И снова все происходило слишком быстро: вот Йен еще шипит, как разъяренный кот, и отчаянно выкручивается у него из рук, явно намеренный сполна "показать" его милости Инквизитору, а вот уже успокаивается, испуганно зажимает рот рукой, как всегда делает, когда испуган или ошарашен. Они с Андреасом смеются, так легко и беззаботно, как будто все случившееся - просто недоразумение, по нелепой случайности произошедшее между двумя друзьями. А потом время, замершее было на время этой стычки, снова оживает и идет дальше, и Дориану становится яснее ясного, что это и правда было забавное недоразумение, а продолжения не будет вовсе.
  Встряхнувшись, он облегченно вздохнул, выпустил, наконец, Йена из крепких объятий, когда тот выдохнул сквозь смех свое "Ir abelas", и тоже рассмеялся, тихо, почти беззвучно. А потом прямо-таки превратился в слух, наблюдая за тем, как Лавеллан подбирает слова, чтобы ответить на инквизиторский вопрос, явно поставивший его в тупик.
  "Потому что он мой" - просто и на свой лад совершенно ясно и это, пожалуй, лучшее, что можно было услышать, особенно после всего, что произошло вчера. Дориан даже по-кошачьи сощурился от удовольствия, наслаждаясь мыслью о том, что это по-прежнему так, а потом улыбнулся Андреасу.
- Он называет меня так, чтобы я помнил свое место, - заявил он и широко улыбнулся. - И, должен сказать, усилия не пропадают даром, - не сдержавшись, Дориан тоже фыркнул от смеха, а потом заговорщицки улыбнулся Тревельяну: - Скажу тебе по секрету, меч и молитва явно теперь не единственные помощники нашей Искательницы в вопросах красоты, а хвастовство перед ней может обернуться для тебя плачевно. И мне в любом случае лучше остаться исключительно твоим личным парикмахером, - Дориан отвесил Андреасу такой глубокий и церемонный поклон, что даже если бы хотел, не успел бы остановить Инквизитора, проскочившего мимо Лавеллана и на ходу дернувшего эльфа за косу.
  Удержаться от смеха оказалось трудной задачей, и Дориан решил не делать над собой усилий. Он прыснул от смеха, разглядывая лицо любовника, а потом рассмеялся в голос и только через несколько секунд, совладав-таки с собой, шагнул к Йену и погладил его по затылку.
- А я понимаю, почему Андреас не удержался, - он снова тихо фыркнул и, переведя дух, наконец, обрушил на долийца шквал вопросов: - Что это было? Что на тебя нашло, скажи на милость, amatus? Ты в самом деле решил, что после вчерашнего, после всего, что было, я кинусь соблазнять Инквизитора? Или... ты просто такого плохого мнения об Андреасе? - все еще было и смешно, и немного тревожно, и почему-то удивительно легко. Слова "он мой" все еще звенели в голове.

Дориан смотрел на любовника, и по его губам постепенно расплывалась улыбка, на сей раз не насмешливая и не лукавая, а мягкая и более чем понимающая: единственная причина разбитого инквизиторского носа - ревность. Самая что ни на есть настоящая, яростная, та, которая и правда кажется больше всего похожей на безумие тому, кто ее испытывает. В момент, когда она завладевает чьим-то сердцем, не остается места ни мыслям, ни здравым решениям - ничему, кроме огня, жаждущего спалить все вокруг. Дориан был не понаслышке с этим огнем знаком и сейчас испытывал странное удовлетворение при мысли о том, как это пламя сжигает его гордого любовника. Хотелось снова и снова смаковать мысль о том, как "долийский лорд" нуждается в своем шемлене.
  Усмехнувшись в усы, Дориан опустился на колени перед креслом, в котором устроился Лавеллан, и прошелся легко ладонями по бедрам эльфа.
- Нет, это не безумие, amatus, - глядя снизу вверх Йену в лицо, Дориан улыбнулся одними глазами, а потом продолжил вполголоса: - Это ревность. Одна мысль о том, что тот, кто с тобой, может смотреть на кого-то другого, заставляет терять голову и творить страшные и странные вещи. И часто даже совсем не жалеть о них потом, - помолчав немного, Дориан продолжил еще тише: - Я тоже ревную тебя, ничего не могу с собой поделать. Особенно когда думаю о других эльфах рядом с тобой и о том, насколько ты с ними другой, не такой, как со мной, - Дориан почти физически почувствовал, какие недобрые искры вспыхнули в глазах, и поспешил спрятать взгляд. - Ревность похожа на чудовище, дракона, состоящего из чистого огня, - закончил он, неловко усмехнувшись. Слова упали тяжело, как камни.
  Несколько секунд он молчал, отгоняя совершенно ненужные, непрошеные сейчас чувства, потом снова вскинул на Йена взгляд и широко, плутовато улыбнулся, как мальчишка, которого озарила мысль о совершенно великолепной шалости.
- Я говорю не о том, - повинился Дориан. - Вряд ли ты хочешь слушать витиеватые имперские бредни о драконах и чудовищах. И в искупление у меня есть чудесная идея, - он поднялся на ноги. - Скажи мне, ты куришь только трубку или когда-нибудь уже пробовал кальян? Долийцы что-нибудь такое делают? - в глазах Дориана так и светились нетерпение и предвкушение.

"С тобой я совсем не такой, как с кем-либо еще" - сказанные таким тоном, эти слова не были утешением, они были свидетельством того, что Йен его не отделяет от своей жизни и своего мира, а выделяет, отводит ему особенное место, которое никому другому не занять. И этого вполне достаточно, чтобы Дорианом полностью овладела эта странная, мальчишеская легкость, которую он, кажется, уже и не думал когда-нибудь снова испытать. И легкость эта подталкивала творить вещи, никак не соответствующие статусу соратника и советчика его милости Инквизитора, зато на редкость приятные. Неподдельный интерес, мгновенно вспыхнувший в глазах Лавеллана, почуявшего что-то новое, подхлестывал еще больше.
- О, это совершенно чудесная вещь! - Дориан взмахнул рукой и едва не сбросил на пол зеркало, которое сам же и оставил на столе прислоненным к шкатулке с парикмахерскими принадлежностями. - Я тебе сейчас покажу! - и он кинулся к изголовью постели.
  В углу стоял небольшой резной комод темного дерева, и, порывшись там некоторое время и чем-то громко погрохотав, Дориан извлек на свет свое сокровище. Кальян был совсем новый, медный, украшенный изящной чеканкой в виде виноградных лоз и листьев. Дориан подарил его сам себе на Первый День, всеми правдами и неправдами добившись заказа от Жозефины, и опробовать еще не успел. Мысль сделать это вместе с любовником и посмотреть, как Йену это развлечение понравится, сейчас приводила его в крайнее воодушевление.
- Вот, - Дориан установил кальян на столе, так, чтобы Йену было хорошо видно. - Это... в общем, это специальный прибор для курения, мы в Империи очень любим его, - Дориан усмехнулся, вспомнив постные лица некоторых своих благонравных знакомых, и поправился: - Во всяком случае, некоторые из нас. У него прохладный и ароматный дым, пробирающий все тело и кажется даже иногда, что всю душу, - он чуть улыбнулся, припоминая это ощущение. - Можно курить листья или травы, а можно - специальные смеси, их делают некоторые алхимики. Такие смеси обычно чудесно пахнут - хрустальной благодатью или мускусом, кровавым лотосом или пряностями, пророческим лавром или амброй и еще как только не пахнут. Некоторые из них успокаивают, а некоторые - туманят голову и немного будоражат. Я заказал несколько, вместе с самим кальяном, - спохватившись, он вытащил из комода и небольшой плотно закрытый ларец с ароматным содержимым, а потом снова улыбнулся Йену: - Попробуешь вместе со мной? Я этот кальян еще ни разу не раскуривал, - нестерпимо хотелось, чтобы Йен согласился, хотелось вместе с ним вдохнуть ароматный дым и вдвоем плыть и плыть по этим волнам так далеко, как только понесет.

Дориан наблюдал за Йеном с мальчишеским нетерпением, дожидаясь реакции на свои рассказы и явно диковинное для эльфа приспособление, даже незаметно для самого себя губу стал покусывать в предвкушении, а потом испытал мальчишескую же радость, когда стало ясно, что диковина вызвала интерес и имеет успех.
- Я почему-то так и думал, что на Юге их не делают, - Дориан кивнул, поглаживая ладонью медный бок кальяна и следуя за рукой Лавеллана. - Правда, мне кто-то рассказывал, что некоторые южные варвары делают такие... земляные кальяны, - слов для объяснения не хватило, и он просто сделал страшные глаза и неопределенно взмахнул руками, как будто теперь все должно было стать яснее ясного. - Но я не уверен, не привиделось ли ему и не накурился ли он сам чего-то похуже, когда это вообразил, - Дориан осторожно вытянул длинную курительную трубку, устраивая ее на столе, потом поднял взгляд на Йена: - Я слышал, что они есть в Ривейне, иногда даже более затейливые и опасные, потому что ривейни курят менее безобидные смеси, но сам никогда таких не видел. Наверное, их продают на припортовых рынках, а я туда обычно не заглядывал, - Дориан слегка усмехнулся, припоминая, что за исключением дней, когда ему случалось уходить в загул, мысль о такой прогулке вызывала у него разве что презрительное фырканье.
  Какую он хочет попробовать? Одного взгляда на Йена, с этими его лукавыми нотками в голосе, с поблескивающими живым любопытством глазами, на Йена, по которому он успел так изголодаться за неполные две недели, хватило бы, чтобы ответить, что он хочет ту, которую ему назвали как "сладкий дурман". Способную, как утверждал продавец, "затуманить разум, освободить чувства и наполнить тело сладостным огнем". Она остро пахла кровавым лотосом и так и просилась в руки. Дориан глубоко вздохнул, а потом все-таки совладал с собой и мягко коснулся руки Йена.
- Хочу ту, которую ты выберешь, - он улыбнулся. - Так ведь обычно бывает, верно? Все выбирает тот, кто пробует в первый раз, - в глазах Дориан тоже вспыхнули лукавые искры, которые сменились не менее искренним, чем у Йена любопытством, стоило долийцу упомянуть о трубке: - Идет, я попробую! А с чем твоя трубка? - наверное, разумно было сперва спрашивать, потом соглашаться, а не наоборот, но разумность интересовала сейчас Дориана в последнюю очередь.

Дориан улыбнулся, припоминая путешествия в поисках магических чудес и новых впечатлений, на секунду даже зажмурился мечтательно при мысли о том, как это было бы, если бы его сопровождал в одном из них Йен. Можно было бы обсуждать с ним каждую увиденную диковину, вместе пробовать странные и на вид иногда даже несъедобные лакомства, удивляться чужим обычаям и обрядам или чему-нибудь учиться и, если повезет, участвовать в том, к чему обычно не допускают чужаков. А что если это не просто фантазии, а... просто будущее, которое еще вполне возможно? На мгновение Дориан увидел, словно вживую, корабль, покачивающийся на волнах Нокенского моря, отплывающий из Каринуса, и Йена рядом с собой - он щурится на полуденное солнце, и оно золотит его светлые волосы.
  Пришлось встряхнуться, чтобы отогнать донельзя яркую картинку и вернуться к реальности, в которой есть вполне реальный Йен.
- Был, - Дориан чуть усмехнулся, припомнив разноцветный многоголосый порт. - Но совсем недолго и страну толком не успел посмотреть, только успел удивиться тому, как ривейни непохожи ни на кого другого, я тебе потом расскажу. Если получится, я бы туда вернулся, - после короткой паузы он прибавил: - Особенно в хорошей компании.
  Йен, обстоятельно рассуждающий о травяных курительных смесях и их свойствах, напоминал любящего свое дело травника, и трудно было не заслушаться. А Йен, сосредоточенно принюхивающийся к кальянным сборам, здорово смахивал на зверя, проверяющего, безопасны ли его соблазнительные на вид находки, и на это невозможно было не засмотреться. Когда эльф сперва доверчиво потерся о его руку, а потом вытянул из ларца "сладкий дурман", глаза Дориана так и вспыхнули хищным огнем.
- Мне она тоже нравится, кровавый лотос пахнет так густо, что голова кругом, - поднеся пакетик к лицу, он глубоко вдохнул запах и одними глазами улыбнулся Йену: - Только эта смесь совсем не успокаивает и не расслабляет, у нее другой эффект, - Дориан чуть усмехнулся. - Нам потом придется курить твой эмбриум. Но начнем мы точно не с него. Подожди, я сейчас, - и коснувшись легким поцелуем заостренного уха любовника, он осторожно снял кальян со стола.
  Вино, курительная смесь, уголь, их правильные пропорции, собственные выверенные движения - все то, что многих так раздражало, Дориану казалось чем-то вроде медитации, прелюдии к долгому, тягучему удовольствию и сейчас он, как всегда, с головой ушел в свое занятие, только поглядывал время от времени на Йена, следя за его реакцией.

Осторожно разжигая маленькие угольки для кальяна, Дориан вскинул на Йена взгляд и не сдержал открытой, удивительно нежной улыбки: любовник высказал желание, которое он высказать так и не осмелился. Получается, это возможно? Получается, Йен, думая о будущем, о том, что будет после, если они уцелеют и победят, представляет себе не только возвращение в клан? В его мыслях есть место любовнику-шемлену и, может быть, даже времени, которое можно будет провести вместе? Дориан улыбнулся шире и позволил себе представить, что мечты, которым он только что предавался, никакие не мечты, а просто планы на будущее, и не поверил собственным чувствам, когда стало непривычно тепло на душе.
- Один мой друг... вернее, подруга, - поправился он и усмехнулся при воспоминании о Нефтис, - рассказывала, что Ривейн прекрасен, очень необычен и ни на что не похож. И там любят магов, так что на нас не стали бы коситься, - Дориан смолк на секунд, присматриваясь к тому, как понемногу разгораются угли, потом снова посмотрел на Йена: - А еще я слышал, что где-то там есть поселение долийцев, настоящее, не временная стоянка. А Антива... Говорят, в Сатиналью с ней ни одна страна не сравнится, и я уже много лет хочу проверить. И, конечно, добиться возможности побывать в неварранском некрополисе. Когда мы туда ездили, я был слишком молод для таких прогулок в одиночку, по мнению отца, а ему самому было не слишком интересно, - Дориан придирчиво осмотрел дело своих рук, остался доволен и, придвинув к кровати невысокий деревянный ларь для одежды, осторожно устроил на нем кальян. Поколебавшись немного, он посмотрел Йену в глаза и негромко сказал: - Я... буду рад, если когда-нибудь мы увидим все это вместе. Вдвое лучше смотреть на красоту и узнавать новое вместе с тобой, - и, ответив Лавеллану чуть смущенной улыбкой, он снова уставился на кальян.
  От кальяна исходил слабый винный аромат и легкое, едва ощутимое тепло. Дориан подался ближе, блаженно потянул носом воздух, а потом прикоснулся губами к трубке и сделал первую затяжку. Прохладный дым прошелся по легким знакомой волной, даря совсем слабое пока ощущение расслабленности и едва уловимого дурмана. Все получилось, видимо, такие привычки не забываются.
- Иди сюда, - Дориан азартно махнул рукой, подзывая Йена. - Сейчас покажу. И объясню. Вино там для аромата, оно усиливает - и иногда чувствительно - эффект того, что мы курим. Вот если курить с вином кровавый лотос, кажется, что тебя качают горячие и сладкие волны, это чудесно, - он даже глаза слегка прикрыл от удовольствия, но почти сразу снова встретился с Йеном глазами: - Правила есть, их довольно много, но после раза третьего-четвертого тебе это будет не труднее, чем набить свою трубку, я тебя научу. А сейчас... - в руках у Дориана слегка звякнул чубук второй трубки, которую он протянул Йену, - ...попробуй. Я хочу знать, как тебе это на вкус. Только не торопись, это надо делать медленно и с удовольствием. Вот так, - и он глубоко затянулся, показывая, как именно, и позволяя тем самым горячим и сладким волнам понемногу себя уносить.

Дориан невольно усмехнулся, припомнив тот, теперь уже давний вечер, когда был настолько самонадеян, что решил будто бренди и тепла очага достаточно, чтобы эльф, так упорно не желавший покидать его мысли, стал отвечать на "шемленские" поцелуи. Дни, недели, месяцы, многочисленные опасности, не одна и не две ссоры - и вот теперь этого самого эльфа можно целовать так, как его никто не целовал, и называть так, как Дориан не называл никого уже много лет. Кто после этого посмеет сказать, что у Создателя нет чувства юмора?
  Вдыхая прохладный дым, Дориан из-под полуопущенных ресниц наблюдал за тем, как Йен избавляется от лишней одежды и думал, что Создатель не просто шутник, он любит очень изощренные шутки. Целовать любовника, снова прикасаться к нему так же настойчиво и жадно, как это уже бывало не раз, быть с ним хотелось нестерпимо, и вдвойне сильно из-за того, сколько дней и ночей пришлось провести порознь, а, между тем, случившееся сегодня утром вынуждало соблюдать границы, которые так не терпелось снести.
- В самом деле не надо, amatus? - голос прозвучал чуть хрипловато, Дориан придвинулся поближе к устроившемуся на кровати долийцу. - Это даже хорошо, кальян порой опьяняет сильнее вина и так легко зайти дальше поцелуев... - он беззвучно усмехнулся, наблюдая за тем, как Йен затягивается в первый раз, а потом вполголоса прибавил: - Если унесут, я поплыву по ним за тобой: вместе потеряемся и вместе найдем дорогу обратно, - и, прикоснувшись губами к тонкой трубке, Дориан тоже затянулся, неспешно, глубоко, полной грудью вдыхая ароматный дым.
  Как сказал - так оно и получилось: сладкая, немного терпкая волна мягко окутала со всех сторон и бережно подхватила, еще не унося, не затягивая, но уже слегка покачивая и понемногу уводя от реальности. Дориан сощурился, глядя на Йена сквозь дым, и улыбнулся, когда тот блаженно прикрыл глаза: они смогут разделить и это удовольствие, можно будет насладиться совместным "плаванием".
  Оперевшись на локоть, Дориан устроился рядом с любовником, снова глубоко затянулся, а потом выдохнул светлый дым, который сразу поднялся под потолок причудливой спиралью.
- Очень хорошо... - тихим эхом откликнулся он и придвинулся еще ближе. - Чудесный обычай, в лесу, наверное, этот праздник смотрится особенно красиво, - слова о мужской силе почему-то заставили совершенно по мальчишески усмехнуться: - Знаешь, на Севере тоже есть кровавый лотос, и я слышал от некоторых наших рыбаков и ловцов жемчуга, будто он впитывает чужую кровь, а потом передает ее тому, кто его курил. Или ел, они делают из него специальную кашицу и жуют от заката до рассвета, потому как уверены, что так станут неутомимы в постели и невероятно сильны. Не знаю, как насчет силы, но зубы от нее чернеют хуже, чем от сажи, я неделю не мог отчистить, - Дориан потер пальцем резцы, а потом тихо хмыкнул: - А ты что скажешь? Нужно мне увеличивать мужскую силу? Ты сплетешь мне такой венок? - и, снова беззвучно усмехнувшись, он сделал еще одну глубокую затяжку.
  Йен был совсем близко, теплый, желанный до ноющей боли, пахнущий лесными травами и немного - вином и дымом кровавого лотоса. Невозможно было удержаться, и Дориан, погладив эльфа по спине, осторожно заправил ему волосы за ухо и чувствительно прикусил заостренный кончик уха.