С заднего двора все еще несло паленой тухлятиной. Однажды, по молодости лет, он уже совершил ошибку и решил, что отстрелить зомби к хренам голову достаточно для того, чтобы они упокоились. Заплатить за нее пришлось парой новых шрамов и очередным погибшим напарником. Последним на памяти Оливера - схоронив пятерых, он зарекся связываться с людишками, которые на удивление быстро и легко дохли. Теперь под рукой он всегда держал бензин - тот входил в список запасов первой необходимости наравне с сигаретами, текиллой, патронами и какими-никакими продуктами. Что еще нужно герою-одиночке? Конкретно этому нужно было, чтобы его оставили в покое, но с этим почему-то категорически не складывалось.
Он беспробудно пил вот уже третий день подряд - с тех самых пор, как ему пришлось застрелить своего пса. Тарьен был тертым калачом, таким же закаленным ветераном, как его хозяин, и все же оставался всего лишь глупой псиной. Глупая псина нахваталась трупного яда и на следующий день начала подозрительно зеленеть. Убить его было равносильно тому, что ногу себе отрезать, но Кусланд спустил курок недрогнувшей рукой. Закон выживания. Точка.
Сквозь хмельной туман, окутавший его голову, далеко не сразу пробился шум, который кто-то издавал на пороге его дома. Дома! Старый сарай, единственным достоинством которого было то, что он находился посреди пустыни, и это создавало хороший обзор. Всякую подбиравшуюся к нему нечисть стрелок видел теперь издалека, а в редкие часы сна надеялся на сигнальные ловушки, расставленные вокруг хибары.
Кто бы сейчас ни колотил в его дверь, эти самые ловушки он обошел без труда - впрочем, для этого было достаточно обладать и весьма посредственным IQ, похвастать которым сгнившие мертвяки никак не могли. С трудом разлепив глаза и обнаружив себя спящим одной ногой на продавленном диване, а всем остальным телом - на полу, Кусланд поднялся на ноги и сдавленно выругался сквозь зубы. Хотелось отлить, блевануть, а потом завалиться спать дальше. Вместо этого он подхватил со стола дробовик и направился к двери. Единственной его амуницией - не считая застиранных и обвисших трусов неопределенного цвета - был перекинутый через плечо патронташ и ковбойские сапоги. Совсем новые, они все еще скрипели при каждом шаге, чем немало раздражали похмельного героя.
Дверь приоткрылась, сначала в ней показался опухший красный глаз, а после - и дуло дробовика, смотревшее незванному гостю точно в голову.
- Обычно я сначала стреляю, потом спрашиваю, но у тебя больно уж сиськи хороши, - чтобы определить это, ему хватило и крошечного зазора между дверью и косяком.
Оливер говорил с характерным южным акцентом, растягивая гласные и глотая целые слоги. Он родился в Джорджии, в семье зажиточного плантатора, и, наверное, пошел бы по стопам отцам, всю жизнь выращивая кукурузу и радуясь хорошему приплоду у скота. Но, как говорится, человек предполагает, а Бог хохочет, надрывая свою старую задницу. Одиннадцать лет назад вся семья Кусланда погибла, и когда он с пеной у рта доказывал властям, что это дело рук зомби, ему советовали обратиться в психиатрическую лечебницу. Сказки, - сказали они.
Сказки, мать вашу.
С этими сказками он имел дело все последующие годы, убивая всевозможную нечисть с тем остервенением и яростью, на которые способен только человек, которому больше нечего терять. А пять лет назад ушел на покой, когда понял, что зомби в этом прогнившем насквозь мире становится куда больше, чем он способен убить. Покой вышел относительным - почти четыре года Мексика оставалась сравнительно спокойным местом (должно быть, местная вода убивала даже оживших мертвецов). Но в последнее время все изменилось, и ему то и дело приходилось отбивать набеги жаждущих человеческой плоти тварей, обороняя свое последнее пристанище. В том, что оно станет последним, Оливер не сомневался и только надеялся, что у него не закончится пойло и табак до того времени, как дни его будут сочтены.
- Касс? - недоверчиво спросил он, присмотревшись к неожиданной гостье, и дверь приоткрылась еще немного. Кассандру Пентагаст он смутно помнил по прошлым делам - она убивала мертвецов как взбешенная самка, и трахалась, к слову, так же - это он тоже не забыл. - Какого дьявола ты здесь делаешь? Срать я хотел на ваш...
Оборвав себя на полуслове, он всмотрелся до рези под веками в далекий горизонт - блеклое однообразие пустыни было нарушено какими-то черными точками. Схватив с крючка на двери бинокль, он поднес его к глазам и снова выругался.
- Срань господня, Касс, ты притащила их с собой на хвосте! [AVA]http://storage6.static.itmages.ru/i/16/0301/h_1456857386_5851305_cbd9e6c4d4.png[/AVA]

Наблюдая за тем, как Кассандра достает оружие из багажника, Кусланд мрачнел все больше. Арсенал был отличный, тут спорить не приходилось, но кое-что за последние одиннадцать лет он успел усвоить: если где-то появляется много пушек, значит, скоро появится много тех, по чьи души эти пушки припасены. Его снова против его воли втягивали во все это дерьмо, и счастья Оливеру это нисколько не прибавляло.
- Катана, - угрюмо повторил он и зло сплюнул на песок. Слюна была желтой и вязкой от выпитого и выкуренного, а во рту как будто сдох зловредный опоссум, но он все равно раскурил новую сигарету. Мертвецы все еще были всего лишь точками на горизонте и двигались медленно, а значит, какой-то запас времени у них есть. Хотя бы на то, чтобы покурить и поругаться. - Пока ты здесь не появилась, мне и не требовалось ни огнеметов, ни гранат!
Это, конечно, было ложью - даже в этой глуши Кусланду время от времени приходилось отбивать набеги. Но обзаводиться таким внушительным арсеналом он и в самом деле не стал. Оружие, считал он, должно быть по руке, частью ее, продолжением. Что само по себе невозможно, когда ты меняешь пушки чаще, чем носки.
Носки он, впрочем, тоже менял нечасто.
- Ладно, что уж теперь, - он снова сплюнул и проверил, заряжен ли дробовик. - Вот что - ты снимай тех, кого сможешь достать, из своей крошки, а я отстрелю головы тем, кто подойдет ближе.
Странно было вновь отдавать приказы, как когда-то давно, когда он невольно оказывался старшим в каждой группе охотников - случайно или намеренно собранной. Странно вообще было говорить и слышать в ответ человеческий голос, а не поддакивающее тявканье. С Сандрой было легко и просто, она не закатывала глазки и не заламывала ручки, как многие бабы, четко выполняла то, что от нее требуется, и вполне могла дать по роже, если что-то ее не устраивало. Подобный стиль общения был Кусланду понятен и привычен, хотя он и не возвращался к нему с тех пор, как Вулфф...
Нет, об этом лучше не думать. Вулфф был славным мальчишкой, пусть даже и двинутым на всю голову. Оливер до сих пор не знал, что произошло с тем, кто был для него куда больше, чем просто товарищем по оружию. Может, он просто сбежал, рассудив, что хватит с него охоты за тухлятиной. Может, и сам бродит где-то сейчас, разлагаясь и пожирая мозги зазевавшихся обывателей. А может, ему просто надоело трахаться со стареющим мужиком с пожелтевшими от курева зубами и больной печенью.
Кусланд бы поставил на последнее.
Сигарета сгорела до фильтра, обожгла пальцы, и он отбросил ее на песок - к сотням ее погибших сестер.
- Будет так: я помогу тебе разделаться с этим уродами, ты расскажешь мне, зачем явилась, а потом я скажу тебе "нет" и добавлю "уебывай из моего дома". И ты уйдешь, - оценивающий взгляд скользнул по подтянутому телу Кассандры, и Оливер осклабился. - Ну или можешь задержаться  еще на полчаса.[AVA]http://storage6.static.itmages.ru/i/16/0301/h_1456857386_5851305_cbd9e6c4d4.png[/AVA]

Краткая, но содержательная речь Кассандры особых эмоций у Кусланда не вызвала, но спорить с ней он не спешил. Хотя бы потому, что в одном она точно была права - сначала стоило разобраться с непрошенными гостями. Теми, что подальше. Той, что поближе, он займется потом.
В том, что Касс отлично управляется с винтовкой, он не сомневался, но все равно то и дело поглядывал на нее и на результаты ее стрельбы - некоторые привычки неискоренимы. Повода придраться к неожиданной напарнице так и не возникло, и Оливер только цыкнул зубом недовольно и вернулся к своему занятию: его заряженный картечью дробовик превращал головы подобравшихся ближе зомби в лопнувшие арбузы.
Когда-то это занятие не то, чтобы доставляло ему удовольствие, но вызывало азарт, заставляло стряхивать с себя пыль и хоть ненадолго помогало избавиться от ощущения усталости и стремительно приближающейся старости. Сейчас, когда счет убитой нечисти давно уже был потерян, это превратилось в обыденность, скучную необходимость, и радости не вызывало даже то, что он в который раз спас собственную задницу. Инстинкты требовали бороться за жизнь, которая, признаться, давно уже ему опротивела.
- Мне, конечно, лестно, что ты такого высокого мнения о моих способностях, Касс, - заговорил он, когда ожившие мертвецы, наконец, закончились, и устало опустился на пустую канистру, закуривая. От канистры ощутимо разило парами бензина, и курить, сидя на ней, мог только такой самоубийца, как Кусланд. - Но посмотри на ситуацию объективно - мы ни хрена не можем изменить. Ни ты, ни я, ни целый взвод таких, как ты и я. Мы убиваем два десятка, а на следующий день их прибывает две сотни. Это чума двадцать первого века, и она поглотит весь мир, как и обещал нам когда-то полубезумный пророк. Не знаю, как ты, а я собираюсь наблюдать конец света из партера, попивая текиллу и прокуривая свои легкие до эмфиземы. Интересно ведь, что прикончит меня быстрее, верно? - последняя глубокая затяжка, и он отбросил смятый окурок на песок, поднимаясь. - Что до колдунов, то ты, кажется, забыла о том, что последние пять лет я жил в изоляции. Если я и знал кого раньше, они либо мертвы, либо прячутся, либо еще что похуже. Так что если ты хочешь спасать мир с катаной наперевес - валяй. А я слишком стар для этого дерьма, - договорив, он направился к двери и остановился уже на пороге, оборачиваясь к Кассандре с кривой ухмылкой. - Чего ждешь? Пойдем, раз уж ты здесь.

Она была ровно такой, какой он ее запомнил - ненасытной, почти по-мужски грубой и очень громкой. Может, не такой громкой, как Вулфф, но... Нет, снова дурные мысли. Образ жизни последних лет не лучшим образом сказывался на возможностях Кусланда, и совсем скоро он выдохся, с трудом переводя дыхание и различая лишь красные круги перед глазами. Решив, что настало время для маневра, он перекатился на спину, усадив партнершу на себя, и по-хозяйски шлепнул ее по бедру, поощряя двигаться активнее. Старый, проваленный диван натужно скрипел от каждого движения, а Оливер удивлялся, что те же звуки не издает его собственное тело - больно уж горяча была Сандра, точно убийство зомби возбудило ее лучше любых прелюдий. Настойчивого стука в дверь, от которого последняя, казалось, вот-вот слетит с петель, он даже не слышал.[AVA]http://storage6.static.itmages.ru/i/16/0301/h_1456857386_5851305_cbd9e6c4d4.png[/AVA]

   Не отводивший взгляд от синих глаз Нила Кусланд не видел, как Кассандра собирает свои вещи и одевается, но догадывался о происходящем по шорохам. Удивительная все-таки женщина - ни глупых вопросов, ни споров, ни возражений. Он знал, что Сандра ушла вовсе не из страха - просто мужчинам надо обсудить некоторые важные вопросы, что уж тут непонятного?
   Дуло дробовика уткнулось в ребра,  но Оливер и бровью не повел. Инстинкты самосохранения барахлили у него уже давно - пожалуй, даже чаще, чем раздолбанный грузовик на заднем дворе хибары. С каждым годом - с тех пор, как погибла его семья - ему все сложнее стало находить причины для того, чтобы продолжать жить. И не просто существовать - бороться за выживание, раз за разом выгрызая победу у противника, который для многих до сих пор оставался всего лишь кошмаром, страшилкой с экрана.
   Небольшое оживление в это прозябание внес Вулфф - в юноше было столько жизни, что рядом с ним и сам Кусланд переставал казаться себе старой развалиной, существующей лишь по инерции. Несостоявшийся юрист обладал удивительным спектром эмоций, который демонстрировал одному только Кусланду, и тот упивался ими, как какой-нибудь упырь - кровью. Они ссорились, трахались, смеялись, пили и снова ссорились. Они могли завести друг друга с пол-оборота - как в сексе, так и в ругани. Они отмечали друг друга звериными метками принадлежности и дрались до крови в приступах ярости. Кусланд смеялся над своим "Волчонком", над его ревностью и привязанностью, и... не желал отпускать его от себя вот уже несколько лет подряд.
   А потом Нил отправился за водой и не вернулся. По правде Оливер предпочел бы найти однажды истерзанный мертвецами труп напарника, чем убедиться в том, что тот ушел по доброй воле. Слишком болезненный удар по самолюбию, слишком неприглядная правда. И сейчас эта правда смотрела на него злыми синими глазами, а Кусланд так и не знал, чего ему хочется больше - то ли ударить, то ли поцеловать загулявшего ублюдка.
   Почему ушел? Зачем вернулся?
   - За мно-о-ой? - насмешливо протянул он, казалось, полностью игнорируя и уткнувшийся в него ствол дробовика, и опасно подрагивающую руку юноши. - Разочарован, надо полагать, что я не сдох здесь без тебя? - вместо насмешливой улыбки получился оскал - кривой и болезненный. - На месте бы меня - что? - тихо и вкрадчиво переспросил Оливер, а затем крепко ухватился за ствол дробовика. На руке вздулись мышцы, на лбу - жилы, это злость придавала ему сил. Но вместо того, чтобы отвести от себя оружие, он поднял его выше, пока дуло не уткнулось ему прямо под подбородок. - Да у тебя же кишка тонка, - процедил он презрительно, с насмешкой глядя на любовника. - Давай же, - и повторил уже громче и требовательнее: - Давай![AVA]http://storage4.static.itmages.ru/i/16/0301/h_1456857791_7552958_942a0da14c.jpg[/AVA]

Надо быть Кусландом, чтобы не попытаться хоть как-то погасить начинающуюся свару. Надо быть Кусландом, чтобы вот так ухмыляться, стоя под дулом заряженного дробовика. И, наконец, совершенно точно надо быть Кусландом, чтобы так любовно приладить это дуло прямо себе под подбородок.
  Нила всегда завораживали догонялки со смертью, в которые играл Оливер, и еще больше - самозабвенная увлеченность, с которой он это делал. Это было лучше рулетки, лучше гонок по серпантину, лучше любой опасной затеи, которую только можно было вообразить, и всякий раз Вулфф с готовностью втягивался в очередную самоубийственную авантюру и с наслаждением следовал за напарником. Временами он удерживал Кусланда от последнего смертельного шага, временами - наоборот, как будто так и подталкивал к нему, и балансировать вот так, вдвоем, кажется, было едва ли не увлекательнее, чем вести бесконечную охоту.
  Вот только сейчас Нилу балансировать совсем не хотелось, а хотелось только одного: послушаться Кусланда, спустить курок, а потом стоять и смотреть, как закрываются полные злобной насмешки синие глаза. И было только две причины этого не сделать: во-первых, как потом объясняться с Сандрой, да и вдруг она расстроится, особенно при том, что только что было на продавленном диване, а, во-вторых... во-вторых, что он будет делать, когда грохнет выстрел, и мертвое тело сползет на пол? Вернее, так: какой смысл останется делать хоть что-то?
  Нил подался навстречу, глубоко вдохнул знакомый запах, от которого дохли и люди, и москиты послабее, а потом изловчился и намертво вцепился свободной рукой Кусланду в горло, прямо под стволом дробовика.
- На месте бы тебя - все, что мне захочется, - откликнулся он с прямо-таки сладострастной дрожью в голосе и оскалился хуже голодного койота: - Очень уж соскучился, - и, даже не пытаясь убрать дробовик, напрочь забыв о том, что они не одни, Нил вплотную прижался к Оливеру и проговорил вполголоса: - Разочарован. Очень разочарован. Не тем, что не сдох - тем, что встречаешь так скучно, - и усмехнулся, щурясь и глядя Кусланду в лицо с веселой злостью.
  Наверное, это очень плохая идея провоцировать обозленного охотника, который держит твой дробовик гораздо крепче, чем ты и явно не пришел в восторг от твоего триумфального возвращения, но Нил и в самом деле очень соскучился, так соскучился, что дыхание перехватывало.

Нил основательно отвык от ощущения, которое обычно называют забавным словосочетанием "сердце замирает", а вот сейчас, глядя в глаза наступавшему на него Кусланду и чувствуя, как прямо-таки ходуном ходит в руках оружие, которое следовало бы держать гораздо крепче, он хорошо вспомнил, каково это. И правда казалось, что сердце сбоит, что дыхания не хватает, а все тело пробирает странной слабостью, которую язык не повернется назвать неприятной.
- Мне всегда казалось, что ты плохо эту специальность освоил, - Нил попытался усмехнуться пренебрежительно, но вышло лихорадочно и диковато. Отступив еще на шаг, он уперся в подоконник и болезненно ударился о косяк. Ощерился, злясь на себя за непонятно откуда взявшуюся слабость и вернул Кусланду недавнюю подначку: - Да у тебя же кишка тонка! - уже выговаривая эти слова, он знал, что это такое же вранье, как и слова про его собственную неспособность пристрелить Оливера: каждый из них в подходящем настроении вполне способен прикончить другого и в каком-то смысле это еще одна причина не расходиться.
  От густого, чуть кисловатого запаха любовника, от близости, такой знакомой и так подзабытой за последние месяцы, вело голову, да и на реакциях это все сказывалось хуже некуда, так что когда Кусланд рванул дробовик у него из рук, Вулфф только неловко дернулся и выпустил оружие. Оглушительно грохнувший выстрел заставил вздрогнуть всем телом. Нил бессвязно рыкнул, рванулся в сторону сильно и на редкость бестолково - и замер, слушаясь руки любовника и запрокидывая голову. Желание поддаться и подчиниться смешалось с желанием оттолкнуть Кусланда и врезать так, чтобы дух выбить, и от этой смеси даже в глазах потемнело. Нил протестующе застонал, уперся руками ему в плечи, как будто и в самом деле хотел вывернуться и разом все прекратить.
- Да не пошел бы ты!.. - прошипел он, выкрутившись на секунду и глотнув ртом воздуха. А потом заглянул Кусланду в глаза - рванул его к себе так яростно, как будто это Оливер пытался отстраниться.
  Злости не убавилось, даже наоборот, вот только исчезло желание вырываться, захотелось утолить эту злость как-нибудь иначе. Вернее, чтобы ее утолили, накормили досыта. С невнятным рычанием Нил укусил любовника в губы, совсем по-звериному показав зубы, и завозился подрагивающими пальцами с пряжкой ремня на джинсах.
- Ну давай же... Давай быстро!.. - он так обычно приговаривал, когда был пьян в дым, но сейчас ему и выпивки было не надо, чтобы совсем перестать соображать здраво.

Ни о чем сейчас Нил не помнил и знать не хотел - ни о том, что они не одни в доме, ни о том, что не годится сводить к сексу такие разговоры, ни тем более о том, что еще пару минут назад готов был спустить курок. А знал он только одно: Кусланд ему нужен сильнее, чем вода в пустыне, от возбуждения почти мутит и голова идет кругом, и нужно, прямо-таки необходимо получить все прямо сейчас, а если нет - он точно кого-нибудь прикончит.
- Да с хрена ли мне меняться? - лихорадочно усмехнулся Нил, распустил, наконец, ремень, снова потянулся ближе и только беззвучно ахнул, когда его, по-хозяйски развернув, уложили на подоконник.
  Странное дело: никому нельзя так с ним обращаться, а Кусланду почему-то можно все, что пожелает, и Нил терпит, сколько бы ни возмущался вслух и не вскидывался. Вот и сейчас стерпел, только крепче вцепился в подоконник руками, чуть ли не по локоть обмотанными браслетами гри-гри.
- Ну да, - Нил выдохнул сухой, судорожный смешок. - Нельзя же... заставлять ждать, - от прикосновения по телу пошла пробирающая дрожь, и он сбился и смолк, сцепив зубы и тяжело, прерывисто дыша.
  То, что Оливер с ним делал, было не очень похоже на ласку, но Нил никогда не хотел и не ждал от него ничего другого. Вот и сейчас тоже подался навстречу жестким рукам, нетерпеливо потираясь о ладони. За несколько месяцев врозь он не забыл любовника, но отвыкнуть от его прикосновений успел и сейчас жадно вспоминал, с каждой секундой острее чувствуя, как же успел без него известись. И горячее дыхание, обжигавшее ухо, и короткая, острая боль, прострелившая грудь, в ответ на грубое прикосновение - все это сейчас как будто искупало проведенные в одиночестве дни.
  Когда на горле сжалась ладонь Оливера, Нила даже тряхнуло слегка от возбуждения, как от несильного электрического разряда. В ощущении принадлежности любовнику захотелось раствориться целиком и еще больше ощутить его власть над собой и то, чем может обернуться попытка освободиться. И сразу вслед за этим в который уже раз вспыхнуло желание проверить своего то ли хозяина, то ли зверя на прочность. Нил напрягся всем телом, тихо зарычал и уже хотел рвануться из рук Кусланда, когда над ухом опять зазвучал его насмешливый голос.
- Да? - Нил тоже пытался отзываться с насмешкой, но хриплый, срывающийся голос выдавал его с потрохами. - Покажи... сильно ли и... - договорить не вышло: он захлебнулся собственными словами, почувствовав руку любовника. Нетерпеливо двинул бедрами, а потом застонал в голос, не стесняясь, и, насколько позволяла сжимавшая горло ладонь, подался навстречу, так, чтобы насадиться на проникшие внутрь пальцы. - Ну!.. Бери! - на выдохе рыкнул Нил, снова подаваясь назад, цепляясь руками за подоконник и обдирая о занозистые доски пальцы.