"Все только начинается."
Лелиана улыбнулась ему и, наверное, это должно было выглядеть светло и легко или хотя бы просто мягко, ободряюще, но получилось страшно, и эта улыбка придала словам тайного канцлера новый смысл, имеющий мало общего с благостными церемониями и песнопениями, такой, от которого холодом пробрало.
- Только начинается... - эхом отозвался Дориан, подавляя странную тревогу, хотел прибавить еще что-то, но тут заговорила Кассандра, и он забыл, что хотел сказать. - Что?!.. - он неверяще уставился на нее.
Разумеется, это удивление и недоверие почти неприличны при том, чем именно Кассандра только что поделилась, но как тут сдержаться? У железной, неколебимой в вере и принципах, прямой, как меч на гербе Инквизиции, Искательницы Пентагаст был любовник. Маг. Один из этих вечных узников-южан, такой же герой, как и она сама, только благополучно забытый. Будь порядок в мире иным, родись они в другой стране, все могло бы, наверное, быть иначе, не обернуться такой вот поэмой, которой хватило всего лишь на три месяца. Но никто свою судьбу не выбирает, и поэтому теперь он, Дориан, стоя посреди древнего разрушенного Храма, смотрит, как слезы заливают лицо основательницы Инквизиции, а этот Регалиан, кем бы он ни был, давно уже, наверное, прошел через Завесу.
Дориан сглотнул, отстраненно удивившись тому, как пересохло во рту. Не желания ни молиться, ни привычно обрушиться на южные порядки, многословно сочувствуя Кассандре, ничего не было, кроме горечи чужой боли, давней и сегодняшней, которая отчего-то казалась сейчас удивительно острой.
Не зная толком, что делать и не будучи уверен, можно ли сейчас говорить, Дориан подался ближе к Кассандре и осторожно положил руку ей на плечо, будто поощрял продолжать, ни в коем случае не смутиться ни собственных слов, ни стихотворных строк. Храм еще не совсем опустел: кто-то молился, кто-то плакал, кто-то тихо, вполголоса пел, склонив голову у погребального костра, и мало кто из искавших разрешения от боли обращал внимание на окружающих. Лелиана, Кассандра и Дориан, кажется, были не меньше предоставлены самим себе, чем молившиеся у костров солдаты и сестры, и на негромкий, но твердый голос Искательницы никто не обернулся, когда она начала читать стихи.
Орлесианская любовная канцона. Немного печальная, немного фривольная, немного насмешливая. Кто бы мог подумать, что кто-то читал такую Кассандре, и что она не только не отвергла ее с презрением, но и до сих пор помнит. И решила именно этими стихами попрощаться с тем, кого любила. Строки звучали и звучали, а Дориан все не мог отвести от чтицы взгляд и думал, что, наверное, вряд ли сможет смотреть на нее так, как смотрел с момента их знакомства, и от растерянности никак не мог подобрать слова, которые было бы кстати сказать, когда она закончит.
Отзвучала последняя строфа, и ненадолго воцарилась тишина. Ветер переменился, едким дымом от костра теперь тянуло прямо в лицо, и приходилось то и дело смахивать наворачивавшиеся на глаза слезы.
- Прими Создатель душу мага Регалиана, - негромко и все еще немного хрипловато проговорил Дориан. Ничего лучшего, чтобы показать Кассандре, что понял и готов разделить ее боль, он не придумал. А потом, усмехнувшись, прибавил: - Пусть ему там будет солнечно, как летом в Ста Столпах. Это была хорошая прощальная песня.
Несколько секунд Дориан молчал. Ему в равной мере не давали покоя желание утишить общую боль и чувство, будто он должен последовать примеру Кассандры: что-то дать, поддержать их общий странный ритуал. Вот только ему не с кем прощаться, по крайней мере, так, чтобы это можно было сделать при них двоих. Тогда, может быть, можно говорить не своими словами, а просто сделать небольшой подарок из Империи? Он неуверенно вхглянул сперва на Лелиану, потом на Кассандру и медленно заговорил:
- Не уверен, что после сказанного сейчас у меня найдутся достойные слова, но мы ведь говорили о недоверии, принесенном в жертву, верно? - он неловко усмехнулся. - Я позволю себе тоже кое-что прочесть, это старая песня путешественников, отмечавших путь по звездам. До сих пор многие считают, что спевший ее, выходя в дорогу, оставляет позади старые печали и найдет для себя в пути нечто новое, светлое. Не знаю, правда ли это, да и переводить буду на ходу с тевена, но... может быть, она придется вам по душе, - смахнув в очередной раз навернувшиеся на глаза слезы и припомнив первые строчки, Дориан начал читать, медленно и немного неуверенно:
Весь потерянный нами свет
Элювия соберет.
У нее в ладонях уснет
Сотня горьких вчерашних бед.
Сотня тысяч забытых ран
Исцелится в ее руках,
Наша боль обратится в прах,
Будет отдана всем ветрам.
Мечет молнии Фульменос
Над излучиной узкой реки.
В ее водах, светлы и легки,
Потерялись следы наших слез.
Кажется, на него тоже не смотрели, да и может ли быть кому-то дело до нескольких строф, произнесенных с таким сильным тевинтерским акцентом, что он, кажется менял общий язык до неузнаваемости? Но, несмотря на это, Дориан никак не мог заставить себя посмотреть на своих спутниц.
Отредактировано Дориан Павус (10-12-2015 22:56)