Прошла почти неделя с того дня, когда упрямый долиец выкинул его вон из собственной спальни, пожелав на прощание никогда больше его не видеть. Неделя - долгий срок, и вроде как подробности того отвратительного утра уже должны были начать понемногу стираться из памяти, но почему-то этого не происходило, наоборот: Дориан вспоминал случившееся на рассвете после Первого дня тем ярче и живее, чем больше времени проходило. Воспоминания язвили и жалили, и, возвращаясь к ним, он снова и снова ходил по кругу: до цветных пятен перед глазами злился на Лавеллана, вспоминал собственные слова и сердился на себя за несдержанность, перебирал в памяти их разговор, пытаясь понять, каким образом все пошло именно так, пытался увидеть случившееся в смешном свете или найти путь к примирению, терпел неудачу и снова возвращался к глухой злости, не находившей выхода.
  Когда бесцельно обдумывать все произошедшее не оставалось сил, он принимался за бутылку. Поначалу для этого вдумчивого занятия Дориан прятался у себя в комнате, но запасы дорогого вина, перепавшие ему из орлесианских подарков, иссякли на второй день, пришлось перебраться в таверну. Здесь его не могли порадовать ни винами с озера Селестин, ни орлесианским бренди, зато Кабо ставил всем желающим отличный гномий эль, от двух-трех кружек которого непривычные к такому угощению валились с ног. Дориан непривычным не был, но и ему этого хватало с лихвой, чтобы за пару часов полностью забываться, начинать смотреть на мир под другим углом и на время откладывать подальше любые ненужные и неприятные мысли.
  Нынешним вечером он явился в таверну все с той же целью - искать утешения и бодрости духа у Кабо и его эля. Элю, надо сказать, сегодня предстояло только довершить начатое: Дориан успел распить бутылку бренди с какими-то магами-южанами, которые жаждали "еще разок повеселиться перед экспедицией и поговорить о тайнах Империи". Беззастенчиво наплетя им диковинных небылиц и выпив все хмельное, до которого смог дотянуться, Дориан все-таки сбежал и появился в таверне жаждущий эля, мрачный, злой и настолько ядовитый, что, кажется, был вполне готов за один вечер оправдать репутацию "зловещего магистра", уже незаслуженно прилипшую к нему. Вероятно, по всем канонам печали и дурного расположения духа, ему следовало бы еще быть небритым и небрежно одетым, но это было бы слишком противно природе, поэтому выбрит Дориан был чисто, а темно-зеленая мантия сидела на нем не хуже, чем обычно.
  Переступив порог и обведя таверну хмурым взглядом, он обнаружил нечто, способное испортить еще больше и без того отвратительное настроение:  его обычное место за стойкой было занято. Более того, занято оно оказалось Искательницей Пентагаст, сиявшей такой глупой и счастливой улыбкой, словно она была послушницей, которой сегодня предстояло долгожданное рукоположение. Дориан насупился, созерцая эту картину: Кассандру нужно было отсюда выжить, и поскорее, а он пока понятия не имел, как. Поколебавшись несколько секунд, он пересек зал и уселся за стойку рядом с ней.
- Искательница! - возглас Дориана был таким изумленно-радостным, как будто он только что заметил свою соседку. - Какая встреча, а мне-то казалось, вы предпочитаете чтение бессмысленному пьянству, - он кивнул на ее кружку и поднял в приветственном жесте собственную, только что полученную из рук Кабо. - Приятно обзавестись собутыльником, да еще таким, который все освещает своим хорошим настроением, - в голосе Дориана зазвучала усмешка, а потом он придвинулся ближе к Кассандре и заговорщицким тоном прибавил: - Вам ведь уже успели сказать, насколько больше вам идут такие улыбки, чем обычное одухотворенное выражение лица? Или... сегодня что-то впервые заставило вас так улыбаться, и я со своим замечанием успел первым? - Дориан и сам улыбнулся, лукаво и многозначительно. Он отчаянно надеялся, что Кассандра не станет терпеть болтовню такого назойливого и бестактного идиота и отправится по своим делам, а он, распугав других возможных соседей, сможет спокойно напиться в одиночестве.

Нет, Кассандра явно не собиралась ахать, смущаться или возмущаться по поводу его назойливости или бестактности. Более того, она не сделала ни единого движения, чтобы подняться и уйти и даже не перестала улыбаться. Это путало все карты: если она не уйдет, одинокая пьянка грозит превратиться в теплый, отчасти светский вечер двух соратников, и придется вести разговоры о погоде, о разгулявшихся метелях, о насущных делах Инквизиции или - того хуже - о погребальном обряде в Убежище, о котором Дориан и вовсе не представлял, как говорить. Он заметно помрачнел, заглянул к себе в кружку, так, как будто рассчитывал найти там нечто занимательное, и тут вопрос Кассандры, заданный доброжелательным и на редкость непринужденным тоном, напомнил ему, что есть тема для обсуждения куда хуже погребального обряда - треклятый Первый день. Дориан вскинул на собеседницу колючий, цепкий взгляд и тут же ненатурально улыбнулся, испугавшись, что выдает себя слишком явно.
  Она что же, знает? Да что за глупости, наверняка все уже знают! Они же не скрывались ни в вечер празднования, ни потом, когда своими криками могли, наверное, заставить весь Скайхолд ходить ходуном, от воронятни Лелианы до темниц в подземелье. Утреннее обяснение тоже вышло горячее не придумаешь, смешно надеяться, что слуги не разнесли сплетни о том, как кричали друг на друга "магистр" и "дикий эльф". И, что бы там ни делал после всего случившегося Лавеллан, сам он достаточно красноречиво пьянствовал, чтобы дать понять каждому встречному, чем обернулось дело.
  Так что же получается, Кассандра знает и хочет его зацепить? Ей мало самой лучиться довольством, нужно, чтобы кого-то рядом перекосило от тоски? Неужели женщины так мало меняются и одинаковы что в шелках, что в доспехах? Дориан недобро сощурился.
- Думаю, есть в жизни моменты, Искательница, когда даже те, кто избегает хмельного, становятся прекрасными собутыльниками, - улыбаясь змеиной улыбкой, он приложился к кружке с элем. - А у вас ведь сейчас как раз такой, верно? - он не спрашивал - практически утверждал. - Вы улыбаетесь, как женщина, у которой для улыбок есть большая, серьезная причина, и это даже заставляет верить слухам, какими бы диковинными они ни казались. Позволите поднять за эту правду - уже не сплетни! - тост? Не скрою, удивлен, но это все равно чудесно, - Дориан теперь смотрел на нее поверх своей кружки. Помолчав, он усмехнулся в усы: - И с трудом сдерживаю беззастенчивые вопросы о том, насколько удался ваш Первый день.
  Он не ответил ни на один вопрос и наседал на Искательницу и впрямь совершенно беззастенчиво, нагло пользуясь слухами о ней и Железном Быке, которых в последнее время становилось все больше, но ядовитая злость была сильнее хороших манер. Как в старые недобрые времена, Дориану хотелось позабавиться, демонстрируя кому-то безупречному с виду, какие жалкие ошметки в действительности остались от его идеальной репутации, и наслаждаясь произведенным впечатлением. Пожалуй, вылазка Кассандры в компании кунари, обросшая в устах сплетников-разведчиков совершенно дикими подробностями, годилась для этого лучше всего.

Наверное, он должен был и дальше вести себя, как хорошо воспитанная змея, исходить ядом иносказательно и не позволять себе потерять лицо, а заодно - вспомнить о том, что Искательница Пентагаст не принадлежит к числу тех мыслящих существ, которые способны последовательно и тонко издеваться над собеседником, последней узнает любые сплетни и слухи, не умеет придавать им значение, а все ее вопросы совершенно безыскусны. Даже самые неожиданные и, на первый взгляд, бьющие по больному. Все это следовало бы сделать и вспомнить, вот только одного упоминания имени Йена и необходимости отвечать на вопрос о нем хватило, чтобы Дориан потерял сперва голову, потом чувство реальности, а после - и манеры, приличествующие той самой хорошо воспитанной змее.
- К сожалению, ответить, как там поживает Йен - как чудесно, что вы помните его имя! - я затруднюсь: мы не виделись уже почти неделю и вряд ли увидимся, - Дориан хотел улыбнуться, но, кажется, вместо улыбки вышел почти оскал. - Что до праздника, то он прошел великолепно, просто замечательно, таких праздников у меня уже лет пятнадцать не было! - он от души отхлебнул из кружки и взмахнул рукой: - Впрочем, что я вам рассказываю, вы же наверняка и сами знаете, не могли не слышать. У сплетников, здесь, в таверне, мы с вами одинаково популярны, заметили? О том, как вы впервые праздновали, говорит каждый второй в Скайхолде, - Дориан наклонился к Кассандре, словно хотел ей на ухо поверить какую-то очень важную тайну или передать невероятно сочную сплетню. - Многие, как я слышал, удивляются, что это празднование прошло так по-кунарийски. Слышали бы вы, что они говорят! - он придвинулся ближе, всем своим видом демонстрируя жадную увлеченность темой. - Упоминают, что вы переняли какой-то диковинный любовный обряд, присущий кунари, который предполагает сперва избиение друг друга, потом прилюдное омовение, а после горячую страсть. Некоторые слышали, что есть развлечения, которые требуют одновременно уединения и пространства, и именно поэтому вы полюбили уединение Штормового берега. Одна беда: однажды не рассчитали, и пришлось возвращаться в лагерь за плащом, чтобы скрыть невероятные следы этих игр. Интересно, кстати, какие? - он задумчиво нахмурился и продолжил совсем тихо и доверительно: - Поговаривают даже, что за все эти годы в Ордене Искателей вы оставались одиноки и непорочны, потому что Орден расово строг и не принимает в свои ряды кунари, теперь же все изменилось. Идут даже дальше и уверяют, что однажды вы найдете способ возвести на ваш опустевший Солнечный трон женщину-кунари, - Дориан выдержал драматичную паузу, а потом откинулся назад, на стойку, и прибавил громче: - Поздравляю, Искательница! Заставить говорить о себе так много и громко - это настоящий талант, уверен, вам завидуют многие, - он снова приложился к кружке и смотрел теперь на Кассандру поверх ее края, усмехаясь и недобро щурясь.
  "Теперь она, наконец, уберется. Или хотя бы проглотит свои дурацкие вопросы".

Тем, как Кассандра пошатнулась на стуле, Дориан еще успел насладиться и даже победно ухмыльнулся: похоже, он все-таки допек ее до печенок, сейчас она оскорбится, порадует его какой-нибудь возмущенной тирадой и отправится восвояси. Этой надежде не было суждено сбыться, поскольку в следующие несколько секунд Искательница Пентагаст наглядно продемонстрировала, как она действует, если ее допекут по-настоящему сильно.
  От удара зазвенело в ушах, а перед глазами вспыхнули тысячи искр. Дориан удивленно подумал, что его голова, кажется, не прочнее ореха и сейчас расколется, а потом с грохотом рухнул на пол. Может быть, ему и удалось бы сохранить равновесие и противостоять атаке достойно, если бы парой минут раньше он не решил поиграть в заговорщика и не придвинулся к Кассандре настолько близко, теперь же оставалось только слушать звон в голове, размышлять, насколько распухнет ухо, и рассматривать сапоги Искательницы. Отличная была черненая кожа, надо сказать.
- Нельзя не признать, что сейчас я соображаю не в пример хуже, чем несколько секунд назад, - чопорно откликнулся Дориан, снизу вверх глядя на Кассандру. Его взгляд приобрел несколько задумчивый оттенок: - Зачем? Не могу сказать, что у меня была четкая цель... Хотя постойте, была! - он, наконец, поднялся на ноги и, слегка пошатнувшись, облокотился на стойку, глядя Кассандре в лицо. - Я, увы, трезв, как церковный брат, но намеревался сегодня непременно напиться. В одиночестве. А тут вы, - хмыкнув, он неопределенно повел рукой в сторону стойки. - И я, признаться, понадеялся, что ваша нравственность и неприязнь к сплетням не позволят вам терпеть мое общество. Хотя и не думал, что эта неприязнь примет такие формы, - нахмурившись, Дориан осторожно пощупал понемногу распухающее ухо. - Что до всего прочего, то, разумеется, все это говорят! Здесь, в таверне, во дворе, в библиотеке, на тренировочной площадке - всюду. И, поверьте, воображение сплетников заставит Варрика позеленеть от зависти, - Дориан коротко, едко рассмеялся, а потом сощурился на Кассандру: - Погодите, вы ведь не рассчитывали и в самом деле обойтись без разговоров? - теперь в его голосе было поровну насмешки и искреннего удивления.
  Слова Кассандры о том, что ему больно, и боль заставляет выдумывать чушь, он намеренно оставил без ответа. Слишком уж близка была она к истине, слишком неприятно было давать ей это понять.

"Не всегда такая уж глупая тактика"? Что ж, на свой лад прямодушная Искательница, конечно, права, вернее, была бы права, если бы не одна маленькая деталь: сказать правду равносильно тому, чтобы недопустимо открыться и дать против себя оружие, и это работает именно так, даже если на первый взгляд эта правда незначительна. Было и нечто еще худшее - никому ненужное демоново сочувствие, которое Кассандра не смогла бы не выказать даже "зловещему магистру", а Дориан не сомневался, что любые "задушевные" слова напомнят ему обо всей мерзости прошедшей недели, и тогда он непременно натворит глупостей, о которых даже сам потом будет вспоминать с удивлением.
- Я очень большой и аристократически воспитанный ребенок, Искательница, - усмехнулся он, ощупывая заметно распухшее ухо. - А где это видано, чтобы такие дети говорили правду и вели себя хорошо?
  Из неудобного разговора надо было поскорее и половчее выкручиваться, если он рассчитывал все-таки избежать сочувствия и выпить в свое удовольствие, и Дориан как раз задумался, что бы такого сказать Кассандре, чтобы и в самом деле разойтись миром, когда Кассандра заговорила о себе и о связи, которая так фатально сказалась на ее репутации и честном имени. И чем дальше она говорила, тем более ошарашенно таращился на нее Дориан.
- Кассандра встречается с Быком? Пошлости? - на редкость глупо переспросил он, в упор глядя на собеседницу и все еще не вполне веря, что она абсолютно серьезна.
  А Кассандра, между тем, похоже, была серьезна, как никогда. Она удивлялась, она возмущалась, она не преминула спросить, не оскорбляет ли его лично чья-то связь с кунари - интересно, с чего бы? - она пыталась усмехаться, опровергать услышанные сплетни, подчеркивать всю их нелепость - и все равно выглядела при этом потерянной и едва ли не беспомощной.
  Дориан слушал и не верил своему распухшему уху: эта женщина, двадцать лет прослужившая при южной Верховной Жрице, наверняка видевшая изнутри церковную грызню и хорошо знакомая с Лелианой, сейчас больше всего походила на послушницу, только что закончившую обучение в монастыре и впервые услышавшую, как жесток и несправедлив большой свет. Это было забавно, уморительно смешно, в самый раз рассказывать тем язвительным южным магам, которые только что угощали его выпивкой, но Дориану, к его собственному удивлению, все услышанное показалось трогательным, сообщение об убитом великане довершило дело. На секунду стало неловко, что именно он принес ей эти сплетни, но от сиюминутных угрызений совести он всегда неплохо умел отделываться. Отделавшись же, пришел к выводу, что не может не предпринять хоть что-нибудь.
- Вот, что, Искательница, предлагаю... кружку дружбы, - Дориан взболтал эль в своей, а потом вдруг цепко ухватил Кассандру за рукав и потянул ее за собой в угол потемнее. - И давайте, чтобы отпраздновать наше примирение, сядем и поговорим - об убийстве великанов, о кунари, о Солнечном троне и о тренировочных боях. Кажется, мне есть что вам сказать, вот только не здесь. Здесь вы говорите слишком громко и не о том, о чем стоит, - и, бросив злобный взгляд на какого-то развесившего уши солдата, он потащил Кассандру дальше с решительностью ядовитого паука, сцапавшего сочную добычу.

Не иначе как по благословению Создателя, Кассандра не сопротивлялась и пошла туда, куда ее повели. Развесивший уши солдат у стойки уставился было им вслед, но, встретив злобный, как у исчадия Бездны, взгляд Дориана, разом поскучнел и уткнулся в свое рагу. Отлично, теперь, когда ненужные свидетели или вовсе отсутствуют, или просто запуганы, можно и поговорить. Собственные намерения Дориана все еще немного удивляли, но он рассудил, что скверное настроение и почти неделя вдохновенного пьянства способны даже его сделать не слишком похожим на самого себя.
- Да демон с ним, с ухом, - рассеянно отозвался Дориан, все-таки еще раз ощупывая пострадавшее место. - Не о нем сейчас речь и не моем... зле, - он слегка усмехнулся, - которого я и в самом деле не держу. А вот что до вашего шока, то это уже ближе к тому, о чем я хотел поговорить, - и он смолк, внезапно осознав, что никогда ни с кем таких разговоров не вел, что больше всего предстоящая беседа будет похожа на образовательную, а ему бы и во сне никогда не приснилось, что однажды он будет наставлять Искательницу Пентагаст в науке мерзости человеческой.
  Кассандра, между тем, смотрела на него в упор и выглядела одновременно возмущенной и беспомощной. И от этого сочетания она вдруг показалась Дориану удивительно уязвимой и беззащитной перед людьми и тем, что они часто считают развеселыми играми. Обычно это вызвало бы насмешку, сейчас вызывало скорее желание научить защищаться.
Дориан сделал несколько глотков эля, нахмурился и медленно заговорил, осторожно подбирая слова:
- Послушайте, Кассандра, вы в самом деле не понимаете, почему люди говорят то, что говорят? - полуутвердительно спросил он: по глазам видно, что не понимает, но нужен какой-то приемлемый зачин. - Вы правы, болтовни о том, кто, как, когда, в какой позе и третесь ли вы о рог Быка своими "тайными местами", чтобы усилить удовольствие, сколько угодно, Скайхолд от них звенит. Но это не так важно, дело не в этом, - он помолчал, глядя к себе в кружку и покручивая ее у себя на столе. - Вы для них не женщина, вы - святая, сияющая светом Андрасте, - это он произнес особенно высокопарно и напыщенно. - И этот свет слепит, от него глазам больно. А раз слепит, надо чем-то притушить и заляпать, стащить вас в ту же грязь, в которой мы все барахтаемся, - Дориан даже не заметил, как "мы все" заменило "они все". - Чтобы этого добиться, вас надо опорочить, показать, что вы не просто смертная со смертными желаниями, но что у вас, помимо желаний, есть пороки, уродливые или страшные, и устремления, преступные или грешные. Если будет так, вы станете подобны им, - он еще раз приложился к элю и взглянул Кассандре в лицо. - С этим можно бороться, это можно принять и сделать своим щитом и достижением, но на это никогда не стоит закрывать глаза. Понимаете? - вопрос прозвучал почти мягко, и Дориан слегка улыбнулся Кассандре, ободряюще и доброжелательно.
  Этот вечер предполагался совершенно не таким, но, кажется, разговоры на неожиданные темы отвлекали не хуже, чем пьянство. Возможно, этот способ стоило взять на вооружение.

Он не был уверен, что ответом на все его разглагольствования не станет возмущение. Что она не возмутится, не заговорит о его порочности, не заклеймит его "безбожным тевинтерцем" и в конце концов не почтит своим вниманием второе его ухо. Не был уверен - и ошибся, недооценил ее. Кассандра осталась собой, все такой же прямодушной резкой, обескураживающе честной и обезоруживающе чистой. Вот она сидит перед ним, прямо-таки полыхает огнем праведного гнева и говорит вещи, из-за которых, наверное, от нее отвернулись бы три четверти тех, кто сейчас едва ли не молится на "леди Искательницу", "выразительницу воли почившей Джустинии". И чем дальше, тем больше, должно быть, становилось бы их потрясение, Кассандра ведь сейчас в одной долгой и пламенной речи объявила сорняками множество честных андрастиан, заявила свое право на любовника-кунари, в высшей степени презрительно отозвалась о священном институте брака, а под конец еще и буквально благословила связь тевинтерца-еретика и эльфа-язычника. Можно ли придумать что-нибудь лучше, чтобы раз и навсегда уничтожить репутацию леди Пентагаст лично и изрядно подпортить реноме Инквизиции? Или, может быть, наоборот осиять возрожденную организацию светом радикальных реформ?..
  Дориан усмехнулся и снова сделал глоток эля, благо подскочившая к их столу подавальщица и его не обошла вниманием. Внимательно посмотрел Кассандре в глаза, поймал себя на том, что снова старательно подбирает слова, и мысленно отмахнулся от этих попыток: кажется, они с Искательницей взяли такой тон, который не требовал изящества в словесных играх, прямота тут будет ценнее.
- Оставим нас с Йеном, это неприятная и скучная тема, - не сдержавшись, он болезненно поморщился, потом опустил глаза и снова приложился к кружке. - Что бы там ни было, это дело прошлое, и вряд ли скажется, на том, как пойдет дальше моя короткая жизнь, - безрадостная правда отозвалась такой болью, как будто он только что провернул толстый осколок стекла, застрявший у себя в ране. Понадобилось несколько секунд, чтобы собрать разбегающиеся мысли, улыбнуться Кассандре и продолжить: - Так что ваша колокольня не в пример интереснее. Потому как... вы правы. Чем больше вы делаете для людей, тем меньше вы им нравитесь. Сперва они благодарят вас со слезами на глазах и искренне восхищаются вами - по крайней мере, лучшие из них - а потом начинают сравнивать с вами себя. И чем больше сравнивают, тем им хуже на душе, понимаете? И тогда и ваше бессребреничество, и идеалы справедливости, и умерщвление плоти оборачиваются против вас. Очень стыдно оказаться в рубище, воняющем дерьмом, рядом с женщиной в сверкающих белых шелках. Вот каково им рядом с вами. Только собственный позор никому не по вкусу, отмываться, замаливать грехи или искать Истину, - он едко усмехнулся, - редко кому-то хочется. Куда как приятнее закидать тем же дерьмом вас, а потом оставить вам место в своей компании. Так что готовьтесь: на ближайшем приеме, в Вал Руайо или здесь, в Скайхолде, дамы под масками непременно станут отводить вас в сторону, чтобы обсудить с вами весомые достоинства, блестящие таланты и неистощимую мощь Быка, - презрительно хмыкнув, Дориан залпом допил свой эль и по примеру Кассандры постучал кружкой по столу.
  Пока шустрая девица подливала ему выпивку и без всякой нужды вытирала стол, явно надеясь подслушать хоть что-то из разговора, Дориан задумчиво смотрел на Кассандру и размышлял, как должен поступить дальше. Посоветовать ей слушаться своего сердца, как несколькими минутами раньше посоветовала ему она? Или все-таки отплатить за ее откровенность по высшей категории и высказать упорно точившую его мысль? Решив в конце концов, что откровенность стоит правды и дружеской заботы, Дориан снова заговорил:
- Послушайте, Кассандра, - теперь он заметно понизил голос. - Я, конечно, мог бы сказать, вам то же, что сказали мне вы о том, как коротка жизнь, проститься на этом и уйти, но... я был бы тогда плохим соратником, - пожалуй, для слова "друг" было еще рановато между ними. Дориан помолчал, глядя к себе в кружку, потом поднял глаза: - Поэтому я не могу не спросить о том, что меня беспокоит, - он помолчал несколько секунд, а потом продолжил еще тише: - Скажите, вы ведь хорошо знаете, что такое Бен-Хазрат? Лелиана рассказывала вам о них? И вы... отдаете себе отчет в том, на что способен их агент?
  Он не помнит атаку на Каринус. Никогда не был на Сегероне. В жизни не сталкивался ни с одним настоящим кунари. Но все слышанное - и нередко из первых уст - все, что творилось на окраине Империи, никогда не позволяло забывать о тени с Севера, и мысль о ней толкала сейчас задавать во всех отношениях неприятные вопросы.

Кассандра молчала, а Дориан, слушая напряженную тишину, повисшую над столом, все никак не мог отвести взгляд от ее лица. Он плохо знал южан и, пожалуй, слишком мало знал Искательницу, чтобы хоть как-то судить о ее чувствах, но надо было быть слепым, чтобы не заметить, что сейчас она поражена. Интересно, почему? Она не задумывалась раньше о том, о чем он повел речь? Вряд ли, она для этого слишком умна и слишком одержима долгом и бдительностью? Ошарашена тем, как нагло тевинтерец смеет очернять перед ней того, с кем она близка? Тоже вряд ли, при темпераменте Кассандры она скорее отплатила бы за это точным ударом в челюсть, чем тягостным молчанием. Впечатлена, но не согласна и ищет нужные слова, чтобы возразить? Что ж, может быть, но обычно аргументы у нее находятся гораздо быстрее.
  Дориан все больше терялся в чужих чувствах, в которых совсем не был уверен, мучился своими - неловкость и смутный стыд доброго расположения духа не добавляли - то и дело прикладывался к своей кружке и внимательно всматривался в Кассандру, как будто по одному только выражению ее глаз мог угадать ответ и настоящую реакцию.
- Нет. Нет, ничего конкретного я сказать не хотел, - он покачал головой и снова глотнул эля, отчего-то радуясь мысленно, что этот разговор, похоже, все-таки не сделал его ее врагом. - Я не военный, да и к имперской разведке, увы, не имею отношения, - Дориан слегка усмехнулся. - Так что знаю гораздо меньше, чем было бы полезно. Просто... - он помолчал несколько секунд, глядя в стол и подбирая слова, - ...просто у меня на родине никогда не забывают одну вещь: они, кунари, ничем не похожи на нас. Они иначе мыслят, иначе видят мир, иначе понимают добро и зло и границы допустимого, они даже живут с другой целью. И я позволю себе не посоветовать даже - попросить: вы тоже не забывайте, Кассандра. И будьте осторожны, Инквизиция не может позволить себе такую потерю, - он снова усмехнулся, в этот раз неловко и немного смущенно. - На этом я, пожалуй, закончу серьезную часть, но если вы вдруг хотите забавных сплетен от людей Фионы, я всецело к вашим услугам, - и он опять с явным удовольствием приложился к элю, испытывая невероятное облегчение от того, что предшествующий разговор окончен.