Смысл слов Дориана по-настоящему дошел до эльфа, только когда он ощутил осторожное прикосновение к своему боку. Брови его удивленно поднялись, глаза расширились, а еще через мгновение он выдохнул короткий, немного нервный смешок.
- Погоди... Так ты поэтому ему волосы подпалил?! - и рассмеялся, весело и на удивление беззаботно.
Йен не любил, когда кто-то опекал его, чрезмерно заботился и тем более - закрывал собой. Но мелочная мстительность Дориана, с которой он вступился за него, неожиданно показалась теплой и приятной. Долиец признательно, как ласковый кот, потерся щекой о плечо шемлена, а затем выкинул из головы разговор и о пленных венатори, и об освобожденных рабах.
Магия всегда привлекала его, вызывала жгучий интерес, даже если отец с самого начала приучил его испытывать чувство вины - как за этот интерес, так и за то, что у него вообще проявился дар. Долгое время основным фокусом этого интереса была магия оборотничества: Лавеллан изучал различные облики, развивал умение контролировать превращение, постигал все возможности, которые могли дать ему умения перевертыша. Но теперь ему в очередной раз хотелось расширить собственные границы, тем более что сражения, в которые он все чаще оказывался втянут, наглядно доказывали ему необходимость боевых заклинаний.
И теперь эльф завороженно смотрел на ледяную дымку, объявшую ладони Дориана - даже потянулся к ней рукой, чтобы собственной кожей ощутить магический холод. Пока это была лишь чистая сила стихии, но в руках чародея она могла превратиться в смертельную ледяную ловушку.
- Совсем немного, если честно, - признался он, все еще не отрывая взгляда от рук тевинтерца. - Я знаю, что маг преобразовывает энергию Тени в силу одной из стихий, но при этом нет необходимости в глубокой связи с природой. Вы не черпаете силу, например, из пламени, огонь идет изнутри, - Йен вспомнил, как окутывал себя пламенем Дориан, и немного смутился - это воспоминание одновременно и пугало и вызывало некое теплое чувство. В конце концов, огонь был частью шемлена, воспринимать его иначе было нельзя. - Знаю, что это опасная магия, потому что маг может не удержать силу стихии - из-за сильных эмоций или из-за боли - и тогда она вырвется из-под контроля. Это опасно, как для самого мага, так и для окружающих, - долиец явно повторял чужие слова, как послушный ученик. - Поэтому Хранительница и не хотела учить меня, - неохотно добавил он. - Считала, что в моих руках эта магия слишком опасна, - сказав это, Лавеллан тут же упрямо насупился, точно ожидал, что и Дориан станет убеждать его в этом. - Я лучше знаю, на что я способен! Покажи мне снова, как призываешь лед. Я видел, как ты делаешь это с огнем, и даже начал различать плетение... Но я не хочу учиться магии огня.

Все тревоги этого бесконечно долгого дня отступили в тень, бессильные и бессмысленные перед великим таинством, которое происходило сейчас в этой палатке. Магия. Чтобы понять ее значение, нужно было родиться чародеем. Лишенные дара могли хоть сто лет изучать теорию и вести ученые диспуты, они и на шаг не приблизились бы к этому волшебному чувству, когда энергия зарождается внутри, нарастает бушующим вихрем, а после прорывается наружу в угодной заклинателю форме. Это нечто, о чем простые смертные и мечтать не могут - творение, разрушение, изменение одной лишь силой воли.
Дориан зря сомневался в своих наставнических навыках - Лавеллан понимал каждое слово, каждое же тщательно откладывая в памяти. Может быть, в своих Кругах шемлены и изучали магию по книгам, где все записано длинными непонятными терминами, долийцу же куда ближе было осознавать магию именно так - интуитивно, ощущениями, эмоциями. И услышав о "центре спокойствия", он тут же прислушался к себе, пытаясь отыскать нужные воспоминания и впечатления, которые помогли бы обрести хладнокровие и сосредоточенность. Это оказалось несложным: стоило лишь вспомнить длительную медитацию перед нанесением валласлина - тогда ему удалось привести все свои чувства и эмоции в идеально ровное состояние, достичь гармонии с собой и окружающим миром. Конечно, он не сможет прибегать к этому методу каждый раз, настраиваясь на стихийную магию, но это и не было нужно - достаточно было воссоздать в памяти ощущение полного спокойствия, безмятежности.
Лицо эльфа разгладилось, он глубоко вдохнул, чувствуя, как ровно бьется сердце, и вытянул вперед руки, ладонями вверх. Тонкие, всегда такие беспокойные, пальцы не подрагивали, даже неугасимый огонь в глазах несколько поутих - эмоциональное состояние Йена напоминало сейчас ровную гладь воды, не потревоженную ни единым дуновением ветра.
Теперь можно было наблюдать за тем, как обращается к силе льда Дориан. Лавеллан распахнул глаза и мягко улыбнулся, глядя на то, как бледная холодная дымка окутывает его руку - возможно, эта стихия и не была для эльфа такой же "родной", как огонь для шемлена, но она не вызывала у него страха и отторжение. Отрешившись от лишних мыслей, он внимательнее присмотрелся к тому, что делал тевинтерец.
Для тех, кто лишен дара, магия выглядит сравнительно просто: чародей читает заклинание, и это вызывает нужный ему эффект. Неспособные видеть и чувствовать движение энергии, они наблюдают лишь конечный результат, нисколько не приближаясь к пониманию самого процесса. Йен же сейчас видел иное: как сплетаются тонкие нити энергии, как напитываются они силой стихии, как эти нити становятся прочнее и гибче - именно в этот момент энергия начинала преобразовываться в заклинание. Ледяные нити опутывали собой пустую склянку, и, наверное, это было даже красиво, но долиец смотрел на происходящее совсем другим зрением. Он видел, как именно мана превращается в лед, подмечал невидимые узоры силы и стремился их повторить.
- Думаю, я понял, - очень тихо, точно неосторожными словами можно было разрушить чары, произнес он, с трудом отрывая взгляд от покрытой инеем склянки. - Теперь попробую я? - вопреки его желанию, это прозвучало вопросительно, точно он и в самом деле спрашивал разрешения у Дориана - совсем как когда-то у строгой Истимиториэль.
Тень отозвалась охотно - он уже полностью восстановил силы после схватки с венатори, и теперь ману не приходилось тянуть из себя, точно воду из опустевшего колодца. В чистом сгустке энергии, появившемся теперь между раскрытыми ладонями, поблескивали знакомые фиолетовые искры, и Лавеллан чуть поморщился - он так часто обращался к энтропии, что теперь невольно придавал именно ее оттенки призванной силе. Это была тонкая, почти ювелирная работа, совсем ему незнакомая, а оттого продвигалась она медленно: подражая тому, что недавно легко и непринужденно сделал Дориан, эльф сплетал нити энергии в совершенно новый узор. Постепенно его пальцы окутывал холод, но вопреки его ожиданиям, он вовсе не обжигал, как снег или лед - ощущение было приятным, точно его руки касались чуть прохладной воды. Йен добавил еще немного силы, и крошечный призрачный шар в его ладонях заискрился снежинками. Это вызвало у долийца восторг - он широко улыбнулся, вскидывая счастливый взгляд на тевинтерца, и плетение мгновенно распалось, на этот раз и впрямь обжигая руки неудачливого чародея льдом. Ойкнув, он сунул посиневшие от холода пальцы в рот, и посмотрел на Дориана исподлобья, выговаривая невнятно:
- Это хотя бы было правильно?

Отредактировано Йен Лавеллан (24-02-2016 18:08)

Надо сказать, прикосновения Дориана нисколько не помогали отыскать тот самый "центр спокойствия". Его теплая ладонь дотронулась сначала до руки, потом до груди долийца, и тот поймал себя на том, что невольно тянется к ней навстречу. Случившееся в оазисе очень живо всплывало в памяти, и эмоциональное состояние Йена куда больше подошло бы сейчас для огня, чем льда. Оставалось только порадоваться, что в палатке достаточно темно, а шемлен не может похвастать эльфийским зрением, а значит, и не различит пунцовых ушей своего торопливого ученика.
- Попробуем, - тем не менее уверенно кивнул эльф.
И в самом деле - не глядя на Дориана, вернуться к прежнему спокойствию оказалось проще. Он все еще кожей чувствовал присутствие тевинтерца, но теперь оно было не раздражающим, не возбуждающим - скорее поддерживающим. И это была ровно та поддержка, которая импонировала Лавеллану - без излишней опеки и вмешательства в то, что он делает, пусть даже делает он это пока совсем не идеально.
Снова глубокий вдох, очищающий разум от суетных мыслей; прикрыть глаза - на мгновение, только чтобы представить себе, что он сам весь покрыт коркой льда, непроницаемой, сплошной. На этот раз потянуться к нужной энергии оказалось проще, и дымка холода окутала его ладонь быстрее. Йен старался не смотреть на то, что делает Дориан, чтобы не отвлекаться, но их цели находились совсем рядом, и он видел, как лед снова медленно охватывает пустой флакон, заставляя стекло переливаться матовым блеском.
Энтропия всегда требует точности, едва ли не филигранности: в отличие от стихии, главной целью которой является разрушение, энтропия воздействует на живой организм, подчиняя себе его процессы. Повергая свою жертву в сон или сковывая ее тело параличом, проникая в ее разум с кошмаром или галлюцинацией, долиец всегда ощущал происходящее так, точно сплетает прочную, но тончайшую сеть. Невольно такой подход он переносил сейчас и на работу со стихией, а потому лед появлялся медленно: слой за слоем он покрывал ни в чем не повинный гребень, идеально ровно и гладко. Закончив работу, Лавеллан недовольно засопел.
- Все это, конечно, красиво, но в бою важнее скорость, чем красота, - безжалостно раскритиковал он собственные усилия. - Но это, полагаю, придет со временем, - энтропические заклинания когда-то тоже создавались им очень медленно, сейчас же на плетение паралича он едва ли тратил больше трех секунд. - Я понял принцип, и это главное - дальше я справлюсь сам. Ma serannas, - поколебавшись немного, он все же потянулся к Дориану и мягко коснулся губами его щеки.

Отредактировано Йен Лавеллан (27-02-2016 16:48)

   Шепот обжег острое ухо, и Лавеллан невольно подался ближе, ничуть не возражая против объятий. Он чувствовал, что Дориан нисколько не давит на него, не пытается снова подтолкнуть к тому жаркому и порочному, что так влекло и одновременно так пугало эльфа. Сейчас близость шемлена была теплой и успокаивающей, и совсем не таила в себе угрозы. И все же, услышав предложение Дориана, Йен отстранился и заглянул в его глаза со всей возможной суровостью.
   - Но ведь заметят! - возразил он, а потом осекся, вспомнив про пленных венатори, чье присутствие так нервировало его. Пожалуй, этот случай можно считать исключительным и забыть ненадолго о репутации в угоду безопасности. А с шемленом он точно будет в безопасности, как и тот - с ним. - Ладно, - согласился эльф так, точно делал большое одолжение. - Только без глупостей! - под глупостями, очевидно, подразумевалось нечто вроде того, что уже произошло в оазисе. При воспоминании об этом он снова покраснел, а потому засуетился и принялся устраиваться на ночлег.
   Узкий тюфяк, конечно, не был рассчитан на двоих, тем неожиданно приятнее оказалось прижаться друг к другу как можно теснее. Поначалу Йен устроился лицом к Дориану, потом принялся по привычке ворочаться, в результате чего, конечно же, немедленно оказался на песке, и в конце концов повернулся к шемлену спиной, бесцеремонно обнимая себя его руками, и стал засыпать, отчего-то улыбаясь самым глупым образом.

   Он стоял, низко опустив голову и глядя себе под ноги. Смотреть приходилось одним глазом - второй был закрыт, заплыв огромным кровоподтеком, который еще больше уродовал и без того испещренное шрамами лицо. Перед ним возвышался роскошно одетый человек, который говорил что-то, доверительно положив ладонь ему на плечо. Галлус лишь изредка кивал и отзывался какой-то короткой фразой. С полминуты Йен наблюдал эту сцену со стороны, а потом точно какая-то сила рванула его вперед, все закружилось перед глазами, он отчаянно попытался ухватиться за что-то, чтобы не утонуть в этом вихре, но...
   Он стоял, низко опустив голову и глядя себе под ноги. Все, что он мог видеть - это покрытые позолотой сандалии господина (Менаций - пришло откуда-то имя) и ослепительно желтый песок. На него время от времени капала  кровь из его собственных ран. Йен (нет, уже совсем не Йен - Галлус) попытался зажать рану на руке ладонью и поморщился от боли при этом простом движении. Бой дался ему слишком большой ценой - он едва стоял на ногах. Но скоро он получит долгожданную обещанную награду, и она будет стоить любой цены.
   - Ita est, dominus, - в который уже раз глухо отозвался эльф на словоизлияния магистра.
   Тот был сегодня особенно сладкоречив - так и рассыпался в комплиментах лучшему своему гладиатору, без которого его лудус был бы обречен на прозябание. Галлус слушал вполуха - время, когда эта лесть как-то трогала его, осталось далеко позади. Сейчас же он едва мог дождаться, пока Менаций перейдет к главному. Да вот же оно.
   - ... исходя из всего этого, я просто не могу позволить тебе уйти. И заметь - вовсе не из жадности и эгоизма, а в первую очередь - из заботы о тебе! Ну что ты будешь делать, получив статус либерати? Прозябать в нищете, перебиваться случайным заработком, есть отходы? - толстяк Менаций брезгливо пожевал губами и огладил свой объемистый живот, точно от одних этих слов ощутил внезапный голод. - Ты погибнешь на свободе, Галлус, жемчужина моего лудуса! Здесь же тебя ждет слава и условия лучше, чем те, в которых живут рабы архонта, клянусь Думатом! - видя, что раб по-прежнему не выражает никакого энтузиазма, магистр снова прикоснулся к его плечу. - Ну чего ты хочешь? Лучшие вина, лучшая еда, лучшие рабыни - у тебя будет все! Если ты продолжишь сражаться во славу дома Менациев.
   Только теперь Галлус вскинул голову, глядя на хозяина в упор - так, как рабам вовсе не положено смотреть на господина.
   - Я не хочу ничего из этого, - с трудом разлепив запекшиеся губы, наконец, проговорил он. - Только свободу.
   - Выкинь эту чушь из головы! - досадливо поморщившись, Менаций взмахнул пухлой рукой и повернулся к гладиатору спиной, явно демонстрируя, что разговор окончен.
   Несколько мгновений Галлус только смотрел вслед хозяину, напрягшись всем телом и сжимая кулаки со сбитыми в кровь костяшками. А потом легко и быстро, точно выпущенная из лука стрела, метнулся к толстяку и обхватил его голову грязными ладонями. Он собирался свернуть ему шею, но Менаций оказал неожиданно серьезное сопротивление, и наконец оба, хозяин и раб, покатились по песку, как сцепившиеся коты. То ли от испуга, то ли от удивления магистр даже не пытался кричать, чтобы привлечь внимание охраны, и некому было оторвать от него взбесившегося гладитора. Пухлый кулак ударил в глаз, массивный перстень рассек бровь, и кровь заливала лицо Галлуса, мешая ему видеть. Но ему и не нужно было - он умел убивать, как никто, он убил уже сотни куда более грозных противников, чем перепуганный толстяк, обмаравший свою парчовую мантию от страха. Ладони надавили на лицо Менация, влажно хрустнул нос, раздалось какое-то невнятное, но явно протестующее и полное боли мычание, а потом пальцы нашли наконец свою цель. С безжалостной точностью они впились в глазницы магистра, выдавливая его глаза. Только теперь крик - последний, предсмертный крик - прорезал тяжелую тишину.
   На тренировочную арену высыпали телохранители магистра - такие же рабы, как и Галлус. С минуту они ошарашенно смотрели на мертвого господина... а потом молча сложили свои короткие мечи к ногам его убийцы.

   Йен, до того беспокойно ворочавшийся и бормотавший во сне, проснулся с криком, резко усаживаясь на неудобном тюфяке и дрожа всем телом. Он еще не понимал, где находится, да что там - он даже не вполне понимал, кто он. И все еще ощущал боль от десятка фантомных ран, чувствовал, как лопаются под жесткими пальцами глазные яблоки толстяка... И вместе с тем испытывал не испуг - глубокое удовлетворение от этого убийства.

   Йен не сразу вспомнил о том, что рядом с ним спит Дориан, а потому от прикосновения к плечам едва не подскочил на месте, вздрогнув всем телом. Обернувшись, он дико смотрел на шемлена, и только через несколько мгновений в ярко горящих глазах появилась тень узнавания.
   - Nae! - он яростно тряс головой, пытаясь выдавить из себя хоть слово на общем. - Н-нет... - наконец, заикаясь, произнес долиец. - Не кошмар, - он глубоко вдохнул, пытаясь успокоиться, но его все еще трясло - этот сон не просто был на диво реалистичным, он  еще и и словно запихнул эльфа в чужую шкуру, и он переживал случившееся с Галлусом так, будто это произошло с ним самим. - Не сон - память, - стучавшие друг о друга зубы позволяли говорить только так - коротко, отрывисто. И все же он понемногу успокаивался - так действовала на него близость Дориана, тихий шорох его голоса. - Это было воспоминание Галлуса... этого гладиатора, которого мы нашли в Коракавусе, - пояснил он, вспомнив, что прежде не называл тевинтерцу его имя. - Я видел, как он убил своего... хозяина, - долийский язык не был приспособлен к таким словам, и Йен выплюнул его с презрением, так, что все лицо его исказилось от ненависти. - Нет, не видел... я был им. Понимаешь...
   В этот момент полог палатки резко одернулся, полыхнуло светом - один из солдат держал в руках факел и обеспокоенно заглядывал внутрь.
   - Что у вас тут...
   Все, чего добился Дориан, пытаясь успокоить эльфа, пошло насмарку: чужое вторжение, близость огня вновь встряхнули все эмоции Лавеллана - он яростно ощерился, и в руках его заплясало темное энтропическое пламя.

   Мягкое объятие Дориана, пожалуй, спасло солдата от нападения, но вот смотреть на него Йен все равно продолжал зверем - глаза светились в темноте тусклым золотом, отражая свет факела, верхняя губы вздернулась, обнажая острые резцы. И все же вспыхнувшая на его ладони энтропическая энергии рассеялась - это можно было считать добрым знаком, если только они сейчас вообще были уместны. О том, что подумает солдат, застав долийца ночью в палатке Дориана - тем более после этого объятья, - эльф сейчас думал в последнюю очередь.
   Только когда полог палатки снова опустился, и раздражающий огонь исчез, Лавеллан сначала расслабился, а потом и вовсе обмяк всем телом, тяжело приваливаясь к Дориану. Сердце колотилось где-то в горле, и о том, чтобы снова заснуть, не могло быть и речи. Он чувствовал, как напряжены его нервы: само это место, эта пустыня, близость Коракавуса и присутствие пленников - все это настолько тревожило Йена, что он рад был бы побежать сейчас в Скайхолд своим ходом впереди отряда. Там, за стенами эльфийской некогда крепости, он снова почувствует себя в безопасности.
   Впрочем, и теперь, чувствуя тепло Дориана и его дыхание на своей щеке, он понемногу успокаивался. Совсем уже не хотелось отмахиваться от заботы шемлена и напирать на свою самостоятельность - состояние долийца все еще оставляло желать лучшего, и оттого, что рядом кто-то был, становилось легче. Хотя вряд ли он согласился бы на "кого-то" вместо тевинтерца...
   - Менаций... хозяин Галлуса пообещал освободить его, если тот выиграет для него какой-то важный бой, - всю эту систему гладиаторских сражений и соревнований Йен не понимал до сих пор, даже заглянув в память Галлуса. - Он победил, хотя сам едва не погиб при этом, но его хозяин обманул его и не пожелал отпускать. И тогда я... - он сбился и поспешил поправиться: - И тогда он убил Менация... - эльф тяжело сглотнул - снова вернулось ощущение лопающихся под пальцами глазных яблок. И оно по-прежнему не было отвратительным или пугающим. - Выдавил ему глаза, - кое-как переведя дух, он только теперь осмелился поднять взгляд на Дориана. - Думаешь, за это он и попал в Коракавус?

   Дрожь понемногу сходила на нет, но Йен все равно не спешил отстраняться от шемлена - его тепло казалось сейчас единственной реальностью, которая могла окончательно прогнать морок тяжелого сна. Тем более что сон вовсе не виделся сном - эльфа не покидало ощущение, что он попросту вспомнил события давно минувших дней. Горечь из-за обмана и предательства, ярость, боль, короткое чувство триумфа - все это словно было его собственным, и от этого было не по себе. И вместе с тем... вместе с тем эльфу хотелось узнать больше.
   - Это не должно быть обычной историей! - с горечью воскликнул он и тут же приглушил голос - ни к чему снова привлекать к ним внимание. - Ты говоришь так, как будто это совершенно нормально. Никто не должен носить на себе цепи. Никто не должен распоряжаться чужой жизнью, как своей собственностью. Это не может быть обычным, это не должно быть обычным! - Лавеллан снова рисковал сорваться на крик, а потому умолк, уткнувшись лицом в плечо Дориана и тяжело переводя дух.
   Память Галлуса ведь теперь в нем, верно? Возможно, он может как-то... потянуться к ней, как тянется к Тени за силой? Но Йен не представлял, как это сделать, и все его попытки были тщетны - он мог бы оживить сейчас любое собственное воспоминание, но чужие оставались где-то на недоступном ему уровне.
   - Должно быть что-то еще, - тихо согласился он с Дорианом, окончательно успокаиваясь в его руках. Едва ощутимое прикосновение губ к уху даже заставило его слабо улыбнуться. - Зажигай, ma vhenan, кажется, я и правда замерз, - долиец вдруг вскинул голову, заглядывая Дориану в глаза. - Хочешь, я уйду? Тебе все еще нужно отдохнуть, а я вряд ли смогу заснуть.

Отредактировано Йен Лавеллан (01-03-2016 01:37)