Размеренная жизнь не у всякого в бурном и хаотичном мире под названием Тедас вызывает восторг. Спешащие, воюющие, ищущие, где бы урвать достатка побольше - амбицизные личности полнили землю по самую макушку, так что "маленьким", не гоняющимся за достижениями людям, вроде Мару, легко было среди них затеряться. Настолько легко, что, обнаружив вроде себя одного из таких неприметных людей, спешащие и озлобленные суетой, с неизменным удивлением вопрошали: "Кто это?" или "Какого демона ему от нас надо?"
  Этот день, как и все, что были до него, не предвещал ничего необычного. И гнома это вполне устраивало. Начавшийся с первым утренним лучом, день неторопливо перетек в вечерние сумерки, и Мару наслаждался заслуженным отдыхом, сидя на скамье у бокового фасада церкви и слушая, как доносятся из нее мерные голоса читающих Песнь света. Вокруг не было ни души. Все послушницы и послушники уже давно собрались внутри, и те немногие, что еще проходили мимо Штурхальда, были обычными работниками. Такими же, как и он сам.
  Гном мог подолгу сидеть вот так, ссутулившись, глядя в пол и хмуря несуществующие брови. Его давно научились не беспокоить, и Мару мог рассчитывать на то, что и в этот раз он сумеет насладиться вечерней прохладой - а также отсутствием шумных мирян - не будучи побеспокоенным.
  Поэтому, когда до слуха его донесся весьма отчетливый шум, механик даже не сразу пошевелился, рассчитывая, что тот прекратится сам собой. Вот только кто бы не стоял у истоков этого шума, чувство благоговения перед обителью веры на этой грешной земле ему явно было неведомо.
  Гном поднялся. Качнулся с пятки на носок, определяя, откуда доносится тяжелая возня. И с кажущейся неторопливостью направился к заднему двору церкви.
  Весомый плюс в том, чтобы быть немым - не тратишь понапрасну время на то, чтобы окликнуть: "Кто там?", а просто покрепче сжимаешь пальцы на торчащем из поленницы топоре.
  Мару даже не пытался скрыть свое присутствие - так что к моменту, когда он все-таки вышел из-за угла, можно было расслышать лишь приглушенную ругань да быстрый топот ног. Стены многажды настроенных друг на друга домов надежно укрыли хулиганов от внимательного гномьего взгляда.
  "Амарантайн - это вам не какое-нибудь захолустье", - подумал Штурхальд, чересчур резко опуская топор лезвием в мягкий дерн. - "Здесь не захочешь спрятаться - спрячешься. Будь ты хоть дракон, хоть..."
  Гном вдруг прервался на полумысли. Пригляделся, щуря глаза. И быстрым шагом направился вперед.
  "Создатель! Не ведали печали..."
  В некогда аккуратных, а теперь нещадно истоптанных насаждениях эльфийского корня лежал эльф. Избитый до кровавых ссадин и тяжело, прерывисто дышащий.
  Возможно, будь на месте Мару молоденькая послушница, она бы в лучшем случае подняла визг, в худшем - убежала, оставив раненого без должной помощи. Тем более - какого-то потрепанного остроухого. Однако Штурхальд был одинаково далек как от предрассудков, так и от подобной душевной слабости. Поэтому, с самым невозмутимым видом наклонившись, он помог эльфу встать, и, подставив плечо, молча повел к черному ходу.
  "Незачем людей пугать", - здраво рассудил он, поворачивая в замке ключ и, не обращая внимания на протестующее - или требующее? - пыхтение эльфа, скрылся в дверном проеме.
  Помощь беспомощным была ему не призванием, а работой. И пускай обычно он был достаточно умел, чтобы не допустить для своих "подопечных" подобной концовки, разгребать последствия он все-таки умел. К тому же, у них была целая церковь целительниц и нянек, совсем недавно переживших мор и умеющих бороться и с более неприятными ранами. Так чего беспокоиться, если скоро это перестанет быть его заботой?

Мару еще успел подумать, что эльфинаж, оказывается, не худшее для эльфов место, если судить по весу его раненой ноши. Рядовым эльфинажным задохликом он, по крайней мере, определенно не являлся.
   "Впрочем, а много ли эльфов я на своем веку держал на руках? Нет, ну была, конечно, одна эльфийка..."
  Миролюбивому течению гномьих мыслей наличие полубессознательного тела в руках отнюдь не мешало. И поэтому, когда до него донесся едва различимый, хриплый голос остроухого, он даже не притормозил. Лишь запнулся на мгновение, когда, ослабший от перенапряжения, эльф обмяк у него на руке.
   "Зачем да почему. Самоотверженность, достойная Искупительницы. Не удивлюсь, если из-за женщины заварушка и произошла. Такие вот любители слабых и угнетенных всегда первыми попадают под горячую руку. И мало кому из них так везет оказаться при этом у самого церковного порога".
  Гном ухмыльнулся, перехватывая раненого покрепче, когда на повороте тот неожиданно начал сползать.
   "А этих подонков небось еще мамки за ручку к церкви водят, чтоб де благость в их буйных головушках осела. Идиоты. Спорю, окопались сейчас в какой-нибудь таверне и запивают неудачу, находу дополняя ее героическими подробностями. Но в чем-то эльф все-таки прав... впрочем, когда это я выходил в город без оружия?"
  Так, размышляя о произошедшем и даже не глядя в сторону своего подопечного, механик набрел-таки на парочку сестер. Одна из них, помоложе, ахнула, увидев истекающего кровью эльфа, но вторая, постарше и поопытнее, лишь поджала губы и кивнула гному, без слов указывая следовать за ней.
  От Штурхальда потребовалось немногое: сгрузить эльфа на койку в незанятой ныне, но некогда набитой битком комнате для раненых и больных, находившейся в правом крыле нефа. Мару ни о чем не спрашивали - хотя при желании он мог бы дать соответствующие пояснения - потому лишь, что первым же делом после этого он направился к Верховной канцлеру.
  Сама Преподобная мать, хоть и относилась к гному с радушием, но было в радушии этом столь явственная прохлада, что без лишней нужды гном старался ее не тревожить. А вот канцлер ее охотно общалась с наземником - насколько вообще можно общаться с немым и таким нелюдимым существом.
  Женщину Мару нашел возле ее же комнат, и заведомо сделанной запиской уведомил о наличии в стенах церкви нуждающегося, о событии, сопутствуюему его плачевному положению, и - на всякий случай, чтобы не тратить время зря - что всю вероятную ответственность он берет на себя. Чистая формальность, да и мелочь, если учесть, сколько мелкого хулиганства каждый день случается пред очами Создателя.
  Но, кажется, перестраховался он недостаточно хорошо.
   - Что бы не случилось с тем бедолагой, но явился он сюда из эльфинажа. И как бы не болела моя душа из-за всех тех невзгод, что обрушиваются на тамошних обитателей, мы оба знаем, что нравов они обычно не самых порядочных.
  Гном кивнул. Больше, правда, не из согласия, а потому, что и дальше безо всяких эмоций смотреть на женщину было попросту неприлично.
   - Мы не можем отказать несчастному в крове, но я настоятельно прошу тебя за ним присмотреть. Разумеется, церковь наша небогата, но и в ней, как это ни прискорбно, случаются неугодные Создателю дела, - она выразительно посмотрела на механика. - И я буду признательна, если обитель нашу этот эльф покинет с тем же количеством вещей в карманах, с каким он и попал сюда.
  Убедившись, что Мару ее понял и согласен с условием, женщина позволила себя удовлетворенно улыбнуться. На том они и разошлись.

  На следующее утро Штурхальд, умывшись и позавтракав, первым делом пошел проведать свою новую обузу. Той явно было лучше. Помимо того, что эльф, теперь перебинтованный, перестал напоминать полутруп, дежурившая у его кровати сестра сообщила, что за ночь тот заметно пошел на поправку. "- Если не будет носиться, уже к завтрашнему дню сможет вернуться домой", - сообщила она.
  Мысленно повздыхав, гном проводил девушку долгим взглядом. Канцлер права, конечно - как пустишь такие хрупкие пугливые создания сторожить опасного остроухого? Уже успев сотню раз мысленно пожалеть, что его умение закрывать в нужный момент глаза равно нулю, он присел на табурет возле койки эльфа, попутно размышляя, чем бы себя занять.

Отредактировано Мару Штурхальд (21-02-2016 11:11)

Не ведали печали... гном искренне рассчитывал на то, что его невольный подопечный продрыхнет весь остаток утра, и механику не придется выслушивать реплики из серии "Где я?" или "Как я сюда попал?". Нет, конечно, совершенно не исключено, что на месте остроухого Мару задавался бы точно такими же вопросами - но ведь это не повод ему не испытывать вполне рациональную потребность избежать лишнего словоблудия!
  Гном покосился на раненого и недовольно пожевал губами, как старик, чей отдых только что был прерван каким-то нерадивым юнцом. Затем, явно нехотя, порылся за пазухой, и, достав оттуда своих вечных спутников - лист бумаги и огрызок прессованного угля - принялся что-то писать. А уже через пять секунд развернул эльфу результат:
   "Я здесь работаю".
  И посмотрел на реакцию остроухого - понял ли тот его, сумел ли вообще прочитать? Об уровне грамотности в эльфинажах гном имел представление весьма смутное, хоть и прожил в Амарантайне не год и не два. Не за чем было знать. И хотя малодушною своей частью Мару надеялся, что эльф ни демона не поймет из его слов, и на сем разговор можно будет завершить, иной, более целостной и, если так можно сказать, благородной своей частью Штурхальд рассчитывал на то, что диалог все-таки состоится. Как бы не неприятна ему была роль няньки и спасителя угнетенных по совместительству, все же он нес определенную ответственность за этого остроухого. И, что важнее...
  "Что важнее, пускай я и не брат, это ничуть не умаляет моих обязанностей перед Его лицом".
  Все-таки эльф сумел понять, что было, густыми от угля буквами написано на обрывке листа. Кивнув, гном снова отвернулся, и вновь зашкрябал уголь по бумаге. Новая фраза заняла чуть больше времени:
   "Это моя обязанность перед Создателем. Ты мне ничего не должен".
  И помедлил, вглядываясь в лицо эльфа, не спеша продолжать свою "речь". Показалось, или в глубине карих глаз мелькнули проблески недовольства?
   "Ишь. Нешто гордый?" - подумал он, испытывая к остроухому невольное уважение. - "Не лебезит, в благодарностях не рассыпается, да и носа не воротит - хотя последнее было б совсем уж дико... редкая птица залетела в нашу святую обитель, а?"
  Вновь отвернувшись от своего подопечного и склонившись над листом, гном вновь принялся писать. Почерк его был мелким, для экономии места, но вполне разборчивым, и даже длинные фразы не сливались в единое пятно, но были вполне доступны для понимания.
   "Ты пробудешь здесь еще день. Из-за ран. Я должен за тобой присматривать. Тебе здорово досталось. Если есть вопросы - спрашивай по существу".
  И, немного помедлив, позволил себе небольшую шутку, подведя ее более крупными буквами к самому низу листа:
   "Я всего лишь немой, а не писчий".
  И немигающе уставился на эльфа, с толикой любопытства ожидая его реакции.

Отредактировано Мару Штурхальд (08-03-2016 22:44)

Эльф с таким неодобрением, почти обвиняюще глянул на гнома, что сразу стало понятно - с письменностью он точно на ножах. Или считает его, Мару, за какого-то шутника? Гном позволил себе мысленно возмутиться, впрочем, тут же охолонув и прочитав про себя одну из заповедей песни Преображений, дабы вернуть мыслям порядок. Под конец, с минуту полюбовавшись макушкой читающего, гном вдруг с внутренним содроганием подумал о том, что остроухому, возможно, и читать-то нельзя. А ну как сотрясение мозга?
  Но вот на губах эльфа показалась вполне беззлобная улыбка, и Штурхальд выдохнул с облегчением. Значит, падать в обморок от перенапряжения его подопечный не собирается - и то хлеб. Не хватало только потом отчитываться перед сестрами о резко ухудшившемся состоянии раненого.
  Гном уже собрался было поинтересоваться у остроухого, не требуется ли ему что-то, и даже вновь вооружился угольком... а в следующую секунду едва не подорвался с места, чтобы вовремя ухватить заваливающегося эльфа. Лишь отточенное с годами спокойствие позволило ему не задергаться, подобно неопытной клуше - все-таки его подопечный не так уж далеко ушел от кровати, чтобы бояться за разбитые нос и лоб.
   "А то, не дай Создатель, пролежит здесь еще на день больше", - недовольно подумал гном. Несмотря на то, что ответственность он за собой все-таки ощущал, а отданное ему же распоряжение закрепляло этот результат, он не мог не испытывать раздражение. Это событие буквально вырывало его из повседневной круговерти обязанностей, и гному еще предстояло поразмыслить, как бы поудачнее совместить надсмотр с наведением порядка в церкви.
   "Впрочем, кто-то должен был назначить кого-то заместо меня", - продолжал развивать мысль Мару, вполуха слушая возмущение и недовольное сопение эльфа. - "М-да. Как-то оно неловко получилось".
  Вздохнув, гном снова взялся за уголь и быстро начеркал:
   "Ага, всем нужно, а тебе нужнее".
  И, дождавшись, когда неспокойный взгляд раненого сконцентрируется на нем:
   "О себе не думаешь, так подумай о тебя спасших".
  А после - еще, грубым штрихом подводя итог под всем вышесказанным:
   "И, раз ты такой умный-читающий, то можешь написать весточку своим друзьям. Я дам бумагу. А убежишь сейчас - будет мне беда. Хочешь отплатить - останься".
  Конечно, гном немного хитрил, выписывая подобное в строках. Сбеги эльф сейчас, и канцлер ровным счетом ничего бы механику не сказала, скорее даже наоборот - выдохнула бы спокойно. Но сам Мару определенно еще долго бы маялся тем, что "не доглядел", не довел до конца начатое дело.
За тем Штурхальд и встал, неодобрительным взглядом, каким старый смотрит на порывистого молодого, смерив эльфа. Мол, куда торопишься, дурак. Ты тут сутки уже проспал, проспишь еще одни, ничего не станется.
  Скрестив руки на груди, гном вопросительно качнул головой и вздернул бровь. Мол, ну, что скажешь? Будем сотрудничать?

Отредактировано Мару Штурхальд (13-03-2016 19:28)

Благодарение Создателю, упрашивать эльфа Мару не пришлось - да он и вряд ли был бы на это способен, вместо того, чтобы зазря марать бумагу, совершенно не по-андрастиански привязав неусидчивого пациента к постели. Казалось, на этом бы сложности закончиться и должны. Но судьба - или просто болтливый язык эльфа - рассудили иначе.
   "От ж любопытный", - с совершенным неудовольствием подумал Штурхальд, скрещивая руки на груди и глядя на раненого с абсолютно не читаемым выражением лица. - "Создатель, да как же он выжил в эльфинаже с такой неугомонностью? У него что, покорность и смирение отдельно в кармане лежат? Хм. Илан, значит".
  Узнав имя спасенного, ответа на свой вопрос гном, тем не менее, не получил. И с еще большею неохотой вновь брал он в руки уголек, чтобы нашкрябать им очередное послание:
   "Мару. К обеду у порога будет много эльфов. Сможешь отдать любому, кого узнаешь или сочтешь надежным. Не боюсь".
  Механик не стал уточнять, что под "эльфами у порога" подразумевает просителей милостыни - накалять доселе относительно непринужденную атмосферу ему было ни к чему, а если Илан может хоть мало-мальски соединить концы с концами, то сообразит, что к чему. Точно так же не стал гном сей же миг бравировать своим боевым мастерством. Времена, когда он мог себе это позволить, давно канули в небытие - и сейчас оружие при нем было скорее ношей. Тяжким напоминанием об утерянных днях...
  Невольно поддавшись напору воспоминаний, Штурхальд едва не пропустил мимо ушей последний вопрос эльфа. И по какой-то причине на его вопрос он ответил так споро, словно все это время только и держал в голове готовый ответ.
   "Не искал выгоды. Не мог поступить иначе. Те парни - идиоты, так кто-то же должен был исправить их идиотский поступок. Не вижу большой разницы между людьми, эльфами и гномами. Разве что последние многовато задаются".
  И, дав Илану прочесть написанное, быстро скомкал бумагу, после чего сунул получившийся шарик за пазуху. Конечно, вряд ли бы сестра, волею случая прочитавшая это, осудила его за сравнение человека с остроухим. Но зря провоцировать особо светлые головы ему все-таки не хотелось. В конце концов, кто он такой, чтобы гадить в собственном доме?
  От очередных расспросов эльфа механика спас вовремя заглянувший брат. Лицо его первые несколько секунд выражало крайнюю степень подозрительности. Еще бы. Странно это, наверное, со стороны, слышать диалог, в котором участвует только один голос.
  Прежде, чем брат - кажется, его звали Генри - успел смыться, гном быстро подошел к нему, на ходу выписывая новые и новые строчки. Сунув полученное удивленному мужчине в руки, он вернулся обратно к кровати больного и, уже на новой бумаге, написал следующее:
  "Мне надо отойти ненадолго. Я вернусь через полчаса. Брат присмотрит за тобой. НЕ ДЕЛАЙ ГЛУПОСТЕЙ".
  Последнюю фразу он написал жирными заглавными буквами и, отдав Илану листок, широким - для гнома - шагом покинул помещение.

  Отсутствовал гном не полчаса, а все полтора.
  Наверное, глупо с его стороны было полагать, что временно назначенные на его место двое братьев хорошо справятся со своей работой. Ну разумеется! Это вам не Песнь света читать! А как до дела доходит, так у них то по занозе на палец, то колун найти не в состоянии, то!.. Гном мог бы очень долго и со вкусом возмущаться халатностью некоторых представителей человеческого рода, но говорить он не мог, вместо чего прожигал виновных таким укоряющим взглядом, что те под конец уже не знали, куда от смущения девать руки. Правда, за наведением порядка Мару едва не забыл об оставленном им эльфе.
  Войдя обратно в комнату, механик с облегчением и благодарностью обнаружил, что Илан все также лежит на своем месте, а брат ответственно исполняет свой долг перед Создателем, сидя подле раненого с маленькой потрепанной книжечкой в руках и нараспев зачитывая ему Песнь.
  "О да, последние куплеты Песни Тишины - это то, что нужно выздоравливающему телу", - скривившись, подумал Мару.
  Как можно более звучно, привлекая к себе внимание, гном пересек комнату и, коснувшись плеча брата, с улыбкой кивнул ему в сторону выхода. Тот взглянул на эльфа, потом обратно на механика и с неодобрением покачал головой. Это что же, значит, эльф уже успел как-то проявить свою неблагочестивость?
  Когда брат (все еще лишь предположительно - Генри) наконец ушел, гном встал на его место возле кровати Илана. Однако присаживаться не спешил.
   "Что ты ему сделал? Он выглядит оскорбленным", - было первым, что написал он, едва взявши в руки листок. - "Прогуляемся. Ты выглядишь лучше. Пойдем в алтарную часть - спорю, тебе не помешает помолиться".
  Само собой, гном больше подшучивал, чем говорил всерьез. Но эльфу об этом знать было совсем не обязательно.
  Дорога к оговоренной части церкви была в наибольшей степени неспешной. Отчасти благодаря тому, что быстро ходить эльф все еще не мог, отчасти - потому, что бегать туда-сюда, да еще и в обители Творца, считал дурным тоном. Но, кажется, даже он выдохнул с облегчением, когда они наконец, дошли до своей цели.
  Не тратясь на долгие объяснения, гном оставил Илана возле одного из алтарей с изображением мученицы Андрастэ, а сам пошел в обход всех тех немногих, что были расположены по периметру помещения.
   "Андрастэ-просительница. Андрастэ-мученица - была... хм, Создатель и Андрастэ. Заповеди..."
  Гном мог пройти мимо и не заметить изменений. Мог бы - но слишком уж долго он прожил при этой церкви, чтобы упустить даже малейшие изменения. Как, например, это.
  Серебряная дощечка с выгравированными на ней заповедями Андрастэ исчезла со своего пьедестала.
  Первым, о чем подумал Штурхальд, было - как, побери его Тень, кто-то умудрился открутить так плотно подогнанную к камню дощечку. Вторым же - что на данный момент у него есть только один кандидат...
  Не теряя ни минуты, гном быстро сократил расстояние до эльфа и, преградив ему путь к выходу, указал пальцем на то место, где раньше покоились заповеди.
  Его взгляд говорил обо всем лучше букв и слов.

Отредактировано Мару Штурхальд (21-03-2016 01:42)