Dragon Age: The Abyss |
|
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Dragon Age: The Abyss » История » 11 Верименсиса 9:42 ВД. Однажды, в студеную зимнюю пору
• Дата и место: 11 Верименсиса, 9:42 Века Дракона. Скайхолд, Морозные горы.
• Участники: Андреас Тревельян, Дориан Павус, Йен Лавеллан.
• Сюжетность: личный.
• Краткое описание:
Кошка никогда не поймет собаку, а долийский эльф - человека. Иногда из-за таких недопониманий начинаются войны, а иногда все складывается довольно комично.
• Предупреждение: упоротость, 18+.
Отредактировано Йен Лавеллан (08-04-2016 23:45)
Раньше Дориан и представить себе не мог, что всего за десять дней способен по кому-то так соскучиться. Какая глупость, в самом деле! Это по нему скучают, по нему изводятся тоской, из-за него теряют радость жизни и вкус к ней! Его роль - снисходительно улыбаться и принимать это отношение, с трудом вспоминая имена тех, провожает его больным взглядом или встречает лихорадочно-радостным. Так было раньше, а сейчас хватило каких-то десяти дней, чтобы он успел изрядно осунуться, выпить чуть ли не месячный запас бренди и позволить своим донельзя мрачным мыслям полностью сосредоточиться на долийце, о котором следовало бы позабыть как можно скорее для собственного же блага.
Мрачные мысли сменились совершенно счастливыми, такими, будто и не было никакой размолвки, как только сама размолвка завершилась примирением, чем-то похожим на новую ссору. И едва это случилось, Дориан понял, до чего изголодался по Йену. Если бы не ссора после первой ночи, он бы, наверное, неделю не выпускал любовника из постели, пытаясь им насытиться, и теперь, когда между ними снова ничего не стояло, чувствовал это небывало остро. Ему хотелось смотреть на Йена, целовать, прикасаться - не упускать ни единого момента близости. Показалось невозможным отпустить его даже на ночь - вдруг за эти несколько часов снова что-то изменится к худшему? - и Дориан позвал любовника к себе в спальню. Усталость и боль, притупившаяся, но не прошедшая до конца, не позволили почти ничего, но, засыпая в обнимку с эльфом, Дориан был счастлив и просто чувствовать его рядом и вдыхать вечный травяной запах его волос.
Проснулся он с рассветом, от того, что солнечный лившийся через окно, на котором забыли опустить портьеру, бил по глазам и напрочь прогонял сон. Ясный день - морозный день, эту нехитрую южную истину Дориан уже успел затвердить, а сейчас остро почувствовал ее правдивость на своей шкуре: огонь в камине совсем дотлел, и в комнате было очень холодно. Поднявшись с кровати, он подошел к камину, поворошил угли и, когда они немного ожили, подбросил дров. Потом, зябко поведя плечами, вернулся и опустился на край постели, с той стороны, где спал Йен.
В ярком солнечном свете волосы долийца казались золотистыми, и даже кожа будто бы отсвечивала золотом. Дориан медленно, словно растягивая удовольствие, прошелся пальцами по линиям валласлина любовника, и почувствовал, как даже на это невинное прикосновение отзывается дремлющее желание. Беззвучно усмехнувшись, он склонился ниже и прихватил зубами заостренный кончик уха любовника.
- Просыпайся, amatus, солнце высоко, - вполголоса проговорил он и, погладив Йена по плечу, скользнул рукой ниже, ему на спину. - Я совсем замерз без тебя, - и, одним движением снова оказавшись на постели, он вытянулся рядом с любовником.
То ли предыдущий день оказался слишком насыщенным, и сквозь навалившуюся на долийца усталость попросту не смогли пробиться воспоминания Галлуса, то ли память на этот раз оказалась к нему благосклонна и стерла все тяжелые сны по пробуждении, но это утро, в отличие от предыдущих, не ознаменовалось ни воплем, ни нервной дрожью. Просыпался Лавеллан медленно, неохотно, но все-таки приятно - сквозь дрему пробивался далекий голос и невесомые прикосновения, которые, в совокупности с солнечным светом, заставляли довольно жмуриться и улыбаться сквозь сон.
Ночь, как ни крути, тоже была куда приятнее предыдущих: засыпая рядом с Дорианом, эльф впервые за эти десять дней чувствовал покой и умиротворенность. Он и не думал возражать, когда шемлен предложил остаться на эту ночь в его спальне, и не только потому, что тоже хотел разделить с любовником каждую доступную им минуту. Собственная каморка теперь напоминала о неприятнейшей сцене с участием Бертрана, и Йену все чаще становилось там как-то не по себе. Тем более что дверь в нее не запиралась, и каждый шорох в ночи отзывался фантомной болью уже заживших синяков и ссадин, заставляя долийца вскидываться и чутко всматриваться в темноту.
- Мммхммм... - невнятно промычал он, когда кровать скрипнула под весом Дориана, а очередной солнечный луч скользнул по все еще закрытым глазам. - Задерни занавески и не раскачивай аравель!..
Не до конца еще проснувшись, Лавеллан отчего-то воображал, что находится в долийском лагере - возможно, потому что спальня Дориана давала ему то же чувство безопасности. Что любопытно, при этом у него не было никаких иллюзий относительно того, к кому он обращается: то, что рядом с ним Дориан - даже на стоянке клана - казалось совершенно естественным.
Жесткий матрас снова прогнулся, когда шемлен лег рядом, и Йен открыл, наконец, глаза, тут же улыбнувшись - первым, что он увидел, было лицо любовника.
- Anet ara, ma vhenan, - тихо прошелестел он и перевернулся на спину, с наслаждением потягиваясь. - Уже утро? Как быстро...
Обычно утро у долийца было довольно бодрым и суматошным - он никогда не отличался пристрастием к долгому лежанию в постели, и собирался прямо-таки с рекордной быстротой, тут же находя для себя с десяток срочных дел. Сейчас торопиться не хотелось, как не хотелось и вовсе вылезать из-под одеяла. Решив, что спешить ему и некуда, Лавеллан придвинулся ближе к любовнику и самым коварным образом накрыл обоих одеялом с головой.
- Теперь у нас снова ночь! - с непривычной для себя легкомысленностью заявил он и обнял Дориана, зарываясь лицом в его шею.
Йен, просыпавшийся явно нехотя, что-то не то мычавший, не то мурлыкавший себе под нос, совсем расслабленный, казался до того соблазнительным, что его хотелось прямо сейчас притянуть ближе, вжать в постель и взять вот таким - теплым, полусонным, неспособным сопротивляться. Дориан придвинулся ближе, теснее прижимаясь и неторопливо поглаживая любовника по бедру.
- Я не знаю, что такое аравель, amatus, - вполголоса проговорил он на ухо Йену и обвел языком острое ухо. - И не хочу задергивать занавески: мне нравится смотреть на тебя под солнцем.
Заспанная улыбка, тихий, едва слышный элвиш, в этот раз шелестящий, а не звенящий, и по-звериному гибкое движение, которым Лавеллан потянулся - все это сейчас показалось Дориану чем-то вроде особой долийской магии, призванной зачаровать его, лишить воли и заставить целиком потеряться в растущем желании, от которого сейчас кровь с каждой минутой становилась все горячее.
- Утро, - шепотом откликнулся он и медленно, с удовольствием прошелся ладонью по всему телу Йена от груди до паха. - И за ночь я успел невозможно соскучиться по тебе, - опираясь на локоть, он склонился над любовником и всмотрелся чуть туманящимся взглядом в его глаза.
Это было необычно и непривычно: Дориану отчаянно хотелось близости с Йеном, но при этом он не давал себе торопиться. Медленные, будто еще полусонные ласки казались сейчас гораздо более острым удовольствием и ради него стоило сдерживаться. Он потянулся поцеловать эльфа - и замер от неожиданности, оказавшись в шатре из одеяла, в котором и в самом деле мгновенно наступила ночь.
- Как чудесно, - Дориан беззвучно рассмеялся, чуть поводя плечами в объятиях Йена, а потом прижался вплотную. - Значит, мы можем вернуться к ночным делам, которыми ночью как раз пренебрегли... - он мягко отвел коленом бедро любовника, скользнул ладонью по его животу, спустился пальцами ниже, к паху. Невозможно было ни оторваться, ни остановиться хоть на секунду.
Под одеялом было жарко и темно, и единственным источником света здесь оказались по-кошачьи горящие эльфийские глаза. Йен едва различал черты любовника, но это было и не нужно - он мог бы воссоздать их по памяти, нарисовать, даже не видя перед собой любимого лица. К тому же сейчас гораздо важнее были ощущения и звуки: он тихо рассмеялся, услышав слова Дориана, прижался ближе, отвечая на объятье, и вздрогнул всем телом, когда горячая ладонь прошлась от шеи до паха.
Тело просыпалось, похоже, даже быстрее разума. Мысленно Йен все еще был где-то в лесу, казалось, стоит только прислушаться, и он услышит привычные лесные звуки: крики птиц, журчание воды и прочие шумы и шорохи. Как будто мир, оставшийся за пределами одеяла, можно было вообразить по своему усмотрению, а самое главное происходило именно здесь, в этой жаркой темноте.
Эльф тихо вздохнул, потянулся за лаской, на которую тело отзывалось так ярко и бурно, что не оставалось никаких сомнений в том, как ему хочется наверстать все упущенное время. Он послушно развел бедра, позволяя любовнику оказаться еще ближе, оплел руками его шею и снова тихо рассмеялся.
- Даже не знаю, emma lath! - Лавеллан не шептал, но голос все равно звучал приглушенно. - Так много дел - успеем ли...
Голос сорвался на хриплый стон, когда теплые пальцы добрались до паха, и долиец так и не договорил, тут же забыв, о чем вообще шла речь. Сейчас он в полной мере осознал, как изголодалось едва разбуженное тело по ласкам Дориана - лихорадочная страсть вспыхнула в нем мгновенно, как сухой хворост. Бесследно исчезли сонливость и расслабленность: Йен притянул любовника еще ближе к себе, бесстыже потираясь о него, толкаясь в его руку и жадно целуя в шею.
- Ma ar'nuvenin... - не различая уже, на каком языке говорит, шепнул Дориану на ухо эльф и прихватил зубами мочку.
Наверное, еще пару недель назад ему стало бы неловко за такое бесстыдство, но признания, которыми они обменялись сгоряча - в самом неподходящем для этого месте! - как будто уничтожили для Йена все заслоны и запреты. Теперь им обоим можно было абсолютно все, и не было такого желания, которое он не готов был бы исполнить для любовника...
И тут тесный, полный жара и дрожи, мирок дал трещину, как хрупкая яичная скорлупа. Эльф застыл, напрягаясь всем телом, как зверь, учуявший запах - он и учуял его, или скорее показалось, но он готов был поклясться, что чувствует тот чуждый, посторонний запах, который уловил вчера в борделе. Это мгновенно оживило все непрошенные воспоминания, которые долиец рад был бы изгнать из своей памяти навечно: Дориан в окружении голых плоскоухих - они льнут к нему, и его смуглая рука на светлой коже, и в зеленых глаза горит незнакомая, грязная похоть...
С резким, отрывистым звуком, напоминающим не то рычание, не то вздох, Лавеллан выскользнул из-под тевинтерца и рывком отбросил одеяло.
- Нет, - коротко произнес он, усаживаясь на кровати спиной к Дориану и сжимая руки в кулаки. - Не сегодня.
Темно, тесно, жарко, эльфийские глаза горят ярче звезд - от всего этого вместе с каждой секундой сильнее разгоралось желание, а еще просыпалось какое-то позабытое мальчишеское озорство. Хотелось сперва подразнить любовника всласть, посмотреть, как он будет отзываться на каждое прикосновение, послушать, как станет вздыхать, стонать, шептать непонятные нежности на элвише. Хотелось полюбоваться им, а потом самому опьянеть от него и удовлетворять свой все больше растущий голод так, как захочется, и пока силы не иссякнут.
- О, мы будем очень прилежны, - отозвался Дориан хриплым, чуть дрогнувшим голосом. - Мы начнем немедленно и не остановимся, пока не закончим со всеми делами до последнего, - он коснулся поцелуем губ Йена, когда с них сорвался негромкий стон. - Хочу тебя. Сейчас, amatus, - получилось отрывисто, резко и требовательно: в каждом слове сейчас прорывалось нетерпение Дориана.
Он не понимал значения того тихого слова, которое любовник шепнул ему на ухо, но и без лишних разговоров чувствовал, что говорят они сейчас об одном и том же и даже общий для них обоих язык им сейчас не нужен. Дориан со свистом втянул воздух сквозь зубы, когда Йен прикусил ему ухо, теснее вжался в тонкое эльфийское тело и снова надавил коленом, заставляя еще больше развести бедра. Ладонь снова прошлась по паху, теперь грубее и жестче, сжала напряженную плоть. Дориану не надо было сейчас не только задавать вопросы, но даже просто смотреть в глаза Лавеллану, он нутром чуял, насколько эльф открыт перед ним, до чего податлив, и мысль об этом заставляла напрочь терять голову.
- Сейчас... - тихо проговорил Дориан, поглаживая внутреннюю сторону бедра Йена и целуя его, требовательно и крепко.
Все закончилась так неожиданно и быстро, что он не успел не только возразить, но и даже просто сообразить, что происходит: вот теплое и гибкое тело еще льнуло к нему, а вот оно уже резко вывернулось, отодвинулось, и в комнате сразу стало гораздо холоднее. Помедлив несколько секунд, Дориан сел на кровати, придвинулся к любовнику и осторожно обнял его за плечи.
- Почему? Что-нибудь не так? - тихо спросил он, рассматривая профиль Йена. - Что случилось? - и накрыл ладонью крепко сжатую в кулак руку Йена. Растерянность и смутная тревога сейчас не давали ему покоя в равной мере.
Как только рука Дориана опустилась на его плечи, эльф повел ими, отстраняясь осторожно, но твердо. Прикосновения любовника не доставляли ему сейчас радости, а терпеть и притворяться он считал неправильным и просто нечестным по отношению к нему. Обернувшись и посмотрев на шемлена долгим взглядом, в котором будто боролись между собой злость и нежность, Йен все же поднялся с кровати и потянулся к своей одежде.
Как объяснить? Для самого долийца причины, по которым он так резко растерял весь любовный пыл, были очевидны, но в то же время он понимал, что для Дориана дело обстоит иначе. Очень на многие события и явления они смотрели совершенно по-разному, и если поначалу эльф, замечая это, кипятился и отстаивал свою - а значит, единственно верную! - точку зрения, то теперь начал хотя бы пытаться смотреть на мир глазами Дориана. Получалось, откровенно говоря, из рук вон плохо, но по крайней мере его хватало на то, чтобы понять - не все, что очевидно для него, очевидно для шемлена.
- Ты только вчера был в чужой постели, ma vhenan, - он заговорил тихо и даже как-то грустно, но без упрека. - Я могу это простить, но забыть это оказалось не так просто, - Лавеллан одевался, не глядя на Дориана, как будто шнуровка на штанах и мантии занимала его гораздо больше. - Ты прикасался к ним так, как ко мне, целовал их так, как меня... - ровный голос на мгновение дрогнул и отчетливо стало слышно, как скрипнули зубы. - Это как будто уравнивает меня с ними, - говорить о том, кто "они", не было нужды. - Уравнивает то, что происходит между нами, с тем, что было в этом ужасном месте, - эльф вздохнул и потер лоб холодными пальцами. - Я не хочу портить нашу близость этими воспоминаниями, - решившись все же, он снова подошел к Дориану и ласково коснулся его лица. - В том, что я говорю, есть какой-то смысл для тебя?
На этот раз тело, похоже, не поспевало за разумом - Йен все еще чувствовал возбуждение, хотя теперь оно скорее тлело, чем горело так неистово, как еще жалкие минуты назад. Он ничего не хотел больше, чем отмахнуться от всего, что наговорил только что, снова забраться в постель и прижаться к Дориану так тесно, чтобы обоим не хватало воздуха. Но он боялся, что сделав это, оставит на всем, что происходит между ними, несмываемое пятно - грязное, зловонное, которое, как гниль или ржавчина, в конце концов уничтожит все, к чему прикоснется.
Когда Йен отстранился, Дориан едва не потянулся за ним - это было что-то инстинктивное, абсолютно естественное, однако в последний момент ему хватило сообразительности одернуть себя и скрестить на груди слегка подрагивающие руки. Подняв на любовника глаза, он встретил взгляд, полный противоречивых чувств, которые так и не смог толком прочитать, и с трудом подавил желание засыпать Йена вопросами и потребовать немедленных ответов.
Требовать не пришлось: Лавеллан заговорил сам, и в ту же секунду, как зазвучал его голос, Дориан уже пожалел о своем нетерпении. Каждое услышанное слово вызывало внутренний протест, хотелось спорить, хотелось объяснить Йену, как все обстоит на самом деле, убедить его, что он неправ, уговорить остаться, и в то же время было яснее ясного, что делать этого не стоит. Перед самим собой Дориан был вынужден признать, что понимает любовника. Более того, будь ему когда-то в юности свойственна вот такая долийская прямота, он бы, наверное, во многих ситуациях вел себя похоже, разве что был бы менее мягок. Все это не умаляло ни горечи, ни невольной досады из-за того, как оборачивается утро, но многое объясняло и позволяло почти примириться с новым испытанием.
- Я прикасался к ним не так, как к тебе, - слегка улыбнувшись, Дориан покачал головой. - И совсем не так, как тебя, их целовал. Это совсем другое, ничем не похоже на то, что было между нами, и одно невозможно ни уравнять, ни сравнить с другим, - он помолчал, потом немного тише прибавил: - Но смысл есть. Думаю, я понимаю, amatus. И подожду. Ожидание - уж точно не самое страшное, что может случиться между нами, - Дориан широко улыбнулся, глядя на Йена снизу вверх.
Наверное, это не будет легко, особенно, если долиец будет долго ждать прежде, чем сменить гнев на милость, но по сравнению со всем случившимся это - смешная мелочь. И тем острее будет воссоединение, а уж Дориан постарается, чтобы оно случилось побыстрее. Мысль об этом снова заставила улыбаться, лукаво и слегка задумчиво. Поднявшись на ноги, Дориан тоже потянулся за одеждой.
В ожидании ответа Дориана Лавеллан весь подобрался, гадая, что же последует дальше - очередная ссора? долгий спор, полный недопониманий и упреков? Страшнее всего, впрочем, было бы услышать смех и узнать, что все, что он только сказал, не имеет для любовника ни смысла, ни значения. Но Дориан заговорил, и напряжение отпустило эльфа - он не ошибся в нем, в который раз.
- Наверное, - не стал спорить Йен с утверждением о том, что их близость несравнима с тем, что можно купить в борделе. И тихо добавил: - Но я не знаю, как бывает по-другому, поэтому мне сложно понять. Понять, каково это - делить с кем-то постель, ничего к этому кому-то не испытывая, - он замялся, подбирая слова, и наконец смог сформулировать. - Для меня близость и чувства неотделимы, понимаешь?
Он совсем не был уверен, что тевинтерец, с его прошлым и привычным ему образом жизни, действительно понимает, но сейчас - наверное, впервые - не хотелось бросать ему в лицо эти обвинения. Значит, это и есть любовь - нежелание причинять своему избраннику боль, задевая его чувства? Долиец пробирался сквозь дебри совершенно незнакомой ему прежде стороны жизни наощупь и то и дело совершал открытия, которые несомненно насмешили бы человека более опытного.
- Ma serannas, - уже полностью одевшись, Йен приблизился к любовнику, коснулся его плеча и легко поцеловал в скулу. - Я буду ждать этого не меньше тебя, emma lath.
Отстранившись, он уже собирался уйти, но вдруг вспомнил о чем-то и стал рыться в своих карманах. Выудив оттуда небольшой предмет, он снова шагнул к Дориану и протянул его ему на раскрытой ладони.
- Я хотел, чтобы это было у тебя. Как... подарок, - странное дело, но быть раскованным в постели оказалось куда проще, чем вне ее, и теперь эльф снова смущался. На ладони у него лежал амулет из кровавика, на котором был выгравирован причудливый витиеватый узор. - Это символ Силейз, Хранительницы Очага, - пояснил Йен. - Она покровительствует семьям и... влюбленным. Мы нашли его в Коракавусе, помнишь?
Отчего-то ему и в голову не приходило, что тевинтерец, более того - альтус, может не захотеть носить дешевую безделушку, снятую с шеи погибшего столетия назад раба.
Понимает ли он? Конечно, нет, если смотреть на все сегодняшними своими глазами. Пожалуй, да, если вернуться подальше в прошлое. Делать это было странно, болезненно, почти неприятно, но рядом с Йеном казалось чем-то на редкость правильным.
- Я привык считать, что разделить с кем-то постель не труднее, чем выпить кубок вина, amatus, - Дориан усмехнулся, прошелся ладонью по голенищу щегольского сапога, который только что натянул, и, набросив мантию, принялся ловко ее шнуровать. Встретиться взглядом с Йеном казалось очень непростой задачей, но он все-таки поднял глаза. - Но несмотря на то, что я сказал, я понимаю, о чем ты. Сейчас понимаю лучше, чем когда-либо, - он улыбнулся, и улыбка неожиданно получилась растерянной и немного смущенной. Подавшись на встречу, он в ответ коснулся легким поцелуем виска Йена. - Тем легче будет мое ожидание.
Они отстранились друг от друга, и Дориан на мгновение прикрыл глаза: надо собраться с мыслями, настроиться на деловой лад, вспомнить, не обещал ли он кому-нибудь что-нибудь на сегодня. Насущные дела - настоящее спасение, по крайней мере, до вечера, когда они с Йеном увидятся снова. Тихий голос вернул Дориана к реальности и заставил вспомнить, что любовник еще не ушел.
- Подарок? - переспросил он и подался ближе: отчего-то сама мысль об этом вызвала почти мальчишескую радость. Склонившись над узкой эльфийской ладонью, Дориан засмотрелся на сложный витиеватый узор на красном камне и едва не потерял дар речь, когда понял, о каком амулете долиец говорит. Осторожно коснувшись истертого временем камня, он заглянул Йену в лицо: - Конечно, я помню. Все помню. И... очень тебе благодарен, это настоящая честь. Но... ты уверен, amatus? - он заговорил совсем тихо. - Это ведь ваша хранительница, ваша богиня, это твоя память, а я... - он смолк, так и не найдя слов для продолжения.
Что тут скажешь? Я из народа, убившего того, кого этот амулет должен был сохранить? Я - кровь от крови завоевателей? Я не уверен, что вправе прикасаться к этому камню? Дориан в замешательстве смотрел то на Йена, то на символ Силейз.
Короткие слова "все помню" на мгновение больно кольнули в самое сердце, потому что Йен тоже вспомнил все. Мрачную твердыню Коракавуса, груды костей - все, что осталось от ее узников, страшные пыточные приспособления и чудовищный алтарь Андорала, от одного вида которого хотелось бежать что есть мочи. И все же было здесь кое-что еще. Древня тюрьма была страшной страницей истории - их общей с Дорианом истории, и то, что они прошли эти боль и ужас вместе, как будто сблизило их еще больше. И то, какое уважение проявлял сейчас шемлен к символу чужой ему богини, убеждало долийца в том, что он не ошибся в своем выборе.
- А ты - человек, которого я люблю, - просто и безыскусно закончил он за Дориана, едва ли не впервые назвав его "человеком", а не "шемленом". - Мне нравится думать, что Силейз будет присматривать за тобой, когда меня нет рядом, - вложив амулет в руку тевинтерца, он загнул его пальцы, так, чтобы кулон оказался сжатым в кулаке, а потом коснулся губами костяшек. - Я еще никогда не был так уверен, ma vhenan.
Это было правдой. Долгая размолвка, вчерашняя уродливая сцена в борделе - все это казалось сущими мелочами в сравнении с чувством, которое переполняло сейчас Лавеллана. Это было странно и непривычно, и порой он приходил в смущение от мысли, как глупо должно быть выглядит с этой счастливой и немного отсутствующей улыбкой на лице. Но удивительно легкое, окрыляющее чувство от этого никуда не уходило, и долийцу время от времени приходилось со всей строгостью напоминать себе, что в Скайхолде он находится отнюдь не для того, чтобы каждую свободную минуту проводить рядом с Дорианом или думать о нем, когда того нет рядом.
Напомнил он об этом себе и сейчас, а потому сразу посерьезнел и перестал мягко улыбаться, снизу вверх заглядывая в глаза любовника. Поспешно и как-то неуклюже попрощавшись, он заторопился, пообещал "заглянуть вечером" и выскользнул за дверь, на ходу пытаясь напустить на себя привычный недружелюбный вид.
Андреас уже давно планировал зайти к Дориану, где-то, пожалуй, с Умбралиса. Но все было не до того, то одна чудовищная напасть, то другая, и визит все откладывался и откладывался. Цель этого визита Андреас долго не мог толком сформулировать. Хотелось поговорить про Тевинтер, но не только... В общем-то, Дориан страшно восхищал Андреаса и он сам толком не мог понять, хотелось бы ему быть с Дорианом или же быть Дорианом. Было бы время, он бы обязательно попытался с ним флиртовать. Сейчас, в связи со всем, что происходило в жизни Андреаса, он уже не был уверен, что это такая хорошая идея. К тому же, сам тевинтерец никак не намекал ни на что непотребное и вообще выглядел так, как будто вечно думает о чем-то важном. Правда, иногда он делал это в пьяном виде. Вот, последнюю неделю он много пил, а потом куда-то уехал. Очень интересно куда и что там такое стряслось. У самого Андреаса тоже за последнюю неделю немало всего случилось, в первую очередь обнаружился Фейнриэль. В общем, провоцировать тевинтерца на какое-то слишком сильное сближение Андреас не собирался, но в то же время, пообщаться хотелось. Подружиться, но только не на почве общего дела, а на какой-то другой почве. Вот, например, на почве хорошего вкуса. Андреасу очень нравилось то, как Дориан выглядел. Ему казалось, что Инквизитор тоже обязан хорошо выглядеть, а он меж тем не был уверен, что выглядит достаточно... стильно что ли... Вот эти волосы, например, во-первых, мешаются, а во-вторых, заставляют его выглядеть несолидно.
- Дориан, можно я войду, - сказал Андреас, уже засовывая голову в его комнату, - у меня тут просьба к тебе, ты не мог бы помочь мне волосы отстричь?
Хотя Дориан предполагал после ухода Лавеллана заняться чем-нибудь полезным, время потекло на редкость бестолково. Он ни на чем не мог толком сосредоточиться, перечитывал один абзац по три раза, если раскрывал книгу, невпопад отвечал собеседникам, если кто-то пытался завести с ним хоть сколько-то серьезный разговор, а когда взялся за оставленные Энтони пергаменты с переводом и оригиналом тевинтерского текста, стал отвлекаться каждые десять минут и застопорился на простейшем обороте, в котором попытался найти тайный смысл. В конце концов придя к выводу, что сегодняшний день лучше признать потерянным для работы, Дориан прихватил несколько орлесианских книг, производивших наименее удручающее впечатление, и том "Каменных залов гномов" Дженитиви и отправился в таверну воздавать должное обеду.
Обед оказался вкусным, зимний день выдался на редкость ветреным и холодным, и два этих обстоятельства окончательно загнали Дориана в спальню, заставив отказаться от попыток имитировать хоть какую-то деятельность. Завалившись на кровать, он лениво скользил взглядом по строчкам "Сердца Орлея", слушал поднимающуюся метель за окном и не заметил, как понемногу начал задремывать.
Стук в дверь заставил вскинуться и настороженно оглядеться. Спросонья Дориан не сразу сообразил, где находится, и который нынче час, а вид головы Инквизитора в дверном проеме и вовсе обескуражил и заставил задуматься, не часть ли это какого-то нового сна.
- Андреас? - Дориан зевнул, потянулся и, наконец, сел на кровати, потирая ладонью лицо. - Да, заходи, конечно, я... - смолкнув на полуслове, он озадаченно уставился на Тревельяна: что там насчет волос?..
Вот теперь он окончательно проснулся и смотрел на Инквизитора с некоторым недоумением. Андреас повезло с приятной и на редкость располагающей внешностью - и Дориан непременно уделил бы этому гораздо больше внимания, если бы был свободен - его улыбкой можно было обезоруживать красных храмовников, а длинные волосы ему по-настоящему шли. Таким образом, возникало два вопроса: во-первых, с чего он вдруг вздумал стричься? Во-вторых, почему явился за этим к Дориану? Неужели леди Монтилье не может выписать из Вал Руайо цирюльника? Сам Дориан, помнится, безуспешно к ней с этим подступался, но вряд ли она не постаралась бы для Инквизитора.
- Послушай, я могу, конечно, тут всякому научишься, - Дориан покосился в сторону стола, где держал ножницы, гребни и прочие туалетные принадлежности. - Но... зачем тебе это? У тебя чудесные волосы, - он с видом знатока окинул Тревельяна взглядом. - Густые, мягкие, такой теплый цвет - прямо-таки идеал естественной красоты, приличествующий Вестнику Андрасте, - Дориан улыбнулся и понизил голос, озаренный догадкой: - Или ты решил предать этот идеал в пользу последней орлесианской моды? - если так и если согласиться помочь, вечер обещает быть куда более забавным, чем можно было надеяться. Дориан присмотрелся к Андреасу с удвоенным интересом.
- Идеал естественной красоты, - повторил Андреас, расплывшись в широкой улыбке, - вы слишком добры мессир Павус. Но может быть ты и недалек от истины, что уж там, я красавец. Но, понимаешь, мне хочется что-то изменить, может в пользу красоты неестественной, а может просто что-то изменить, даже если красоты и поубавится. Нужен какой-то стиль. Инквизитор-стиль. А то я все хожу таким, каким в круге ходил или по лесам вокруг Оствика бегал. Увидят меня те, кто меня знал, начнут по плечу хлопать и говорить:"Андреас, не ожидал, что ты так поднимешься, так-то ты идиот был всегда". И не то, что они не правы были бы, но хотелось бы таких сцен избежать. Вот я и подумал - отстригу волосы, стану выглядеть солиднее. Цирюльника у нас нет, если не считать того, что кузнец Харрит сам стрижет свои усы и предлагает свою помощь другим, но меня этот вариант не устраивает. А вот твои усы и то, что у тебя на голове - выглядит хорошо. Вот мне бы что-то такое, только усы я все же подкручивать не буду, да и нет их у меня. Нормальных, то есть нету.
Андреас не дожидаясь приглашения уселся на стул и еще раз улыбнулся Дориану.
- А что ты там говорил насчет последней орлесианской моды? Там какое-нибудь трехэтажное безумие или может сойти для Инквизитор-стиля? И откуда ты про это вообще знаешь - тебе приходят новости моды из Вал Руайо? Где можно такие раздобыть, если так?
Это было одновременно похоже на давнюю болтовню в Круге, когда к Дориану с завидным постоянством являлись соученики, чтобы попросить совета о моде и внешности, и ни на что не похоже, поскольку ни один из тех страждущих не был в своих просьбах так откровенен и не искушен. В общем, теперь уже не приходилось сомневаться, что вечер и в самом деле будет гораздо забавнее, чем ожидалось.
- О, я добр ровно настолько, насколько вы этого заслуживаете, мессир Тревельян, - в тон Андреасу откликнулся Дориан, сияя ответной улыбкой.
Несколько секунд он внимательно и придирчиво рассматривал гостя, без спроса и без приглашения устроившегося на стуле, а потом поймал себя на том, что и в самом деле увлеченно прикидывает, какая прическа пойдет милорду Инквизитору больше. Что ж, почему бы и нет, в самом деле: в последний раз его, Дориана Павуса, занимали вопросы стиля чуть ли не год назад - это ли не падение?! Так что самое время вернуть себе форму.
Коснувшись пальцами макушки, а потом затылка Андреаса, Дориан пропустил между пальцами длинные русые пряди, как будто пробовал качество ткани, собрал их и поднял вверх.
- Друг мой, красоты не должно убавляться никогда, поверь мне, - он тихо усмехнулся. - Недостаток красоты совершенно несовместим с... Инквизитор-стилем. Чем бы он ни был, - Дориан отступил на полшага, разглядывая Тревельяна со спины. - Не быть похожим на себя времен лесов, Круга или Оствика - чудесная мысль, но тебе нужно выглядеть так, чтобы вызывать восхищение, а ничто не приводит людей в такой восторг, как уместно подчеркнутая красота. Так что пусть впадают в благоговение при виде тебя и обожают на расстоянии. Никакого "идиота", но и никакой лишней солидности, ты для этого слишком хорош, даже несмотря на странное предубеждение против подкрученных усов, - Дориан уже хотел отойти к столу, где держал туалетные принадлежности, когда вдруг приостановился, и на лице его отразилось искреннее беспокойство: - Забудь об орлесианской моде, я упомянул ее для красного словца. Ее создают сумасшедшие для сумасшедших, и это точно не то, что нужно Инквизитору. Хотя мне и в самом деле шлют новости столичной моды с самого нашего появления в Скайхолде, - он фыркнул от смеха. - Я тебя потом развлеку, если хочешь. А сейчас... попробуем.
Разумеется, Дориан Павус не был цирюльником ни по своему ремеслу, ни по призванию, а о парикмахерском искусстве знал прискорбно мало. Однако скудость быта на Юге вообще и в Скайхолде в частности ставила перед жестоким выбором - учиться новому или постепенно дичать, превращаясь в подобие ферелденского варвара. Дориан предпочел учиться, так что теперь хороший вкус и некоторая сноровка позволяли ему делать достаточно, чтобы не пугаться себя в зеркале. Пожалуй, кое-что из этих навыков вполне могло бы пригодиться и Инквизитору тоже.
Увлекшись затеей даже больше, чем от себя ожидал, Дориан извлек из ящика стола шкатулку, в которой держал ножницы, гребни и прочие парикмахерские мелочи, и снова придирчиво осмотрел Андреаса.
- Ну-ка, давай для начала спасем твою мантию, - и быстрее, чем Тревельян успел шевельнуться, потянул шнуровку мантии, распустил ворот, а потом и вовсе слегка стянул ее с плеч Андреаса. - Так ты не будешь осыпан волосами, когда я закончу, - любезно пояснил Дориан и щелкнул тонкими позолоченными ножницами. - А теперь закрой глаза.
Стрижка заняла больше времени, чем Дориан рассчитывал, но увлекла его с головой. Он с таким азартом укорачивал, подравнивал, прореживал и перечесывал то так, то этак, что мастера Вал Руайо наверняка удавились бы за такого преданного делу ученика. Не обошлось без подбритых висков и затылка и начесанной наверх челки, но, по глубокому убеждению Дориана, Вестнику это более чем шло.
"Отлично. Если мне не суждено вернуться домой, я явно стяжаю славу в роли цирюльника," - он отступил назад, со всех сторон рассматривая свою работу, а потом вложил Андреасу в руки зеркало.
- Открывай глаза и смотри, - это прозвучало как весьма повелительное требование, которое мог себе позволить, наверное, только цирюльник-альтус.
Андреас открыл глаза и им же не поверил. Он настолько привык к своим волосам, что увидеть себя без них было чем-то невероятно непривычным. На него глядел из зеркала абсолютно незнакомый человек. Но, слава Создателю, этот человек очень Андреасу понравился. Такой красавец, прямо хоть куда!
- Дориан, спасибо огромное, - искренне сказал Тревельян, - у тебя получилось просто замечательно. Вот это точно Инквизитор-стиль, так не стыдно и при дворе в Орлее появиться, если меня туда пустят когда-нибудь, конечно. Может теперь стоит бороду сбрить и усы отрастить? Нет, лучше не буду, а то станут говорить, что я подражаю тебе, а это в нашем с тобой случае имеет неприятный политический подтекст. Будут говорить, что сегодня я завиваю усы, а завтра приведу Черного Жреца на Солнечный Трон, такое дело... Ну да ладно, я и так красив.
Андреас какое-то время еще покрутился вокруг зеркала, а точнее покрутил зеркалом вокруг себя, а потом попытался натянуть мантию обратно на плечи. Она отчаянно кололась, в нее набились отрезанные волосы. Андреас не долго думая, стащил ее через голову и начал трясти ею.
- Извини, Дориан, я потом могу подмести, но сейчас я должен от этого избавиться, а то скажут, что у Инквизитора чесотка.
Отряхнув мантию, он повесил ее на стул и стал отряхивать плечи. Потом снова взял зеркало и с его помощью попытался рассмотреть свою спину, чтобы избавиться от донимавших его волос окончательно.
- Дориан, слушай, тебе не трудно стряхнуть прядь, вон она пристала между лопатками, я ее не достану сам?
И плечами повел для убедительности.
Каждый мастер ждет реакции клиента с замиранием сердца. Дориан, к собственному удивлению, исключением не стал: он жадно следил за тем, как Андреас рассматривает себя в зеркале, и удовлетворенно улыбнулся, когда обнаружилось, что его милость Инквизитор результатом вполне доволен.
- Ты не просто красив, ты совершенно бесподобен, - он небрежно взмахнул рукой, словно утверждал нечто само собой разумеющееся и так мог еще больше подкрепить свои слова. - Надеюсь, орлесианский двор, к которому, поверь моему слову, тебя рано или поздно непременно пригласят, увидит тебя и введет новую моду. В конце концов, должны же однажды сады и десертные вазы на головах смениться чем-то более элегантным! - Дориан фыркнул и принялся укладывать обратно в шкатулку ножницы и гребни, которыми пользовался во время стрижки. - А без усов, завитых или обычных, мне кажется, в любом случае стоит обойтись: тебе больше пойдет идеальная выбритость. Впрочем... - на мгновение его лицо приобрело наигранно озабоченное выражение, - ...возможно, это не спасет от подтекста: нынешний Черный Жрец тоже предпочитает бриться как можно более гладко, - и он тихо фыркнул от смеха.
Убрав, наконец, парикмахерские принадлежности, Дориан прислонился к оконному косяку и стал рассматривать Андреаса с неким новым интересом. Вестник и в самом деле был хорош собой, что раньше, когда мог похвастаться кудрями получше, чем у юной девы, что сейчас, обзаведшись элегантной и несколько щегольской стрижкой. Вот только сейчас в его облике появилось что-то новое, незнакомое, непривычная жесткость и грубоватость, раньше ему несвойственная, и у Дориана возникло странное впечатление, что он смотрит на молодого военного, одержавшего первые победы и вынужденного готовиться к новым боям.
"Что за ерунда? И что за фантазии? Как будто стрижка может так изменить впечатление о человеке!"
Дориан фыркнул, как будто так можно было вернее избавиться от ненужных ассоциаций, и вздрогнул, когда Андреас обратился к нему и этим как будто врасплох застал.
- Думаю, подметут здесь все-таки горничные, Инквизитор, - он мягко усмехнулся. - Не стоит лишать их удовольствия услужить, - Дориан шагнул ближе, взял Андреаса за плечо, разворачивая к льющемуся из окна свету. - Не вертись, я сейчас приведу тебя в порядок, - и он принялся деловито отряхивать его милость Инквизитора, то слегка поглаживая, то похлопывая по спине.
День получился на редкость бестолковый, хотя ближе к его окончанию Йен всерьез стал подозревать, что если кто-то здесь и бестолковый, то это он сам. Все валилось из рук, в обычно короткие и сухие рапорты закрадывалась вдруг непонятная лирика, а мысли то и дело уносились далеко, и вот уже вместо того, чтобы заниматься делом, он сидит и глупо улыбается, невидящим взглядом таращась в пустоту. Едва дождавшись вечера и вздохнув с облегчением от того, что для него не нашлось очень важных и очень дальних заданий, долиец помчался наверх, перепрыгивая ступеньки.
Несмотря на месяцы, которые он провел рядом с шемленами, привычкой стучать он так и не обзавелся, а потому просто толкнул дверь. И застыл на пороге, расширенными глазами всматриваясь в открывшееся ему зрелище. В голове впавшего в ступор Лавеллана проносилось одновременно множество мыслей. О том, что Дориан не смог сдержать свое обещание даже в течение несчастных суток. О том, что Тревельян, наверное, более сговорчив, чем долиец с его непомерными требованиями. О том, как хорошо было бы кинуть сейчас в обоих чем-то увесистым вроде "ужаса" - желательно таким, какой вышел у него однажды в Бурой трясине, когда заклинание сорвалось и накрыло с десяток целей вместо одной. Мысли о том, что не стоит, наверное, бить Инквизитора, среди них почему-то не было.
- С моим шемленом?.. - тихо и даже как-то растерянно спросил эльф, остановив потяжелевший разом взгляд на Андреасе. - С моим шемленом?! - он повторил то же самое громче, почти срываясь на визг. В памяти почему-то самым странным образом возникло воспоминание о том, как в далеком детстве мальчишка постарше отобрал у него любимую деревянную галлу. Это был первый раз, когда Йен подрался, отчаянно защищая свое - наверное, из-за того, что это же чувство поднималось в нем сейчас, следующий возглас получился совсем уж мальчишеским: - Я тебе сейчас покажу!
С этими словами он шустро подскочил ближе к Андреасу и, не думая, ударил его кулаком в нос. На Дориана он старался не смотреть, точно это могло лишить его решимости.
Отредактировано Йен Лавеллан (24-03-2016 23:17)
Андреас не заметил момента, когда открылась дверь, так что все, что последовало за этим, стало для него полнейшей неожиданностью. Вот еще он смотрит на себя в зеркало, а Дориан любезно помогает ему отряхнуться, а вот уже посреди комнаты громко кричит эльф. А потом этот эльф бьет его в нос, в общем-то не удосужившись объяснить, чего это он начал кричать. Андреас схватился за нос, почувствовал, как из него закапала кровь, потом на какое-то время растворился в омерзительной боли, но все-таки у него достало сил уточнить:
- Чего с твоим шемленом, больной ты эльф? Чего такого я с ним сделал?!
А потом ему удалось открыть глаза и Андреас увидел лица Дориана и Йена. То ли по тому, что творилось на этих лицах, то ли потому, что он вспомнил несколько обрывков сплетен, которые слышал недавно, он внезапно понял, чего это Йен раскричался и в чем именно он его подозревает. Андреас взмахнул левой рукой. Он бы и обеими взмахнул в отрицающем жесте, но правой он все еще зажимал нос.
- Нет, нет, тут ничего такого не было... Он меня подстриг просто. А вы вместе, да? Слухи правдивы? Ну я вас поздравляю тогда.
Андреас говорил это искренне, хоть и гнусаво, и надеялся, что эльф не решит, что это какая-то особая шемленская манера издеваться. Второго удара в нос очень не хотелось и драться с долийцем безо всякой настоящей причины - тоже.
Возможно, если бы с безобразных событий в Джейдере прошло хотя бы несколько дней, Йен смог бы не отреагировать так бурно и резко. Но это произошло только вчера, и зрелище Дориана в объятьях остроухих шлюх все еще болезненно врезалось в память, то и дело давая о себе знать.
И увидев своего шемлена и Тревельяна в таком двусмысленном положении, эльф немедленно трактовал это в худшем из смыслов, даже на мгновение не допустив мысли, что у происходящего вовсе нет никакого непристойного подтекста. Он видел полуголого Андреаса и Дориана, прикасавшегося к нему, и этого было достаточно для того, чтобы ярость затопила его целиком. И никакие увещевания, никакие доводы не могли остановить его, пока он не выплеснет ее до конца.
- Поздравляеш-шь?! - с визга Лавеллан перешел на рассерженное шипение и даже внешне походил сейчас на ошпаренного кипятком кота: всклокоченный, вздыбленный, с ярко горящими пожелтевшими глазами. - Поздравляешь, shemlen'alas?! - если бы только долиец успел выучить больше шемленских ругательств, они непременно обрушились бы сейчас на голову Инквизитора, но, как назло, даже то немногое, что он успел узнать от плоскоухих, сейчас вылетело из памяти, мешая облечь свой гнев в словесную форму. - Ты и разделся для того, чтобы его... поздравить?!
Разумеется, он воспринял слова Тревельяна как издевку - то ли из-за того, что звучали они слишком невнятно, чтобы различить вполне благожелательный тон, то ли потому что хотел получить новый повод для того, чтобы снова ринуться в атаку. Что он и сделал, издав какой-то нечленораздельный вопль и кинувшись на Андреаса, норовя одновременно и стукнуть его в ухо и расцарапать ему лицо.
Отредактировано Йен Лавеллан (26-03-2016 16:17)
Вы здесь » Dragon Age: The Abyss » История » 11 Верименсиса 9:42 ВД. Однажды, в студеную зимнюю пору
