Dragon Age: The Abyss |
|
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Dragon Age: The Abyss » История » 11 Верименсиса 9:42 ВД. Однажды, в студеную зимнюю пору
• Дата и место: 11 Верименсиса, 9:42 Века Дракона. Скайхолд, Морозные горы.
• Участники: Андреас Тревельян, Дориан Павус, Йен Лавеллан.
• Сюжетность: личный.
• Краткое описание:
Кошка никогда не поймет собаку, а долийский эльф - человека. Иногда из-за таких недопониманий начинаются войны, а иногда все складывается довольно комично.
• Предупреждение: упоротость, 18+.
Отредактировано Йен Лавеллан (08-04-2016 23:45)
Андреас долго не мог уснуть. Во-первых он все еще не привык к новым покоям, хотя, казалось бы, у него уже было для этого достаточно времени. Но раньше он никогда не спал в настолько больших помещениях и хотя не любил тесноту спальни Круга, да и домик в Убежище нельзя было назвать особенно удобным, но все-таки это было привычно. Пространство давило на Андреаса, а то, что массивная кровать стояла посреди комнаты, тоже радости не добавляло. Он попытался было перетолкать ее в угол, чтобы хоть с одной стороны закрыться, но из этой затеи ничего не вышло, а просить кого-то ему помочь не стал - неудобно. Не хотелось показывать себя людям с этой стороны, чем меньше известно о его страхах и слабостях - тем лучше. Это было длинное во-первых, а во-вторых - у него с непривычки мерзла голова. Андреас натягивал на себя одеяло и прятал голову между подушек около часа, пока наконец его не сморил сон.
Голос Дориана, оповещающий его, что они пришли, окончательно разбудил его. До этого Андреас слышал какие-то звуки, неразборчивые голоса и старался не дать себе проснуться, но тут уж остаться спящим было невозможно. Андреас сел на кровати, вглядываясь заспанными глазами в силуэты на фоне окна. Вчерашний день частично возник у него в голове и на какой-то момент ему показалось, что он так и не ушел от Дориана, а заснул прямо у него на его же кровати. Но потом Андреас все-таки проснулся достаточно, чтобы понять, что он у себя, а что здесь делают Дориан и Йен - не ясно. Он потянулся к свечке и зажег ее, чтобы точно разглядеть гостей. Точно - Дориан и Йен, оба бодрые и довольные.
- Эээ...ммм? - спросил Андреас, севшим от сна голосом.
Ну конечно, Андреас не спал! Кому, в самом деле, придет в голову спать в такую ночь?! Что за странные фантазии? Он, Дориан наверняка все понял совершенно верно: Андреас один, ему скучно, и против теплой дружеской компании, которая, разумеется, гораздо интереснее любых попыток заснуть, возражать просто не может.
- Андреас! - радостно воскликнул Дориан так, как будто приветствовал Инквизитора посреди шумного светского празднества, где они с трудом отыскали друг друга в толпе. - Ты не спишь! Как удачно, просто замечательно! - с этими словами он подошел к немалых размеров кровати Тревельяна и уложил поперек нее Йена, аккуратно и бережно, словно хрупкую драгоценность.
После этого, сердечно улыбнувшись Андреасу, Дориан и сам устроился на кровати и уставился на хозяина спальни с видом человека, который готов оказать тому, к кому явился величайшую милость, и от этой милости лучше даже не пытаться отказаться.
- Друг мой, - задушевно начал Дориан. - Я слышал, что в южных Кругах, так же, как и в Империи, у магов в чести татуировки. Скажи мне, в вашем Круге такие были? И умеешь ли ты их делать? Потому что у меня одна есть... - он завертелся, пытаясь показать, обнаружил, что она полностью скрыта рукавом мантии, бросил это дело и снова уставился на собеседника, - ...но делать их я не умею. А мне... то есть Йену нужна татуировка, - на этих словах Дориан снова смолк, ухватил Лавеллана за бедра и бесцеремонно, как законную добычу, подтащил его поближе. - Я покажу, где. Ну так что? - он требовательно заглянул Андреасу в лицо и от души дохнул на него ароматом эльфийского кумара.
Момент, когда он колотил кулаками в дверь и кричал какую-то несуразицу о пожарах и наводнениях, был последним, четко отпечатавшимся в памяти Лавеллана. Дальше начиналась какая-то путаница из воспоминаний и фантазий, и сказать, что было на самом деле, а что только привиделось, он не смог бы при всем желании.
Да и желания, если честно, не было. Чьи-то руки подхватили его, и эльф безвольно повис, сетуя только на то, что висеть, будучи подхваченным за подмышку, не очень-то удобно. Зато через несколько секунд он уже оказался на широкой кровати, на которой тут же с удовольствием и растянулся, закрывая глаза. Под смеженными веками комната не пыталась плясать и выделывать кувырки, зато там множились какие-то разноцветные пятна, засмотревшись на которые, Йен напрочь пропустил начало разговора. Очнулся он только когда все те же руки - с некоторыми трудом они были идентифицированы, как руки Дориана - потянули его за бедра, что в конец одурманенный долиец воспринял совершенно недвусмысленно.
- Что, опять? - со стоном протянул он, не открывая глаз, но при этом и не думая сопротивляться. - Я не могу, у меня задница болит... Давай как-нибудь так... как-нибудь по-другому, - после этих слов он обвился вокруг сидящего на постели шемлена, как змея или лишенная костей ласковая кошка, и все же нехотя приоткрыл один глаз. - Андреас! И ты здесь! А мы как раз собирались к тебе идти...
Это он тоже помнил. И, по-видимому, искренне считал, что они все еще находятся в спальне Дориана, потому что долгий путь по коридорам и пререкания со стражниками как-то начисто выветрились из его головы. В отличие от дурмана, который завладел ею окончательно.
- Ты видел? - тихо прыснув, долиец ткнул пальцем на лицо Дориана. Кроме того, что его верхняя губа облысела, она была еще и щедро перепачкана тушью, но этого окосевшие глаза Лавеллана не различали. - Ка-таст-ро-фа! - с удовольствием повторил он новое слово и снова рассмеялся, а потом важно кивнул: - В общем, да, теперь нам обязательно нужно нарисовать задницу на усах.
Андреас провел некоторое время пытаясь удостовериться, что все происходящее ему не снится. То есть не то, чтобы он был возмущен и удивлен поведением Дориана и Йена, но просто все это вместе выглядело несколько абсурдно и на сон вполне тянуло. Слушая их обоих, он несколько раз ущипнул себя, потом еще на всякий случай надавил пальцем на левый глаз. Противно. Нет, вроде бы все это ему не снится. И они пришли к нему, чтобы заполучить татуировку. Ну что же, желание законное. У Андреаса тоже была татуировка, только он ее никому не показывал. Точнее, показывать ее пока было некому, она была слишком далеко от тех участков его кожи, которые обычно бывали открытыми. С самим процессом нанесения татуировки он был знаком не только со стороны того, кого украшают, но он и сам сделал несколько и развернулся бы с этим делом по полной, если бы не война магов и храмовников, роспуск Круга и прочие события.
- Хорошо, - деловито заговорил Андреас, - сейчас я пошлю за всем необходимым, а вы пока располагайтесь. Дориан, что стряслось с твоими усами? И Йен, ты уверен, что ему там нужна задница? Они же назад тогда не отрастут, он так и будет ходить с задницей под носом, попортит ему внешность немного, не считаешь? А сам ты что хочешь набить?
Андреасу не пришло в голову выяснить насколько его друзья пьяны и поставить под вопрос их планы до того момента, пока они не протрезвеют. Если бы все пьяные намерения кто-то останавливал в мире, не случилось бы уймы нужных вещей, Андреас всегда так думал. Сколько детей не родилось бы, сколько подвигов бы не свершилось, сколько денег не было бы запущено в товарооборот. Ну и да, сколько татуировок никогда не было бы сделано.
Какая бы чехарда ни творилась сейчас в голове у Дориана, он был свято уверен, что отличает реальность от порожденных дурманом иллюзий, отдает себе отчет в своих словах и действиях, да и вообще держит ситуацию под контролем. Нельзя сказать, что он был в этом полностью прав, но доля правды тут определенно была: он сумел сообразить, что Йен его неправильно понял, и предложение внес не только в корне неправильное, но и опасное - усы на татуировке-заднице и в самом деле никогда не вырастут - а Андреас из-за этой дезинформации может сделать глубоко неверные выводы, грозящие непоправимыми последствиями.
- Нет-нет! - запротестовал Дориан. - Вовсе не опять, - назидательно сказал он Лавеллану, но все-таки не удержался от того, чтобы погладить его по заднице. - Никаких "опять"! То есть можно, конечно, как-нибудь так... - он мечтательно улыбнулся, но тут же сурово нахмурился, спохватившись. - Но позже! Наедине, - Дориан с выражением выкатил на Йена глаза, как будто тот так вернее понял бы, что они должны помнить о приличиях в чужой спальне. - И никакой задницы! - это было сказано немного невнятно, зато тоже донельзя назидательным тоном.
Наведя порядок и донеся до Йена всю бесценную информацию, касающуюся их дальнейших планов, а заодно и этикета, Дориан повернулся к Андреасу и постарался сфокусировать на нем взгляд. Инквизитор слегка расплывался и выглядел немного нечетким, чего раньше за ним не водилось, но, с другой стороны, кто знает, какое влияние метка оказывает на его физическое состояние? Дориан задумчиво вздохнул, выдержал паузу и заговорил, как только Андреас обрел более четкие очертания:
- Мои усы сгорели, - он вздохнул с явным сожалением, а потом театрально взмахнул рукой: - Так и вспыхнули от трубки! Их больше нет, - Дориан немного помолчал и продолжил: - Теперь нужны новые, так что большое спасибо тебе за помощь. Но нужны именно усы, не задница! - он предостерегающе поднял палец. - Я сейчас покажу где, - отлепив от себя обвившегося вокруг него Йена, Дориан бесцеремонно стянул с эльфа штаны и ткнул пальцем в его поясницу. Вот здесь! - победно заявил он. - Здесь должны быть новые усы. В утешение, на память и для постоянных прикосновений, - с этими словами он поднял на Андреаса сияющий и донельзя довольный взгляд: ну разве не славно они с Йеном придумали?
- Ага, ага, - покивал головой Андреас, - у тебя сгорели усы и поэтому их надо набить Йенну на пояснице.
Его начал разбирать смех и мысль о том, что его друзья все-таки пьяны в дым и, возможно, пожалеют назавтра о своем решении, закралась в его сознание. Но Андреас не собирался их отговаривать. Во-первых, это их жизнь и их решения, даже неправильные, а во-вторых - это все очень смешно и Тревельян будет хохотать над ними до скончания дней.
Инструменты принесли довольно быстро, как раз к тому моменту, когда Андреас окончательно проснулся и зажег все имеющиеся у него свечи - делать татуировку в темноте все-таки было бы глупо.
Когда Андреас только начинал свою карьеру татуировщика в Круге, у него не было ничего, чем можно было бы стерилизовать иглы, так что он их прокаливал и иногда смачивал украденным вином. Положение Инквизитора добыло ему сегодня резко пахнущий раствор, которым лекари промывали свои инструменты, очень хорошую острую иглу и чернила на травяной основе. Раствор так вонял, пока Андреас макал в него иглу, что он даже стал думать, не протрезвит ли этот запах Дориана и не разбудит ли Йенна. Тревельян начал торопиться - надо успеть набить усы, пока оба его гостя не начнут задаваться вопросом: такая уж ли это шикарная мысль?
Он обмакнул иглу в чернила и начал наносить рисунок. Надо было сначала сделать трафарет, конечно, но Андреас решил, что усы - это простой рисунок и он их нарисует без особых проблем и без какой-либо подготовки.
Кое-как восприняв слова Дориана сквозь хмельной туман и уяснив, что тот не собирается ни "как-нибудь так", ни "как-нибудь по-другому", Йен угомонился и снова умолк: от его тощего эльфийского зада сегодня уже никому ничего не нужно. А значит, можно снова закрыть глаза, любоваться плясками разноцветных пятен под веками и вполуха прислушиваться к голосам, которые долетали как будто откуда-то издалека. Временами эльфу казалось, что этот странный разговор ему только снится, и он не собирался в него вмешиваться. Обычно настороженный и недоверчивый, сейчас он полностью махнул рукой на все, что происходит и только произойдет. В конце концов - Дориан рядом, чего напрягаться?
Того, что с него сняли штаны, Лавеллан попросту не понял - только засучил ногами, пытаясь избавиться от спущенных вниз и явно мешающих штанин. А после и вовсе умудрился задремать, прижавшись щекой к бедру Дориана и расплывшись в блаженной улыбке. И когда иголка впервые коснулась его кожи, едва не подскочил от неожиданности, громко ойкнув и изгибая шею, чтобы рассмотреть, что же там происходит.
- Ой... - повторил он еще раз, рассмотрев склонившегося над его поясницей Инквизитора и первые чернильные штрихи, украсившие копчик. Ощущения были не самыми приятными, но все-таки терпимыми - Йен только крепче вцепился пальцами в бедро Дориана, а потом как-то нервно хохотнул: - Валласлин на заднице... У меня будет валласлин на заднице! Теперь меня точно выгонят...
Это были последние осмысленные слова, которые он произнес. Приноровившись к мелким уколам тонкой иглы, он в конце концов перестал реагировать на боль, а затем снова задремал, утомленный удивительно насыщенным днем и куревом.
Отредактировано Йен Лавеллан (01-06-2016 20:55)
- Именно! Усы за усы! - он назидательно поднял вверх палец.
Для того, чтобы протрезветь, а точнее избавиться от густого тумана в голове, Дориану сейчас было бы мало любого, даже самого омерзительного запаха, подошли бы разве что кадушки три ледяной воды. А поскольку кадушек не было, он продолжал плавать в волнах сладкого, немного будоражащего дурмана и смотреть на Андреаса взглядом сперва гордым и победоносным, потом слегка задумчивым, потом расслабленным и ленивым и, наконец, мутным и безнадежно осоловелым. Прежнюю разговорчивость и горячность Дориан терял чем дальше, тем больше: он донес свою блестящую идею и обрисовал желание точнее некуда, Йен в надежных руках - и удивительно приятно к нему прижимается - инквизиторская кровать гораздо лучше его собственной и так и манит отдохнуть и расслабиться, так зачем напрягаться и тратить лишние силы на разговоры? Еще и в такой замечательно понимающей компании!
Дориан как раз решил, что сидеть, да и вообще сохранять вертикальное положение после такого многотрудного дня и насыщенного вечера - это слишком, когда Йен вдруг шевельнулся и подал голос.
- Не выгонят, - авторитетно хоть и несколько невнятно заявил Дориан и прибавил, понизив голос: - Валласли никто не увидит, - а потом еще тише, прямо в заостренное ухо: - Только я один! - это собственническое заявление отняло у него последние силы, поэтому, царственно взмахнув рукой, он заявил Инквизитору: - Андреас, я посплю! - и действительно растянулся поперек начальственной кровати.
Снился ему Андреас с пышными усами, которые жили собственной жизнью и шевелились, когда хотели, голый Йен с пушистым черным хвостом, катавшийся на олене по двору Скайхолда, и полная ванна оранжада, в которой он сидел по среди все того же двора и к которой почему-то безнадежно прилип.
Усы вышли славно. Хорошие такие усы, в меру заметные, но все же тонкие, изящные. И даже на пояснице смотрелись уместно, поражали и украшали. К тому моменту, как Андреас закончил работу, его гости уже крепко спали на его кровати - один почти голый, другой полностью одетый. Место на кровати в принципе хватало, можно было бы подвинуть тела и поспать рядом, дожидаясь рассвета и реакции на усы, но спать Андреас вовсе не хотел. Чернил было много, сил тоже, хотя их едва хватило, чтобы побороть искушение не останавливаться и продолжать украшать татуировками Йена, а потом и Дориана. Ну, допустим, это было бы подло. Но не зарывать же хорошее настроение и талант художника, не терять же такой момент.
Андреас отложил иглу и взял обыкновенное перо. Рисунки смываются, хотя в первый момент они и похожи на татуировки. Важно будет успеть поржать, но при этом вовремя намекнуть друзьям, что это все-таки только рисунки. Итак, с чего бы начать? Ну конечно же, с поиска подходящей поверхности для рисунка. Одна поверхность уже была открыта и прямо-таки ждала новых украшений. Андреас заново подобрался к Йену и нарисовал над усами внушительный нос и два больших печальных глаза, а еще вопросительно изогнутые брови. Потом понял, что этого мало и потихоньку снял с Йена верхнюю часть одежды. Пришлось немного повозиться, но эльф, утомленный курением, спал так крепко, что ничего не заметил. И был за это награжден большим и красивым изображением кота во всю спину. Кот вышел несколько схематичным, но очевидно узнаваемым. Потом Андреас нарисовал на каждом плече по маленькому крылышку, в память о первой встрече с долийцем. А потом еще подписал где-то между котом и шеей:"Эльфы лучше всех".
Почувствовав себя удовлетворенным, Андреас перешел к Дориану, но там все было не так просто - завязок на тевинтерской одежде было значительно больше и все они были какие-то хитрые, так что Тревельян даже отчаяться слегка успел. Но потом ему пришла в голову одна занимательная идея, он слега потряс Дориана за плечо и сказал на ухо громким шепотом:"Дориан, спать в одежде - это такое плебейство, разденься немедленно". Все вышло как нельзя более славно - Дориан не просыпаясь вылез из куртки, виртуозно обращаясь со своими застежками. Штаны правда снимать не стал и опять заснул. Но штаны Андреас и сам умудрился слегка стащить, специально, чтобы можно было нарисовать на пояснице красивую большую бабочку, а над ней подписать:"Вестник тут был". На спине же разместился большой и красивый, хотя опять-таки несколько схематичный дракон и надпись:"Империя жжет и пепелит".
На этом Андреас понял, что устал и иссяк идеями, можно было ложиться спать. Он и лег, забравшись под одеяло, гостей же ничем укрывать не стал - чернилам надо было дать высохнуть, а настоящей татуировке - дать начать заживать.
Провалившись в сон во время того, как ему всю поясницу искололи иглой, почти мягких прикосновений пера Лавеллан, разумеется, не ощутил и даже не подумал проснуться. Снилась блажь: Истимиториэль, сурово грозящая ему пальцем - не за злоупотребление дурнолуковкой, не за связь с шемленом и даже не за неприличный рисунок в неприличном месте, а за то, что спалил Дориану усы; сам Дориан, со скорбным лицом устроивший похороны усам - помнится, больше всего Йена возмущал факт пустой могилы; Тревельян, сочиняющий гимн Инквизиции и заставляющий пленных венатори распевать его каноном. Под утро все сплелось в какой-то яркий и совершенно бессмысленный клубок, в котором эльф безнадежно потерялся, и даже землетрясение не смогло бы его сейчас разбудить.
В роли землетрясения неожиданно выступила мать Жизель. Стоило отдать священнице должное: прежде, чем вломиться в покои Инквизитора, она честно и долго стучала в его двери. Но никто из спящих этих настойчивых звуков не слышал, а стражники, живо припомнившие компанию, которая ввалилась ночью к вождю и идеологу, побоялась сунуться в комнаты и проверить. Мать Жизель была храбрее и уже через полминуты могла наблюдать занятное зрелище.
Его милость Инквизитор Андреас Тревельян мирно спал, завернувшись в одеяло, и выглядел наиболее пристойно из всех обитателей его постели. Полуголое тело, украшенное еретическими рисунками и не менее еретическими надписями, с некоторым трудом было идентифицировано жрицей, как Дориан Павус. Второе, помельче и совсем голое, опознано так и не было, а рисунки на нем отчего-то заставляли многоопытную мать Жизель стыдливо отводить глаза.
Закончив осмотр инквизиторской спальни, священница всплеснула ладонями и громко воскликнула:
- Создатель милосердный! Что здесь произошло?! Ваша милость... - она осторожно шагнула ближе к кровати. - Вы хотя бы живы?..
Андреас проснулся от громкого женского вскрика, но глаз не открыл, только поморщился. Он все еще не достаточно проспал, чтобы разбираться с кричащими у него над ухом женщинами. Тем более, что он даже в таком состоянии точно помнил, что женщин у него в кровати сегодня с утра быть не должно. С ним в кровати должны были спать два его друга, которые стали сегодня ночью произведениями искусства, благодаря его скромному вмешательству. Тогда откуда может исходить женский голос? Андреас безо всякого удовольствия открыл глаза и встретился взглядом с ошарашенной матерью Жизель. Точнее ему показалось, что она была ошарашена, но он тут же напомнил себе, что эта женщина много крепче, чем кажется на первый взгляд и может она просто возмущена и готовит какую-нибудь лекцию.
- Я жив, - сказал Андреас громким шепотом, - давайте не будем шуметь, мои друзья спят. Я рассказывал им ночью про искусство татуировки, которое было на высоте в оствикском Круге и мы, возможно, слегка увлеклись. Вы не могли бы отвернуться, чтобы я оделся, а потом мы с вами можем побеседовать где-нибудь в более подходящем месте.
Андреас выскользнул из кровати и оделся так быстро, как только мог. Ему очень не хотелось быть здесь, когда Дориан и Йен проснутся, так что Инквизитор направился к дверям, как только с гардеробом было покончено. И уже оттуда, от дверей, сказал своей утренней гостье:
- Давайте поговорим во внутреннем дворе, там довольно-таки удобно и уединенно.
"И меня не станут сразу искать там, так как я там почти никогда не бываю".
Отредактировано Андреас Тревельян (08-06-2016 22:16)
Оглушительно стукнула захлопнувшаяся дверь в инквизиторские покои, Йен сверзился с оленя прямо на камни двора и щелчком пальцев развеял собственный хвост, и после этого Дориан вдруг разом проснулся, будто его толкнули и рывком сел, озираясь по сторонам и ошарашенно моргая.
Память восстанавливалась медленно и будто бы нехотя, и восстановлению немало помогли запахи: от пальцев все еще исходил аромат кальянной курительной смеси, а вместе с дыханием изо рта вылетал приглушенный уже дух эльфийского кумара. Итак, кальян, чудесное время, проведенное вдвоем в постели, несмотря на принятое решение повременить, резная трубка с табаком таким крепким, что от него, наверное, и демоны бы позеленели. А еще вспыхнувшие что твоя шутиха усы, упражнения в рисовании и решение обзавестись татуировкой. К счастью, не на лице, а на заднице. Только почему-то не на его заднице, а на эльфийской. Интересно, что руководило Йеном, когда он это придумал, а им самим - когда согласился? Перспектива в качестве замены настоящим усам прикладываться к татуированным? Блистательная идея, особенно если забыть, что ради этого всякий раз придется снимать с Лавеллана штаны. Дориан обеими руками потер лицо в надежде так поскорее прийти в себя, глубоко вздохнул. Впрочем, на светлой коже Йена такой рисунок должен смотреться соблазнительно, особенно если мастер, делавший татуировку, хорош в своем деле.
Мастер, делавший татуировку?! Дориан вздрогнул и, как ужаленный, заозирался по сторонам - он одним махом вспомнил все: и то, как они ломились в покои Тревельяна, и то, как он объяснял милорду Вестнику, зачем их принесло, и даже то, как он, Дориан, заснул, оставив Йена на милость друга.
- Vishante kaffar! - последствия ночных приключений, наконец, явились его взору.
Тревельян был хорошим татуировщиком, замечательно аккуратным, а еще - на редкость изобретательным. И абсолютно беспощадным, безжалостным и мстительным. Это же надо так отомстить за расквашенный нос!
- Дыхание Создателя! Kaffas! - не то бурчал, не то рычал Дориан, ошарашенно рассматривая "украшения" Лавеллана, а потом перешел к брани и угрозам на общем: - Твою мать, Тревельян! Да будь же ты неладен... Дай мне только до тебя добраться! - приговаривая так себе под нос, он принялся ощупывать и тереть нос и печальные глаза на коже Йена в отчаянной попытке проверить, насколько безнадежно они въелись.
Наверное, Йен так и не проснулся бы - ни от голосов, ни от хлопанья двери, ни даже от бормотания Дориана, - если бы тот, пытаясь оттереть рисунки на его спине, не задел и настоящую татуировку. Кожу тут же засаднило, эльф недовольно засопел и засучил ногами, пытаясь оттолкнуть наглеца. Не открывая глаз, он замычал что-то невнятное и невразумительное: во рту пересохло и отчетливо отдавало дохлыми кошками, и попытка оторвать язык от неба оказалась обречена на провал. Со второго раза Лавеллану это все же удалось, и он пробормотал, по-прежнему пытаясь лягаться и отбрыкиваться:
- Ну что там еще?! Мог бы дождаться и пока я проснусь, извращенец...
Настойчивое трение в местах, близких к сокровенным, было им воспринято вполне однозначно. Не то, чтобы он возражал, просто хорошо бы сначала привести в порядок голову, в которой стоял такой грохот и треск, как будто кто-то валил лес. А еще выпить воды и избавиться от дрянного привкуса во рту. А еще понять, что происходит и почему он так замерз. По-прежнему не открывая глаз, долиец попытался нащупать одеяло и потянуть его на себя, но нащупал почему-то свои штаны. Отдельно от себя. Если он с Дорианом в одной постели, нет ничего удивительно в том, что он голый, но штаны-то им зачем?..
Решив, что это стоит того, чтобы открыть хотя бы один глаз, Йен все же совершил это героическое усилие. Комната расплывалась и пыталась спрятаться в мутном мареве, но он все же успел рассмотреть, что на спальню Дориана это место непохоже ничуть. Это стоило второго открытого глаза.
- Что за?..
Стоило поймать взглядом лицо шемлена, как память начала понемногу проясняться. Сгоревшие усы, кальян, трава... много травы, судя по тому, как раскалывается голова. В такие моменты эльф обычно давал зарок больше никогда и ни за что, но сейчас его все же занимало восстановление в памяти вчерашних событий. Вспомнив про татуировку, он тихо ахнул, выгнулся, пытаясь рассмотреть свою поясницу, и тут же поперхнулся воздухом, понимая, что усы на заднице - наименьшая из его проблем.
- Fenedhis lasa! Как это... Что это... Зачем это?! - рассмотреть все художества Тревельяна на своей спине он, конечно, не мог, но хватило и увиденного. - Он что, рехнулся?! - разом позабыв о положенном уважении к его милости Инквизитору, громко воскликнул Лавеллан и тут же поморщился, до того резанул по ушам собственный крик. Он хотел уже было продолжить возмущаться, когда ахнул снова и зажал ладонью рот. - Ma vhenan... - заметив всего лишь маленький кусок рисунка, заходящего на плечо Дориана, он подскочил на ноги и забежал ему за спину, чтобы оценить весь размах катастрофы. - Ты тоже! - не очень внятно простонал Йен. - Посмотри, что он с нами сделал!
Отредактировано Йен Лавеллан (13-06-2016 20:01)
Если добраться до Тревельяна пока не представлялось возможным, то Йена он, сам того не желая, дозвался и добудился, а с его пробуждением пропала отчаянная надежда найти способ избавить его от художеств рехнувшегося Инквизитора и при этом ничем не дать знать, что эти художества вообще были. Досадливо вздохнув, Дориан осторожно погладил Йена по заду и предпринял последнюю попытку не то усыпить его, не то просто отвлечь:
- Спи, спи, amatus, - негромко проговорил он, склонившись к Йену. - Все хорошо, все в порядке, я подожду, я... ничего такого не делаю, - последние слова были сказаны слегка дрогнувшим голосом: он очень даже делал "такое" - пытался сделать Йена чуть менее живописным, вот только ничего толкового из этого по-прежнему не выходило, и Дориан постепенно утверждался в мысли, что и не выйдет.
Усыпить бдительность Йена - а потом и его самого - тоже, к несчастью, не удалось: он не внял просьбе спать дальше и теперь не только проснулся до конца, но и завозился, явно пытаясь сориентироваться в окружающей реальности и в том, что с ним случилось. Результатов Дориан ждал с замиранием сердца и даже дыхание затаил, когда эльф все-таки разглядел наглядные проявления художественного таланта милорда Вестника.
- Я не знаю! - отозвался Дориан на возмущение Йена таким же отчаянным возгласом. - Очень похоже, что и правда рехнулся! Или мстит, зараза песчаная! - "Интересно, откуда вдруг полезли рыбацкие ругательства с побережья?.." - Ты же ему нос разбил, помнишь? Вот он и... - он бы и дальше заходился филиппиками в адрес Тревельяна, если бы не услышал, как Йен ахнул, и не заметил его подозрительно испуганный взгляд. - Что? - внутренне обмирая, переспросил Дориан. - Что - я, Создатель помилуй?! - сообразив, наконец, куда Лавеллан смотрит, он завертелся в попытках разглядеть, в каком состоянии он сам, неудобно вывернул шею, а потом подхватился с кровати и кинулся к инквизиторскому гардеробу на поиски зеркала.
Зеркало нашлось довольно быстро, и то, что оно показало, сперва лишило Дориана дара речи, а потом заставило зайтись такими витиеватыми и одновременно непристойными ругательствами на тевене, что покраснел бы и минратосский презумптор.
- Я его поймаю! Поймаю и устрою такое, что пляска с демонами в Бездне покажется приятнее! - ярился Дориан, не замечая, насколько сильнее с каждой секундой становится в его речи тевинтерский акцент, и до чего неразборчивой делается она сама. - Не посмотрю на титул! И на зеленую руку тоже!.. - он как раз собирался обрушить на голову Андреаса очередное многоэтажное проклятие, когда, пройдясь в очередной раз рукой по линиям на спине, обнаружил следы чернил на пальцах. Несколько секунд он смотрел на это с на редкость глупым видом, а потом поднял взгляд на Йена. - Оно... стирается? - неуверенно переспросил он и тут же добавил уже утвердительно: - Стирается. Татуировки не должны стираться, так что... - и не договорив, он принялся тереть себе спину с остервенением, которое просто не могло не принести плодов.
- По-твоему, разбитый нос стоит ЭТОГО?!
Горестный вопль заставил голову Лавеллана зазвенеть, словно гонг, по которому от души врезали чем-то тяжелым. Уточнять, что имеется в виду под "этим", необходимости не было, все и так было на лицо. Или точнее - на спину. И местами на ягодицы. К слову, собственная нагота, как и то, что Инквизитор ночью корпел над его голой задницей, занимала эльфа сейчас в последнюю очередь.
- От того, что ты его поймаешь и что-то там ему устроишь, эта гадость никуда не исчезнет! - дрожащий от негодования и ужаса голос Йена все больше приближался к отметке "визг". - Как я, по-твоему, жить буду с такой спиной?!
Он уже готов был разразиться новой обвинительной тирадой в адрес Тревельяна, которая обещала бы ему кары земные и небесные, а также уховерток в постель, когда крыло кривоватого дракона, начертанного на спине Дориана, самым странным образом "поплыло", а потом и частично стерлось.
- Ой... - тихо прокомментировал долиец, а уже в следующее мгновение бесцеремонно подвинул любовника у зеркала, тоже поворачиваясь спиной и начиная рьяно оттирать рисунки на своей коже. - Стирается! Mythal'enaste, оно стирается! - столько радости и облегчения в голосе Лавеллана в последний раз было, наверное, когда он узнал, что хладный труп тевинтерца не остался под завалами Убежища.
Убедившись, что ни кот, ни легкомысленные крылышки, ни надпись (безуслово, верная, но все равно лишняя) не останутся с ним на всю жизнь, эльф моментально успокоился и даже бросил оттирать рисунки - лучше уж нормально помыться, чем измазаться сейчас в этих чернилах по уши.
- Дурацкие шутки у нашего Инквизитора! - посмеиваясь, заключил он и уткнулся лицом в лопатки Дориана, обнимая его и мешая избавляться от автографов непризнанного гения. - Может, все-таки запустить ему в постель уховерток? Или будем считать, что... Ой! - оборвав сам себя этим коротким восклицанием, Йен едва не осел на пол и устоял только потому что держался за шемлена. - Ой... - ему живо припомнилось, что игла все же была, а значит, не все тревельяновы художества - всего лишь рисунки. Извернувшись перед зеркалом, он потер дурацкие глаза и нос над поясницей, и те размазались так же, как и прочее, а вот усы... - Это что теперь - на всю жизнь?!
Отредактировано Йен Лавеллан (23-06-2016 15:14)
Йен призывал свою богиню, и Дориан его прекрасно понимал: счастливая мысль "Оно стирается!" вполне могла и его самого заставить возносить хвалу Создателю. Вот только немного позже, сейчас он был слишком занят, прилагая все усилия, чтобы избавиться от ввергающих в столбняк даров вождя и идеолога.
- То, что оно стирается, извиняет его только отчасти! - не переставал кипятиться Дориан. - Вернее, не извиняет даже, а... спасает от превращения в жаркое, которое секунду назад было буквально в шаге от него! Vishante kaffar! Да это же надо было... - он, наверное, и дальше сыпал бы анафемами в адрес лорда Инквизитора, если бы Йен не прекратил все это объятиями и ласковым прикосновением. Враз бросив возмущаться и избавляться от шедевров марчанского татуировочного искусства, Дориан усмехнулся и прижал его к себе. - Не будем мы ничего не считать, - тихо фыркнул он: мстительная натура хоть и успокоилась отчасти, реванша все равно жаждала. - Мне кажется, уховертки - отличная мысль. Жгучий перец в супе или, к примеру, легкая ледяная хватка при входе в покои тоже могут расцветить инквизиторские дни. К тому же... Что?!
Судя по возгласу Йена, столкнулся он с чем-то, не менее неприятным и удручающим, чем печальные глаза на пояснице, и ожидавший теперь уже любого подвоха Дориан встревожился всерьез. Высвободившись из объятий, он взял Йена за плечи и по-хозяйски развернул так, чтобы иметь возможность разглядеть все его "украшения". Глаза и нос почти утратили прежние очертания и были мало похожи на себя, а вот усы остались на месте, более того, кожа вокруг них покраснела и выглядела примерно такой, какой и должна была стать через несколько часов после нанесения татуировки. Опустившись на колени, Дориан потрогал усы пальцем и вскинул на Йена лукавый, смеющийся взгляд.
- Amatus, боюсь тебе говорить, но, если только ты не хочешь срезать с себя куски кожи - а этого я тебе не позволю! - это действительно на всю жизнь, - не сдержавшись, Дориан тихо фыркнул, а потом притянул Йена за бедра поближе к себе. - Но не огорчайся! Это не так ужасно, как может показаться, и имеет свои серьезные достоинства: теперь у меня есть вечные, неуязвимые усы, и я могу хоть сейчас их примерить. Вот смотри! - и, по-прежнему держа Йена за бедра, он потянулся носом к его пояснице, как будто собирался и в самом деле прилепить к верхней губе усы-татуировку.
Срезать куски кожи Йен и в самом деле не хотел - больно, некрасиво и чревато опасными последствиями. Вот только неизбежность и окончательность произошедшего нисколько не примиряли его с действительностью в виде залихватских усиков, поселившихся теперь навсегда на его пояснице.
- Не так ужасно?! Ma vhenan, если вдруг ты забыл, усы бывают только у шемленов! С таким же успехом ты мог бы... мог бы... не знаю, просто расписаться у меня на заднице! - эльф, все еще пребывающий в самых растрепанных чувствах (и частично - в похмелье), по-прежнему говорил исключительно на повышенных тонах. - Или поставить на мне клеймо "собственность Дориана Павуса"! - это должно было возмутить его еще больше, но почему-то эта мысль только рассмешила Лавеллана, и он прыснул, не сдержавшись.
Сыграло ли в этом свою роль облегчение, испытанное им минутами ранее, или веселый тон Дориана и его уверенные прикосновения, а может, просто было невозможно воспринимать проблему под названием "у меня усы на заднице" всерьез, но потрясение быстро уступило место какому-то шальному веселью. Йен здраво рассудил, что это все же не та часть тела, которую он будет часто демонстрировать, и вряд ли эту татуировку вообще увидит кто-нибудь, кроме любовника.
- Вот еще! - теперь возмущение было совершенно притворным, это было видно по тому, как уголки губ так и норовили разойтись в улыбыке, и по тому, как лукаво блестели глаза долийца. - Это у меня теперь есть вечные усы, а тебе я - может быть! - буду позволять их иногда примерить... - после этого он окончательно сорвался на смех - наблюдать иначе за тем, как Дориан "примеряет" татуировку на свою облысевшую губу, иначе было невозможно. - Ma vhenan, щекотно!
Смеясь и не очень уверенно пытаясь вывернуться из рук любовника, Лавеллан случайно бросил взгляд на высокое ростовое зеркало, возле которого они все еще находились, и смех резко оборвался. Зрелище, которое открылось ему в отражении, было вовсе не забавным - скорее до крайности волнующим, и вызывало воспоминания, от которых жар мгновенно пробрал все тело. Йен вздрогнул, заливаясь краской до кончиков ушей и не сводя глаз с отражения Дориана, стоявшего перед ним на коленях и касавшегося губами разрисованной поясницы.
- Ma vhenan... - это прозвучало очень тихо и даже как-то жалобно, и эльф покраснел еще больше, понимая, что нагота никак не позволит ему скрыть реакцию тела на несвоевременные мысли и ассоциации.
Отредактировано Йен Лавеллан (23-06-2016 15:36)
Дориан вскинул на Йена лукавый, смеющийся взгляд, легко скользнул по татуировке пальцами.
- Расписаться у тебя на заднице? - переспросил он с таким видом, будто уже был целиком захвачен этой идеей. - Мне нравится эта мысль, моя дорогая собственность, в следующий раз непременно возьму с собой в постель перо, - Дориан притянул Йена еще немного ближе и тоже покосился в ростовое зеркало, достаточно большое, чтобы рассмотреть в нем все.
Сцена, между тем, более чем стоила того, чтобы ее рассматривать, и, разглядывая их отражения, Дориан разом растерял изрядную долю шутливого настроения. Йен, покрасневший, явно возбужденный и готовый ответить на его прикосновения, показался соблазнительнее демона желания, а видеть себя рядом с ним оказалось отдельным удовольствием, до того острым, что желание мгновенно отозвалось, и по телу прошла горячая, словно несущая жидкий огонь волна.
- Как будто ты мне можешь не позволить примерить! - Дориан тихо фыркнул, поглаживая поясницу любовника, и снова посмотрел на него снизу вверх. - Или присвоить... - ладонь грубоватым, собственническим движение прошлась по бедру Йена. Придвинувшись еще ближе, Дориан согрел его кожу теплым дыханием. - Щекотно? - негромко проговорил он и коснулся кожи под татуировкой легким, быстрым поцелуем, способным скорее раздразнить, чем доставить удовольствие. - А так тоже будет щекотно? - в чуть дрогнувшем голосе Дориана послышались одновременно и усмешка, и предвкушение, а потом он совсем тихо выдохнул: - Смотри на себя в зеркало.
Он уже делал это ночью, но тогда все было иначе: дурман от курительного зелья, полумрак, их общая расслабленность - все это создало особенную атмосферу вседозволенности. Сейчас было нечто вдвойне волнующее в том, чтобы повторить то же самое при свете дня и так, чтобы Йен видел каждую мелочь. Беззвучно усмехнувшись, Дориан огладил ягодицы любовника, а потом мягко развел их стороны и прошелся языком по ложбинке между ними, сперва осторожно, будто примеряясь к ощущениям, потом настойчивее, быстрее, крепче сжал руки, чтобы не дать Йену вырваться, даже если он попытается.
Видеть себя со стороны он, разумеется, не мог, но предвкушал, что каждый стон или вскрик эльфа сполна его вознаградят за отсутствие зрелища.
Почувствовав дыхание любовника на своей коже, Йен тихо ахнул и тут же мысленно с ним согласился: что бы Дориан ни захотел с ним сделать, он не может этого ему не позволить. Хоть носить его татуировку под носом, хоть расписываться на нем, хоть присваивать себе так беззастенчиво и нагло... Прикосновения, которыми дразнил его шемлен, были совсем еще легкими, но долиец все равно будто плавился в его руках, теряя не только волю, но и желание сопротивляться.
С тем же послушанием он перевел взгляд на гладкую поверхность зеркала, к которому по-прежнему стоял боком, и с шумом втянул воздух, рассмотрев, как Дориан гладит его ягодицы. Такая открытость и близость все еще были эльфу непривычны, тем более что сейчас не было ни полумрака, ни хмельного тумана в голове. Любовник мог рассмотреть его тело во всех подробностях, до последней мелкой детали, и от этого Лавеллан был одновременно и зажат, и возбужден.
Возбуждения только добавляло то, что все происходящее с ним он видел в зеркале - точно был сейчас не столько участником, сколько сторонним наблюдателем, подсматривающим за очень интимным действом для двоих. Что-то было в этой мысли, отчего дыхание становилось тяжелее, и когда Дориан провел языком между его ягодиц, Йен не сдержал тихий стон.
Он уже испытал эту ласку на себе вчера, но сейчас все ощущалось иначе, ведь он мог не только чувствовать, но и смотреть. И он не отрывал взгляда от зеркала, как и велел Дориан, зачарованно наблюдая за тем, как любовник изучает языком обычно скрытые от глаз участки его тела. Это было горячо, непристойно и головокружительно приятно - эльф невольно прогибался в пояснице, чтобы еще больше подставиться под ласку, которая становилась все настойчивее.
- Ma vhenan... - тихо и сбивчиво зашептал он, то и дело облизывая пересохшие губы. - Как хорошо... хорошо!
Дориан мог бы и не держать его - в последнюю очередь сейчас Лавеллан думал о том, чтобы вырваться, отстраниться или остановить любовника. Мысль о том, что Андреас может в любую минуту вернуться в свои покои, как и о том, что за дверью наверняка осталась стража, просто не приходила ему в голову.
Отредактировано Йен Лавеллан (01-07-2016 20:29)
Услышав, как Йен тихо ахнул в ответ на его прикосновения, Дориан только беззвучно усмехнулся: все правильно, все так и есть, ничего гордый сын эльфийских Долов не сможет ему сейчас не позволить или запретить. А самое приятное, что и не захочет запрещать. То, как Йен откликается на каждое прикосновение, на каждую ласку, нежную и непристойную одновременно, лучше любых слов говорило о том, насколько он сейчас готов любовника слушаться, и Дориан наслаждался этим послушанием, отчасти даже удивляясь собственной жажде обладания, которая мгновенно просыпалась в момент малейшей близости с Йеном.
- Te volo, - тихо шепнул он, немного отстранившись и рассматривая любовника потемневшими, слегка затуманившимися глазами.
Йен, послушный, замерший у него в руках, готовый подставляться его ласкам, казался одновременно добычей и драгоценным подарком. Секунды утекали, а Дориан не касался любовника, только продолжал рассматривать его тело, освещенное солнечным светом, лившимся в комнату сквозь стрельчатое окно, и ни дурацкие рисунки, ни размазавшиеся чернила не мешали ему любоваться Йеном так, как обычно любуются произведением искусства или драгоценностью. И, как в самый первый раз, его кожа казалась Дориану золотистой, а тонкие кости - выточенными скульптором.
А потом Дориан будто проснулся, и взглядов стало недостаточно: он огладил бедра Йена, заскользил ладонями по ягодицам, проник пальцами в ложбинку между ними, которой только что касался языком. Хотелось рассмотреть каждую складку, запомнить на теле любовника каждый изгиб, каждую мельчайшую деталь, и Дориан удовлетворял свое желание, беззастенчиво рассматривая Йена в таких местах, к которым еще недавно такой целомудренный долиец никому и взглядом не позволил бы прикоснуться.
- Te volo, - повторил Дориан срывающимся шепотом, развел пошире ягодицы любовника и снова стал ласкать его языком, теперь уже настойчивее, резче и жестче.
Руками он гладил узкие бедра Йена потом скользнул пальцами на живот, и еще ниже, к паху. Ладонь сжала возбужденную плоть, сперва движения были мягкими, будто неуверенными, но уже через несколько секунд стали нетерпеливыми, резкими, почти грубыми. Дориан задыхался от растущего возбуждения и хотел такого же яркого отклика.
Вы здесь » Dragon Age: The Abyss » История » 11 Верименсиса 9:42 ВД. Однажды, в студеную зимнюю пору
