Йен был с ним не только покладист, но и удивительно отзывчив. Дориану казалось, что он может сейчас сделать со своим эльфом что угодно и получить в ответ только горячий отклик и желание открыться еще больше, и это туманило разум не меньше, чем слова "мой эльф", которых он теперь совсем не стыдился применительно к Лавеллану.
  "Мой". Йен стонет под его прикосновениями откровенно и громко, так, что перехватывает дух.
  "Мой". И он слушается руки любовника с такой готовностью, будто ничего естественнее и быть не может.
  "Мой". И он отзывается на это согласием, отчаянным криком, который так и звенит под сводами грота, взлетает под каменный потолок и, кажется, даже может прорезать его.
  Крик ударил по напряженному телу, как по перетянутым струнам, и точно так же заставил его зазвенеть. Дориан подался вперед, упираясь рукой в край каменной чаши, еще крепче обнял Йена, чтобы помочь ему устоять на ногах и сильно вжался в его тело. Собственное возбуждение пробирало тело настоящей лихорадкой, требовало выхода и еще через секунду прорвалось волной удовольствия, от которой голова пошла кругом и ненадолго потемнело в глазах.
- Aeterno te amabo, amatus, - прошептал Дориан Йену на ухо, тихо, едва слышно, совсем неделю назад в пустыне и смолк, чувствуя, что сбившееся дыхание сейчас больше не позволит говорить внятно.
  Отстранялся он от Йена с трудом, медленно, нехотя. Не хотелось никуда идти. Хотелось остаться до рассвета здесь и окончательно дать волю своим желаниям тоже здесь, в этом гроте, слишком будоражаще действовал жар природной купальни. Только мысль о том, чего эти развлечения будут стоить любовнику в таких условиях, немного отрезвили.
- Йен, - тихо позвал Дориан. - Пойдем отсюда. Давай вернемся в замок. Во второй раз я вряд ли... буду так сдержан, - он тихо, смущенно рассмеялся и уткнулся лбом любовнику в шею.

Оба говорили "пойдем", и, кажется, ни один не хотел двигаться с места первым. Дориан тихо усмехнулся, по-прежнему не выпуская эльфа из объятий и мысленно понукая себя отстраниться, но Йен собрался с силами первым, и его легкий поцелуй как будто отрезвил.
- Ты не представляешь, что сейчас разрешаешь мне, - вполголоса проговорил Дориан, заглядывая любовнику в глаза. - Но, видит Создатель, я готов подло воспользоваться этим незнанием, - он негромко рассмеялся. - Все, amatus. Все, на что мне хватит воображения. А тебе - сил, - и он отстранился, поцеловав любовника в нос.
Если Йен высказывал свои желания вслепую, то Дориану сполна хватало опыта и фантазии, чтобы представить, каким может быть это "все", и одной мысли об этом сполна хватало, чтобы жар, исходивший от воды отозвался нисколько не меньшим в собственной крови. Пожалуй, стоило поторопиться, чтобы он не забыл обо всех своих благих намерениях и действительно не сделал этот грот их пристанищем на сегодняшнюю ночь.
Наблюдая за тем, как Йен одевается, Дориан представил холод, ожидавший их за пределами пещеры, и передернул плечами так, как будто уже успел замерзнуть. Не превратиться бы в ходячую ледяную статую на обратном пути.
- Сюрприз стоил этой необдуманности, - отважно отозвался Дориан, а потом выбрался из воды и, прежде чем одеться, растерся собственной сорочкой, презрев любые хорошие манеры. Разглядывая влажную ткань, он негромко фыркнул: - И мне думается, мы будем так считать, даже проснувшись завтра в лихорадке, - и как-то само собой подумалось, что никакой лихорадочный жар не будет сильнее того, что пробирает его сегодня.
За пределами пещеры и в самом деле было холодно. Высоко в ясном небе ярко горели зимние звезды, их свет освещал путь до замка едва ли не ярче факелов, а далеко впереди им отвечали огни праздника, все еще не утихавшего в Скайхолде.
Миновав мост и ступив под свод высоких ворот, Дориан присмотрелся к празднующим и почуял, как неуловимо, но очевидно изменилась обстановка: здесь теперь веселились безудержнее, развязнее, с гораздо меньшими претензиями, и рекой лились эль и ром вместо белого селенийского и золотого селестинского. Странное дело, но отчего-то так даже легче дышалось. Впрочем, может быть, после ночной прогулки ему сам воздух казался чище.
Вероятно, это-то благостное настроение и не позволила Дориану заметить, что компания загулявших весельчаков приближается прямо к ним, а потом и упустить момент, когда кражу Лавеллана еще можно было предотвратить.
- Что?! - он непонимающе уставился на дюжего рабочего, который до того вышел ростом, что мог позволить себе свысока смотреть на тевинтерца. - Какой еще выкуп?!
Не слишком хорошо соображавшая голова и опыт множество неприятных передряг так и подталкивали вспыхнуть огнем и попросту распугать обнаглевших гуляк. Тем не менее, победили здравый смысл и благодушие, свойственное Дориану на протяжении всей этой ночи. Он широко улыбнулся и обвел развеселую компанию задумчивым взглядом.
- Никаких девок, - строго сказал он одному гуляке и тот даже смешался немного. - Никаких песен, - еще один суровый взгляд достался его приятелю. - И уж точно никаких плясок! - Дориан даже фыркнул, всем своим видом выражая презрение к этой идее, но сразу вслед за этим милостиво махнул рукой: - Несите свой грог. Только уж горячий, раз такое дело!
Гуляки воодушевленно зашумели, кто-то бросился вглубь двора и уже через минуту снова возник рядом с ними. В руках у посланца была кружка такого размера, что в ней с легкостью могла бы утопиться некрупная лошадь. Несколько секунд Дориан в замешательстве рассматривал это посудное чудо, а потом взял его, согрев руки, и поднял над головой.
- Ваше здоровье, - компания снова загудела. - И за Первый день!
Грог обжег горло и едва не вышиб из него дух, на глаза навернулись слезы, а тело окатило жаром, и все-таки опустошив, наконец, кружку, Дориан улыбнулся с нескрываемым наслаждением.
- Горячо, - усмехнувшись, он вытер усы и вручил кружку одному из гуляк. А потом, нахмурившись, кивнул в сторону Лавеллана: - А теперь давайте мне его обратно! - и угрожающей требовательности в этих словах было не меньше, чем удовольствия - в недавней улыбке.

Дориан, разгоряченный грогом, тем, что совсем недавно было, и тем, что должно было произойти дальше, тихо рассмеялся и подхватил Лавеллана на руки. Ему ни до чего сейчас не было дела: ни до чужих смешком, ни до чьего-то презрения. На них не пытались нападать, ему отдали эльфа, сейчас можно будет остаться вдвоем, а все остальное совсем не имело значения.
- Можешь, - Дориан плутовато усмехнулся и зарылся лицом в волосы Йена. - Но не пойдешь. Потому что я хочу держать тебя на руках, - и, крепко прижимая эльфа к себе, он двинулся через двор, а потом наверх по парадной лестнице Скайхолда в ярком свете факелов.
Парадный зал, боковая лестница, коридор, потом еще один, снова лестница, двери чужих комнат - Дориан едва замечал, что его окружает и, чем дальше шел, тем больше прибавлял шаг.
Камин в спальне все еще тлел, но до конца тепло пока не выветрилось. Красновато поблескивали угли, и это сейчас был единственный свет в большой, безнадежно захламленной комнате.
- Нет, - Дориан беззвучно усмехнулся. - Ни за что не поставлю, - и, смахнув с кровати несколько увесистых книг, он осторожно опустил на нее Йена.
Было холодно, и, наверное, стоило подбросить дров в камин и добавить жара. Было почти темно, и не помешало бы зажечь свет. Они вернулись с лесной прогулки и, может быть, кстати пришлась бы горячая ванна.
Дориан успел подумать обо всем этом, но так и не двинулся с места. Вместо этого он, так и не сняв плащ, опустился на край кровати и прошелся ладонью по всему телу Йена, от ключиц до паха.
- Хочешь ванну, amatus? Хочешь согреться? Хочешь... еще чего-нибудь? - впервые за многие годы его так упорно одолевала мальчишеская робость рядом с любовником и, стремясь ее преодолеть, он потянулся ближе и крепко поцеловал Йена в губы.

Йен больше не боялся его, не пытался отстраняться или сдерживаться, и от одного того, как он подавался навстречу, голова шла кругом. Дориан улыбнулся, неотрывно следя за тем, как эльф выгибается, открывается его ласке, пока неторопливой и совсем мягкой, и зачарованно засмотрелся в глаза вспыхнувшие невозможным для человека золотистым блеском.
- Скоро станет очень тепло, - тихо отозвался он и повел плечами, слушаясь прикосновений любовника и избавляясь от плаща.
Йен целовал его с такой готовностью, так откровенно, несдержанно и жадно, в нем сейчас было столько уверенности, что снова казался куда менее невинным, чем на самом деле. Дориан придержал его за подбородок, чтобы немного затянуть поцелуй, и только после этого нехотя отстранился.
Диковатая улыбка, осветившая сейчас лицо долийца, делала его еще больше похожим не то на зверя, не то на диковинного лесного духа, которые так часто приходили Дориану на ум рядом с Лавелланом. И это сходство странным образом распаляло, заставляло стремиться присвоить такого духа и посмотреть, как он на это отзовется. Дориан неспешно прошелся пальцами по линиям валласлина.
- Все, amatus, - эхом откликнулся он. - Все, что пожелаешь, - и даже не пытался притвориться, что эти слова относятся только к свечам.
Свечей в комнате хватало: неискоренимая привычка читать до рассвета заставляла Дориана так основательно запасаться ими, чтобы никогда не оставаться без света. Одна, две, пять, десять - маленький язычок пламени на ладони вспыхивал снова и снова, и остановился Дориан, только когда по всей комнате самым расточительным образом было зажжено не меньше дюжины свечей. Немного поколебавшись, он вытащил из ящика стола довольно большой свет-камень и пристроил его в изголовье кровати.
Стало светло, как днем, Дориан молча улыбнулся Йену, подложил еще дров в камин, а потом, поколебавшись немного, заглянул в сундук с одеждой и достал оттуда флакон, остро пахнущий амарантом.
Он бросил флакон на подушку, поймал взгляд Йена и принялся раздеваться. Стремлением к порядку и аккуратностью Дориан и в обычные-то дни не отличался, а сейчас меньше всего думал о том, что будет с одеждой, которую он в беспорядке свалил на пол. Шагнув к постели, он снова улыбнулся Йену и коснулся его подбородка.
- Только не отводи глаза, - хрипло шепнул Дориан, а потом взял любовника за руки и положил его ладони себе на бедра. Задержал на секунду, а потом слегка погладил себя его руками.

Дориан улыбался Йену почти такой же шалой улыбкой, какая блуждала сейчас по лицу самого эльфа, мягко гладил его по волосам и отстраненно удивлялся тому, остро и сильно могут отзываться под кожей несмелые пока прикосновения прохладных узких ладоней. Вот Йен коснулся его тела сам, уже увереннее, потом еще раз и еще, и Дориан прикрыл глаза, едва заметно подаваясь навстречу и ловя каждое мелкое прикосновение.
  Если бы еще полгода назад ему кто-нибудь сказал, что он будет наслаждаться неуверенными ласками неопытного, ничего не испытавшего девственника, он счел бы это дурацкой шуткой и рассмеялся бы шутнику в лицо. Сейчас было не до смеха: голова шла кругом от того, как откровенно и открыто Йен тянется к тому, что еще недавно так отталкивал и презирал. От того, что теперь долиец касался его так, как будто разом и изучал тело, на которое так жадно смотрел, и заявлял на него права.
  Дориан со свистом выдохнул сквозь зубы, почувствовав первый поцелуй, а потом потянулся ближе и немного выгнулся навстречу, гонясь за удовольствием. Следующий прерывистый вздох превратился в тихий стон, и Дориан открыл глаза, желая видеть все до мелочей. Как раз вовремя, чтобы встретить взгляд карих глаз, совершенно по-кошачьи горевших в комнате, полной света свечей. Ни слов, ни дыхания не хватило, и несколько секунд он только неотрывно смотрел на любовника.
- Да, - тихо выдохнул Дориан, совладав, наконец, с голосом. - Да. Пожалуйста, - чего в этих словах больше - позволения или просьбы, он и сам сейчас не смог бы сказать.
  Медленная ласка показалась чуть ли не мучительной, и Дориан тихо, нетерпеливо застонал. Мягко погладил Йена по голове, а потом собрал его волосы в горсть и сжал, сильно, но пока не больно, только чтобы придержать эльфа за затылок и не дать отстраниться. И все-таки когда Дориан толкнулся любовнику навстречу, пальцы, сжимавшие светлые пряди, стиснулись крепче: сдержанности и мягкости оставалось все меньше. По разгорающемуся понемногу блеску глаз было ясно, что даже понимая это, Дориан вряд ли пожелает себя обуздывать.
- Вот так, - негромко выдохнул он и толкнулся сильнее. - Вот так. Еще немного, - он потянул любовника к себе за затылок.
  Отвести взгляд от ярко блестевших глаз Йена было невозможно.

Не хотелось сдерживаться, не хотелось обуздывать себя, особенно после того, как долго пришлось ждать. Хотелось намотать светлые волосы на кулак, запрокинуть любовник голову так, как будет удобно, не медлить, довольствуясь медленными, осторожными ласками, а просто взять самому все, что угодно, ничем себя не ограничивая.
На мгновение у Дориана даже дыхание перехватило, стоило представить, выгибает Йена, точно лозу, не просит - заставляет слушаться, входит глубже, в теплое горло, сведенное спазмом, которое постепенно под напором становится все более податливым.
Рука еще крепче сжала собранные в горсть длинные волосы, Дориан глухо застонал, едва не толкнулся сильнее - и опустил взгляд вниз, на лицо Йена, как раз в тот момент, когда тот доверчиво прикрыл глаза.
"Vishante kaffar... Нельзя. Не думай даже. Нет."
Он ведь, кажется, обещал Йену, что тому будет небывало хорошо? Обещания надо выполнять. Потом можно будет взять или попросить больше, не сейчас.
Рука, до этого болезненно удерживавшая Йена за затылок, разжалась. Дориан мягко, поощрительно погладил любовника по голове и стал перебирать, беспорядочно переплетая, длинные пряди.
- Вот так, amatus, - тихо выдохнул он. - Вот так. Еще... еще...
Он теперь легко и ласково прикасался то к лицу, то к плечам, то снова к волосам Йена, чутко отзывался на его прикосновения, но уже не пытался брать больше, чем готовы были дать. Тепло волнами разливалось по телу, и в который уже раз рядом с эльфом Дориану казалось, что по жилам текут и кровь, и жидкий огонь вместе. Тело наполнялось напряжением и предвкушением разрядки, он выдыхал глухие, хрипловатые стоны, слушая собственное все больше тяжелеющее дыхание и то, как откликается любовник и вдруг замер на секунду и крепко взял Йена за плечи.
- Тише, amatus... тише... - голос срывался на шепот. Дориан улыбнулся, облизнув губы, осторожно отстранился и легко коснулся пальцами припухших губ любовника. - Ложись, - негромко сказал, и немного подтолкнул Йена, укладывая его на кровать, и сам опустился рядом с ним на край постели.
Фигурный флакон скользнул в ладонь, янтарное масло потекло по рукам, и запах амаранта стал гуще. Дориан скользнул пальцами вниз по животу Йена к самому паху.

Йен отозвался на прикосновение дрожью, и Дориан жадно подался ближе, не желая упустить ни единого отклика на то, что делал. Казалось, что невозможно дальше  быть терпеливым, невозможно длить это напряжение и предвкушение для них обоих, но Дориан не спешил и с каким-то острым удовольствием затягивал и затягивал эту своеобразную пытку для них обоих. Он мягко, изучающе гладил живот и пах любовника, потом поблескивающими от масла пальцами прошелся по члену, обхватил его.
- Посмотри на меня, amatus, - Дориан говорил негромко, но не шептал, как будто голосом хотел еще крепче привязать любовника. - У тебя кожа пахнет лесными травами. А, может, травяной брагой... И от желания этот запах становится сильнее, я его чувствую, он почти перебивает амарант, - склонившись к животу Йена, он втянул носом воздух и вскинул глаза. - Хочу, чтобы он стал еще сильнее. Хочу. Тебя. Чувствовать, - он развел любовнику бедра и стал поглаживать их внутреннюю сторону, а потом вдруг оказался между раздвинутых коленей Йена и, опираясь на локоть наклонился над ним. - Все чувствовать: как ты меня впустишь, как в первый раз вскрикнешь и зажмешься, как откроешься, как обнимешь меня ногами потом, - Дориан немного отстранился, подхватив эльфа под бедра и приподняв его над постелью. Пальцы теперь мягко поглаживали Йена между ягодицами, а потом осторожно, но настойчиво толкнулись внутрь.

Что-то нетерпеливое, голодное и дикое просыпалось внизу живота эльфа, прямо под рукой Дориана. Уже знакомое ему ощущение ноющей пустоты, требующей, чтобы ее заполнили. Такая же пустота, казалось, поселилась и в голове Йена - он с трудом смог сконцетрироваться на словах любовника и тут же застонал громче, едва расслышав их. Пойманный взглядом зеленых глаз, тянущийся за прикосновениями горячей ладони, он вздрагивал от того, что произносили губы тевинтерца, раскрывал рот, чтобы ответить, но не мог издать ни звука. Только хриплый вздох вырвался из груди, когда скользкие от масла пальцы сомкнулись на напряженном члене. Это было новое ощущение - немного похожее на ласку ртом, и все же новое. Головокружительно приятное.
Когда Дориан склонился к его животу, Лавеллан застыл, забывая даже дышать. Ладонь опустилась на затылок, пальцы запутались в темных волосах - как же ему не хотелось отпускать от себя любовника! Горячее дыхание обжигало кожу, горячие слова обжигали душу, и эльф разметался по постели, послушно разводя бедра под ласковыми прикосновениями.
Дориан вдруг оказался так близко, что Йен почувствовал его дыхание на своем лице. Потерявший голову от возбуждения, растерянный и совершенно пьяный от желания, он потянулся к губам любовника и разочарованно застонал, когда тот отстранился.
- Я хочу тебя... - больше походило на лихорадочное бормотание, чем на шепот - долийцу едва удавалось ворочать языком, но он все равно упрямо повторял: - Хочу, хочу, хочу! - шепот сорвался на тонкий крик, когда теплые пальцы проникли в его тело.
Теперь он понял, для чего нужно было масло.

На мгновение Дориану показалось, что этим отчаянным тонким криком он может захлебнуться и в то же время готов на что угодно, лишь бы услышать его снова. Порывисто подавшись ближе, он грубовато поцеловал Йена в губы и тут же отстранился, чтобы видеть все тело любовника, смотреть, как он слушается каждого движения, покорно открывается всему, что с ним сделают.
-  Tu es enim pulchra valde... - хрипло прошептал Дориан, не отдавая себе отчет, что говорит любовнику о его красоте на своем родном языке. - Tu mea...
Тело Йена трепетало в его руках, и в этом трепете совсем не осталось ни напряжения, ни страха - Дориан чувствовал возбуждение и предвкушение любовника, как собственные, от этого ощущения с каждым утекающим мгновением сильнее распалялся сам и едва не задыхался от общего для них двоих жара.
Масло тускло блеснуло в ладони, едва не пролилось. Дориан прошелся ладонью по своему паху, между ягодиц любовника, еще раз толкнулся пальцами внутрь, а потом развел Йену бедра еще шире, мягко потянул его к себе и плавным движением вошел в тонкое, показавшееся сейчас особенно хрупким тело.
- Тu mea! - он не узнал собственный голос. - Eritis mihi... - это было больше похоже на тихое рычание, чем на шепот.
Сжав Йену запястья, Дориан крепко прижал руки любовника к постели и двинулся в его теле, входя глубже. Отвести взгляд от лица Йена и сдержать короткие хриплые стоны, срывавшиеся с губ вместе с дыханием казалось одинаково невозможным.
Совместно с Йеном.

Дориан не отпускал взгляд Йена ни на секунду, и в этом была не только нежность, не только попытка успокоить или дать понять долийцу, что он по-прежнему может целиком доверять ему - в этом становилось все больше острого наслаждения своей властью и чужой принадлежностью.
Йен был его, каждым дюймом своего тела, до кончиков ногтей, а теперь и до самого нутра, и начинало казаться, что чем глубже войти, тем надежнее и крепче станет эта власть. А чтобы любовник ни на секунду не забыл ни о своей принадлежности, ни о связи между ними, его надо было отметить, так, чтобы отметки никто не смог ни стереть, ни просто игнорировать.
Дориан глухо и низко застонал, двинулся сильнее, вжимая эльфа в постель, потом еще раз и еще, ритм, поначалу мягкий, почти неспешный, понемногу стал ускоряться. Казалось, что гибкое, все еще напряженное тело постепенно сдается, раскрывается, и Дориан, хоть и не был груб, постепенно делался все более напорист.
- Amatus... - тихо и ласково выдохнул он, прижавшись вплотную и обводя ухо Йена языком, и тут же совсем неласковым поцелуем отметил его шею. - Amor meus...
Хотелось заставить Йена выгибаться под ним, кричать в голос, вот так же тонко, как в начале, только еще громче, и он не собирался отказывать себе в этих желаниях. По-прежнему не выпуская из рук запястья любовника и входя в него теперь длинными, сильными движениями, Дориан склонился над разгоряченным телом и принялся покрывать его попеременно то укусами, то поцелуями. Язык скользил по ключицам, груди, соскам, и то и дело казалось, что вот-вот не хватит дыхания.
Минуло еще несколько секунд, и все окончательно свелось до этой постели, освещенной десятком свечей, и того, что на ней происходило. Вконец затуманенный ум Дориана вдруг пронзила неожиданная, но странно приятная мысль: они оба сгорят тут, сегодня, этой ночью. И от мысли об этом он застонал в голос.

"Мой".
  На секунду Дориану показалось, что у него перед глазами взорвалось солнце, заливая жаром и окатывая расплавленным золотом. Он задохнулся очередным стоном, глухим, протяжным, хриплым, который почти сразу сорвался на рычание, ничем не похожее на звук, исторгнутый человеческим горлом.
  "Мой".
  Сколько лет на него вот так никто не предъявлял права? Сколько никто не решался на это короткое слово, то ли цепи налагавшее, то ли согревавшее изнутри? Сколько ему не отдавались не только телом, но и всем существом?
  "Мой".
- Мой Йен! - вскрикнул Дориан, заставив себя перейти на общий, чтобы любовник его понимал. - Мой... любовь моя... - задохнувшись и воздухом, и собственными словами, он вжался в Йена всем телом, склонился к его открытой шее, скользнул по ней языком, а потом впился зубами туда, где под челюстью в отчаянном рваном ритме билась тонкая голубоватая жилка. - Amor meus!..
  Желание вплавить любовника в себя, сделать своим до последнего дюйма, не выпустить из рук ни на секунду крепко сплелось с жаждой едва ли не разъять тонкое и гибкое тело на части, выгнуть под собой лучной дугой. Дориан хрипло зарычал сквозь зубы, встретил взгляд ярко разгоревшихся эльфийских глаз и негромко, чуть шало рассмеялся.
- Проси еще, amatus, - выдохнул он в лицо Йену. - Проси меня... Пожалуйста...
  Выпустив запястья Йена, он подался ближе и грубовато поцеловал повлажневшие блестящие губы, отчего-то показавшиеся чуть солоноватыми на вкус. Теперь Дориан крепко сжимал светлые волосы в кулаке, так, чтобы не давать эльфу отвернуться, и жадно всматривался Йену в глаза, желая уловить момент, когда ему заволочет взгляд хмельным туманом.