Наверное, надо было бы перестать пить бренди, как воду, вот только переставать совсем не хотелось. Все пережитое за сегодняшний день, казалось, постепенно стекает в бутылку, занимает место терпкой чуть горьковатой жидкости, которую Вулфф все хлестал и хлестал с такой жадностью, как будто никак не мог утолить иссушающую жажду. И чем дальше, тем веселее становилось напиваться: голова делалась все более легкой, воспоминания о демонах понемногу стирались, а разговоры с "благородным и праведным Вестником Андрасте" постепенно становились такими, словно Ниалл пил не с подозрительным чароплетом, а с давними приятелями в любимой таверне в Вест Хилле.
  Правда, приходится признать, ни один из его приятелей не стал бы разливаться соловьем о том, как ему нравятся женщины, в чьих глазах читается приказ, не расстающиеся со шлемами даже во время любовных игр и достаточно изобретательные, чтобы использовать в постели веревки. О том, понравилось ли бы что-то подобное ему самому, Ниалл никогда не задумывался, а, задумавшись сейчас, не нашел ответа. С одной стороны, это странным образом волновало, с другой - разве женщина не должна быть добычей, охотничьим трофеем? Разве нормально и разве может быть приятно мужчине, чтобы она сама стала охотницей?
  Так и не придя ни к чему, Ниалл покачал потяжелевшей головой и снова сделал несколько больших глотков из бутылки.
- Ты интересный человек, Вестник, - несколько невпопад проговорил он, глядя Тревельяну в глаза чуть затуманившимся задумчивым взглядом. - Интересный. Я не слышал раньше таких разговоров. Я привык к другому. Не могу себе представить, чтобы с такими женщинами было хорошо, чтобы это давало удовольствие, а не унижение. Но когда об этом говоришь ты, звучит слаще меда, и начинает казаться, что многое потеряешь, если не попробуешь, - Ниалл усмехнулся, а потом, помрачнев, прибавил: - А что до дворянства... Это просто особенное дело. Особенное, понимаешь? Должен понимать. Наша гордость. Наша честь. И наш... долг, почти служба, что ли. Мы защищаем не меньше солдат, служим не меньше крестьян, при этом на нас смотрят так, будто уже по одной только причине нашего рождения мы должны не только сюзерену, но и каждому проворному кляузнику и попрошайке, - усмешка Ниалла стала жесткой и недоброй. - И они приходят, все обделенные. Приходят тряхнуть деревце с золотыми яблоками, чтобы взять свое по праву обделенных, и жить хорошо. Маги обделены, как они думают, больше других, вот и трясут - за исцеление, за амулет. За право еще раз увидеть мертвеца, - Ниалл нахмурился, помрачнев еще больше и опустив взгляд, а потом встряхнулся и снова поднял глаза на Тревельяна: - И, кажется, - негромко проговорил он, - я могу сказать почему ты так не делаешь, Вестник, если не делаешь, конечно. Потому что ты - один из нас. И кровь заставляет тебя помнить, что это значит, - Ниалл снова припал к бутылке, опустошая ее, и подумал, что, во-первых, кажется, напился, а, во-вторых, удивительно много и неожиданно откровенно говорит в компании этого странного чароплета-дворянина. Надо остановиться, пока что-нибудь непоправимое не случилось.