Она является к нему на исходе дня, когда, возвращаясь в свое земляное ложе, клонится к горизонту прирученное Эльгарнаном солнце. Великая Защитница неспокойна, и тревогу, исходящую от нее мягкими волнами, он чувствует кожей и всей своей сущностью. Он скучал по ней и недоволен тем, что сегодня Митал обращается к нему лишь из заботы о ком-то третьем, кто, по мнению его, заботы этой вовсе не заслуживает.
― Андруил снова пойдет охотиться в Бездне, ― говорит она, и голос ее чистейшим хрусталем звенит под сводами его роскошной обители. ― Она не слышит и не желает слушать. Не видит когтей Пустоты, что все глубже впиваются в ее тело.
Андруил не видит многого, пусть и обладает самым зорким глазом среди всех Эванурис, и выпущенные ей стрелы всегда находят и поражают цель. Высшие легко отреклись бы от нее, бросив ее в одиночестве и безумстве, но вот беда ― безумство свое из Пустоты Охотница приносит в Арлатан, и земли, подвластные ей, неумолимо пустеют.
Солас выслушивает ее терпеливо, с почтением, и отвечает безмолвным согласием. Митал проводит многие часы, раздумывая над бедой, нависшей над Эванурис, над неистовством, в которое впадает Андруил на своих отравленных угодьях. Забытые ― вовсе не такие простые враги, как думают о них многие. У Забытых, как и у большинства, впереди целая вечность, они умеют ждать, как Эванурис, и, в отличие от них, с умом умеют использовать даже самое ничтожное свое преимущество.
Прежде, чем Митал обращается к выходу, Солас тянется к ней, но она отстраняется от его руки, примирительно улыбаясь. Не сейчас, не время, Отец Всего не дремлет, и взглядом из-под полуопущенных ресниц Митал обещает своему доброму другу так много и в то же время просит, предупреждает его: прошу тебя, будь осторожен.
Жаркое утро бликами играет на фресках, сложенных из мелкой золотой плитки, искрит на гранях драгоценных камней. Андруил принимает его у себя с недоверием, резной лук мгновенно оказывается в ее руках. Она красива: подтянута и грациозна, словно дикая кошка, ее движения плавны и неспешны обманчиво ― несут угрозу, усыпляя бдительность. В ее волосах горит первозданное пламя, в глазах кроется дух охотника, что никогда не отступает и не щадит обреченных.
Солас входит в ее покои с поклоном, и она отвечает ему плохо сдержанной вошедшей в привычку злобой. Вопрошает, не убирая оружия, следит внимательно, будто бы за явившимся в ее логово сытым хищником. Он отвечает с улыбкой, разводит руками, показывая ей раскрытые ладони в жесте, что высмеивает ничем не оправданную опаску. На веревках, намотанных на запястье, глухо постукивают друг о друга косточки мелких лесных зверей.
Андруил опускает лук.
― Я желаю охотиться в Бездне. С тобой.
«Окажи мне честь, Андруил». Ну уж нет. Даже Митал не сумеет заставить его просить никого о чести.
Солас усмехается: он не предлагает, но настаивает, и охота эта будет вовсе не совместной. Скука ― страшный бич бессмертных ― будто бы толкает его на такое безрассудство, заставляет бросить вызов Великой Охотнице. Андруил вскидывает голову гордо и дерзко: как смеет он помышлять о том, чтобы тягаться с ней? Такого оскорбления она не потерпит и, разумеется, не сумеет ему отказать.
Солас знает это. Как знает и мудрая Митал.
― О Гиланнайн, Матерь Чудовищ, ― он уязвляет эльфийку, напоминая о ее маленькой слабости, о костях немыслимых тварей, что были некогда ею созданы, ― ниспошли нам свое дитя, пожертвуй его жизнь во благо соревнования, что затеяли мы с Охотницей.
Гиланнайн поджимает губы, в ее чистых светлых глазах блестит гнев, но Андруил подступает к ней, нежно скользит пальцами по запястью. Солас следит внимательно, не отрывая взгляда: ни с кем иным Андруил так ласкова не бывает, и ни с кем другим не бывает так послушна и сговорчива Гиланнайн.
Андруил вполголоса обещает возлюбленной три шкуры содрать с того, кто нанес им обеим подобное оскорбление, ничуть не смущаясь присутствия виноватого. Солас передергивает плечами: к сожалению, должно быть, Великой Охотницы, шкура у него всего одна, и он не готов жертвовать ей в угоду ее тщеславию.
Митал смотрит, он чувствует ее взгляд. Митал ждет.
В Бездну пути опасны. Забытые не дремлют, ждут, ищут, то и дело удивляя Эванурис своими выдумками, и удивление это дорого им обходится. Новые энергии, силы, ловушки. Но кровь у них у всех одинаковая, одинаково липнет к коже и пахнет сталью, и глаза одинаково стекленеют, когда их мятежные души уходят в Тень. Когда остается позади никем не обозначенная, но всем известная заветная граница, Соласу кажется, будто он чувствует в руках изломанные кости павших в бою с ним Забытых. Андруил идет впереди, покачивая узкими бедрами, длинный изогнутый лук за ее плечами переливается серебристым пламенем, мглистая влага леса блестит на пластинах ее брони. Солас не может сдержать улыбки: риск горячит его кровь, заставляет сердце биться чаще, и он чувствует себя как никогда полным жизни, молодым и могущественным, готовым отразить любое нападение, увернуться от любого удара, чтобы затем, как и подобает волку, чью челюсть он носит на шее, укусить в спину, легко переламывая хребет.
Быстроногая галла ― дар Гиланнайн двум охотникам ― мгновенно скрывается в чаще, ее молочно-белая шкура, стремительно удаляясь все, реже мелькает средь древесных стволов.
― Ты не посмеешь тронуть ее, ― надменно предупреждает Соласа Андруил, не удостаивая его даже движением головы. ― Лишь нагнать, и тогда я признаю твою победу.
Солас прожигает ее взглядом и молчит, в груди все клокочет от гнева. Вдруг накинутый на него поводок давит шею, но маг одергивает себя: он здесь не ради охоты или забавы. Он здесь, потому что его о том попросила Митал.
― Истинно так, ― соглашается Солас с Охотницей, беря в руки посох и скрывая свои чувства от ее взора. Та с оскорбительным интересом оглядывается: неужто никаких нареканий? Неужто дерзкий выкормыш из семьи меченных валласлином невольников научился, наконец, ее уважать?
Охота начинается внезапно, когда оба срываются с места и скрываются из вида друг друга в сочной листве и плотном переплетении ветвей. Густой мох щекочет босые стопы, и Солас прикрывает глаза, открывая себя восприятию совершенно иного. Тугая манящая паутина энергий, стоит лишь присмотреться к ней, оказывается на деле переплетением сотен тончайших дорог ― они вибрируют в такт дыханию, мерцают на разный лад, и, следуя им, Солас будто бы сам обращается в органичную часть этой восхитительной мозаики. Он видит и слышит все, чувствует, осязает и легко избегает смертоносных стрел Андруил, изредка выныривающих из чащи. Он будто бы сам паук этой огромной натянутой в тысячах плоскостей сети. Нижние ветви деревьев лишь едва касаются его, не цепляя волос и ремней брони, колючий валежник расступается перед ним, открывая дорогу, и молчаливые птицы скрываются с глаз, успев указать направление.
Он здесь не ради охоты, но он наслаждается ей. Потягивает руку, легко пронзая пальцами реальность, и та вихрится под его ладонью, пронизывая душу невероятным ощущением силы и, в то же время, легкости. На выпады Андруил он отвечает заклятиями, почти не целясь ― держит на расстоянии, оставляя за собой преимущество.
А потом все меняется. Увы, раньше, чем он успевает утереть нос Андруил и словить ту несчастную галлу. Тень вздрагивает и искажается, и паутина энергий рвется, пустотой своей обозначая новую материю ― барьер, Соласу хорошо известный. Митал, по-видимому, считает момент подходящим, и Солас резко виляет в сторону, грубо врезаясь в лесную чащу. Теперь он должен спешить и действовать аккуратно.
В вязкий воздух Бездны взметается вопль Андруил, полный отчаянной слепой ярости, и Солас понимает, что невинная игра становится по-настоящему серьезной. Духи шепчут ему: «Теперь она ищет тебя, теперь она хочет только мести».
Он знает. И Митал знает. Барьер растет и крепнет, и с тем, как сотрясается под ногами паутина реальности, Солас хорошо представляет себе, как мечется в исступлении Андруил. Но и она, пользуясь силой леса, легко нападает на его практически невесомый след.
Андруил ― Великая Охотница, и нет следов, в которых она бы не смогла разобраться.
Солас и не думает тратить силы и время на попытки от нее скрыться. Ему нужно лишь завести ее в ловушку из барьера Митал, и Матерь Всего сумеет усмирить ее ослепленный пустотным пламенем дух. И, следуя намеченным заранее путям сквозь лесную чащу и податливое межпространство Тени, Солас думает о том, как, выполнив просьбу любимой, настигнет трусливую галлу, а затем явится в пышные палаты Эванурис и бросит к ногам Гиланнайн ослепленную голову ее творения.
Одурманенный мечтами о сладкой мести, он замечает ловушку слишком поздно. Как оступившийся паук липнет к собственной паутине, так и Солас спотыкается, вязнет, дергается, скрипя зубами и силясь вырваться, но все тщетно. Чужие чары давят на грудь, оковами впиваются в запястья и лодыжки совсем как тогда, в далекие времена рабства, и он падает на колени, в бессилии впиваясь пальцами в сырую землю, вырывая траву вместе с корнями. Он задыхается, но больше от горечи и досады: как мог он так глупо попасться в Ее капкан?
― Проклятье…
Андруил ускользает от не успевшего еще замкнуться на себе барьера. Вечером Соласу стыдно будет смотреть в глаза Митал за то, что подвел ее, не справился с поставленной задачей.
Если он, конечно, доживет до вечера.
Великая Охотница появляется на поляне позже, чем он ожидал. Что могло задержать ее?
― Мразь!
Тяжелый удар плечом лука рассекает бровь и бросает Соласа наземь, реальность мгновенно становится зыбкой, перед глазами плывет. Андруил позволяет себе ударить его еще дважды, прежде чем ей удается совладать со своим гневом. Она смотрит на него, и он не видит, но чувствует в ее ледяном взгляде обещания всевозможных кар одна мучительнее другой. Эванурис позже не одобрят ее жестокости, зная, что подобная судьба могла бы постигнуть любого из них, но Андруил это сейчас не волнует ― она слишком долго ждала возможности отыграться.
― Ты хотел обмануть меня? ― повторяет она, обходя его по кругу, зло глядя сверху вниз. ― К чему такие сложности, если ты желал не больше, чем поднять на меня руку? Отвечай!
Она обрушивает на него мощь своей магии, выбивая воздух из легких, так что вздрагивают окружающие поляну деревья, теряя листья, и опрокидывает на спину. Солас отрывисто дышит, до хруста в суставах напрягая пальцы, до головной боли ― разум, но кокон противодействующих чар слишком плотный, чтобы податливая материя Тени могла сквозь него пробиться. Он не привык оставаться наедине с таким могущественным врагом напрочь лишенным магии.
― Я не желал, ― тихо, но твердо возражает он, зная, что ее не устроит этот ответ.
И ответ ее не устраивает. Андруил вскидывает руку, и Тень искривляется, повторяя очертания ее тонкой жилистой кисти. Пальцы, словно сотканные из плотного воздуха, смыкаются на горле и тянут вверх, отрывая от влажной земли, затем рывком прижимают Соласа к ближайшему толстому дереву, ударяя спиной о ствол, и растворяются, обращаясь в путы, надежно удерживающие его на весу в позе позорной казни. Вырваться он уже не пытается: знает, что толку нет, что это лишь раззадорит Андруил. А Солас вовсе не намерен доставлять ей такое удовольствие.[AVA]http://s7.uploads.ru/K780t.png[/AVA]
