Когда принц шагнул ближе, Ниалл подобрался и замер: нетерпение и звеневшее во всем теле возбуждение так и подхлестывали потянуться навстречу, податься ближе, все больше слабеющий голос разума требовал отстраниться. Желание выпить и затуманить себе разум хмелем так и осталось желанием: отвести взгляд от глаз Кусланда, в которых так и блуждала смутная, неопределенная улыбка никак не получалось.
- Судя по тому, что вы предлагали мне в горах, и в самом деле не с первого, - Ниалл надеялся, что голос звучит не менее насмешливо, чем у собеседника, и в то же время отчетливо слышал глуховатые ноты и легкую дрожь. Он медленно перевел дух, отмечая каким тяжелым стало дыхание, и слабо усмехнулся: - В глазах общества я вообще хорош, очень. Куда лучше, чем на самом деле, - он тихо хмыкнул, глядя теперь на Кусланда из-под полуопущенных ресниц.
  Почему они все еще разговаривают? И сколько этот разговор должен продолжаться, прежде чем принцу захочется чего-то еще? А, может быть, для того, чтобы дошло до "чего-то еще", сперва он, Ниалл, должен сделать какой-то шаг или подать знак, и его просто ждут? Играть, не зная правил, все равно что раскаленными углями жонглировать.
  Идти вслепую, не будучи вполне уверенным ни в одном своем движении, оказалось непросто, особенно при том, что "партнеру по игре", казалось, доставляло больше удовольствия наблюдать за его растерянностью, чем просто вести его за собой. Ниалл резко выдохнул сквозь зубы, даже не пытаясь скрыть нетерпение.
- Тем лучше, - отрывисто откликнулся он и, уже не сдерживаясь, потянулся к Кусланду за поцелуем, едва тот подался ближе.
  Когда принц отстранился, Ниалл едва сдержал досадливый стон. Неотрывно наблюдая за тем, как Кусланд снова увеличивает расстояние, он сделал шаг следом за ним, потом еще один, еще. Остановился перед кроватью, скрестив руки на груди и медленно скользя взглядом по телу вытянувшегося во весь рост принца, хотел было откликнуться на вопрос, но слова так и замерли на языке, когда прозвучал односложный приказ.
  Тело прошило острым возбуждением, вспыхнуло мгновенное, короткое желание подчиниться, но почти сразу вслед за этим пришла ярость, до того сильная, что на секунду у него сбилось дыхание. Да как он смеет, кем бы он ни был?! Или попасть к кому-то в спальню - равносильно тому, чтобы получить разрешение на подобное?! Кровь бросилась Ниаллу в лицо, глаза вспыхнули ярче единственного свет-камня, слабо освещавшего комнату. Одним движением метнувшись к кровати, он навалился сверху на своего гостя, схватил его за грудки и от души тряхнул.
- Я тебе не шлюха! - свистящий полушепот был мало похож на его обычный голос. - Не смей мне так приказывать! - и, несильно размахнувшись, он попытался ударить Кусланда кулаком в скулу.

Слова. От слов пробирало лихорадочным жаром едва ли не так же сильно, как от прикосновений: никто и никогда с ним так не говорил, никто ничего подобного не смел ему обещать и уж точно никто не осмелился бы попытаться таким образом заполучить его. А сейчас у Ниалла кровь кипела от равносильных желаний - послушаться и отчаянно сопротивляться.
- Смотри не отравись, - он беззвучно рассмеялся в ответ на слова Кусланда, хотел что-то прибавить, но потерял дар речи, когда тот медленным, весьма откровенным движением сильнее вжал его в постель. Тяжело переведя дух, он судорожно сглотнул, а потом все-таки выдохнул, с кривой, шалой усмешкой: - И не обожгись.
Новое тягучее неторопливое движение пригвоздило его к кровати, и Ниалл невольно развел бедра еще шире. Запрокинув голову, он громко, мучительно застонал, и стон глухо отдался в углах просторной комнаты.
- Возьми, - он усмехнулся, задыхаясь. Угроза в голосе Кусланда и без того достаточно ясно говорила, что игры подходят к концу, но Ниалла как будто какой-то демон подхлестывал распалять, провоцировать и сопротивляться.
Когда чужая рука стиснула волосы, кожу головы словно тысяча игла пронзила. Ниалл зашипел от боли, даже не сразу заметив, что руки теперь свободны, и тут же смолк, как только рот зажали поцелуем. Это очень напоминало то, что полчаса назад было между ними в людской, и поступил он так же, как тогда: впился зубами в губы Кусланда, норовя снова попробовать его кровь на вкус. Немного подрагивающая рука сперва легла на затылок принца, а потом сжала короткие русые волосы, будто Ниалл боялся, что на этом все снова остановится, и его насмешливый гость опять заведет мучительную игру.
Прикосновение, обжегшее до предела напряженную плоть, заставило нетерпеливо податься навстречу, а потом и толкнуться в руку любовника. Движение были резкими, жесткими, казалось, что его не ласкают, а едва ли не наказывают, и это распаляло сильнее любой нежности. Откликаясь, Ниалл подался ближе, сильно выгнулся и снова застонал, болезненно, мучительно, громче прежнего. Хотелось большего, всего и прямо сейчас. Глядя Кусланду в глаза, он мертвой хваткой вцепился ему в плечо, потянулся ближе.
- Ну! - требовательно рыкнул он. - Ну! Чего ждешь?! - поведение любовника странным образом прибавляло грубости ему самому, и сдерживаться он не собирался.

Мир сузился для Ниалла сейчас до этой постели, на которой он творил такое, за что по мнению большинства своих знакомых и соседей, был бы достоин позора до конца жизни. Если кто-то узнает, скандал будет таким, что этого хватит, чтобы на многие годы вперед замарать славное имя Вулффов. Понимание этого ярко вспыхнуло в мозгу и в ту же секунду рука любовника сжалась у него на горле. Встретившись с Кусландом глазами, Ниалл попытался разгадать, что скрывается за непроницаемым выражением его лица, не сумел и похолодел на мгновение: во власти принца сейчас было бы хоть рассмеяться, заявив, что все это была шутка, хоть отвесить ему оплеуху, а потом уйти - и не молчать о пристрастиях и поведении наследника Западных Холмов. Ниалл облизнул пересохшие губы и вдруг широко улыбнулся: напряжение отпустило, он понял, как быть, если Кусланд сейчас оторвется от него и шагнет к двери - он попросту не выпустит его из этой комнаты живым. И придумает потом, как разобраться с последствиями. Улыбка стала призывной и почти счастливой, и Ниалл выдохнул едва ли не с облегчением, почувствовав, что отстраняться любовник совсем не собирается: не будет никакой крови, им на сегодня хватит постели.
Когда его вжали в постель животом, Ниалл замер на мгновение - тело так и била дрожь - подался было навстречу, но тут же недовольно дернулся, почувствовав, как по-хозяйски его прихватили за волосы: неудобно, душно, он так не привык. От прикосновения пальцев по телу сперва прокатилась приятная волна, он двинул бедрами, подаваясь, но недолгой ласки не хватило, чтобы обойтись без боли. Ниалл коротко вскрикнул, рефлекторно зажимаясь, напрягся и снова дернулся, теперь сильнее. Тело так и звенело - от возбуждения, от непривычных ощущений, от боли, прошивавшей его пока мелкими, тонкими иглами.

Ниалл только резко выдохнул, когда любовник сильнее прижал его к постели, и замер, не попытался рвануться сильнее. Непривычная боль не отступала, но прикосновение губ к макушке показалось сейчас почти ласковым, отвлекло, и он вздохнул свободнее и глубже.
- Да... - тихо выдохнул он в подушку, а потом, чуть приподнявшись, повторил громче: - Да! - не то принимал то, что будет дальше, не то и вовсе требовал продолжения.
В ответ на новое прикосновение пальцев он сперва едва заметно вздрогнул, а потом подался навстречу, открываясь и сильно выгибаясь. Первый, полуживотный страх прошел - хватило и того немногого, чем любовник заменил ласку - и теперь снова хотелось только одного - продолжения. Хотелось получить свое, несмотря на боль, на любую грубость или резкость, его неуемную жажду сейчас, наверное, даже кинжал у горла не успокоил бы.
Он расслабился на секунду, и уже в следующий момент боль стала сильнее, тело напряглось, и Ниалл откликнулся на вторжение стоном, сперва совсем слабым, а потом болезненным и громким. Перехватило дух, боль смешалась с внутренним жаром и на некоторое время он потерялся в новых ощущениях, коротко вздрагивая, слабо подаваясь навстречу и на каждое движение отзываясь то новым стоном, то тихим вскриком.
Невозможно, недопустимо, непозволительно. Эти слова один за другим всплывали у Ниалла в уме, как навязчивая молитва в часовне, но заставляли не смущаться, а только распаляться все сильнее и сильнее. Он, полуодетый, в спальне родительского дома, позволил иметь себя мужчине, это происходит прямо над отцовской спальней, отец непременно услышал бы, если бы был в замке - он будто видел все это со стороны и даже закрыл глаза, представляя как можно ярче. А потом вообразил почтенного эрла Галлахера на пороге своей спальни и вдруг зашелся смехом, громким, хриплым, полубезумным. И стал подаваться навстречу все более жестким движениям, мешая удовольствие с болью, послушался бессловесного приказа и прогнулся как можно глубже под рукой любовника.
- Сильнее! - зло крикнул Ниалл и, полуобернувшись через плечо, сверкнул глазами. - Сильнее! Еще! - таким голосом он обычно приказывал солдатам и то, что его любовник - совсем не тот, кому можно приказать, совсем сейчас не останавливало.
Ощущение чужой власти и готовности ей подчиниться, чужого тела, способного сейчас, казалось, сломать, раздавить, не парализовывало, не ослабляло, а почему-то только подхлестывало проверять и себя, и любовника на прочность, нагло требовать большего. Запрокинув голову, Ниалл закричал, громко, так, будто нисколько не заботился о том, кто его может услышать.

Отредактировано Ниалл Вулфф (09-01-2016 04:48)

Перед затуманившимся, вконец помутившимся взглядом все плыло, и встретиться с любовником глазами не получилось: Ниалл скорее почувствовал, чем увидел, что тот смотрит ему в лицо, а уже в следующую секунду едва не задохнулся, когда сильная рука ткнула его носом в подушку. Он слабо дернулся, инстинктивно сопротивляясь, а в следующую секунду тело прошила такая острая боль, как будто в него нож всадили. Ниалл сдавленно закричал, уткнувшись лбом в подушку и сминая пальцами ее края, судорожно попытался вздохнуть поглубже и почувствовал, как его колотит мелкой дрожью.
  Наверное, надо было бы сейчас запросить пощады, унять сумасшедшую похоть, которая взяла его в оборот хуже любого демона, но остановиться было уже невозможно. Он уже сам не вполне понимал, за чем гонится - за удовольствием или за болью, и окончательно потерял способность слушаться хоть чего-то, кроме сумасшедшего одержимого желания. Ни ласка, ни даже передышки были сейчас не нужны.
  Впрочем, передышки ему, похоже, и не полагались: любовник вошел в его тело так глубоко и грубо, словно на части хотел разъять. Ниалл застонал от боли, но когда ему неудобно вывернули голову набок, сам потянулся за поцелуем, оказавшимся больше похожим на наказание, чем на проявление нежности или даже поощрение, и слабо прикусил принцу губу.
  Дрожащий разом и от боли, и от возбуждения, совсем потерявший способность соображать, Ниалл не сразу понял, что Кусланду нужно, когда тот сперва отстранился, а потом настойчиво потянул его за бедра вверх. Не хотелось подчиняться, казалось, что звенящее от напряжения, истерзанное ласками, больше похожими на истязание, тело просто не сможет послушаться, но и противоречить любовнику было невозможно. Ниалл поднялся на колени, замер, остро чувствуя себя сейчас беззащитным и бесстыдно открытым, затаил дыхание в ожидании того, что будет дальше. Едва почувствовав прикосновение, на этот раз бережное, мучительно ласковое, он со всхлипом втянул в себя воздух и глубоко прогнулся в пояснице, словно предлагаясь, требуя продолжения.
- Ну! - тихий рык сорвался на беззвучный шепот. - Ну же... - он не хотел нежности, не хотел, чтобы любовник вздумал сейчас показать ему, что способен и на мягкость тоже, и готов был умолять продолжать так, как начали.
  Умолять не пришлось: от нового вторжения потемнело в глазах и на секунду показалось, что внутри что-то надорвалось. Ниалл замер в руках любовника, предоставив ему терзать свое тело и судорожно хватая ртом воздух, а потом закричал в полный голос, как кричат не в постели, а под пыткой.
  Он уткнулся повлажневшим лбом в подушку, руки беспорядочно перебирали и комкали покрывало, каждое новое движение выбивало то стон, то короткий болезненный вскрик, и сквозь все это постепенно пробивалось острое удовольствие, будто перерождавшееся из боли. Ниалл двинул бедрами навстречу любовнику, потом еще раз и еще, ловя ритм. Потом запрокинул голову, откидывая волосы, и через плечо обернулся к Кусланду.
  Оказывается, смотреть на того, кто тебя имеет, ловить его взгляд, видеть все это - удовольствие лишь немногим меньшее, чем сами ощущения.
- Ублюдок! - выдохнул он, не отводя взгляд. - Ну и ублюдок же ты! - получилось сладострастно, почти нежно, и Ниалл растянул губы в улыбке и в очередной раз выгнулся всем телом, всем своим видом показывая, каково ему от происходящего.

Судя по довольной кривой ухмылке и глухому стону, которым любовник ответил на его слова, эта фамильярность по отношению к августейшей особе тоже допускалась. По крайней мере, в постели. Ниалл улыбнулся шире, по-волчьи скалясь, и блаженно изогнулся под рукой Кусланда, будто благодарил за это почти нежное прикосновение и просил еще.
Боль отступила, притупилась, ее почти полностью заслонило собой удовольствие, и Ниаллу казалось, что он горит в нем, как в раскаленной лаве. От слабо тлевшего камина почти не шло тепла, но хватало и того жара, что жег изнутри,  с каждым движением любовника Ниалл отзывался все горячее, нетерпеливее. Вскрики мешались с хриплыми стонами, которые тем меньше походили на человеческие, чем более бешеным и рваным становился ритм, заданный любовником, который юноше теперь удалось поймать. В какой-то момент Ниалл отстраненно подумал, что принц так и не остановится и попросту разорвет его, но и эта мысль не показалась значительной рядом с мучительным удовольствием, которое сейчас застило весь мир.
- Хорошо! - тихо выдохнул Ниалл, сжав руку в кулак и кусая костяшки пальцев, а потом, когда горячая ладонь скользнула по заднице, снова обернулся и встретился со взглядом Кусланда. В его глазах, казавшихся сейчас совсем безумными, так и плясали синие искры, и Ниалл держался за этот огонь, не отворачивался, словно боясь иначе сорваться за край и полететь в Бездну.
Прикосновение к члену заставило захлебнуться очередным стоном и в предвкушении задержать дыхание: он не понимал и совсем не был уверен, удовольствие его сейчас ждет или новая боль. Грубые ласки ласки были на грани между одним и другим, и Ниаллу, пытавшемуся то толкнуться в ладонь любовника, то сильно податься назад,, казалось, что он попал в какой-то причудливый капкан. В этом капкане он и бился подраненным зверем, по-прежнему не отводя взгляд от лица любовника, пока наслаждение не прошило нутро особенно сильной вспышкой. Запрокинув голову и содрогаясь всем телом, Ниалл бессловесно закричал, так, что вопль снова отдался эхом в просторной спальне, и почувствовал, как подламываются ослабевшие колени.
- Ты! - хрипло выкрикнул он вместо любых восторгов или имени любовника. - Ты!.. - будто имя и вовсе значения не имело.
Оно и в самом деле не имело, важно сейчас было только одно: содрогаясь всем телом от болезненного удовольствия, Ниалл не думал даже - знал, что человека, с которым испытал то, что произошло этой ночью, не отпустит от себя никогда.

Ниалл выходил из блаженной истомы медленно, нехотя, как будто со дна глубокой реки выплывал. Не хотелось ни говорить, ни двигаться, даже на то, чтобы дышать, кажется, требовалось больше сил, чем обычно. Юноша не шевельнулся, даже когда любовник повалился рядом с ним на кровать, только повернул голову, чтобы снова смотреть на принца, на сей раз в профиль.
Надо было встать и одеться, наверное, привести себя в порядок. Или наоборот раздеться до конца, непохоже, что кто-то из них двоих намерен выбираться из постели. Одна мысль об этом прибавила Ниаллу сытого удовольствия, заставив счастливо улыбнуться: он получил такое, что и вообразить себе не мог, память о слепящем удовольствии по-прежнему была с ним и возможность испытать подобное снова казалась удивительно сладкой.
Прикосновения рук, совсем недавно державших в тисках и причинявших боль, сейчас были настолько ласковыми, что Ниалл невольно потянулся за ними и тут же тихо зашипел: даже легкая боль по контрасту с этой нежностью был чувствительной. Синяк? Или кровоподтек? Любовник его пометил и, наверное, такая метка далеко не одна: все тело ныло, как раньше бывало, кажется, только после сумасшедшей горной скачки. Тихо вздохнув, он, наконец, перевернулся на спину и посмотрел на Кусланда задумчиво и немного рассеянно: у его высочества есть шрам, заметный, некрасивый, такой не забудешь, но это неважно, потому что достался не от его, Ниалла, руки. Нужно оставить свой, теперь нельзя не оставить. Он потянулся рукой к лицу любовника, будто хотел приласкать, и тут за дверью послышались шаги и почти сразу раздались громкие обеспокоенные крики.
Ниалла словно холодной водой окатили. Он мгновенно вспомнил собственные стоны и вопли, звучавшие здесь всего несколько минут назад, и легко представил, как далеко они должны были разнестись по лестницам и коридорам Вулфхолла. Наверное, нужно было встревожиться или отнестись к неожиданным гостям серьезно, отвлечь их внимание, заставить забыть, но Ниалла вдруг одолело совершенно шальное мальчишеское веселье.
- Запер, - одними губами откликнулся он, улыбаясь Кусланду. - Но надо ответить, а то Ательстан ее высадит.
Сев на кровати, он натянул бриджи, помедлил еще пару секунд, а потом откликнулся, насколько мог властно и громко:
- Какого демона вы здесь забыли?! - горло саднило, и голос прозвучал-таки немного хрипло. - Совсем страх потеряли! Я жив-здоров и не жду вас в своей спальне! Ательстан! - вот здесь понадобилась уже вся повелительность, на которую он был способен: - Убери всех отсюда, сейчас же! И сам иди спать. С утра много дел.
За дверью воцарилась растерянная тишина. Похоже, слуги были уверены целиком и полностью, что молодой хозяин стал жертвой злоумышленника, а то и тайного врага, и никак не ожидали такого поворота событий. В коридоре послышалось какое-то движение, неуверенное перешептывание, а потом осторожный голос кастеляна:
- Но, ваша милость, может, когда все уйдут, мы...
- Ательстан, я сказал! - рявкнул Ниалл и явно спугнул кого-то за дверью. Старого кастеляна ему точно хотелось видеть меньше всего.
- Да, ваша милость, - отозвались снаружи, после некоторого колебания и явно нехотя. Судя по звукам, Ательстан принялся-таки разгонять верную и не в меру ретивую прислугу.
Прислушиваясь к удаляющимся шагам, Ниалл уткнулся лбом в колени и тихо, хрипловато рассмеялся.
- Меня здесь любят. Иногда даже слишком и очень не кстати, - морщась от боли в мышцах, он принялся раздеваться: стянул через голову сорочку, принялся за бриджи, попутно приметив, что шнуровка немного пострадала. Усмехнувшись, посмотрел любовнику в глаза: - Все еще не хочешь выпить? Если да, то бренди вон там, рядом с кувшином, - стащив бриджи, Ниалл отбросил их в сторону и во весь рост растянулся на кровати обнаженным. Ему самому пить хотелось, но гораздо больше хотелось просто дать телу расслабиться, лежать вот так дальше и следить за любовником сытым, все еще немного затуманенным взглядом.

Ниалл блаженно потянулся, разминая ноющие мышцы и поводя плечами.
- И в самом деле боятся, - он лениво улыбнулся. - Но я стараюсь не слишком пугать, чтобы и любовь за одно не спугнуть, - он тихо хмыкнул, наблюдая за тем, как любовник тянется к бутылке с бренди.
Принц-консорт не был молод в сравнении с ним самим, не был, пожалуй, хорош собой так, как это понравилось бы менестрелям и поэтам, в нем даже харизму, которой многие ожидали от Героя Ферелдена, разглядел бы далеко не каждый и не сразу. Но Ниалл видел свое - мужчину, повидавшего и испытавшего столько, сколько довелось немногим, источавшего запах силы, грубой и недоброй, и прямо-таки излучавшего ощущение смутной опасности. Кусланд пах потом и немного кровью, под его взглядом так и тянуло поежиться - и это заставляло расправлять плечи и выше вскидывать подбородок - рядом с ним не оставляло чувство, что неосторожность будет стоит дуракам жизни, и поделом им. И Ниалл безнадежно пьянел под этим взглядом и дурел от острого мускусного запаха, который чуял рядом с любовником. Заметив кровь у него на повязке, слегка нахмурился, но промолчал: вряд ли такому человеку понравится лишняя забота, даже высказанная осторожно, пусть делает, что хочет, пока нет никаких проблем.
Приняв у Кусланда бутылку, Ниалл от души приложился к ней и принялся большими глотками пить бренди. Почувствовав на себе взгляд любовника, он чуть улыбнулся и, хотя занятие свое не прервал, немного передвинулся и откинулся на подушки - так, чтобы любовнику было лучше видно.
Когда Кусланд подался ближе, Ниалл инстинктивно потянулся навстречу, отвел бедро и удивленно ахнул, почувствовав прикосновение к своему животу. Это показалось неожиданным, почти нежным и оттого снова вогнало в легкую растерянность. Борясь с ней, юноша тихо рассмеялся и снова от души приложился к бутылке, глаза опять вспыхнули ярче.
- А никому не хватало духу, - негромко и так же хрипло откликнулся он, а потом широко улыбнулся: - И всем очень нравилось жить, - Ниалл широко развел бедра, в который раз за ночь подчиняясь Кусланду и гадая, что тот собрался делать.
Он раскинул руки, позволяя огладить все свое тело и чувствуя, как оно снова отзывается на прикосновение широких, теплых ладоней, пусть и слабо и сонно пока, подался навстречу. Пальцы любовника, коснувшись внутренней стороны бедра, заставили слегка вздрогнуть, Ниалл прерывисто вздохнул и приложился к бутылке.
- И искушенность, - в тон Кусланду отозвался он, а в следующую секунду едва не задохнулся от неожиданности и отклика тела на то, что сделал любовник.
Это было внезапно, показалось чем-то удивительным, едва ли не невозможным, и Ниалл теперь неотрывно смотрел на Кусланда расширившимися чуть туманящимися глазами. Разумеется, принц только что доставил ему удовольствие, о котором и мечтать нельзя, заставил кричать в голос, но ведь и взял сполна. А вот это, то что сейчас - это же только для него, так? В первую очередь для него? Что, и так будет?
Прерывисто дыша и не сводя глаз с любовника, Ниалл протянул чуть подрагивающую руку, коснулся коротких темных волос, погладил затылок и с хрипловатым вздохом толкнулся навстречу, а потом почти сразу - еще раз, немного сильнее, будто пробовал границы дозволенного.

Отредактировано Ниалл Вулфф (11-01-2016 01:49)

Ниалл смотрел и не верил тому, что видел. Кажется, сейчас он должен был почувствовать власть над тем, кто вот так дарил ему удовольствие, или хотя бы ощутить себя хозяином положения, но получалось иначе: он по-прежнему принадлежал любовнику, тот управлял его наслаждением, просто сменив кнут на пряник. Ниалл увидел эту власть в сининх глазах Кусланда, когда встретился с ним взглядом, и замер, зачарованный и полностью захваченный происходящим.
Принц был умел, может быть, даже более умел, чем любая из случайных любовниц молодого Вулффа, но не это заставляло юношу сейчас задыхаться и кусать губы от напряжения и острого удовольствия, так и окатывавшего все тело приятным жаром. Он чувствовал себя одновременно принадлежащим любовнику и будто бы выделенным им, раз уж его сочли достойным такой ласки. Принцы ведь не стоят на коленях перед подданными, верно? Или нет?..
Совсем потерявшись в неожиданных и еще более сладостных, чем прежде, ощущениях, Ниалл тихо застонал, стал поглаживать темный затылок Кусланда, а потом сильно сжал в кулаке его волосы, когда позволили толкнуться глубже. Задыхаясь и то и дело судорожно сглатывая, он подался навстречу еще раз, потом еще, сильнее. Ослабевшая рука выпустила бутылку, которая со стуком покатилась по полу, но Ниалл этого не заметил, он вообще сейчас ничего не замечал, кроме ласк любовника, казавшихся на удивление нежными, жара его рта, прикосновений рук. Откинувшись назад, он застонал, раскинул руки, разметался по постели и стал дугой выгибаться на постели, раз за разом откликаясь на волны удовольствия, прокатывавшиеся по телу. Руки, некоторое время комкавшие покрывало, снова стали прикасаться к любовнику: Ниалл гладил его по волосам, по плечам, по лицу, снова тянулся к затылку. И все подавался и подавался навстречу, словно поймал какой-то колдовской ритм и теперь никак не мог его нарушить.
- Оливер! - не помня себя, выдохнул он сквозь стиснутые зубы и тотчас повторил негромко и по-мальчишески растерянно: - Оливер... - и застонал, громко, протяжно, с явным наслаждением, выгибаясь и будто всем телом раскрываясь перед любовником. Голова запрокинулась, рука сильно сжала волосы Кусланда на затылке.
Это был первый раз, когда Ниалл назвал любовника в постели по имени, и на мгновение это смутило и испугало куда больше всего случившегося в этой спальне. А потом юноша снова потерял способность чувствовать хоть что-то, кроме удовольствия, в котором невозможно было не утонуть.

Потерявшийся в своем удовольствии и не способный сейчас ничего вокруг видеть и ни о чем думать, Ниалл, не глядя на любовника, почувствовал, как тот подается ближе, развел бедра еще шире и сам потянулся навстречу, открыто, доверчиво, но без той неистовой жадности, которой отвечал на каждое движение Кусланда в начале этой ночи.
А ночь оказалась долгой. Любовник то вновь заставлял его кричать разом от боли и наслаждения, то становился неспешен, почти нежен и не скупился на мягкие ласки. Ниалл отвечал, откликался на каждое прикосновение так чутко, как только мог, слушал чужое дыхание и свои крики и с каждым проходившим часом все больше терял и силы, и всякую связь с реальностью. К тому времени, когда солнечный свет начал пробиваться сквозь тяжелые темные шторы, ему уже едва хватало сил, чтобы держать глаза открытыми, и, отстраненно подумав, что сегодня явно придется изменить привычке выходить к завтраку с рассветом, юноша соскользнул в глубокий, крепкий сон без сновидений.
Просыпался Ниалл мучительно медленно, тяжело, будто с похмелья. Что-то приятно защекотало его по спине, потом по плечу, коснулось лица, и он, наконец, с трудом разлепил глаза. Увидел показавшиеся удивительно светлыми сейчас синие глаза и обезоруживающе теплую улыбку - и случившееся в этой спальне прошедшей ночью мгновенно ожило, обрело плоть и кровь. И тело болевшее так, будто ему крепко досталось в бою - и отнюдь не тренировочном - подтверждало, что все это правда: он только что проснулся в постели с его королевским высочеством Оливером Кусландом, который говорит... Яйца Создателя, что он говорит?!
- Что?.. - Ниалл со стоном сел на кровати и, отбросив с лица спутанные волосы, непонимающе посмотрел на любовника: подозрение, что один из них не вполне проснулся, понемногу крепло. - Что за... Что это значит?! - покосившись на окно, он сообразил, как высоко стоит солнце. - Яйца Создателя, который час?! - на Кусланда он по-прежнему смотрел с заметной настороженностью.