Вот уже больше трех недель прошло с тех пор, как Йен присоединился к Инквизиции, а он все еще не мог ответить сам себе на вопрос: на своем ли он месте? У Истимиториэль были причины отправлять его на Конклав, и он понимал их и принял свое задание едва ли не с радостью - находиться в клане после событий Халамширала было тяжело. Но он должен был лишь узнать, чем закончится собрание, и вернуться с добытыми сведениями к своим. Никто не ожидал, что Конклав закончится так, и все же... Его дело сделано, так почему же он до сих пор здесь?
Каждый раз, задаваясь этим вопросом, Лавеллан вспоминал взрыв. Вспоминал ужас и отчаяние, объявшие людей, вспоминал орды демонов, заполонивших долину, вспоминал навеки застывшие изваяния, в которые превратились участники Конклава. То, что побудило его помочь шемленам в самые первые часы после взрыва, и теперь держало его в Убежище, хотя от сомнений и вопросов это долийца не избавляло.
Вообще-то он был уверен, что его прогонят, едва он предложит свою помощь - казалось бы, кто станет воспринимать одного единственного остроухого всерьез, когда над головой (в буквальном смысле) нависла такая глобальная опасность? Однако Инквизиции, похоже, нужна была каждая пара рук, и в самом скором времени он оказался при деле. Солдат из него не вышел бы даже при самом талантливом наставнике, зато, как долийца, его сочли полезным в качестве разведчика, когда же он все-таки решился поведать о своей магии еще кому-то кроме шемлена, которого здесь все называли Вестником, польза его еще несколько возросла.
И все же он по-прежнему чувствовал себя среди людей неуютно. Их было слишком много, они издавали много шума, смотрели на эльфа с недружелюбием или откровенным любопытством, и порой Йену казалось, что его забросило в толпу врагов, и мысль, что все эти шемлены сражаются с ним на одной стороне, успокаивала лишь на недолгое время.
Неудивительно, что он здорово напрягся, когда однажды вечером в хижину, которую он делил еще с тремя эльфами из числа прислуги, пожаловали двое хмурого вида шемленов и сообщили, что его ждет Соловей. Кто такой Соловей, и зачем ему понадобился он, Лавеллан не знал, но спрашивать поостерегся - хотя пришедшие не выказывали никаких следов угрозы или недружелюбия, готовности терпеливо отвечать на вопросы на их лицах тоже не наблюдалось.
Когда его привели к двери, за которой, как он уже знал, обитала смуглая шемленка, исполнявшая роль посла, он окончательно растерялся. Ей-то он зачем? Но за дверью обнаружилась рыжая женщина, которую эльф прежде видел лишь мельком. Кажется, она тоже принадлежала к верхушке новорожденной организации, но каковы были ее обязанности, он не представлял.
- Aneth ara, - то ли долиец оказался вежливее, то ли приветствие позволяло ему выиграть пару лишних мгновений, чтобы собраться с мыслями. Когда прозвучало  первое "вы", он несколько нервно оглянулся, точно ожидая найти за своим плечом еще кого-то, но почти сразу вспомнил, что шемлены используют это обращение, якобы выражая таким образом уважение. - Я - Йен, - на всякий случай решил представиться и он, а затем, подумав, все же присел на предложенный стул. На самый краешек, будто готов был при первом же намеке на опасность вскочить и убежать. - Я... если честно, нет. Я сделал что-то не так?
Мысленно он уже перебирал свои недавние поступки. Но, если не считать время от времени вспыхивающих ссор с шемленами, никаких грехов за ним не водилось. Воспользовавшись паузой, он внимательнее присмотрелся к Лелиане. "Сестра" означает, что она церковница? Лавеллан видел не так много клериков, и в основном здесь же, в Убежище, но рыжая женщина на них совсем не походила.

По мере того, как Лелиана перечисляла его "грехи", глаза долийца все больше округлялись, а брови так и норовили взобраться на лоб. Для него, конечно, не было сюрпризом узнать, что многим шемленам он здесь категорически не нравится, а некоторым даже как кость в горле. И не только шемленам - что было уже гораздо более неприятно, но по-прежнему неудивительно. Но доносы?! А ведь судя по тому, что Соловей приводила целые цитаты, это были именно доносы.
Первым порывом было подхватиться на ноги и стремительно удалиться, хлопнув дверью. Гордый сын Долов не должен выслушивать чушь и грязь, которыми поливают его шемлены! Однако Йен сдержался, только скрипнув зубами от досады, и сцепил руки на колене, терпеливо выслушивая весь этот бред. Встрепенулся он только когда над столом повисла пауза, которую явно должен был заполнить один из них. Она действительно ждет, что он станет оправдываться? Но Лелиана заговорила первой, и сначала эльф испытал облегчение: она и сама считала эти донесения чушью, а значит, ему не придется объяснять, что ни в каких драконов он не превращается и девок (Творцы, зачем?!) не портит.
Но только сначала. Стоило вслушаться в вопросы, как он ощутил горечь разочарования: ему не верили. В самых благих намерениях, с которыми он остался в Убежище, шемлены искали второе дно и тайные помыслы. Растерянность исчезла из глаз долийца, он подобрался, держа спину преувеличенно ровно, и прямо посмотрел в глаза Лелианы:
- Так сложно поверить в то, что остроухий просто хочет помочь?
Никаких пальцев не хватило бы на то, чтобы посчитать, сколько раз его уже назвали здесь "остроухим" или "ножеухим". Сколько раз обратились к нему "эй ты" и сколько раз приняли за прислугу, норовя вручить швабру или ночной горшок. И сейчас тихая злость, которая медленно тлела в Лавеллане от всех этих досадных мелочей, разгорелась ярче из-за вопросов Лелианы. Вместе с тем он понимал, что она в своем праве и сдерживался, как мог.
"Своих разведчиков?" Теперь он начал вспоминать, сколько раз командиры отрядов упоминали некоего Соловья, перед которым придется потом отчитываться, и все кусочки мозаики сошлись, наконец, в один рисунок. Лелиана главенствовала над разведчиками и шпионами, так же, как нервный храмовник возглавлял солдат. "Так она, значит, мое... начальство?" Слово было непривычным и малопонятным - долийцы не слишком хорошо знакомы с иерархией и подчинением.
- Хорошо, - наконец резко выдохнул он, понемногу успокаиваясь, - я расскажу тебе все, что ты хочешь знать. Я прибыл на Конклав по поручению Хранительницы моего клана. Долийцы обычно стараются держаться подальше от шемленских распрей, но она рассудила, что война магов и храмовников касается всех, и решение, которое будет принято на переговорах, так или иначе затронет даже нас. Все, что я должен был сделать - это проникнуть на собрание, узнать его исход и вернуться в клан, принося сведения из первых рук. В противном случае мы могли бы узнать о надвигающейся опасности слишком поздно, - он счел нужным пояснить, прежде чем Лелиана спросит сама. - Я не погиб в числе прочих, потому что... - эльф запнулся - пусть даже собственная глупость помогла ему уцелеть, признаваться в ней было стыдно. - Потому что заблудился и опоздал к началу.
Говорить дальше стало еще труднее, и Йен опустил голову, не желая показывать страх, появившийся в его глазах. Воспоминания были еще очень свежи, и сейчас он заново переживал те первые, самые жуткие часы после взрыва.
- Конечно, я хотел сбежать, когда все началось - демоны, разрывы, паника, бои... Многие так и сделали. Но я наблюдал, как погибают ваши солдаты, и понимал, что я - не ребенок, не кухарка и не безногий старик. Я не беспомощен и могу что-то сделать, даже если моя помощь будет просто каплей в море. Я отправился в долину и принял участие в сражении - там уже были маги, пусть и совсем немного, и мне удалось затеряться среди них, не привлекая к себе лишнего внимания. Я занимался этим три дня, прежде чем было обявлено о создании этой... Инквизиции, - язык долийца все еще противился незнакомому слову, и в его речи снова появилась заминка. - Теперь я мог уйти, потому что появилась организация, которая собиралась заняться Брешью. Шемленская организация, в которой такому, как я, не место, - он поднял взгляд на Лелиану. - Ты хочешь знать, почему я остался? Потому что мне не все равно, - четко чеканя каждое слово, произнес Лавеллан. - Потому что Брешь - угроза всему миру, а значит, и моему народу. Вот почему я терплю все косые взгляды и унизительные клички, которыми потчуют здесь эльфов. Вот почему мне плевать, какую чушь сочиняют обо мне шемы. Я здесь не ради них.

Йен не ждал, что ему поверят сразу и на слово, тем удивительнее оказалось то, что за его рассказом не последовали новые расспросы, подозрения и попытки поймать его на лжи. Впрочем, Лелиана не торопилась раскрывать ему радушные объятья, и ее короткое предупреждение, пусть и не звучало угрожающе, не могло не покоробить эльфа. Его по-прежнему задевало то, что шемлены не понимали, сколь редкое явление представляет собой долиец, согласившийся помочь людям. Работать с ними, работать на них. Он не считал себя таким уж ценным приобретением - Лавеллан всегда здраво оценивал свои возможности - но вместе с тем любые подозрения в искренности его намерений оскорбляли и вызывали бурное негодование.
Он уже собирался облечь его в слова, когда Лелиана устало опустила голову на скрещенные руки, и эльф замер, пораженный неожиданным чувством - сочувствием. Сколько дел находится в ведении этой женщины, под глазами которой залегли глубокие тени? Сколько разведчиков - остроухих и нет - проходит в день перед ее глазами? Сколько глупых доносов ложится к ней на стол? Еще более неожиданным, чем сочувствие, оказался укол стыда - не время изображать из себя суть оскорбленное достоинство, когда над их головами по-прежнему нависает серьезная опасность. Буквально.
- Мне нечего скрывать и у меня нет никаких задних мыслей, - пожав плечами, он поднялся на ноги и приблизился к камину, поджигая тонкую лучину. Вернувшись с ней к столу, он с преувеличенной осторожностью зажег свечи. В их дрожащем свете лицо Лелианы казалось еще более осунувшимся и изможденным. - Но я полагаю, дела весомее слов, поэтому пусть за меня говорят они, - не то, чтобы на его счету уже были какие-нибудь великие деяния, но... пока великие ворошат судьбами государств, мелкими делами заняты мелкие люди. Или эльфы.
Собственно, Йен не кривил душой - почти. Было то, что он предпочел бы скрывать до последнего - свое участие в халамширальских событиях. Но если только его крики во сне, которые иногда прорываются сквозь кошмары, не станут более осмысленными и содержательными, этой темной странице его биографии всплыть неоткуда.
- Я не беспокоюсь, - тихо отозвался он на слова Лелианы о доносах. - Многие считают долийцев дикарями, которые приносят в жертву своим богам питательных шемленских младенцев. Страх держит их на расстоянии, и меня это устраивает, - следующий вопрос заставил его помедлить, прежде чем ответить. Его магия была его оружием, а оборотничество - главным и неприятным сюрпризом, который он мог преподнести противнику. И так просто раскрывать свои тайны... С другой стороны - Лелиана не была врагом, и он должен был доверять ей, ведь именно ее приказы ему предстоит исполнять и дальше. В противном случае лучше выйти через эту дверь прямо сейчас и больше не возвращаться. - Пока что я изучил только три облика, - неохотно, но все же заговорил Лавеллан. - Это ворон, кот и волк. Первый позволяет мне преодолевать большие расстояния и разведывать местность. Второй позволяет скрытно проникать в помещения и оставаться незаметным. Третий я использую для боя, - он позволил себе скупо улыбнуться. - Даже жаль, что я не могу превращаться в дракона - это было бы полезно для всех нас.

Вопрос о грамоте Йена даже немного покоробил, и вовремя заткнуть некстати поднявшую голову долийскую гордость он не успел.
- Конечно, умею! - вскинулся эльф, задетый тем, что его поставили на одну доску с плоскоухими, которые и собственное имя не всегда могли написать, или шемленами-крестьянами, которые считали, что единственное предназначение книг - подкладывать их под столы, чтобы не шатались. - Я был учеником двух Хранителей, - со всем достоинством отозвался он и счел нужным пояснить: - Вряд ли образование, которое получают долийские маги, уступает тому, которое предлагают ваши Круги.
Конечно, о Кругах магов он имел лишь самое расплывчатое представление, но те немногие встречи с магами, обучавшимися в их стенах, оставили у него впечатление о них, как о людях (или эльфах), не имевших никакого представления о мире за этими самыми стенами.
Когда же речь зашла о жаловании и снаряжении, глаза Лавеллана округлились удивленно, едва ли не испуганно.
- Мне ничего не нужно! - сама мысль о том, чтобы брать у шемленов деньги или - помилуйте, Творцы! - носить шемленские доспехи, показалась ему кощунственной. - Я не пользуюсь оружием, и у меня достаточно вещей, - поспешил объяснить он Лелиане.
Женщина говорила много, то и дело перескакивая с темы на тему, задавая вопросы и тут же отвечая на них или же отбрасывая их за ненадобностью. Долийцу оставалось только растерянно моргать, пытаясь поспевать за этим мысле- и словоизлиянием, да время от времени вставлять свои комментарии - если успевал.
- Я действительно не боевой маг, - вставил он, услышав о "хорошей драке", - но все равно хочу быть полезен - как смогу. И к дальним миссиям готов, хотя... - он замялся, неохотно признаваясь в собственной слабости, - хотя я пока еще не очень хорошо держусь в седле.
Улыбка на лице Лелианы оказалась до того неожиданной, что Лавеллан даже глаза потер, желая убедиться, что ему не померещилось. Впрочем, эта шемленка вообще оказалась отличной от тех, с кем ему доводилось общаться до сих пор. Например, ее, похоже, и впрямь нисколько не занимала форма его ушей. И она не смотрела мимо него так, будто эльф перед ней был пустым местом.
- Я... наверное, нет, - застигнутый врасплох, он запнулся и неуверенно поднялся, посчитав слова о вопросах намеком на прощание. Но до двери все же не дошел, так и стоя у стола и зачем-то пощипывая одно из гусиных перьев, лежавших у чернильницы. - То есть да, - Йен поднял глаза от стола, прямо посмотрев на Лелиану. - Ты правда думаешь, что у нас получится?
Он не стал уточнять, что именно получится - всякий, кто приходил в Инквизицию, от посудомойки до командующего, знал, какая цель стоит перед организацией и каждым, кто выбирал своим символом глаз и меч.

Отредактировано Йен Лавеллан (07-12-2015 18:40)

Она не понимала. Йен уже не удивлялся и даже не досадовал - ни один шемлен не понимал, что замерзая от холода, долиец предпочел бы покрыться льдом, чем принять теплый плащ от человека. Кто-то принимал это за блажь, кто-то - за глупость, и лишь другой сын Долов узнал бы болезненную гордость, которая течет в жилах кочевых эльфов вместе с древней кровью.
"Мы - последние из elvhen и больше никогда мы не покоримся".
Даже дыра в небе не могла этого изменить.
Впрочем, Лавеллану очень не хотелось спорить - только не сейчас, только не с уставшей рыжей женщиной, времени которой он и так уже отнял слишком много. А потому он коротко кивнул и ответил со всей дипломатичностью, на которую был способен:
- Я возьму знаки отличия, - и знай Лелиана его немного дольше, поняла бы, на какой компромисс только что пошел гордый эльф.
Он и сам не знал, какого ждал ответа, когда задавал этот вопрос. Вряд ли хоть кто-то в такой ситуации смог бы заверить его: "Нет, мы не справимся, все будет плохо и все умрут". Потому что в таком случае лучше сразу сложить оружие и разойтись по домам, покорно ожидая конца. Наверное, он и впрямь ждал, что Сестра Соловей укажет ему хотя бы на слабый проблеск надежды, который поможет выстоять - еще день, еще неделю, еще год, сколько понадобится. И очень не хотел услышать ложь.
Ответ Лелианы был честным, и эльф кивнул, понуро потупив взгляд. Он отчего-то вспомнил сейчас о своем клане, постарался представить, как они живут в лесах Вольной Марки, где ужас Бреши кажется далеким сном. Понимают ли они, на что стала похожа жизнь их Второго? Йен надеялся, что его письмо все же дошло до Истимиториэль, и родные и близкие хотя бы не считают его погибшим вместе со всеми. Он подумал о них и понял, что Лелиана права - им придется. Для того, что бы те, кого они любят, те, кого хотят защитить, могли и дальше не знать кошмара, охватившего Юг.
- Да, - подхватил Лавеллан, расправляя плечи и высоко вскидывая подбородок, - придется. Ты можешь на меня рассчитывать - я сделаю все, что в моих силах, - его "все" имело определенные границы, но сейчас было не время и не место, чтобы обсуждать их. - Я могу идти? - отчего-то очень хотелось, чтобы Лелиана нашла ему какое-то дело прямо сейчас, хотелось доказать свою готовность помочь и принести пользу.

Йен не понял, за что благодарит его Лелиана, но уточнить постеснялся. Ему, всегда нарочито подчеркивавшему безразличие к мнению шемленов, отчего-то было важно, чтобы эта женщина не сочла его глупым. Хотелось быть полезным, сообразительным и сноровистым - может, от этого на ее лице станет немного меньше усталости?
- Хорошо, - видимо, все от той же готовности и неожиданной исполнительности, он согласился сразу, еще до того, как понял, что именно говорит ему сестра Соловей. А потом только удивленно моргнул: "ни с кем не разговаривая"? "это важно"? Неужели ему поручат нечто настолько секретное и серьезное, что это даже нельзя ни с кем обсуждать? А впрочем - с кем ему разговаривать? Все общение эльфа с другими разведчиками сводилось к необходимому минимуму, в остальном же он предпочитал оставаться как можно более незаметным. - Доброй ночи, - наконец, оторвавшись от своих мыслей, выдавил из себя он и поспешил покинуть церковь - в доме шемленского бога он всегда чувствовал себя неуютно, а непрекращающееся чтение заунывных молитв вызывало глухое раздражение.

Легко сказать "соберись". Сложнее сделать это, когда не знаешь, что тебя ждет. Отправят ли его в одну из "дальних миссий", о которых говорила Лелиана, ожидает ли его многодневная ночевка в лесу или, может, он вообще не покинет Убежище для выполнения этого задания? Как прилежный ученик, Лавеллан послушно занялся сборами, едва переступил порог хижины. В небольшую наплечную сумку отправились сухари и вяленое мясо, вода и травы, чистое белье и бинты. Подумав немного, долиец решил отказаться от громоздкого плаща и ограничиться лишь теплой курткой, в которой и появился несколько недель назад в Убежище.
Заснуть до рассвета так и не удалось - слишком уж взбудоражен был Йен после состоявшегося разговора. Но зато едва первые лучи белого зимнего солнца нехотя скользнули по Убежищу, он уже нерешительно топтался у кабинета Лелианы, точно в последний раз взвешивая и решая для себя, действительно ли это то, чего он хочет. Колебания были недолгими: в который раз забыв о шемленской привычке стучать, прежде чем войти, он толкнул дверь и осторожно просунул голову в образовавшуюся щель:
- Можно?

Отредактировано Йен Лавеллан (27-12-2015 20:43)