвижить нежить. Может быть, лучше пойдем дальше и заодно вспомним, что это мертвецы нам враги, а не мы - друг другу? Пока они не навалились снова со всех сторон и не напомнили нам об этом сами, - Рин говорил с напором, однако старался сдерживаться, и нетерпение прорвалось только под конец этой речи.
Стычка сейчас совсем не нужна, она поставит под угрозу выполнение их задачи или, по крайней мере, сильно задержит. К тому же Рин не был вполне уверен, какую сторону выберет Лавеллан, и ему претила мысль наносить удар сородичу.