Прошло всего несколько недель со дня гибели Хранителя Сорана и осквернения шемленами Вар Белланарис, но Рину казалось, что за это время он стал старше на годы, и эти годы тяжелым грузом легли на плечи. Он еще не чувствовал этого, когда наутро после похорон говорил перед кланом и призывал к возмездию за погибших и память предков. Не чувствовал и когда пришла весть об арлатвене, где долийцы готовились решить, чем достойно будет ответить на людское святотатство. Не почувствовал даже когда перед самым выходом в дорогу стал ловить на себе взгляды, которые обычно доставались Хранителю: одновременно настороженные и полные надежды, тревожные и испытующие, воодушевленные и доверчивые. Так смотрят на того, за кем следуют, на того, на кого возлагают и ответственность, и свои чаяния. Приняв долг Хранителя, он ведь принял и это, верно? Раз так, нести эту ношу надо достойно.
  Несуществующие, еще непрожитые годы навалились на него только сейчас, когда было пройдено уже немало лиг, и пройти до места общего сбора оставалось совсем немного. Зима выдалась ветреной и холодной, идти и вести аравели заснеженными тропами было тяжело, избегать встреч с шемленскими солдатами, так и рыскавшими теперь по Долам, - еще тяжелее. Клан скорбел, печаль не прибавляла ни доброго расположения духа, ни сил, и зимняя простуда многих свалила с ног. Маталин был большим кланом, спокойным и дружным, мог похвалиться и сильными, опытными охотниками, и лекарским искусством хранительницы галл, которая никогда не отказывалась побыть знахаркой, если в том возникала нужда, и все-таки Рину казалось, что он все время нужен везде и всюду. И чем больше крепла эта уверенность, тем усерднее он старался везде и во всем успевать. К тому времени, клан вступил в Изумрудные могилы, молодой Хранитель почти перестал спать, заметно осунулся, и только глаза на вытянувшемся лице горели обычным затаенным огнем, который, впрочем, теперь выглядел несколько лихорадочным.
  Сегодня Рин надеялся сделать последний рывок и до заката добраться к месту сбора, но едва солнце начало клониться к горизонту, как небо затянуло темными, тяжелыми тучами, крупными хлопьями повалил снег. Когда к этому добавилось еще и то, что одна из галл захромала и стала сильно припадать на переднюю ногу, Рин сдался, объявил о стоянке, и эльфы начали ставить лагерь. Небольшая лесная лощина в Благолозье подходила для этого лучше многих мест, и глядя, как один за другим зажигаются костры, Рин понемногу успокаивался, позволял себе расслабиться: всем им нужно отдохнуть, не стоит рваться изо всех жил и заставлять остальных делать то же самое. Будут силы - будут возможности и время для всего остального.
  Когда лагерь был разбит, Рин обошел посты, заглянул к больным, убедился, что мать присмотрит и несколько старших охотников присмотрят за обстановкой, и немного углубился в рощу, оставив за спиной жарко горящие костры. Обычно он добрался бы до Лестницы Бриатоса, посидеть в тени древних изваяний, глядя в каменные глаза птиц и находя в них успокоение, но сейчас этого не давала сделать и разыгравшаяся непогода, и мысль о том, что позади него в лощине устраиваются на ночлег не меньше тридцати сородичей, и несмотря на бдительность дозорных, охранять этот отдых в первую очередь ему, Хранителю. А раз так, значит, желтые глаза костров все время должны быть ему видны, и придется удовлетвориться весьма относительным уединением.
  Опираясь на посох, Рин попетлял немного между деревьями, а потом опустился на толстый поваленный ствол и устало закрыл лицо руками. Хотелось помолиться Творцам о знании и выборе верного пути или хотя бы о защите в изматывающе долгой дороге, но нужные слова не шли на ум, а смертельная усталость не оставила сил для медитации.

В минуты столь тяжкой усталости иногда кажется, что ты и не в недремлющем мире, и не в Тени, а словно завис где-то между ними, в промежуточном пространстве, где можно слышать голоса смертных и в тоже время ощущать присутствие теневых созданий. Это не медитация, потому что в это состояние входишь не по своей воле, и не сон, поскольку отдыха в этом не найти, скорее, какой-то призрачный плен, из которого недостает сил выбраться.
   Именно это сейчас и чувствовал Рин, и этот плен пополам с бессилием не отпускал, казался почти блаженством: в эти минуты можно было позволить себе ни о чем не думать, никуда не спешить, плыть по течению своих ощущений. Негромкий голос, прозвучавший где-то совсем близко, кажется, даже деревьев не потревожил, просто переплелся с тихим скрипом и шорохом ветвей под ветром. Рин не шелохнулся, даже ладони от лица не отнял: он пока даже не был уверен, что с ним говорит живое существо, а не усиливающийся понемногу ветер и не сам лес, сжалившийся над чересчур молодым Хранителем, ищущим ответов и поддержки.
  Отрезвил его только послышавшийся ближе звук осторожных шагов и движение совсем рядом, такое, словно кто-то подступил вплотную. Мир разом придвинулся, утратил призрачность, и Рин, стряхнув с себя оцепенение, опустил руки. Перед ним на коленях стоял эльф, спокойный, серьезный, смотревший с тем интересом, с которым смотрят на что-то... редкое? Необычное? Что-то, что не ожидали увидеть? Природы этого интереса Рин не понял, однако тепло улыбнулся сородичу - а в том, что это сородич, не плоскоухий бродяга, сомнений не было, валласлин не дал бы ошибиться.
- Aneth ara, lethallin, - негромко проговорил Рин. - Не потерялся, я знаю эти места, хоть и немного хуже, чем хотел бы. Просто искал уединения, хотел помолиться, да что-то слова на язык не идут, - помолчав немного он прибавил: - А иду в лес, в сторону Валласдален, на арлатвен. А ты? Тоже? - Рин всмотрелся в сородича внимательнее и вдруг нахмурился: вспомнил, что по пути в Благолозье не видел других стоянок, да и дальний свет костров сейчас нигде не мелькал. Получается, собеседник - сам по себе? Странствует... или просто нет другого выхода? - Ваша стоянка далеко? Или с кланом беда и ты теперь один? - на лицо Рина набежала тень: он не сомневался, клан, погибший на Священной равнине, может быть не единственным, истребленным шемленами, и если этот тихий эльф - последний уцелевший из еще одного, ему найдется место среди Маталин.
   Поднявшийся ветер осыпал собеседников снегом, донес со стороны лагеря негромкие голоса дозорных. Рин по-прежнему смотрел в лицо собеседнику, и чем дольше он в него всматривался, тем сильнее становилось странное чувство, что это не чужак, что они знакомы, достаточно сделать еще одно усилие - и само собой вспомнится, как именно.

Они так и смотрели друг другу в глаза, и отчего-то Рину казалось очень важным не отводить взгляд, не терять этой связи, словно чем дольше они оба держатся за тонкую нить, протянувшуюся между ними, тем прочнее она становится. А когда укрепится окончательно, Рину, наконец, перестанет казаться, что смутное чувство, будто он вот-вот вспомнит этого медноволосого долийца - наваждение, и собрата в самом деле удастся узнать. Повинуясь не то собственному желанию, не то взгляду немногословного собеседника, молодой Хранитель даже немного подался навстречу, так, чтобы дать лучше себя рассмотреть, а заодно и позволить разглядеть каждую линию валласлина, в который так внимательно всматривался сейчас знакомый незнакомец.
- Нет другого клана... - негромким эхом отозвался Рин, а потом снова мягко улыбнулся: - Хорошо. Это хорошо. Должно быть, почти все уже добрались, в такие ночи лучше ночевать всем вместе, не тратить силы, не быть в одиночестве. Совсем сегодня разгулялась метель, - не сдержавшись, он на секунду устало прикрыл глаза: долгий переход дался тяжело и казалось, что даже лишнее упоминание о тяготах зимней ночи утомляет.
  "И один, и не одинок" - долиец, разошедшийся с собственным кланом, говорил загадками. Такие речи бывают признаком безумия, но собеседник не казался Рину безумцем. Сама мысль о том, что что-то развело его с сородичами была тревожащей, неуютной: никто обычно не уходит просто так, клан покидают либо совершившие преступление изгои, либо маги, которым не нашлось места и Хранитель которых оказался чересчур суров. Встреча и с тем, и с другим может нести в себе угрозу, явную или скрытую.
  Впрочем, ведь помимо изгнанников, есть еще отшельники, верно? Те, кто буквально понял слова "странники на одиноком пути" и отправился исполнять долг перед Народом такими причудливыми тропами, что порой и сам Народ не желал их на это благословлять. Рин знал одного такого. Вспомнилось вдруг, как будто было вчера: отрешенное молодое лицо, всполох рыжих волос - Первый прощается с Хранителем Сораном, и взгляды охотников, обращенные на молодого мага, острее и злее стрел. Рин занимает место, о котором и не мечтал никогда, и силится понять ушедшего.
Воспоминание словно связало воедино давний день и нынешний, и Рин всмотрелся в лицо напротив, уже узнавая, но пока не решаясь узнать до конца.
  На вопросы он отозвался не сразу, припоминая все горести недавнего времени, о которых нельзя не рассказать, и, как всегда, старательно подбирая слова, чтобы быть точным, но и не причинить лишней боли.
- Ты знаешь об охоте на элвен, lethallin, но, похоже, вести о ее причинах до тебя не доходили, - тихо заговорил Рин. - Я расскажу, тебе надо знать. Это надо знать любому из Народа, - он помрачнел, болезненно нахмурившись, на мгновение отвел глаза, потом поднял взгляд: - Случилось многое. Несколько месяцев назад плоскоухие в Халамширале подняли восстание, и шемлены, как говорят, жестоко отомстили: предали город огню и никого не щадили. Но их ненависть выплеснулась за пределы каменных стен. Они нападали на наших сородичей, их война все чаще задевала наших охотников, а совсем недавно они пришли в Диртаварен. Клан Илорен едва успел стать лагерем на Одинокой отмели, когда шемлены обрушились на него. Живых среди наших братьев не осталось, - слова упали тяжело, но Рин даже не заметил, как глухо зазвучал его голос. Говорить о другой беде оказалось еще труднее, но он сделал над собой усилие: - Мы, Маталин, пришли позже, остановились в Халинсулане, у самой реки. Соран, наш Хранитель, отправился в Вар Белланарис, поклониться предкам и помолиться о мире. Он всегда хотел мира, - слабая улыбка вышла на редкость горькой. - И так сложилось, что именно в тот день, шемы решили напомнить нам... о своей власти, - Рин сглотнул колючий ком в горле. - Они осквернили Вар Белланарис, разрушив надгробия и разорив могилы, и убили всех, кто явился туда в паломничество. На следующий день мы похоронили своего Хранителя, а вскоре после этого пришла весть об Арлатвене: гибель клана, осквернение Вар Белланарис - никто из нас не намерен прощать этого шемленам. Никому не нужна война, но порой... только к ней и остается призывать, - теперь голос Рина снова окреп, и в глаза собеседнику он смотрел открыто и твердо. - Я, - Рин, новый Хранитель клана Маталин, - он помолчал, потом все-таки осторожно спросил: - Прости, если ошибаюсь, lethallin, но... наши имена ни о чем тебе не говорят? Маталин, Хранитель Соран? Мы не встречались прежде? - Рин безотчетно подался еще ближе.
  Метель начала униматься, ночь прояснялась понемногу, и отчего-то вместе с этим будто бы отступала и доля его усталости и тревоги.

Рину казалось, будто он напряжен сильнее, чем натянутая до предела тетива, и любой неверный жест, любое слово, которому сейчас не время звучать, даже взгляд заставят эту тетиву лопнуть. Он едва заметно вздрогнул, когда собеседник вдруг отшатнулся, подался назад мягкими, неуловимыми движениями, на редкость похожими на звериные. Это удивление? Тревога? Знак опасности? Своими вопросами или своим рассказом он как-то задел лесного гостя, и тот сейчас ответит враждебностью на его осторожные долгие речи? Молодой Хранитель выпрямился, сцепил руки в замок, готовый хоть объясняться дальше, хоть убеждать в добрых намерениях, хоть принять бой, если этот знакомый незнакомец не пожелает говорить и дальше слушать.
   Не было боя. Страха, удивления, враждебности, скрытой или явной, не было тоже. Тихие слова признания показались легкими и звенящими, словно раскололась ледяная корка, и Рин, не скрывая облегчения, улыбнулся своему собеседнику так, как улыбался только близким.
- Хвала Творцам, lethallin, - отозвался он, негромко, будто боялся потревожить дремлющие под снегом деревья. - Я не ждал нашей встречи, но благодарен за нее всем, кто нас сюда привел.
   Он говорил бы и дальше, о многом хотелось рассказать, еще о большем - спросить, но тот, кто теперь называл себя Саном, опередил, заговорил первым, и Рин притих, зачарованно заслушался, так будто не о нем вели речь, а рассказывали старую, полузабытую и все-таки все еще имеющую смысл легенду. Трудно и странно возвращаться в прошлое, это почти всегда темная дорога, но и она становится светлее, если тебя по ней ведут за руку. Сан вел, так уверенно, будто прозревал время и мог было приблизить, заставить вспомнить собственную юность, казавшуюся теперь бесконечно далекой.
- Не перед кем теперь опускать взгляд, - вполголоса проговорил Рин, и по его губам скользнула горькая улыбка. - Хотя хагрен по-прежнему с нами, он все так же строг, и я всегда склоняю перед ним голову, прося совета, - он и сейчас слегка склонил, повинуясь, впрочем, не привычной почтительности, а словно бы силе прошлого, которую Сан призывал своими словами. - Сан, - тихо произнес он, применяясь к имени и пробуя на вкус его звук. - Сан. Я запомню и буду звать тебя так, lethallin.
   Слова о том, что он справился лучше жгли огнем, язвили хуже лихорадки. Разве это так? Разве так можно сказать? Разве он был достаточно хорошим Первым, если не сумел спасти Хранителя? Разве он должным образом заботится о собратьях, если этот первый без Сорана переход дается так тяжело, и в клане так много больных? Он действительно достоин именоваться Хранителем?
- Я пока еще ни с чем не справился, Сан, - тихо проговорил Рин, болезненно хмурясь. - Я будто иду ночью по болотной тропе, и мне стоит немалого труда следовать за светом дальнего костра, а не за блуждающими огоньками, - вздохнув, он скользнул ладонью по лицу, будто хотел стереть усталость и слабость. - Впрочем, этот огонь вместе с ветром, о котором ты говоришь, привел меня к тебе. Раз так, может быть, я все же и ошибаюсь в выборе пути, - и он снова смолк, опустив взгляд.
   Ответить на последний вопрос было непросто, и казалось, что сами эти речи отзовутся острой болью в груди. Соран не хотел сражений - и погиб в беспощадной бойне. Он тревожился о том, сколько крови элвен прольется - и вот она уже полилась реками. Не будет ли жестокость справедливее милосердия в нынешние времена? Рин поднял на Сана прямой, открытый взгляд.
- Предначертанное случится, - откликнулся он по-прежнему негромким эхом и после короткой паузы продолжил: - Война уже пришла, Сан. Она идет по пятам за нашими аравелями, подступает к нашим кострам на стоянках, смотрит на нас из чащи по ночам. Она везде, куда бы мы ни шли, и от нее негде спрятаться, а начали ее не мы. Я буду призывать к тому, чтобы вспомнили о том, кто мы, и заставили шемленов вспомнить, кто они. К возмездию за лучших из нас, поплатившихся за собственное милосердие. К тому, чтобы избыть горе о разоренных могилах и оскверненных святынях, взять за него выкуп шемленской кровью. Я знаю, прольется и наша, но есть времена, когда такая жертва достойна и соразмерна, - Рин помолчал, чувствуя, что голос хрипнет от холодного, влажного воздуха, потом внимательно, испытующе взглянул Сану в лицо: - А ты, lethallin? Ты пойдешь с нами на Арлатвен? А потом, может быть... и дальше? - голос все-таки дрогнул под самый конец: Рин ждал этого ответа, его не оставляло чувство, что в самой сегодняшней встрече есть воля Творцов, и многое может зависеть от того, как все обернется.

Слова показались тяжелыми, как камни, но отчего-то одно то, и в тоже время звучными, как набат, обозначающий перелом и наступление новых времен.
   Быть войне. Это знает не один только Рин, эта мысль - не просто отклик на нестерпимую боль и мучительную, бессильную пока ярость, неизбывную, день за днем точащую сердце.
   Быть войне. Он ждал, когда эти слова прозвучат вслух и не будут смешаны со слезами или наполнены юношеской запальчивостью.
   Быть войне. Его ночной собеседник, высказав его собственную мысль, будто бы дал молодому Хранителю позволение нести дальше эту весть и убеждать всех, кого доведется встретить, и одновременно признал за ним право на эту войну повести.
   Рин смотрел теперь на Сана иначе, так, словно пала, какая-то невидимая преграда, до этих слов еще разделявшая их, а теперь попросту растаявшая, растворившаяся в ломком зимнем воздухе. Будто бы была между ними прозрачная, тончайшая ледяная стена, а теперь от легкого касания рассыпалась мириадом осколков. Повинуясь неясному теплому чувству, Рин засветил на ладони волшебный огонек, и тот расцвел мягкими отсветами. Это не могло дать тепла, но Рину хотелось сейчас хотя бы светом объединить их двоих, как обычно объединяет костер на стоянке.
- Быть войне, - тихим эхом откликнулся он Сану и прибавил, обращаясь больше к себе, чем к нему: - Ты меня понял, - он бы вряд ли сейчас смог объяснить, что это понимание значит, но надеялся, что голос все скажет за него.
   Рин не сводил глаз с Сана, все еще ждал ответа и все-таки уже чувствовал, как собрат ему отзовется, чувствовал, что это не просто случайная, пусть и диковинная встреча в зимнем лесу, и когда собеседник заговорил, убедился в том, насколько был прав.
   Так ли приносили свои клятвы Изумрудные Рыцари? Такими ли словами обещали защищать Долы от зла Теневые охотники? Эти ли слова произнес Бриатос, вступая на путь стража, преграждающего путь чуждой вере? Рин не знал, не смог бы ответить, но, как бы там ни было, сейчас те времена воскресли вновь, и, даже если речь стала другой, а многие обряды забыты, снова быть огням, воздетым мечам и боевым песням, которых веками не слышали Долы.
   На мгновение от одной мысли об этом захватило дух, еще мгновение она казалась невероятной, а потом Рин отмел свои сомнения, так легко, будто снег с плаща смахнул, и поднялся на ноги, подчиняясь инстинкту, который, казалось, ощупью вел его через этот непривычный обряд присяги.
- Благодарю тебя, Сан, - голос звучал негромко, но уверенно и ровно. - Все так и будет. Быть огням и звучать нашим песням. И наши мечи будут достойны Изумрудных Рыцарей. Я принимаю тебя и каждое твое слово, lethallin. Я поведу и найду для нас путь, как бы ни повернула тропа, - налетевший порыв высоко взвихрил снег под конец его речи, словно лес соглашался с ним. Рин взял посох, оглянулся на дальние отсветы костров. - Идем, lethallin. Клан будет тебе рад, - при том, каким станет возвращение Сана, Хранитель ни на мгновение не сомневался, что это будет так. Что до него самого, то он не зря пришел сегодня в зимнюю рощу посреди метели: Творцы все-таки подали ему знак и указали путь.

Отредактировано Рин Маталин (28-04-2016 22:47)