— Потеряли два часа, — заметила удрученно Астрид и стиснула вдруг лук в своей руке, прислушиваясь. Острые концы ее ушек в забавной манере шевельнулись, хватка через мгновение ослабла. — Отстаем теперь ровно на сутки. Командор не обрадуется задержке.
За целый час компаньонку таким вот чудным образом останавливали неуловимые для гномьего слуха звуки. Собственно, Середа никогда не опровергала их наличия: на безлюдных землях, подобных Чащобным холмам, гулял шкодливый ветер и разносил за далекие мили скрипы ветвей, шум неясных голосов, приглушенные далекие крики. Да и острие внимания притуплялось само по себе, однако Эдукан больше заботило то, что Астрид, не умолкая, предсказывала неминуемый гнев Командора, которого, сказать откровенно, гномка тихо ненавидела. Ведь имелись причины.
— Найди-ка лучше тропу, по которой мы сможем выйти к Северной дороге, потом сетовать начнешь, — пришлось немного свести челюсти и притупить чувства, вызванные неоднократным повторением эльфийки, чтобы остудить агрессивный тон. Астрид лишь хмыкнула неразбериху себе под нос и оставила Середу наедине с желтым рассветом. Эльфы со своей легкой поступью, с необычайной ловкостью преодолевали здешние преграды мгновенно, а вот гномам сей фокус провернуть не удавалось, Середа мучительно долго пробиралась через кусты чапараля, выступающие камни, заросшие лианами и прочей ползучей зеленью, и жуткие оползни. Поговаривали, крутые склоны унесли бессчетное количество жизней. Вступать в их ряды искренне не хотелось. По крайней мере, не сегодня.
— Середа…
«Хвала предкам, нашла!» – радостно думала гномка, всматриваясь в стройный силуэт на одном из высоких пригорков и абсолютно не замечая, каким – с виду беспричинным – напряжением был наполнен эльфийский голос. Но, когда Середа взошла на холм по постылой тропе, она услышала робкое:
— Не показалось.
И увидела причину, взволновавшую Астрид. Пейзаж, что расстилался на одинокой равнине в дымных лучах солнца, молчаливо ведал о прошедшей страшной бойне.
— У этой хартии не было шансов, — заключила Астрид, огибая еще пока неостывшие трупы гномов, чьи пальцы вцепились мертвой хваткой в заточенные топоры, мечи и кувалды. Их стальные шлемы блестели, словно серебро. Их тела, переплетенные с оскверненными тварями, были истыканы насквозь стрелами и изранены следами от капканов и прочих ловушек. Западня, не иначе.
— Его лицо чистое, — голос Середы невольно дрогнул, когда шлем одного из убитых очутился в ее руках. — У них тоже отсутствует клеймо неприкасаемых, — хрупкие сомнения в мгновение разбились после осмотра еще двоих. — Это не хартия… Это приставная охрана.
—Любопытно, что или кого они защищали?
Но ответ долго ждать себя не заставил и прокряхтел в кустах на гномьем грязное ругательство до боли знакомым голосом. Эдукан была готова поклясться могильным камнем матери, что ей приходилось некогда слышать его. Смело отставив бдительность где-то в захолустье своего сознания, уверенными шагами она направилась к зову и тут же услышала, как за спиной скрипнула в умелых руках тетива.
— По команде, — напоследок беззвучно одними губами скомандовала Середа и резко раздвинула пушистые ветки кустарника. Затравленный гном, щурясь, вымученно ахнул.
— Прошу милосердия…
Середа воздухом подавилась.
— Ренвил! — она припала на колени возле него. Издерганный, исхудавший он не походил на того прежнего сына лорда, с которым Эдукан была знакома и не единожды сидела за общим столом, и все же – это не умалило ее счастья. 
— Миледи Эдукан, это вы? Вы живы… Неужели правда Вы?
Наследник лорда Харроумонта перекатился на другой бок, выхаркивая сгустки крови себе в ладонь, другой же, искалеченной, он крепко сжимал бедро.
— Мы бежали… От хартии, Белен выкупил их за гроши и обещал заплатить им двойную сумму за мою голову, — Ренвил натужно сипел. — Слухи до него дошли, что яко… бы я хочу свергнуть его. Онас, была б моя воля… Верные нашей семье воины сопровождали меня, но пришлось разделиться, и нас, жалкую горстку, застали врасплох эти зараженные ублюдки. Бой был неравный. 
Щемило сердце. Снова Белен. Снова этот ненавистный убийца гнался за вымышленными иллюзиями свержения его королевского величия с трона.
— Ты так и не разучился болтать, — с наигранной усмешкой Середа, выпотрошив с остервенением походный рюкзак, нашла бинты и пару припарок. — Тебя надо подлатать. Ты ранен.
— Хуже. Он заражен. Ему не по…
Середа перехватила руку Аспид, стремившуюся в наивной манере поддержать, хлопнув пару раз по плечу, и потянула на себя так, что эльфийка согнулась в три погибели прямиком к насупленному лицу.
— Мы. Не. Оставим. Его, — отчеканила зло Эдукан. Ей претила одна лишь мысль о том, чтобы бросить Ренвила в гнилых кустарниках испускать дух, больше она не имела права оставаться вдалеке от происходящего вокруг. Чувство долга перед Харроумонтом сосало противно под ложечкой. Тогда она не спасала его, отсиживалась трусливо в горном селении, думала только о себе. Такой роскошью больше она, увы, не владела.

Дорога, именуемая Северной, поворачивала строго на запад и являлась одним из ответвлений Имперского тракта. К югу от нее считавшиеся по праву хорошими охотничьими угодьями Чащобные холмы остались позади. По другую сторону эрлинг Амарантайн тянулся не более чем на день пути, но времени оставалось в обрез. Оживленность дороги являлась неоспоримым преимуществом. Людское жилье встречалось чаще, и коневод, которого удалось застать за письменами в хижине, одолжил двух ретивых скакунов.
И вот, когда над головой окончательно смерклось и синее полотно усыпалось холодными точечками, которых привыкли звать «звездами», на самом краю мутного горизонта мелькнула она. Башня Бдения.
За весь путь верхом Ренвил не произнес ни слова. Силы покидали его, а в глазах не отражалось ничего кроме бездонной пустоты; их запорошило словно снегом, в котором едва различалось перемещение зрачков.
— Ренвил… ты, — и как ему сказать, что впалое лицо его изуродовано пульсирующими черными венами, один вид от которых вгонял в непомерный страх? Голос предательски дрожал. — Держись. Только держись.
Бегло спешившись, Эдукан помогла Астрид с Харроумонтом и, немедля, отправила ее в Башню первой, чтобы предупредить Командора о новом рекруте. Немало подозрительных взглядов пришлось стерпеть на себе прежде, чем добраться с ослабевшим на руках Ренвилом до донжона, минуя двор.
— Не вздумай вякнуть, чей ты сын, — строго пригрозила Середа единственному, терявшему на ходу сознание другу.

На что ты надеешься?
«Его не спасти» – уже не крик, это пронзительный шепот ужаса, подобно червоточине, изъедающий разум. От холодного дыхания Ренвила, что било прямо в лицо, стекленели зрачки, и не находилось внутри слов, способных вселить хотя бы песчинку надежды. Потому что любые слова бессмысленны.
Ему стоило чихнуть, как несколько зубов выскочили изо рта и разбежались во тьме словно мыши. В мучительных судорогах он пытался отыскать каждый, ощупывая руками холодные камни под собой. Находил, сколько смог, и заталкивал обратно в серые десны пальцами. Вне себя. И Середе едва удавалось выбивать их, заламывать руки, бороться с одолевавшим все больше и больше безумием, когда жалобные стоны Ренвила перерастали в истошные вопли.
— Командор, — голос ее дрогнул под гнетом надменного тона Кусланда, а руки ее пусть нехотя, но отпустили бьющегося в тягучих конвульсиях гнома на холодные, вымощенные камнем плиты. — Вы правы, не в моих обязанностях подбирать рекрутов, — эта вежливость… к Нему. Несвойственная. Чуждая. Противная. Непослушные губы то и дело поддергивались, когда голова покорно склонилась в сухом приветствии, позволив острому подбородку упереться в грудь. За спиной руки то сжимались в кулаки, то разжимались. То сжимались, то разжимались. — Но прошу выслушать меня. Не доводилось еще мне видеть такой храбрости и отчаянности в сражении с порождениями. Этот гном бился с тварями в одиночку на одной из равнин Чащобных холмов, мы с Астрид видели бой издалека и не успели вовремя оказать помощь, натолкнувшись уже на трупы оскверненных и на него… Израненного.
Он смотрел на нее свысока, сверху вниз пронзительным взглядом, точно король на поданного, точно Середа в свое время на верную прислугу… 
От острого нюха животины явно не скрылся запах гнили, исходящий от пораженного тела настолько, что запал даже в ноздри Эдукан, вызвав приступ назойливого кашля. Она ненавидела этот запах. Запах порождения. Запах приходящей смерти. Но в разы больше ярости в ее сердце зарождалось от одного вида представителя рода человеческого, который вот-вот начнет брюзжать слюной, не жалея ни сил, ни времени собственного. Интересно, сколько же дерьма с кровью должно выйти из человека перед тем, как он изменится?
— Вы видели многое, Командор, но опытный гном увидит за версту опытного гнома и признает его мастерство. Он станет великолепным ресурсом для Ордена, я даю Вам мое слово, — скользя взглядом по насторожившемуся псу, выдвинувшему морду ближе к Ренвилу, Середа одним шагом перегородила его своим телом и сама того не заметила, как голос сделался тверже, уверенней.
Не в ее праве было сейчас оступиться. Каждый непроизвольный жест, скрипнувшая нота в голосе, метнувшийся взгляд, всякая мимика, преисполненная притворством, – от нее целиком и полностью зависела чужая жизнь.
— Я не прошу милосердия, Командор, я прошу мудрости для принятия верного решения, — в ней нашлись силы поднять наконец-то голову и взглянуть в глаза человека, чье единственное слово способно либо даровать жизнь, либо ее отнять.
И все же. Если честно. На что ты надеешься?
На милосердие...

Отредактировано Середа Эдукан (23-11-2015 21:30)

От стен крохотного и довольно скудного внутренностями зала веяло холодом. От Него, объятого стальными и блестящими, словно серебро лунного света, доспехами веяло холодом. Но это не было тем природным холодом, от которого хотелось спрятать укушенные морозом щеки в мягкий воротник, сейчас исходивший холод изничтожал и напоминал собой  самые первые ощущения от пробуждения после увиденного в грезах кошмара. Когда уже вдохнул побольше тяжелого воздуха, откинувшись  облегченно на подушки, но остатки пережитого во сне ужаса пока еще никуда не делись.
Вот только что ни соверши сейчас – она не проснется, кошмар ее отпустит до тех пор, пока вдоволь не наестся.
Видя перед собой рукоять изогнутого клинка, протянутую точно ей в руки Командором, она не понимала происходящего, и все вокруг казалось дурманящим и схожим на дурной сон. За какой такой проступок Кусланд принуждает пролить кровь близкого ей гнома? За позволенную крупицу милосердия? За проявленное сострадание к близкому, единственному, кому бы она доверила собственную жизнь? Изумрудные глаза заволокло давно туманом, отчаявшийся взгляд, полный отторжения, застыл на треклятом орудии, от одного вида на который предательски сперли дыхание удушливые слезы.
Дурной сон. Дурной сон. Дурной сон.
Не заставляй меня. Прошу.
Я… умоляю.
Нахлынувшей вдруг необузданной волной смирение вгрызлось в горло, сдавило в своих тисках виски и заставило перенять клинок, не поднимая и головы к насмешливой гримасе. Подштанники Андрасте, да Кусланд наверняка почивал на лаврах успеха от такой безропотной покорности, пока гномка едва унимала непослушную дрожь в коленках. Пульс набатом отбивал опасный ритм, в ушах стоял противный звон колокольчиков, а в перерывах между едким эхом проносились слова, слетевшие коротким мгновением назад с сардонически искривленных губ.
Проносившимся ураганом мысли, непослушные и до жути громкие, противоречили непоколебимому подчинению, с коим Середа стояла в нескольких футах от широкоплечего кошмара и тыкалась взглядом в каменную плиту под ногами.   
Дурной сон. Дурной сон. Дурной сон.
Не заставляй меня. Прошу.
Я… умоляю. ДАЙ МНЕ ОЧНУТЬСЯ!

- Я скорее псину твою зарежу, - гаркнула гномка без скрываемого должным образом презрения и отбросила с пренебрежением клинок, и внезапно заскрежетал по каменным плитам скользнувший гулко металл за спиной. То был тот же клинок Командора, Середе требовался миг для того, чтобы узнать его, когда она обернулась на звук. - Ренвил…
- Так будет правильней, - хрипнул гном, заходившийся в черничных сгустках крови, и надавил сильнее наточенным острием клинка себе в грудину. – Иного выхода…
Он не успел договорить только потому, что Середа, подлетев молниеносно, надавила ладошкой на его треснутые, запачканные губы, а другой рукой насильно отняла холодное оружие.
- Заткнись, - гневно требовала она. – Я… я спасу…
Густая борода чуть шевельнулась, приоткрыв за пышными усами вымученное подобие улыбки.
- Где та принцесса Орзаммара? Куда ты ее дела? Я вижу воина. И оттого мне отрадно будет поведать отцу моему и твоему, какие перемены настигли тебя, - как же хотелось тряпку ему в рот засунуть, чтоб перестал попросту тратить силы, но гном замолк самостоятельно, взирая потускневшими очами на Командора. – Узнаю это лицо. И голос… Он… Он… Сразу не по нраву пришелся. Как и моему отцу. Уж больно походит на голос твоего брата Белена, Середа. Видать, спелись изворотливые пташки, и синхронно отправили моего отца на эшафот.     
Он давился клокочущим смехом себе в ладонь, и вскоре она была заляпана полностью жижей, едва ли напоминающей нормальную кровь. Смола с ошметками… мяса.
- Мне больно. Как же больно… Внутри горит, как в пекле, - корчился он, хватая небрежно клинок, предоставленный любезно для облегчения невыносимых мучений. – Ты сделала все, что было в твоих силах, но сейчас не тебе решать, когда мне умирать. Не ты подарила мне жизнь, не тебе ею и управлять.   
Почему-то хватка цепкой руки ослабла, что позволило Ренвилу без особых усилий отобрать желанное и представить острием снова к грудине, в то место, куда билось почти уставшее бороться гномье сердце.
- Пожалуйста, - взмолилась Середа, чувствуя, как свободная рука Ренвила ухватила ее за запястье и положила плотно на костяное навершие клинка.
- Акх сартос оэн дургримст…* - и голос его напомнил дуновение осеннего ветерка, от которого спина тут же озябла. Глаза его совсем померкли в непроницаемой пелене, пока холодный металл не разрезал быстро мягкую плоть вместе с ее страданиями, выпустив наружу пусть короткий, но пронзительный вопль. Потребовалась секунда. Всего лишь одна секунды, чтобы тело Ренвила обмякло в ее руках.
- Акх сартос оэн дургримст, - повторила Середа осипшим шепотом и, пытаясь сглотнуть горечь во рту, что засела глубоко тяжелым комом, прижалась губами к оледеневшему лбу. – Вся отданная мне благодать ныне с тобой уйдет глубоко под нерушимый камень. С моей благодатью ты обретешь сладкий покой. Ты будешь похоронен достойно. Как …как… Как один из доблестных лордов. Нархо из белгонд…**

На коленях, склонивши голову так, что подбородок уперся в трясущуюся грудь, Середа прикрыла пальцами его веки, припухшие почерневшими прожилками вен, перед тем, как уложить мертвенно-бледного гнома осторожно на пол.
В горле сохло, язык западал, и в животе стремительно ощущалась пустота, которая так же стремительно стала наполняться чем-то опасным, колким.
Ее объял путами неподдающийся контролю гнев, сокрушительный и всепоглощающий, точно архидемоново пламя. Дрессированной годами ледяной сдержанности приходил конец, она крошилась, словно стекло, и острыми осколками разлеталась в стороны, уступая место шквалу чувств.
Как с цепи сорвавшись, без лишних слов Середа рванулась прямиком к Командору. Быстро преодолеть расстояние не составило труда: уж больно зал был крохотным, да и от развернувшейся трагедии Кусланд стоял чуть поодаль. В кулачный бой лезть по честным правилам ей не пожелалось в силу многих причин, и от одной из них смердело простой истиной: Командор сам поступится канонами ради победы над ошалевшей гномкой. Отчего, не побрезговав ладошки, Середа молниеносно проникла под короткую юбку брони меж ног Оливера и с дикой страстью схватила его за яйца, скрутив что было мочи.   
- Ох, - с наигранной раздосадованностью выдохнула Середа, - похвалиться кроме звания тебе, оказывается, и нечем, - пока появился шанс действовать, не получив в ответ разящий удар как от Кусланда, уклонилась  с проделыванием маленького шажка ему навстречу и мощно пробила в область печени. Сомнений не возникло, что защищающие латы смягчили удар. Благо, нашелся когда-то один умный гном, который обучил ее хитрым маневрам, определенно направленных только к высоким соперникам, и показал наглядно, как правильно с ними «танцевать».   

Сноски:
* - За наши семьи и наш дом
** - Клянусь

Отредактировано Середа Эдукан (07-12-2015 05:24)

Оказаться впечатанной в омерзительно холодный пол так быстро в планы Эдукан не входило. Ощутимый шлепок преобразовался мгновенно в тягучую и ноющую волну боли, что сковало все тело разом, дезориентировав дочерь камня на несколько мгновений, но этого времени вдоволь хватило, чтобы упустить из внимания ловкие и стремительные действия со стороны для обезвреживания необузданного гномьего возмездия. В целом, получилось вполне себе ничего: дергая ногами изо всех оставшихся сил, Середа понимала, насколько бесполезна эта затея; растрепанный Командор постарался. И пока он сверлил ее искрометным взглядом, кривясь от пережитого, она смотрела на него взглядом бесстрастным, даже апатичным, чувствуя, как неумолимую злобу заменяла горькая и ядовитая обида. Спешный взгляд на мертвого друга, что своей неподвижностью вгонял в непомерный ужас, лишь усугубил ее.
С несправедливостью мириться сложно, особенного гномке, что всю жизнь боролась со всяческими ее проявлениями, и вот сейчас, пригвожденная к каменным плитам, смотрящая куда угодно, лишь бы не на Кусланда, Середа металась меж двух огней. Поддаться либо отчаянию, либо безразличию. Выбор казался таким очевидным, смешным в своей простоте, что гномка не выдержала, позволяя вырваться из груди свободному смеху. Уголки ее губ зло дернулись вверх.
- А разве этого мало? – нотки равнодушия скользнули в голосе, когда потребовали угрожающим криком причины столь неистового буйства. – Мало потери близкого человека для желания мести? Позвольте полюбопытствовать, Командор, какого это - казнить собственноручно тех, кто отнял у тебя дом, близких, чести? Вы, наверное, захлебывались от удовольствия, когда кромсали тело эрла Амарантайна? – «мщение есть признание боли» - один из братьев как-то молвил за ужином, и Эдукан, не придавая тогда значение его словам, прекрасно осознала их сейчас. – Вы, что так рьяно расправились с обидчиком семьи, ничем его не лучше… Такой же. Чудовище.
Последнее слово она выплюнула, горько рассмеявшись, и вновь резко дернулась, желая избавиться от треклятого табурета и вгрызться в шею Кусланда зубами так, чтобы вырвать кусок этого протухшего мяса. В нем не было ничего человечного, лишь гнилая, пустая плоть, обмотанная кожей.
- Давайте уже с этим покончим! – сорвался хриплый голос на крик. – Или вы ждете раскаяния? Мольбы? Извинений? Зря. Их не будет, лучше сразу перережьте мне горло или я перережу ваше! Я не побрезгую пренебречь тем, что делает меня человеком. Я не побоюсь на время влезть в вашу шкуру. Все лучше подчинения деспоту, облизавшему, наверняка, весь зад моему братику, чтобы заручиться поддержкой всего Орзаммара.
Безумие ли это? Потеря ли рассудка? В висках стоял перезвон колокольчиков, руки, обхватившие страстно ножки табурета по обе стороны головы, судорожно тряслись, но разность в весовых категориях сказывалась сильно. Табурет не поддался, зато злость вдарила в мозги двойной волной.
- Вам же плевать… - уже не голос, а стон заполнил малую залу. – Плевать. Всегда плевать.

И когда он напоследок рявкнул ей в лицо, по мраморной, покрытой едва заметными рубцами щеке словно нанесли оплеуху, заставляя поддаться невидимому удару и отвернуться в сторону. Кожа запылала. Середа готова была поклясться последним волоском первого Совершенного, что пунцовела на глазах в рухнувшей на малую залу тишине. Ей обидно. Неприятно. Мерзко. Даже взглядом обводить она более его не смела, чтоб лишний раз не видеть, с каким пренебрежением кривился его рот, с каким огнем высокомерия горели его глаза…     
- Вы правы, Командор, - Середа сама удивилась, насколько затвердел ее голос. – Вы не гарлок. И Вы не я, что притащила его сюда. Но, если бы гарлок зарезал Ренвила на тропах, воспринялось бы это как подобает Стражу: со скорбью, но смиренно, потому что твари неразумные привыкли убивать. Потому что твари неразумные марают свои лапы в крови. Ренвилу посчастливилось выжить, я отвезла его к вам, зная, что оставался еще шанс спасения, а Вы… - губы дрогнули в неприятной усмешке. – Вы дали мне клинок в руки. Для чего, унижения? Демонстрация Вашей гребаной силы? Показ Вашего превосходства над ситуацией? Воспитательный-мать-вашу-эффект?
Снова захотелось расхохотаться твердолобости Кусланда, что, видать, запамятовал, а может, никогда и не задумывался о трех драгоценностях мудрого правителя: первая – милосердие, вторая – бережливость, третья – сдержанность. Ведь только благодаря ним вытекали доблесть и великодушие. И как бы долго осквернители дома Эдуканов не обвиняли их в отсутствии таких драгоценностей, они появились у Середы, родились, как из пепла, когда приходилось делить стол с простым людом и видеть его нужды. Она щупала народ изнутри, влезая неохотно в шкуру одного из них, получая урок столь же поучительный, сколь показательный.
- Чего вы добивались? Что я зарежу единственного мне друга ради командорской прихоти? Если бы не семья Харроумонтов, я бы сгнила в глубинных лабиринтах подземелий. Уверена, Вы и о таких деталях прознали, и все же отдали наказ, - четко поставленная речь, без окрашенных нот, без каких-либо повышенных интонаций можно было списать только на внезапно сошедшую благодать предков Совершенных, что откликнулись на молебный зов их дочери. – Потому Вы ненавистней гарлока…
Недобрым огнем сверкнули ее глаза, когда наконец-то взгляд, источавший отвратительно скрываемое презрение, столкнулся с лицом Кусланда. Середа знала, еще немного – и она сорвется, еще чуть-чуть, и та благодать предков, объявшая ее, подобно теплому одеялу, спадет, обнажая голую ярость.
- Я ответила на Ваш вопрос?

Отредактировано Середа Эдукан (22-01-2016 04:28)

Внезапно возросший адреналин по взмаху волшебного посоха растворился, и напала жуткая усталость, когда табурет после нехитрых движений Командора больше не сковывал грудину и позволил приподняться на локтях, отрывая затекшую и немного озябшую спину от вымощенных камнем плит.
Речь Кусланда оказалась весьма занимательной: столь лестных оборотов, богатых разнообразием и беззастенчиво озвученных, в свою сторону Эдукан еще никогда не слышала и, откровенно признаться, когда Герой Всего Ферелдена на повышенных регистрах дотронулся самым нещадным образом до стражеского долга, не забывая при этом обдавать взглядом, полным презрения, доходящего чуть ли не до откровенной ненависти (так, по крайней мере, чудилось самой Эдукан при виде недоброго блеска его глаз в трепещущем свете огней), Середа вдруг поймала себя на мысли, что хочет покинуть комнату. Немедля. Сейчас же. В ней вспыхнул колючий огонь. Злость, где-то в глотке засела злость и драла ее до такой степени, что гномка готова была раскурочить малый зал и вырваться наружу подальше от… от… демон дери, от правды! И горечь этой правды не сластила, обнажая ту самую истину, от которой всегда равнодушно отмахивалась Эдукан, - не в ее власти спасти всех, особенно родных, но…
Признать правду его – значит, признать поражение.
Много чести.
Она сердито оттолкнулась от пола и в следующее мгновение уже стояла на своих ногах, когда Командор после короткого молчания заново… запел… слаще соловья.

«Оказать милость тому, кто дорог»
«Так обычно поступают»
Нутро ее дернулось в груди. Некогда стоявшая к Кусланду боком Середа развернулась вполоборота, чтобы хорошенько вглядеться в его лицо сквозь тени окружавшего полумрака.
– Командор, а вы оказывали такую милость хотя бы раз в своей жизни? Заглядывали близким в глаза, чтобы посмотреть на собственную фигуру, отраженную в них, с приготовленным, остро наточенным клинком перед тем, как вонзить его в плоть? Вы лишали тех, кто дорог вашему сердцу, жизни? Вы сами пережили то испытание, на которое обрекали других? Нет? Тогда вы и понятия не имеете, чего стоит даже одна мысль об этом, - раздутые ноздри вбирали шумно воздух, в голове по-прежнему потрескивало, словно лопались горящие сучья, и пульс набатом отбивал опасный ритм прямо в ребра. Один сухой кивок на бледного гнома, и Середа, едва сохраняя выдержанный тон, опасливо озираясь на четвероного сторожа, продолжила: - Если бы Ренвил отказался от жизни, то издох бы там, на холмах, не думая бороться со скверной, но он прожил еще один день. Прожил потому, что верил в надежду почувствовать вкус воды, запах травы. Боролся отчаянно… Но под критерии вашего отбора он не вписался. Конечно. Куда лучше иметь Мак-Тира и Хоу в рядах подчиненных, - взгляд, сначала суженный и злой, ужаливший Кусланда в лицо, тут же перенял оттенок благосклонности. - Чувствовать власть над ними, унижать всякий раз, когда выдастся случай, напоминать им их же место и знать, что ответом станет смиренное молчание и полное подчинение. О-о-о… - протянула голосом слаще меда Середа, не отказывая себе в удовольствии улыбнуться широко, так, чтобы Командор лицезрел белизну ее зубов. Одно лишь представление возбуждало донельзя, примерно так же в мечтах она поступала с Беленом, а потом еще раз. И еще. Пока бы он не рухнул ничком в ноги, вымаливая оборвать его ничтожную жизнь. - Это куда мучительнее, нежели строиться на эшафоте. Быстрая казнь Рэндона Хоу, видать, должного удовлетворения не принесла, и вы избрали участь пострашнее остальным. Умно. Очень. Вы прирожденный палач.   
Она не старалась подсластить лестью, не задабривала совершенно неуместным случаю одобрением его действия, последние слова она сказала вовсе не как Страж, но как принцесса и возможная наследница трона, знающая верное наказание врагам ее дома, способное унизить… изничтожить их честь и их достоинство.
Ну… хоть в чем-то сошлись, однако ж это лишь подтверждало, что Кусланд все же шел, идет и будет продолжать шествовать на поводу у своих эмоций, ведь унижать долгими годами сравнимо смерти, только более изощренной и беспощадной.
Жаль, долго в иллюзорных одеяниях пребывать не вышло - вновь пришлось нацепить шкуру Стража, исходящую скверной, пряча тот довольный оскал, что украшал ее лицо несколько мгновений.
- Что мне разочарование того, кто любим разве что собакой, - выплюнула она тихо, сдержанно, себе под нос, отвернувшись намеренно от Командора к мертвому другу, и только затем обернулась в очередной к мужчине с нарочитой сочувственностью, на которую была только способна, чтобы всем своим видом показать, как ничтожен и жалок в ее глазах Командор. И ведь не только в ее. 
- Что мне еще сказать, чтобы вы наконец соблаговолили мне удалиться, дабы достойно похоронить Не. Ваши. Проблемы?