- Само наличие бога, покровительствующего рабству, говорит об Империи очень много, - с горечью отозвался Йен и с ненавистью покосился на изображение дракона.
Он понимал, что Дориан смотрит на внутренности Коракавуса совсем другими глазами, но не мог заставить себя проникнуться значимостью момента. Для него все здесь было не историческим свидетельством величия Тевинтера, не уникальными археологическими находками, но памятником тысяч и тысяч жизней рабов. Тех, чьими стараниями были возведены эти стены, и тех, кто потом оказался их узниками. Так же, как и тысячи других, кто не видел в своей жизни ничего кроме цепей - ибо такова была воля Империи. Все они давно стали прахом и были забыты, а Коракавус продолжает впиваться рыбьей костью в небо, накрепко вцепившись корнями в землю.
- У рабов были свои боги, - не глядя на своего спутника, долиец покачал головой, - но их отняли у них вместе со свободой.
Вслед за Дорианом он приблизился к полуразрушенному барельефу и поднес ближе к нему факел, освещая жутковатую картину. За истекшие века мало что сохранилось, но Андорал по-прежнему простирал свои устрашающие крылья над испуганными и обездоленными узниками.
- Существо? - переспросил Йен и осторожно уточнил: - Никакого уважения к Древнему Богу? - он знал, что тевинтерцы поклоняются Создателю, так же, как и южане, что, впрочем, не мешает последним смотреть на них, как на еретиков и грешников. Сути разногласий он не понимал - и те, и другие почитают одного бога, так в чем же разница? - Забавно, если подумать. Эльфам удалось то, что не удалось Империи - сохранить верность своим богам, - он усмехнулся едко, но почти сразу помрачнел, вспомнив о плоскоухих, живущих по шемленским законам и верованиям. - Впрочем, не всем. Спустимся, - отрывисто согласившись с Дорианом, он пропустил его вперед и пошел следом.
Каменные ступени вновь вели вниз, и на Лавеллана все больше давило ощущение толщи камня над головой. Что бы он не отдал сейчас за то, чтобы снова оказаться под ярким солнцем или даже под пронзительным ветром ночного Западного Предела! Пытаясь справиться с накатывающим страхом, он снова заговорил, осматриваясь по сторонам и разгоняя мрак светом факела.
- И кто же считался наиболее "ценным" среди узников? Очевидно, что не рабы, - они оказались в длинном, приземистом зале, по бокам которого расположились камеры с тяжелыми чугунными решетками вместо дверей. Потолок здесь поддерживали массивные прямоугольные колонны, но одна из них то ли развалилась от времени, то ли пострадала иным способом. Так или иначе обломки ее лежали посреди зала, и Йен нервно сглотнул, представив, что случится, если еще несколько каменных опор разрушится, и верхний уровень Черной Ямы обрушится на их головы. Он уже собирался поделиться своим опасением с Дорианом, когда замер, прислушиваясь к шуму, доносившемуся откуда-то снизу - то ли шорох, то ли неясный топот. Звук многократно усиливался благодаря эху, и эльф понизил голос: - Надо быть осторожнее. Мы не знаем, ушли ли отсюда венатори.

Отредактировано Йен Лавеллан (28-11-2015 21:01)

- Видимо, даже Мору эта  кость оказалась не по зубам, - пробормотал, выслушав ответ Дориана, эльф и не без опаски покосился на тесные камеры. Некоторые из них были закрыты, на некоторых решетки-двери были распахнуты и покосились от времени, напоминая зубы, кое-как еще держащиеся во рту старика. Скромные габариты позволяли заключенному сделать от силы два шага в одну сторону и два в другую. Давно истлевший тюфяк на полу, кадка для нечистот - вот и вся "обстановка". - Если ценных узников держали в таких условиях, как же здесь содержались рабы - подвешенными за ноги?..
Вопрос был риторическим, и ответа не требовал - так или иначе, скоро они все увидят своими глазами. И все же эти камеры заставили Йена задуматься о том, что прежде не приходило ему в голову: как поступали с преступниками эльфы времен Арлатана? Как бы он ни гордился своим народом и своей историей, наивным он не был никогда, а потому не склонен был рисовать идиллические картины безупречного общества. Сейчас, если в клане заводилась паршивая овца, проблема решалась изгнанием и лишь в самых редких случаях - смертью. Но куда можно было изгнать эльфа в то время, когда весь Тедас был одной империей - Elvhenan? И не могло ли быть так, что и в те времена существовали крепости подобные той, в которой они оказались теперь? Были ли у эльфов свои Черные Ямы, где узники проводили - ни много ни мало, - вечность?..
Голос Дориана вырвал долийца из мрачных мыслей, и он обернулся к ячейкам, о которых тот говорил. Символы, вырезанные над ними, ни о чем ему не говорили, и все же он заставил себя скрыть явное равнодушие. Разве сам он не захотел бы собрать любой осколок такой давней истории, если бы она была его историей?
- Обычно я бы сказал, что никакой барьер не продержится столько веков без подпитки... Но мы говорим о Тевинтере. И само то, что Коракавус не поглотили пески, наводит не на лучшие мысли, - и добавил с отчетливой тревогой в голосе: - Будь осторожнее.
Даже странно, до чего же он отвык беспокоиться о ком-то. Месяцы вдали от клана приучили Лавеллана к тому, что он один, полагаться может только на себя, и, как следствие, не испытывать гложущий страх за чью-либо жизнь. Те, кого можно было бы назвать соратниками, все равно оставались для него чужими, и их смерти не заставили бы его скорбеть. Мысль же о том, что что-то может случиться с Дорианом, заставляло сердце сбиваться с ритма, а ладони холодеть в подступающей панике. "Все же Творцы не лишены чувства юмора".
Предоставив шемлену разбираться со знаками и ящиками, Йен решил детальнее осмотреть камеры. В некоторых из них на стенах он нашел полустертые надписи, сделанные когда-то кровью или нечистотами, но даже сами буквы были ему незнакомы. Неудивительно - едва ли узники Древней Империи писали бы на всеобщем. В одной из камер он наткнулся на пожелтевший от времени скелет и едва не вскрикнул, когда его кисть хрустнула и рассыпалась под его ботинком. Новая пугающая мысль: когда тюремщики оставляли Коракавус, спасаясь от Мора, что стало с узниками?
Поспешив покинуть общество тысячелетнего мертвеца, эльф вернулся в общий зал и тут же вздрогнул, когда под ногой что-то зазвенело. Наклонившись, он поднял кандалы - проржавевшие и такие тяжелые, что непонятно было, как обессиленные узники могли шевелить закованными в них ногами. Очевидно, они упали со стола тюремщика - подойдя к нему и осторожно сдув многовековой слой пыли, Йен принялся рассматривать предметы на нем: чернильница, высохшие перья, связка ключей, почти уже рассыпавшийся в прах пергамент, плеть и... что-то еще, предназначение чего он пока не мог понять. Небольшой кусок кожи, укрепленный металлом, был усеян мелкими железными штырями, потемневшими от крови, а по бокам имел тонкие ремни. Наконец по его форме эльф догадался, что приспособление это надевалось на лица узников, видимо, для того, чтобы отбивать у них охоту шуметь. Надевалось шипами внутрь, нанося множество незначительных порезов, которые не могли убить, но причиняли мучительную боль.
Он с отвращением отбросил на стол жуткий намордник и в это мгновение услышал короткий вскрик за своей спиной.
- Дориан! - он бросился назад, к длинным рядам ячеек, у которых какие-то минуты назад оставил своего спутника. - Ты цел? Я же говорил быть осторожнее!

Отредактировано Йен Лавеллан (02-12-2015 22:33)

Тревога понемногу сходила на нет с каждым словом Дориана, хотя эльф и продолжал пристально вглядываться в его глаза. Жалкая улыбка, сквозь которую отчетливо проступала боль, не слишком убедила его в том, что все в порядке, зато это удалось сделать неуемному любопытству шемлена. Если он готов снова вкладывать пострадавшую руку в пасть дракона, значит, и впрямь все не так страшно. Йен боялся за него, но не собирался трястись над взрослым мужчиной, словно наседка над яйцом.
- Похоже, это место не признает тебя своим, - немного нервно улыбнувшись, отозвался он и коротко кивнул. - Посмотрим.
Собственно, только это он и мог - смотреть,  пока Дориан читал надписи с древних табличек, которые были выполнены все на том же, неизвестном ему языке. Его не слишком интересовал давно забытый тевинтерский род, который каким-то загадочным образом испортил себе репутацию, и слушал он вполуха - ровно до того момента, как прозвучали слова о "живой собственности", хлестнувшие не хуже оплеухи. Пояснения Дориана были излишними, Лавеллан и так понял, о чем речь.
- Значит, эти Тальвас навлекли на себя позор тем, что одна из них оказалась достойным человеком и пыталась напомнить рабам, что они - личности, а не живая собственность? - каждое слово цедилось сквозь зубы, приправленное вековой ненавистью. Точно все это не осталось где-то на забытых страницах истории, и произошло лишь вчера, если не с самим Йеном, то с его ближайшими родственниками.
Изнутри поднималась глухая ярость, хорошо знакомая уже эльфу - она просыпалась каждый раз, когда речь заходила о предступлении Тевинтера или о самом существовании рабства. "Раттос". Само это слово дышало презрением и насмешкой, жалило не меньше, чем "ножеухий", и руки долийца невольно сжимались в кулаки. Эта злость и помешала ему сразу заметить неладное; он только наклонился, поднимая таблички и вперивая в них невидящий взгляд, точно и в самом деле мог прочитать хоть слово на древнем тевене.
- Я понимаю, почему это удивляет меня - мне непривычна мысль, что среди тевинтерцев - сегодня или тысячу лет назад - могли найтись те, кто не смотрел на рабов, как на скот. Но вот твое удивление говорит о том... - не договорив, он поднял взгляд на Дориана и побледнел, заметив наконец его потрясенный вид. - Ma vhenan?.. - собственный голос показался жалким и глухим, а пальцы заметно подрагивали, когда он осторожно прикоснулся к руке любовника. - Что с тобой?

Слышать об обыденности рабства было физически больно, но Йен ничем не показал этого. Прямо сейчас его собственные чувства не имели значения - он видел, как тяжело было Дориану говорить, а потому не смел перебить его ни словом, ни делом. Всегда насмешливый и невозмутимый тевинтерец приоткрывал для него свои сокровенные мысли - как уже было когда-то, когда он обнажил перед эльфом свои страхи - и это было важнее застарелых обид и праведного гнева.
И все-таки сказанное оказалось для Лавеллана неожиданностью. Дело было не в страхе перед этим жутким местом, не в оторопи от жестоких пыток, применявшимся здесь к знатным тевинтерцам - таким же, как сам Дориан! - и даже не в удивлении поступком этой Июнии Тальвас, пускай и оно имело место. Только сейчас долиец получил возможность понять, как смотрит Дориан на Империю. Понять, что "преступление" Тальвас для него - не оскорбление священных устоев, но мужественный поступок, рывок к достойной борьбе, хоть бы даже и безнадежной. И ему, Дориану Павусу, альтусу, который мог бы безбедно прожить в Тевинтере всю жизнь, никогда не зная ни в чем отказа, было стыдно перед тенью Июнии, которая тоже имела все и все потеряла в попытке изменить то, что казалось невозможным изменить.
Йен вздрогнул, когда костяная табличка разлетелась вдребезги от удара о стену, но вместо того, чтобы отшатнуться, подошел еще ближе, заглядывая в лицо любовника снизу вверх. Тот прятал глаза и упускал возможность увидеть нежность и благодарность во взгляде долийца. Странное время и странное место выбрал Йен для того, чтобы окончательно признаться самому себе в том, что любит этого шемлена, но это было похоже на них - все у них было неуместно и невовремя.
- Посмотри на меня, - попросил он и добавил, настойчивее и громче, так что голос его многократным эхом отразился от каменных стен. - Посмотри на меня, ma vhenan! - он прижался к Дориану вплотную, точно поделившись с ним своим теплом, мог отогнать от него все дурные мысли, и обнял его лицо ладонями, не позволяя больше отвести взгляд. - А теперь слушай, потому что я не стану повторять дважды. Одно то, что ты осознаешь неправильность заведенных в Империи порядков, делает тебе честь. Пусть я могу судить о них только с чужих слов, но я вряд ли погрешу против истины, если скажу, что сотни, тысячи тевинтерцев всю жизнь пользуются услугами рабов, считая это естественным и нормальным. Многие ли из них, подобно тебе, задумываются о том, что так не должно быть? Многие ли готовы признать всю грязь, которую накопил за века Тевинтер?  Мы не знаем, что толкнуло Июнию пойти против всей Империи. Может, та попыталась отобрать у нее то, что было ей дорого? А может, однажды она просто проснулась с осознанием того, что не может больше молча наблюдать за тем, как крошатся под ногами ее соотечественников кости рабов? - пальцы эльфа нежно скользнули по щеке Дориана, а голос зазвучал мягче: - И я не знаю, уготовили ли тебе Творцы великие свершения, но я знаю одно: тебе не все равно. Этого достаточно, чтобы не посрамить ее память. Этого достаточно, чтобы я... уважал тебя, - слова, готовые уже сорваться с его губ, Лавеллан все же проглотил, слабо улыбнувшись и добавив: - И если однажды хотя бы один раб получит свободу благодаря тебе, я буду знать, что не напрасно верил в тебя.

Отредактировано Йен Лавеллан (10-12-2015 16:22)

Йен ничего не ответил на торжественное обещание Дориана, до странности уместно прозвучавшее в стенах древней тюрьмы. Все необходимые слова уже были сказаны, и все, чем он мог поддержать сейчас тевинтерца - это теплое объятье, из которого эльф не спешил высвобождаться.
- Пойдем, - согласился он, когда Дориан отстранился первым. - Чем скорее мы выйдем... на свободу, тем лучше, - чужую оговорку он повторил намеренно - Коракавус так давил на свободолюбивого долийца, что покинуть его стены было для него равносильно тому, чтобы вырваться из мучительного заточения.
Он заметил, как Дориан подобрал один из осколков приговора Июнии Тальвас, но промолчал - может, и к лучшему, если тот сохранит вещественное напоминание о том, что узнал здесь и что при этом ощутил.
Дверной проем вывел их в длинный коридор, который поначалу долго вел прямо, а после оборвался пологим спуском вниз. Лавеллану было не по себе от ощущения, что они забираются все глубже в темное нутро Коракавуса, и он жался ближе к Дориану - огонь на его раскрытой ладони был сейчас единственным источником света, разгонявшим мрак. Однако, на нижнем уровне он оказался ни к чему - на стенах тут висели факелы, и некоторые из них по-прежнему были зажжены. По всему выходило, что они повторяют путь, который не так давно прошли до них венатори. Эта мысль заставила Йена насторожиться, и теперь он чутко прислушивался к каждому шороху, но кроме звуков их собственных шагов могильная тишина Коракавуса нарушалась лишь самыми естественными шумами: где-то капала вода, гулко ударяя о камень, да проказничал сквозняк, превращая обычное движение воздуха в вой затаившегося чудовища, от которого кровь стыла в жилах.
- Наши, наверное, сейчас как раз собираются... - как бы невзначай обронил эльф, не предлагая напрямую вернуться и присоединиться к более многочисленному отряду, но ненавязчиво намекая на возможность подобного поступка. Вполне разумного, между прочим, поступка. - Рассвет уже наверняка наступил, - а вот об этом можно было только гадать - каменные стены Коракавуса не видели солнечного света с тех пор, как были возведены.
Впереди был поворот, ведущий к еще одному спуску - видимо, там и находилось крыло рабов, хотя Йен и не был уже так уверен, что хочет его видеть. Камеры, в которых содержались знатные пленники, произвели на него гнетущее впечатление, а ведь это были те тевинтерцы, на которых была обращена его ненависть. Здесь же, глубоко под горой, содержали рабов - потомков тех эльфов, на которых надели цепи, когда пал Арлатан. За какие грехи они отправлялись в Черную Яму? За то, что смели поднять взгляд на господина? За то, что обретали вдруг дар голоса? За то, что высказывали свое мнение, на которое вовсе не имели права? Горько и больно - все в Лавеллане противилось тому, чтобы оказаться в одном из каменных мешков, где содержались эльфы, наказанное лишь за то, что не хотели кланяться шемам.
Он уже собирался поделиться своими мыслями с Дорианом, когда замер - острые уши уловили тихий шорох шагов. Чужих шагов - нестройных и шаркающих, сопровождавшихся металлическим скрежетом, точно кто-то волочил меч по каменному полу.
- Венатори? - неуверенно, одними губами, произнес долиец, поворачиваясь к своему спутнику.
Но те, кто показался из-за поворота, поднявшись с нижнего уровня, меньше всего походил на венатори. Они и на людей-то походили лишь отдаленно - наличием головы и четырех конечностей. Уродливые твари с серой кожей, изъеденной какой-то заразой, оскаленными пастями, полными гнилых клыков, закованные в колючие доспехи, которые одним своим видом отчего-то вызывали страх. Лавеллан видел порождений тьмы впервые и сейчас чувствовал, как волосы шевелятся у него на затылке от ужаса и отвращения. Одно дело - люди, хищники, даже демоны! Совсем другое - нечто настолько противоестественное, что и вовсе не должно было бы существовать в этом мире.
- Как их много... - растерянно и как-то даже зачарованно прошептал он, наблюдая за тем, как все новые и новые твари появляются в узком проходе.
Их разделяли еще добрые сто пятьдесят футов, но порождения тьмы неумолимо сокращали дистанцию, а Йен так и застыл, парализованный страхом.

У Лавеллана зуб на зуб не попадал от страха, и это здорово его удивляло - насколько что-то может удивлять в состоянии оцепенения. Конечно, он не был совершенно бесстрашным - существовало множество вещей и явлений, которые пугали его. Но порождения тьмы вызывали у него животный ужас - нечто подобное зверь чувствует, сталкивась с хищником гораздо сильнеее сильнее себя, когда остается лишь стыдливо поджать хвост и сбежать.
Хуже всего были даже не сами порождения тьмы. Долиец успел уже рассмотреть нескольких тварей, что сопровождали их - в отличие от гарлоков и генлоков, эти несколько и правда были людьми. Лица их, пусть и отощали так, что каждая кость выпирала наружу, натягивая кожу, были человеческими. Кожа, покрытая пятнами гниения и побледневшая до мертвецкой синюшности, была светлой, человеческой. "Вурдалаки", - пронеслось в голове Йена, вспомнившего краткий инструктаж командира, когда отряд только прибыл в Западный Предел. "Не позволяйте их крови попасть на ваши раны или в рот - в ней скверна, чистый яд". Так вот что происходило с теми, кто не был так предусмотрителен в бою с этими тварями...
Стряхнуть с себя оторопь помогла, как это часто бывало, злость. Не на собственный страх и даже не на то, что тевинтерец оказался расторопнее его. Йен разозлился, когда понял, что Дориан отталкивает его назад, прикрывает собой - словно он был бесполезен и беззащитен, словно его надо было опекать!
- Чтоб тебя забрал Ужасный Волк, шемлен! - руганью на ругань отозвался эльф и упрямо встал рядом с Дорианом.
Твари хорошо горели, заволакивая коридоры Коракавуса вонью паленой плоти, но их все еще было слишком много, и они продолжали приближаться - их крошечные мозги неспособны были выдать такую эмоцию, как страх перед огнем и смертью. О том, чтобы обернуться, не могло быть и речи - долиец не горел желанием ни попасть под огонь тевинтерца, ни наглотаться ядовитой крови. Потратив на замешательство лишь несколько мгновений, он торопливо приступил к плетению заклинания, и последнюю волну порождений накрыло целое облако энтропической энергии, повергающей их в сон. Уродцы повалились на пол, не добежав до эльфа и человека считанные ярды, и Йен хмыкнул насмешливо, поворачиваясь к своему спутнику.
- Они все твои, - в его голосе явно читалось мстительное злорадство.
После того, как последние твари были сожжены, Лавеллан мгновенно накинулся на шемлена, разве что не топая ногами от возмущения.
- Как это понимать? "Назад"? "Отходи"? Это, по-твоему, то, что я должен делать, когда завязывается бой - бежать?!
Может, и неправильно кричать на кого-то за одно лишь желание защитить, но перед глазами эльфа мгновенно вставало зрелище истыканного стрелами Артаса, и ужас смешивался с яростью в такую ядреную смесь, что хотелось орать и колотить все и всех, кто только попадался под руку. Новая гневная тирада уже рвалась с языка, но Йен все же осекся, уловив тяжелые шаги с той стороны, откуда еще недавно появились порождения тьмы.
Нечто большое и явно тяжелое приближалось к ним, и острые уши сами собой прижались к голове, нервно подрагивая. Каких еще неприятных сюрпризов ждать от этого жуткого места?
Он появился один. Огромный, тяжеловесный - сплошь бугры мышц под темно-серой, почти черной кожей. Маленькая голова увенчана витиеватыми рогами, пасть скалится острыми клыками, с которых капает на песок и камень вязкая слюна. Кулаки огра размером превосходили голову человека вдвое, а огромные ступни наводили на мысль, что мелкого эльфа он легко может растоптать, даже не заметив этого.
- Ой... - как-то жалко и совсем не соответствуя своей недавней воинственности, произнес Йен, непроизвольно делая шаг назад.

Отредактировано Йен Лавеллан (14-12-2015 18:08)

Наверное, больший ужас, чем огромный огр, вызвал бы разве что высший дракон - воплощение силы и мощи. Вот только ни слюна, ни кровь дракона не несли в себе медленную, мучительную смерть, тогда как огр был нашпигован страшным ядом, исключая всякую возможность приблизиться к нему.
Во рту пересохло, и когда Йен попытался хоть как-то отозваться на необычайно спокойную констатацию факта, прозвучавшую со стороны Дориана, из горла вырвался лишь какой-то невнятный писк. На этот раз страх не был парализующим - эльф смог бы двигаться и действовать, но он понятия не имел, что делать и куда бежать. Огромные ноги огра без труда преодолеют любое расстояние раньше, чем они успеют хотя бы вернуться на верхний уровень. Фокус со сном здесь не подействует - он сможет удержать такую громадину секунд двадцать, не больше, и потратит на это все свои силы. Так что же делать?
В этот момент огр наконец заметил их, и шаги его из неторопливо-размеренных превратились в настоящий разбег. Огромные ступни колотили по камню, казалось, заставляя содрогаться вечные стены Коракавуса. Он бежал все быстрее, отталкиваясь от пола пугающе длинными руками и выставив вперед рога, как взбешенный друффало, желающий забодать обнаглевшего пастушьего пса. Лавеллан отступил еще на шаг, не сводя с твари расширенных до предела глаз, когда с ладоней Дориана сорвался порыв морозного воздуха, мгновенно заключивший огра в надежный ледяной покров.
- Разбить?.. - сдавленно переспросил долиец и неуверенно сделал шаг вперед, с опаской сокращая расстояние до ледяной скульптуры, в которую превратилась огромная тварь. - Как, по-твоему, мы это сделаем - пинка ему дадим?!
Убедившись, что огр и впрямь неподвижен и не опасен - пока! - он подошел еще ближе и нервно сглотнул, снизу вверх осматривая ледяное изваяние. Гигант возвышался над эльфом как минимум еще на два его роста и даже в таком виде оставался невыносимо пугающим. Отчего-то Йену казалось, что будь у них большая дубина, в их руках от нее не было бы никакого толку. Здесь нужен кто-то вроде того огромного кунари, Железного Быка - вот кому понравился бы такой противник!
- Может, мы просто быстро-быстро пойдем дальше? - не очень уверенно предложил долиец, и в этот момент прочная с виду толща льда дала первую трещину. - Ой... - снова повторил Лавеллан и отшатнулся в сторону, вновь забывая дышать.
Лед опадал с огра огромными глыбами, и когда очередной кусок отвалился с его морды, эльф рассмотрел распахнутые, горящие злобой и нечеловеческим голодом глаза. Еще мгновение - и преграда исчезнет окончательно, и тогда уже вряд ли им поможет хоть что-то. Спохватившись и в который раз желая доказать свою полезность, Йен свел ладони вместе, торопливо собирая энтропическую энергию для одного-единственного удара. Мощный паралич, в который он вложил львиную долю оставшейся у него маны, накрыл огра в тот самый момент, когда он окончательно освободился от ледяных оков и взревел во всю мощь своих гигантских легких.
- Жги! - скорее взвизгнул, чем закричал долиец, отскакивая еще дальше от застывшей твари и чувствуя, что та изо всех сил сопротивляется его магии.

Отредактировано Йен Лавеллан (17-12-2015 18:16)

От громкого, неестественно веселого хохота Дориана мороз прошел по коже. Йен вытаращился на него не с удивлением даже - с ужасом, на мгновение решив, что от пережитого напряжения шемлен вовсе сошел с ума. И сделал это крайне невовремя, учитывая, что проблема еще не решена и вот-вот двинется на них, топча и разрывая на куски! Но он все же пришел в себя, и у эльфа хоть немного отлегло от сердца - по крайней мере, он не останется с размораживающимся огром один на один.
Между тем прочная сеть паралича трещала по швам; маг буквально чувствовал, как одна за одной лопаются нити энергии - он без особого труда удержал бы человека хоть в течение часа, но такая громадина требовала сил, которых у него просто не было. Когда остатки плетения рассыпались в ничто, Лавеллан отшатнулся, и очень вовремя - огненный поток невероятной мощи обрушился на ожившего огра.
У Йена перехватило дыхание от страха - перед огнем, перед тварью, которую жуткая боль, похоже, только еще больше раззадоривала. Огр ревел от ярости, но не останавливался - охваченный огнем, он несся прямо на Дориана, а эльф, игнорируя его крики, тщетно пытался создать новое заклинание. Но руки не слушались, не хватало концентрации даже на простейший магический импульс, и он злился на себя, проклиная собственную бесполезность.
- Дориан! - глупый выкрик, бессмысленный и скорее даже опасный - вдруг он отвлечет тевинтерца, собьет его, и тот упустит драгоценное время, которое будет стоить ему жизни.
Чудище снова взревело, и долиец замер - объятая пламенем тварь полностью заслонила от него Дориана и вскинула свои огромные лапы. Меньше всего думая о скверне и огне, Йен в отчаянном порыве обернулся волком и кинулся в сторону огра - что угодно, только бы отвлечь его от шемлена! Как оказалось, самоубийственные меры не понадобились - новая волна огня сорвалась с рук тевинтерца, и порождение тьмы наконец пало, обугленное, будто съежившееся, но по-прежнему ужасающее.
- Дориан! - вернувшийся в родной облик Лавеллан не смотрел на огра, только пытался рассмотреть за его тушей шемлена - ведь тот высокий, его должно было быть видно! Паника вновь подступила к горлу, перекрывая его тугой удавкой, но тут он расслышал слабый голос и бросился в его сторону. - Ma vhenan! - он рывком опустился на колени рядом с Дорианом, обеспокоенно заглядывая в его лицо и прикасаясь к нему - к рукам, к плечам, к груди, точно пытаясь убедить себя, что тот цел. Цел он и правда был, вот только обессилен - это стало ясно сразу. - Ma vhenan, все хорошо, - заталкивая собственный страх подальше, Йен пытался говорить мягко, увещевающе, ласково поглаживая любовника по волосам и прижимая его голову к своей груди. - Все хорошо, все закончилось, - повторял он, не понимая уже, кто из них дрожит. - Тебе нужно отдохнуть, - мягко отстранившись, он нащупал на поясе флягу и торопливо поднес ее к губам Дориана. - Вот, у меня есть вода, выпей. Все закончилось...

Отредактировано Йен Лавеллан (21-12-2015 23:20)

Встревоженному эльфу слабая улыбка Дориана совсем не показалась жуткой - наоборот, он вздохнул с облегчением и мягко улыбнулся в ответ, наблюдая за тем, как шемлен пьет воду. Пережитый ужас тускнел и отступал, даже если назойливая вонь сожженного огра все еще настойчиво напоминала о нем.
- Я в порядке, - заверил Йен Дориана и даже не поморщился, когда его рука крепче сжалась на плече. Сейчас он безропотно выдержал бы и оплеуху - что угодно, что подтверждало бы, что тевинтерец жив и здоров. - Если не считать, конечно, того, что в голове у меня явно пусто, раз я потащил нас сюда, - проворчав это, он поднялся на ноги и помог Дориану. - Прости, ma vhenan, это была очень глупая затея. Давай и в самом деле поскорее выберемся отсюда и вернемся к отряду, - и хотя лицо шемлена было перепачкано копотью, долиец поднялся на носки и ласково коснулся губами его скулы. Пережитый страх за жизнь Дориана делал его покладистым и сговорчивым, пусть даже они оба знали, что долго это не продлится.
Было немного страшно спускаться на нижний уровень, с которого и появились порождения тьмы, но там эльфа и человека встретило лишь ставшее уже привычным для Коракавуса запустение. Здесь горел только один факел - похоже, венатори не стали задерживаться в камерах рабов - и Лавеллан снял его со стены, осматриваясь вокруг. Большой зал, две из четырех стен которого были заняты дверьми, видимо, и ведущими в темницы, представлял собой сплошной беспорядок. Пол был усеян битым камнем, какими-то черепками и осколками, обрывками ткани, бумагами и брошенным оружием. Сейчас уже сложно было сказать, чьих рук это было дело - самих тюремщиков, в спешке бежавших перед лицом Мора, венатори, которые искали что-то в древних стенах тюрьмы, или порождений тьмы, ставших тут новыми хозяевами.
- Смотри! - воскликнул вдруг Йен, указывая Дориану на что-то и поднося ближе факел, чтобы разогнать мрак. В одной из стен имелся проход, который был наполовину завален массивными камнями, обрушившимися сверху. Возле этого завала обнаружились брошенные инструменты - лопаты и кирки, - а также несколько трупов. Рваные раны на их телах почернели и источали такой смрад, что эльф закрыл лицо предплечьем, борясь с тошнотой. - Венатори? - глухо спросил он у тевинтерца и снова поднял взгляд к проходу. - Похоже, они пытались откопать этот коридор... Оттуда и появились порождения тьмы? - тревога с новой силой подняла голову, а острые уши обеспокоенно дернулись - долийцу показалось вдруг, что он может слышать, как топочут десятки ног, пробираясь по узкому лазу, как царапают камень их когти и клинки. - Надо обязательно сообщить об этом разведчикам - прежде чем исследовать Коракавус, нужно заделать этот проход, - отступив подальше от разлагающихся трупов, он направился к одной из массивных дверей.
Она была огромной, в два человеческих роста, и казалась такой тяжелой, что было сомнительно, чтобы даже огру удалось проломить. От воспоминания о чудовищной твари по коже вновь прошел озноб и Йен заторопился - они только взглянут одним глазком, что здесь есть, и сразу же уберутся. В массивном замке по-прежнему торчала связка ключей, но сам замок так проржавел, что пришлось изрядно повозиться, прежде чем он с неприятным скрежетом поддался. Не меньше усилий пришлось приложить и для того, чтобы сдвинуть с места саму дверь, а сделав это, эльф тут же об этом пожалел.
- Дориан! - сдавленно позвал он, не находя в себе сил, чтобы сдвинуться с места или хотя бы расцепить зубы.
Открывшееся их взглядам помещение было небольшим - свободно здесь могло бы разместиться не больше дюжины человек. Но облицованный грязно-серым камнем пол темницы был буквально усеян костями - на первый взгляд их было здесь никак не меньше полусотни.

Отредактировано Йен Лавеллан (23-12-2015 19:15)

Прикосновение Дориана вырвало эльфа из оцепенения, заставило его вздрогнуть, а уже в следующее мгновение он вжался в него, точно только хорошо знакомое тепло и позволяло вынести ужас открывшегося зрелища.
- Они все были... - несмотря на вопросительную интонацию, он так и не закончил предложение - просто потому что знал ответ еще до того, как произнес вопрос.
Они все были рабами. И головы большинства из них украшали острые уши, хотя вряд ли это могло отвлечь внимание от цепей и ошейников. Лавеллан и сейчас находил из взглядом между костей, и внутренности его сжимались тугим узлом тошноты и страха. Все еще не отстраняясь от тевинтерца, он с ожесточением потер собственное горло, точно боялся, что на нем уже появился унизительный рабский атрибут. Может, и в самом деле Дориан прав - не нужно ему на это смотреть? Выкинуть из головы, как и прочие мерзости Коракавуса, в достатке испытанные уже сегодня? Развернуться, устремиться к выходу, надеясь, что шемлен прав, и где-то там - свежий воздух и обжигающее солнце пустыни, которые, возможно, помогут забыть о страшном ковре из костей...
- Нет, - голос Йена прозвучал сдавленно и слабо, и он рассердился на себя, повторяя уже громче и решительнее, так что короткое слово эхом отозвалось от каменных стен. - Нет. Я должен смотреть.
Внимание его тоже привлек тусклый блеск на одном из скелетов - чем бы ни была эта вещица, она не походила ни на цепь, ни на ошейник. Повинуясь какой-то исступленной решимости, долиец передал факел Дориану, а сам избавился от ботинок и шагнул за порог тесной темницы.
Он старался ступать осторожно, тщательно выбирая место, чтобы поставить босую ступню, но под ногами все равно то и дело хрустели кости. Острые осколки впивались в кожу, но глаза Лавеллана блестели непролитыми слезами совсем не от боли.
- Ar abelas, - тихо шептал он, точно извиняясь перед предками, прах которых теперь невольно топтал.
Дойдя до конца помещения, он опустился на колени в углу - здесь в стену были вмурованы толстые цепи, которые удерживали в кандалах сохранившийся еще целиком скелет. Сейчас нельзя уже даже было понять, мужчина это был или женщина, Йен не взялся бы судить даже о расе - кости были тонкими и узкими, но это мог быть и шемленский подросток. Вещь, блеск которой он приметил еще от порога, оказалась потускневшим от времени амулетом, который покоился на шее мертвеца. Долиец не смог узнать стершийся за долгие годы ношения металл, но зато узнал гравировку на нем - этот символ принадлежал Силейз, богине любви и семейного очага. Коснувшись поочередно лба, груди и губ, он прочел тихую молитву:
- Силейз, чьё тепло не меньше света Эльгарнана.
Силейз, чьи храмы не ниже городов Митал.
Силейз, чьё дыхание остро, как копьё Андруил.
Силейз, чьим умениям позавидует Джун.
Силейз, чей огонь не погасить.
Предаёмся с радостью в услужение тебе, - а затем бережно снял амулет с шеи мертвого раба.
Металл показался теплым наощупь, и Лавеллан крепко сжал ладонь, точно обмениваясь с ним собственным теплом. Поднявшись с колен, он так же осторожно проделал путь обратно и наконец оказался снова рядом с Дорианом. Он готов уже был согласиться, что им не стоит задерживаться рядом с опасным проходом, из которого вновь могут показаться порождения тьмы, но губы его произнесли совсем другие слова:
- Я должен осмотреть все камеры.
Голос эльфа звучал глухо и хрипло, но в нем не было и намека на неуверенность. На мгновение Йену показалось, что чужая, гораздо более сильная воля ведет его или хотя бы поддерживает. На Дориана он старался не смотреть - казалось, стоит только увидеть беспокойство или сочувствие в его глазах, и вся эта твердость покинет его, и скорбь о загубленном народе обрушится на его плечи.
За еще одной из дверей их ждала та же картина, но задерживаться здесь долиец не стал - нечто нетерпеливое и властное влекло его дальше. С последней дверью пришлось повозиться - казалось, что ее не открывали гораздо дольше, чем предыдущие. Но когда она все же отстала от дверного проема достаточно, чтобы проскользнуть внутрь, Йен увидел, что это помещение гораздо меньше прочих рабских темниц. На полу еще можно было рассмотреть полуистлевший тюфяк, но он был всего один, кости же, немые свидетельницы чужих смертей, отсутствовали вовсе. Зато в самой дальней стене обнаружилась небольшая выемка - в нее мог бы поместиться предмет не больше куриного яйца. Он и походил на яйцо формой - округлый, лишенный острых граней, самоцвет болотно-зеленого цвета. Стоило Лавеллану приблизиться, как он вспыхнул чуть ярче, отчего-то вызвав смутную ассоциацию с горящими в темноте эльфийскими глазами. Все еще опасаясь прикасаться к камню, долиец подошел вплотную и всмотрелся в него - самоцвет, чем бы он ни был, не был прозрачным, и внутри казалось, что-то беспокойно двигалось, клубилось. Йен протянул было к камню руку, но тут же отдернул ее, ощутив слабый, едва заметный магический фон.
- Ты знаешь, что это такое? - растерянно спросил он, поворачиваясь к Дориану.

Отредактировано Йен Лавеллан (27-12-2015 20:45)