Можно ли так отчаянно нуждаться в том, чего до сегодняшней ночи и не знал? Сейчас, чувствуя любовника в себе и неистово желая, чтобы это не заканчивалось, Йен не мог представить себе, как столько бесконечно долгих месяцев рядом с Дорианом жил без этого. Сейчас казалось, что ничего более естественного и правильного и существовать не могло - он создан был для того, чтобы принадлежать ему. Да и разве могло быть иначе? Ведь не зря их тела совпадали так идеально...
Когда пальцы Дориана сжались на его бедрах, эльф закричал - в гораздо меньшей степени от боли, чем от удовольствия. Ему начинала нравиться эта грубость - любовник словно клеймил его каждым прикосновением, и это были единственные знаки принадлежности, которые он готов был на себе носить. Движения стали быстрее, резче, но Лавеллан уже слишком потерял голову для того, чтобы это могло напугать его или отрезвить. Он выгибался, подаваясь навстречу каждому толчку, он то кричал, то стонал, то почти скулил, совершенно забывая себя в диком переплетении удовольствия и боли.
Света как будто стало больше - долиец заметил это даже сквозь смеженные веки. Он распахнул глаза и увидел, как вспыхнуло пламя свечей, и точно отзываясь на это ярче разгорелся огонь в камине - казалось, что еще мгновения, и стихия вырвется из-под контроля и спалит всю эту комнату вместе с беспечными любовниками. Огонь отразился в темных глазах Дориана и неожиданно разогнал зародившийся было панический страх.
- Дориан... - тихо, со странной для бушевавшей сейчас бури чувств нежностью, шепнул Йен, а в следующее мгновение закричал вслед за любовником.
Его последнее движение было таким сильным, что на миг потемнело в глазах, а на ресницах повисли слезы. Но эльф сморгнул их и сразу же забыл об испытанной боли - дрожь, охватившая тело Дориана, его хриплый крик и совершенно непередаваемое выражение на лице стоили того. Сам он тоже дрожал - от пережитого и от возбуждения, которое по-прежнему требовало выхода. Крепко прижимая любовника к себе, Йен терся о его живот - осторожно, как-то несмело, точно боялся, что иначе тот отстранится и заберет у него жар, который так приятно было чувствовать внутри себя.

Когда Дориан приподнялся на локте, Лавеллан нехотя разжал руки, ослабляя хватку, но по-прежнему крепко удерживал любовника ногами, не желая лишаться этого головокружительного ощущения единения. А потом горячая рука накрыла ноющую от возбуждения плоть, и с губ эльфа снова сорвался бессловесный крик - такой громкий, что в нем едва не потонул шепот Дориана.
А послушать было что! Голос тевинтерца сам по себе действовал на Йена пьяняще, но в сочетании со словами - непристойными, жаркими, многообещающими - он заставлял его дрожать всем телом, словно в лихорадке, и жадно хватать ртом воздух. Это заняло едва ли больше нескольких секунд. Требовательные движения ласковой ладони, обжигающий шепот и ощущение того, что любовник по-прежнему в нем - всего этого оказалось более, чем достаточно для того, чтобы долиец запрокинул голову, выгибаясь под Дорианом дугой, вцепился нечеловечески острыми ногтями в его плечи и закричал - коротко и пронзительно.
Никогда еще наслаждение не было таким сильным. На какие-то мгновения Йену показалось, что все застыло, ушло в темноту, и он слышал только, как оглушительно стучит сердце - нет, два сердца! - зазвучавших вдруг в унисон. А потом он вынырнул из этого блаженного ничто на протяжном, расслабленном выдохе и откинулся на постель, не замечая даже тяжести чужого тела.
-О-о-о! - зачарованно протянул он, совершенно опьяневшими глазами рассматривая каменный потолок, который кружился над ним самым непотребным образом. - О! - кажется, на него снова напала былая разговорчивость, но пока никак не удавалось облечь мысли в слова, и наружу вырывались одни лишь междометия. - О-о-о... - это прозвучало долгим стоном - это последний отголосок наслаждения покидал тело эльфа, и он инстинктивно сжал в себе любовника, точно так можно было удержать - и его, и удовольствие. Только тогда он, наконец, посмотрел в лицо Дориана и улыбнулся - широко и довольно. - Как хорошо! Я даже не думал, что будет так хорошо. А когда будет следующий раз? - тут же спросил он, вспомнив горячие слова, которые шемлен нашептывал ему на ухо. - А как часто так можно? Mythal'enaste, хо-ро-шо! - он раскинул руки, счастливо жмурясь, но уже через секунду снова обнял Дориана, восклицая: - Нет, не отстраняйся! Так приятно... - маятник качнулся в другую сторону, и Лавеллан испуганно охнул, зажимая рот ладонью. - Оно во мне! Твое семя во мне! Оно... может что-то сделать? - чего именно он боялся, Йен и сам не знал. Должно быть, того, что скверное шемленское семя каким-то образом испортит чистую долийскую кровь.

Мозг долийца лихорадочно работал, пытаясь отыскать ответ на им же заданный вопрос. И в самом деле - что может сделать шемленское семя? Про плоскоухих часто говорят, что они становятся все больше похожи на людей, оттого, что живут рядом с ними. А вдруг это все от того... того самого? Пораженный неожиданной гипотезой, Лавеллан даже рот приоткрыл, живо представив себе, как начнут у него закругляться уши, как глаза станут маленькими, а рост - наоборот большим... Последнее было бы даже хорошо, но не хочет он походить на шемлена!
Усмешка на лице Дориана живо напомнила ему о том, как смехотворны эти теории, и эльф пристыженно покраснел.
- Откуда мне знать! Представь себе, Хранительница не сажает маленьких da'len у костра и не рассказывает им, что делать, когда в тебя кончает шемлен!
Как непристойно и пошло прозвучали его слова, Йен понял, только когда выпалил всю эту фразу на одном дыхании, и тут же покраснел еще больше и снова зажал себе рот ладонью, точно таким образом можно было взять сказанное назад. Но смущение мгновенно сменилось весельем, стоило ему представить, как Истимиториэль просвещает маленьких долийцев в подобных вопросах, и он рассмеялся - громко и искренне, чувствуя, как от смеха потекли слезы по щекам.
Точно желая отвлечь любовника от озвученной глупости, он потянулся к его губам для долгого, чувственного поцелуя. Они оба были мокрыми от пота, и Йен чувствовал, как стекает по ягодицам чужое семя, но брезгливости не испытывал - только довольство сытого зверя. Все вокруг пахло Дорианом - включая самого эльфа, - и это пьянило не меньше пережитого удовольствия.
- Но я совсем не устал и не хочу отдыхать! - запротестовал он, сводя брови на переносице - не то капризно, не то требовательно. Проведя ладонями по груди и плечам тевинтерца, он обнял его за шею, с лукавой улыбкой заглядывая в глаза. - И не хочу ждать до завтра... - возможно, он изменит свое мнение, едва попытавшись встать или сесть, но сейчас Лавеллану больше всего хотелось еще раз испытать открытое ему шемленом наслаждение.

В первые мгновения показалось, что Дориан откликнется на его ласку, выполнит то ли просьбу, то ли требование, но совсем скоро он отстранился, и эльф снова недовольно нахмурился. Как капризный ребенок, он хотел получить все, сразу и прямо сейчас, и совершенно не желал прислушиваться к голосу разума. Кто, в конце концов, лучше чувствует его собственное тело - он или шемлен?!
- Че-пу-ха! - безапелляционно заявил он, а еще через секунду стал еще немного несчастнее - любовник все же вышел из него. Тот факт, что тело его как будто сразу испытало некоторое облегчение, Лавеллан упрямо игнорировал. - Просто признайся, что ты... ох! - последнее восклицание было вызвано тем, что он попытался легко и резво перекатиться на бок, и это простое движение отозвалось такой болью, что он даже замер, боясь не то что шевелиться - дышать. - Ладно, возможно, ты и прав, - нехотя признал долиец, с превеликой осторожностью укладываясь теперь на бок, так, чтобы видеть лицо Дориана и иметь возможность прикасаться к нему. Снова ставшие чуть прохладными пальцы путешествовали по плечам, груди и животу шемлена, а сам Йен с улыбкой рассматривал его лицо. Он выглядел таким довольным, умиротворенным, даже, пожалуй, счастливым, что невозможно было не подхватить это настроение. Неразумные капризы были забыты, и теперь эльф смаковал новое ощущение - покой и удовлетворение, приятную усталость, сковывавшую тело, даже отголоски боли, которые все еще вынуждали его шевелиться как можно меньше. - Так уж и не может? - смущенно усмехнувшись в ответ, он растянулся теперь на животе поперек широкой кровати, положив ладони на грудь Дориана и поставив на них подбородок. - У тебя ведь было много... любовников, да? - еще одно малознакомое слово вызвало заминку, а в следующее мгновение Йен широко распахнул глаза, пораженный еще одним открытием. - Это что же - я теперь твой любовник? Так это называется?

Странное дело, но разговор, который еще час назад сильно покоробил бы Йена, сейчас нисколько не задевал его. Возможно, дело было в той абсолютной умиротворенности, которая позволяла слушать признания в немалом количестве любовников шемлена спокойно, возможно - в том, что сейчас казалось невозможным само существование кого-то в прошлом Дориана. Только не после этого головокружительного чувства единения. Дориан принадлежит ему, и больше никого не было, нет и не будет. А оттого проще простого было поверить, что так, как с ним, не было... нет, не "очень давно" - никогда.
- Любовник... - едва ли не по слогам повторил долиец и даже зажмурился, точно смаковал это слово, пробовал его на вкус. Рука тевинтерца снова прикоснулась к его волосам и уху, и он чуть склонил голову, ластясь к горячей ладони. - Нет, это хорошо, - наконец открыв глаза, улыбнулся Лавеллан и нежно поцеловал раскрытую ладонь. - Хотя и звучит почти непристойно! - рассмеявшись, он прижался щекой к груди Дориана, слыша, как размеренно бьется его сердце. - Как будто мы делаем что-то запретное...
Он не лукавил - такая принадлежность и впрямь ощущалась на удивление приятно. Как будто они теперь делили на двоих некую тайну, очень личную и волнующую. Или не такую уж личную? Интересно, станут ли об этом болтать? Будут ли над ним смеяться плоскоухие? А может, кто-нибудь даже... позавидует? Приоткрыв один глаз, долиец скосил донельзя хитрый взгляд на любовника - красивый, остроумный, ласковый, страстный, заботливый (иногда даже слишком заботливый!). Надежный. Что, если кто-то еще рассмотрит все это в Дориане? А может, кому-то и не понадобятся на это месяцы так, как ему?
Все эти вопросы в конце концов заставили Йена сердито засопеть - слишком много мыслей для одной, не вполне еще пришедшей в себя, головы. Лучше еще немного поговорить ни о чем, наслаждаясь голосом шемлена и его ласковыми прикосновениями.
- Огонь! - вспомнил он вдруг и заинтересованно дернул острым ухом. - Огонь, вспыхнувший в самом конце - это ведь ты, верно? Зачем ты это сделал? - эльф весело осклабился и потерся щекой о грудь тевинтерца. - Покрасоваться решил?

В устах Дориана загадочное, полное какой-то таинственной и будоражащей силы, слово "любовник" прозвучало даже еще слаще, и эльф ответил на его тихий смех довольной улыбкой. Как будто они обменялись какими-то обещаниями, связали друг друга. Присвоили. Это приводило его в на редкость благостное и добродушное настроение, которое мигом сменилось острым любопытством, стоило тевинтерцу заговорить о непростойном.
- Правда? - Йен так оживился, что даже забыл о том, как подло подвело его собственное тело: мигом подтянув под себя колени, он уже через секунду взгромоздился на любовника. И только тогда заметил боль, которой отозвалось это движение - впрочем, она теперь была намного слабее, чем прежде. Если не шевелиться и выпрямиться, глядя на шемлена сверху вниз и легко поглаживая его живот, то и вовсе ничего не беспокоит. - Что же это будет? - глаза его горели неподдельным интересом - предвкушение так захватило его, что, похоже, он забыл даже смутиться. - И, конечно, захочу! Я хочу всего...
Долиец и вообразить себе не мог, о чем говорит Дориан, а потому представлял себе сейчас  не зрелище - ощущение. Все новые и новые удовольствия, которые станет открывать ему любовник: восхитительное чувство свободного падения, полет, солнце, вкус родниковой воды на губах и горячей крови, наполнившей рот - все, что когда-либо доставляло ему счастье, ярким калейдоскопом пронеслось сейчас в голове Лавеллана.
- Ma vhenan, - тихо и ласково проговорил он, вынырнув из этого водоворота чувств и образов.
Ладони его теперь неторопливо путешествовали по груди Дориана, и он рассеянно улыбнулся все еще непривычному ощущению жестких волос под пальцами. Как кто-то, кто настолько чужд его народу, может быть так близок ему?..
- Я?! - Йен неподдельно удивился, когда тевинтерец заявил, что вспыхнувший огонь - его рук дело. А выслушав объяснение, притих и задумался - прежде ему не приходило в голову, что магия может проявить себя так. Должно быть, потому что прежде он не испытывал таких ярких и сильных эмоций, чтобы они способствовали неожиданному и непредсказуемому выбросу энергии. Внезапная догадка заставила эльфа охнуть и не то испуганно, не то удивленно округлить глаза: - А вдруг я превращусь?!

Пока Лавеллан слушал любовника, затаив дыхание и машинально поглаживая его пальцы, ему снова, в который раз уже, пришло на ум сравнение Дориана со змеей. Та завораживает свою маленькую жертву, играя перед ней гибкими кольцами своего длинного тела, раскачиваясь из стороны в сторону в гипнотизирующем ритме, пригвождая к месту пронзительным взглядом золотых глаз. Шемлену для этого хватало голоса: Йен жадно ловил каждое слово, невольно подаваясь вперед, забывая дышать и даже моргать.
Все, о чем говорил Дориан, звучало так жарко, так непристойно, так... заманчиво. Воображение рисовало эльфу смутные картины, но он понимал, как мало общего они имеют с действительностью - он не мог представить. Он должен был попробовать.
- Я не хочу выбирать, - голос прозвучал неожиданно хрипло и тихо, словно он боялся нарушить каким-то образом настроение, повисшее в комнате после слов тевинтерца. Он чувствовал любовника под собой, чувствовал его всего, и от этого голову вело ничуть не меньше, чем от его рассказа. Мягким, кошачьим движением подавшись ближе, Лавеллан лег сверху, тесно прижавшись к чужому горячему телу. Собственное все больше охватывало возбуждение, и оно было намного громче слабых отголосков боли, которые заставляли его все еще быть скупым на движения. - Я хочу все, - еще тише шепнул он на ухо Дориану и не удержался - уткнулся носом в его шею, глубоко вдыхая его запах. - Это все звучит так... так... - не найдя нужных слов, он поднял голову, впиваясь горящими глазами в лицо любовника, и осторожно двинул бедрами, задевая его член своим. - Я не смогу ждать до завтра, ma vhenan.

Первый стон сорвался с губ Йена, когда Дориан опрокинул его на спину - это властное, нетерпеливое движение вызвало дрожь, и он тут же послушно выгнулся вслед за рукой любовника. Это было совершенно новой, неизведанной особенностью, которую эльф пока за собой даже не замечал. Ему, всегда такому строптивому, гордому и непокорному, отчаянно хотелось подчиняться каждому слову, взгляду или движению Дориана, стоило им оказаться в постели. И дело было не только в доверии, которое так легко позволяло вверять себя в чужие руки, но и в том, что это послушание становилось отдельным удовольствием, хотя пока он и не отдавал себе в этом отчета.
Он застонал снова - тихо и беспомощно - когда горячая ладонь прошлась по его телу, от шеи до паха. Слова Дориана, произнесенные низким голосом с таким явным оттенком угрозы, все еще стояли у него в ушах. Шемлен столько раз повторил, что хочет его, и каждый раз это было ничуть не менее приятно, чем его жаркие ласки. Казалось бы, что за чудо? Лавеллан и прежде знал, что Дориан хочет его, видел и чувствовал это каждый раз, когда тевинтерцу приходилось довольствоваться малым, ждать, терпеть... Но теперь все было иначе. Может, оттого, что теперь он лучше понимал, о каких желаниях идет речь, а может - оттого, что разделял их, тем самым будто удваивая.
Но все эти тонкости потеряли всякое значение, стоило Дориану коснуться напряженной плоти. Долиец выдохнул третий стон - громкий и отчаянный, подался ближе к руке любовника и обнял его за шею, настойчиво привлекая ближе к себе. Запустив пальцы в темные жесткие волосы, он рассматривал улыбку на любимом лице и пытался понять, что она означает. А потом улыбнулся в ответ, нежно и открыто.
- Все... все, что захочешь, emma lath, - срывающимся голосом шепнул он и потянулся к губам Дориана. - Я выдержу... Я твой.

Стоило Дориану теснее прижать эльфа к постели, как воздух будто разом выбило из груди - стало нечем дышать. Но Йен и не думал жаловаться, напротив, он наслаждался этим немыслимо тесным переплетением тел, тяжестью любовника на себе и даже - хотя понять этого не мог - чувством собственной беспомощности. Он не сможет ни встать, ни пошевелиться, пока Дориан не позволит ему этого, не сможет сопротивляться, что бы он ни задумал - от мысли об этом по спине шла дрожь, а последние благие намерения подождать до завтра исчезали без следа.
Ласковые пальцы скользнули по бедрам, и долиец послушно развел их как можно шире - разве Дориан не хотел рассмотреть его? Подставляться так под взгляд любовника, физически чувствовать его на себе тоже было наслаждением - так Лавеллан не открывался никогда и никому. И больше не откроется - неожиданно понял он. Вот он, его избранник - шемлен из ненавистной Империи, одно упоминание о которой заставляет эльфов скрежетать зубами. И эта ненависть никуда не делась, как не делась никуда преданность народу, просто Дориан всеми своими поступками, своим отношением к нему, Йену, смог доказать, насколько он далек от собирательного образа тевинтерца, столь презираемого долийцами. Он по-прежнему был шемленом и тевинтерцем, но Йен выбрал его, и изменить это было уже невозможно.
- Emma sa'lath... - тихо шепнул эльф, забыв, что любовник не поймет его нежных слов, а в следующее мгновение шумно втянул воздух, когда его пальцы скользнули между ягодиц.
Теперь все эти прикосновения ощущались совсем по-другому, потому что он знал, что будет дальше, знал, чего ждет и чего хочет. Хочет, несмотря на боль, которая обожгла его мгновенно, стоило Дориану сильным движением податься вперед. Как будто прыжок в ледяную воду; Лавеллан судорожно вдохнул, пытаясь свыкнуться с болью. "Это не больнее, чем валласлин", - убеждал он себя. "Я выдержу", - колотились в висках два коротких слова, повторяясь снова и снова, точно молитва.
А потом он закричал - пронзительно и тонко: от боли, от удовольствия, от взгляда Дориана, в котором снова сплелся клубок таких противоречивых эмоций. Йену показалось, что в зеленых глазах бушует пламя, и это пламя сожжет все - его, самого Дориана, эту спальню, Скайхолд, а может быть, и весь мир. Но он по-прежнему не испытывал страха, только удивительное чувство свободы, которое можно ощутить, только вверив свою жизнь в руки другого. Этим рукам он доверял. В этих руках он готов был сгореть.
Он снова закричал, отзываясь на грубые движения любовника, и инстинктивно подался им навстречу, выгнулся, позволяя ему войти еще глубже. Пальцы сжались на плечах Дориана, впиваясь в кожу ногтями, и Лавеллан шире распахнул глаза, прямо встречая его взгляд.
- Поцелуй меня! - это прозвучало одновременно и как просьба о чем-то, без чего он не сможет жить, и как приказ, которого нельзя ослушаться.

Получив поцелуй, в котором он так нуждался, Йен ответил на него жадно, то лаская губы любовника языком, то впиваясь в них зубами, чувствуя во рту привкус крови. То, что происходило сейчас между ними, было чем-то диким, звериным, и эльфу, никогда не расстававшемуся со звериной частью своей натуры, все это оказалось неожиданно близко и понятно.
Не имела значения боль, пронзавшая все тело при каждом резком движении Дориана. Не имела значения боль, острыми лезвиями впивавшаяся в голову от того, как шемлен удерживал его за волосы. Не имела значения боль, от которой почти крошилось в крепкой хватке плечо, и светлая кожа оплывала свежим кровоподтеком - новой меткой, оставленной любовником. Единственное, что было по-настоящему важным - это ощущение единения, снова охватившее его. Нет - их. Сейчас Лавеллан без опаски мог говорить за них обоих, потому что сердце Дориана билось у него в груди, и это было немного страшно, немного тоскливо, но вместе с тем - так хорошо, что он снова закричал...
А потом еще раз, расслышав отчаянное и настойчивое требование Дориана. Теперь уже он вцепился в любовника всем своим существом, крепко обнимая руками за шею, сомкнув кольцо ног за  его спиной и сжимая его в себе так собственнически, словно каждая часть его тела теперь принадлежала эльфу. Йен хотел сказать об этом, сказать, что никогда не отпустит своего шемлена, не позволит ему быть в ком-то еще, но вместо этого из груди вырывались только новые крики - оглушительные, бессловесные. Животные.