Йен не переставал удивляться: как выходило, что они вечно грызлись, словно кошка с собакой, пытаясь обсудить нечто важное, и в то же время приходили к удивительному пониманию, едва ли не синхронности, в такие вот интимные моменты. Казалось, что даже дышать любовники начинали в унисон - по крайней мере, после затянувшегося поцелуя обоим пришлось сделать глубокий вдох, точно после погружения в воду. Эльф зажмурился, когда Дориан прикоснулся к валласлину - он успел уже привыкнуть к этому прикосновению, но оно по-прежнему заставляло его улыбаться.
- Ma vhenan, - так же тихо отозвался он на мелодичные слова на тевене. Похоже, им необязательно было даже говорить на одном языке, чтобы понимать друг друга сейчас. Смущение тевинтерца будто передалось Лавеллану, и он неловко рассмеялся, услышав его предложение: - Неужели я такой грязный? Пойдем...
Только слово "уходить" хоть немного вернуло его с небес на землю, и уже взбираясь на камни, отделявшие подножие водопада от заводи, он тихо усмехнулся:
- Fenеdhis, я ведь почти забыл, зачем мы здесь! - Дориан оказался рядом, и Йен повернулся к нему с лукавой улыбкой: - Ты очень скверно влияешь на меня, шемлен - до встречи с тобой я думал только о своем долге и обязанностях, - взяв его за руку, долиец увлек его под кристалльно прозрачные струи воды, которые падали, казалось, прямо с неба. Эта вода была холоднее, чем в заводи, и эльф прижался ближе к любовнику, греясь его теплом. Узкие ладони скользнули по груди и опустились на плечи. Взгляд невольно оказался прикован к уже затянувшемуся, но все равно заметному шраму, один вид которого заставлял виновато прижимать уши к голове, а после переместился на причудливую темную вязь, опутавшую плечо тевинтерца выше локтя. Хотя Лавеллан и не впервые пристально рассматривал Дориана, по-настоящему на эту деталь он обратил внимание лишь сейчас: - У нее есть какое-то значение? - пальцы попытались повторить узор татуировки, но ее тонкие линии походили на запутанный лабиринт. - Знак взросления, как валласлин? - это была единственная догадка, которую он не преминул тут же озвучить.

Как бы ни были восхитительны ощущения недавно пережитого удовольствия, если бы кто-то спросил Йена, что лучше - это или же происходящие прямо сейчас моменты удивительной близости - он не смог бы выбрать. Неспешные разговоры, ласковые прикосновения, теплые объятья - все это подкрепляло его уверенность в правильности своего выбора. Его тянул к Дориану - и удерживал рядом с ним - не только зов плоти, самый первый и оттого неумолимый. Нет, связь их была глубже, и это одновременно успокаивало и тревожило, поднимало на поверхность пугающий вопрос "что будет дальше?". Но пока удавалось от него отмахиваться, долиец был почти беззаботен, нежаясь в руках любовника и улыбаясь его словам.
- Была? - вслед за Дорианом, он рассеянно коснулся своего лба. - Теперь уже нет? - эльф рассмеялся - искренне и весело. - Это плохой знак - похоже, я совсем перестал думать!
Казалось, что холодная вода согревается в руках тевинтерца, и когда он лил ее на Лавеллана, тот блаженно жмурился, совсем не чувствуя холода. Долийцы редко могут побаловать себя горячей водой, и такое купание было для него вполне привычно.
- Выглядит... - Йен запнулся, подбирая подходящее слово и все еще поглаживая узор, - зловеще. И величественно. Значит, это не просто рисунок, а чары? - карие глаза заинтересованно вспыхнули - о подобной магии он никогда не слышал, и теперь прикасался к татуировке едва ли не с почтением. - Потрясающе... - одними губами наконец выдохнул он. - Знаешь, вообще-то долийцы считают некромантию кощунством, но мне всегда хотелось узнать о ней больше. По-своему смерть - это тоже магия, ведь правда? Долгое увядание или, наоборот, мгновенный переход от живого к мертвому. Удивительно мощная энергия, которая высвобождается при этом. Все это так интересно! - теперь уже газа долийца горели неподдельным любопытством. - Я помню, как ты допрашивал того шемлена. Это было отвратительное зрелище, но вместе с тем... ты буквально вернул его из-за Завесы! Невероятная сила, - восхищенным шепотом добавил он.
Разговор о смерти и некромантии вынудил Йена на некоторое время погрузиться в собственные мысли и воспоминания, и он вздрогнул, когда расслышал вопрос Дориана.
- Что?.. Ах да, знак взросления. Каждый долиец получает его, как символ совершеннолетия, - он пожал плечами. - По-разному - кто-то в шестнадцать лет, кто-то позже. Иметь чистое лицо в двадцать считается постыдным, - вслед за тевинтерцем, он задумчиво провел пальцем по одной из линий своей татуировки. - Я свой получил в семнадцать, когда стал Вторым. Долиец должен доказать, что он больше не ребенок - поучаствовать в защите клана, принести серьезную дичь с охоты или овладеть магией, как в моем случае. Каждый валласлин соответствует одному из богов нашего пантеона - таким образом мы выражаем ему свое почтение и... как бы выбираем своим покровителем, - Лавеллан мягко улыбнулся Дориану. - Мой символизирует Фалон'Дина - Друга мертвых, проводника душ.

"Что-то" действительно было сильнее тревог, а точнее "кто-то". Само присутствие Дориана словно делало долийца сильнее, выносливее; уходило ощущение, что он один против целого мира, ведь рядом был кто-то, кому можно доверять. К тому же немыслимый водоворот эмоций, который вызывала у него близость шемлена, отвлекал от обычных страхов и забот, даже если за это порой было совестно.
Дориан повернулся, подставляя плечо солнечному свету и его взгляду, и Йен не преминул воспользоваться возможностью разглядеть татуировку получше. Теперь он действительно мог рассмотреть в хаотическом сплетении линий очертания черепа; тонкие пальцы аккуратно обозначили их, а затем скользнули вниз по руке тевинтерца, пока их ладони не соединились.
- Очень полезный секрет, - усмехнулся он в ответ на слова Дориана, - впору пожалеть, что долийцам это искусство неизвестно, - странное время и место они выбрали для разговоров о магии, но эльфа, похоже, не смущала ни льющаяся сверху холодная вода, ни собственная нагота - повернувшись к любовнику спиной, он обнял себя его руками, согреваясь его теплом, и продолжил: - Я не думаю, что это можно назвать спором со смертью. Некромантия ведь не возвращает к жизни по-настоящему, скорее... одалживает время и силу у смерти, - он зачарованно прошептал следом за Дорианом: - Проследить путь за грань... как это, должно быть, интересно.
Предложение научиться некромантии оказалось для Лавеллана неожиданностью - он повернул голову, глядя на Дориана с недоверием, точно ожидал, что тот засмеется, показывая, что это лишь шутка, а после задумался. Заманчиво? Не то слово. И он даже готов был бы закрыть глаза на то, что Хранительница не одобрит подобное увлечение - в конце концов, ей и без того будет за что его распекать.
- Я бы хотел, очень хотел, но... - Йен запнулся, подбирая слова. - Ты замечал, что у всякой магии есть свой запах, который остается с магом навсегда? - и тут же сбивчиво пробормотал: - Хотя, возможно, это только мое восприятие... В любом случае, магия огня пахнет пеплом, созидание - мокрой травой, а у энтропии запах увядших листьев. Некромантия ожидаемо пахнет тлением, смертью, ma vhenan. Когда я принимаю облик зверя, я острее ощущаю запахи, и я попросту не уверен, что... - с кем-то другим делиться подобными соображениями он бы не стал, поскольку базировались они лишь на его собственном мироощущении, но сейчас не понимал даже - чувствовал - Дориан не поднимет его на смех. - ... что запах смерти не спугнет зверя. Это кажется тебе глупым? - сурово сведенные брови недвусмысленно говорили о том, что правильный ответ на этот вопрос может быть всего один. А потом лицо Лавеллана снова разгладилось, и вместо напускной строгости на нем появилась легкая грусть. - Не думаю, что хоть один из наших богов может помочь нам, ma vhenan - разве что услышать. С тех пор, как они оказались в заточении, Творцы не отвечают на молитвы народа. Что до связи... Знаешь, чаще всего долийцы наносят валласлин в честь Митал, чтобы снискать ее защиту, или Эльгарнана, чтобы он даровал ярость в бою, или Андруил, чтобы она принесла удачу на охоте. Маги выбирают покровителем Диртамена, хранителя тайн, чтобы он одарил их знаниями. Роль Фалон'Дина же видится им мрачной, трагичной, и это неудивительно. Раньше он сопровождал старейшин в их путешествиях по Тени, откуда они возвращались с новыми знаниями и впечатлениями, но теперь бессмертие утеряно, вместе со многим другим, - под конец речь эльфа получилась горькой и скомканной, и он оборвал сам себя, нехотя отстранившись и покосившись в сторону солнца - то неуклонно приближалось к горизонту. - Наверное, пора возвращаться - скоро стемнеет, и здесь станет очень холодно и неуютно.

Отредактировано Йен Лавеллан (17-11-2015 23:18)

Слова о наставничестве прозвучали до того двусмысленно, что на короткое время Йен и вовсе забыл, что они говорят о магии. Лицо его мгновенно вспыхнуло, острые уши взбудораженно дернулись, и он еще теснее вжался в Дориана, точно его объятья могли избавить от дрожи, а не усилить ее. Тот, должно быть, и не догадывался , что и в самом деле был первым во всем: он пробуждал тело эльфа, он взращивал в нем чувства, на которые Йен никогда не подозревал, что способен, он дарил ему неведомые раньше ласки, и он же должен был стать первым его любовником. Даже мысленно называть тевинтерца любовником было страшно и сладко - слово это отдавало чем-то запретным и в то же время головокружительным, и по телу вновь пробегала дрожь, причиной которой был вовсе не холод.
- Мы относимся к своим мертвым с большим почтением, - наконец, встрепенувшись, Лавеллан смог усилием воли выдернуть себя из совершенно неуместных сейчас мыслей и переживаний и вернуться к прежней теме разговора. - Впрочем, что плохого может быть в том, чтобы использовать силу павшего врага?.. Да, пожалуй, я хотел бы этому научиться.
На самом деле, он был благодарен Дориану за то, что тот не стал обрушиваться на него с вопросами, как делал прежде не раз. Рассказ об эльфийских богах, пусть даже такой скомканный и незаконченный, оставил по себе привкус горечи, и Йену не хотелось к нему возвращаться. Все-таки ему и сейчас порой трудно было переступить через принадлежность Дориана к Империи, а говорить с тевинтерцем о давно утерянном, но не позабытом наследии... Никто в клане не понял бы такой внезапный и бессмысленный порыв.
Поэтому он не сказал ни слова, только коротко, отрывисто кивнул, точно помещая в этот скупой жест размытое обещание, а потом тихо ойкнул, когда Дориан вдруг подхватил его на руки.
- Mythal'enaste, какая муха тебя укусила, шемлен?! - эльфа порядком потряхивало при каждом шаге тевинтерца, а еще никак не удавалось выкинуть из головы, что во время этого позорного шествия его собственный зад находится прямо перед лицом Дориана. И к тому времени, как его вновь поставили на две ноги, всеми красками наступающего заката пылали не только уши, но и лицо долийца. - Ты мог меня уронить! Я разбил бы себе голову о камни!
Негодование было насквозь дырявым и неискренним, что несложно было понять по улыбке, которая нет-нет, да показывалась в уголках губ, но Йену все равно хотелось дополнить его чем-то весомым и ощутимым. Вроде пинка. Но коварный тевинтерец то ли чувствовал это, то ли просто торопился покинуть оазис, но ретировался он довольно шустро. Фыркнув еще раз для верности, эльф потянулся к своей одежде и опустился на колени возле кромки воды, принимаясь отстирывать пятна крови с порядком измявшегося льна.
- Как же ты будешь это делать? - шемлен остался за спиной, и Лавеллан не мог видеть, чем тот занят, но язвить ему это нисколько не мешало. - Подведешь глаза и завьешь волосы? - "девчачьи" привычки Дориана все еще веселили его, хотя не признать он не мог - результат выглядел отнюдь не смешно.

Судя по одежде можно было сделать вывод, что Йен не просто полакомился варгестом, но еще и искупался в его крови; на какое-то мгновение закралась даже шальная мысль оставить все, как есть, и сделать вид, что полотно изначально было темно-красным. Пальцы сводило от холодной воды, но эльф упрямо продолжал отстирывать пятна, замечая, как кругами расходятся по воде бурые разводы.
- Какая жалость! - насмешливо фыркнув, отозвался он. - Что скажут варгесты и венатори, увидев тебя без накрашенных глаз?
Он уже собирался подняться, когда ощутил прикосновение к волосам, и покосился через плечо на подошедшего тевинтерца. Тот смотрел на него сверху вниз, и отчего-то впервые это показалось долийцу некомфортным. Смутная ассоциация неприятно задела недремлющую гордость - так хозяин треплет послушного пса. Нахохлившись от одной только этой мысли, дальнейшие слова Дориана он уже воспринял в штыки.
- Да что ты? - грубость любовника обычно нравилась Йену, но сейчас сжавшиеся на плече пальцы заставили его поморщиться, а после и стряхнуть с себя руку, поднимаясь на ноги и высоко вскидывая подбородок. - Может быть, в восточном Тевинтере так клеймили рабов, чтобы не забывали, кому они принадлежат?

Встретившись с Йеном глазами, Дориан не сразу сообразил, почему у любовника  такой настороженный взгляд, потом испугался, что причинил боль и хотел было уже убрать руку, когда долиец стряхнул ее сам. Поднявшись на ноги, Йен оказался совсем близко, но в этом сейчас не было ничего от того тепла и притяжения, которые обычно возникали, стоило им потянуться друг к другу.
Вопрос хлестнул, как хлыст, и Дориан даже слегка подался назад, словно его и в самом деле ударили. Услышанное язвило, и желание ответить, не оставшись при этом в долгу, бежало впереди доводов рассудка.
- Нет, - он кривовато усмехнулся, скользя по Йену непривычно цепким, будто бы оценивающим взглядом. - Это было бы слишком затейливо и сложно. Рабов в Империи клеймят по-другому. Тебе показать, как и где именно? - Дориан скользнул пальцами по подбородку и шее любовника.
Надо было остановиться, сдержаться, он нутром чуял, что эта игра вряд ли кончится чем-то хорошим, но так не кстати заявившая о себе гордость решала за него.

Впервые, оказавшись обнаженным перед Дорианом, эльф чувствовал себя уязвимым - было ли дело в кривой усмешке шемлена или его оценивающем взгляде. На какое-то мгновение уверенность его пошатнулась, ему показалось, что он совершенно не знает человека перед собой, что в его глазах появилось что-то, чего прежде он  в них не замечал. Может быть, таким был Дориан в своей обычной среде? Может, так прикасался к рабам, подчеркивая свое право хозяина? Эта мысль обдала Йена яростью, точно огнем, и глаза его вспыхнули неподдельной злостью.
- Никогда, - пальцы сжались на запястье Дориана, не позволяя ему прикоснуться к долийцу и болезненно впиваясь ногтями в кожу. Он был слабее тевинтерца и знал это, но сейчас гнев придавал сил и решимости. - Никогда даже в шутку не примеряй на меня рабский ошейник, - верхняя губа эльфа вздернулась, обнажая зубы, сквозь которые он цедил каждое слово: - Ты понял меня, шемлен?!
Он был в шаге от того, чтобы ударить Дориана и закрыть глаза на любые последствия.

совместно с Дорианом

На мгновение показалось, что Дориан оттолкнет его, не спустит так просто с рук подобную дерзость; но губы шемлена приоткрылись навстречу поцелую, и Йен обнял  его за шею, мимолетно удивляясь тому, как быстро испарилась его собственная ярость. Пожалуй, стоило уже привыкнуть к тому, как быстро сменялись эмоции и настроения в присутствии тевинтерца - не могло быть и речи о каком-то душевном равновесии, когда они так легко задевали друг друга.
Отстраняться не хотелось совершенно, и собственная нагота наводила не на самые пристойные мысли, но Дориан шагнул назад первым, и эльф нехотя подчинился, отпуская его. Извинения и последовавшие за ними слова заставили его вспыхнуть - теперь уже смущением, а не гневом. "Он сдерживается ради меня. Ради моих страхов, которые, наверное, даже не понимает". Осознание этого наполнило Лавеллана нежностью, и он бережно прикоснулся к щеке любовника, на которой еще виднелся след от его ладони.
- Ma serannas, emma lath, - он благодарил сразу за все, хотя и не собирался этого объяснять. - Пора, - тихо согласился он, точно разом присмирев и растеряв весь свой запал.
Мокрая одежда неприятно липла к телу, а солнце уже не стояло так высоко, чтобы она мгновенно высохла под его жаром. В лагерь долиец вернулся продрогший до костей и, стараясь не смотреть на Дориана, сразу же направился к командиру, от которого узнал, что оба отряда выдвинутся к Коракавусу сразу после рассвета.
К тому времени, как ночь опустилась на Западный предел, превратив его из просто недружелюбного края в мрачный и зловещий, Лавеллан уже был в своей палатке. Переодевшись в сухое и завернувшись в плащ, который служил заодно и одеялом, он увлеченно читал при свете толстой свечи. Роман за авторством какого-то орлесианского писаки был пошлейшим и безвкуснейшим примером любовной беллетристики, но эльфу это, конечно, было невдомек. Он жадно поглощал страницу за страницей с таким рвением и серьезностью, точно читал монументальный труд по теории магии.

То ли чтиво было таким увлекательным, то ли произошедшее в оазисе оставило по себе некоторую рассеянность, но шагов Дориана эльф не слышал, и заметил его, только когда вверх вздернулся полог маленькой палатки. Пару раз он растерянно моргнул, точно пытаясь отогнать наваждение, а потом зашикал на незванного гостя, забыв даже убрать подальше свидетельство своего глубочайшего морального падения.
- С ума сошел, шемлен?! А если кто-нибудь тебя увидит - что они подумают? - шемлена, конечно, увещевания не образумили, и он устроился рядом на тюфяке, через плечо заглядывая во все еще раскрытую книгу. Только тогда Йен вспомнил, что же он читает, и уши его начали стремительно краснеть даже до того, как Дориан наугад прочитал несколько строк с открытой страницы. - Н-ничего! - заикаясь от смущения, парировал он и попытался вырвать из рук тевинтерца позорное "Искусство порока", на обложке которого томно раскинулась пышнотелая шемленка, чей непомерный бюст вываливался из туго затянутого корсета. Над ней нависал полуголый шемлен с руками огромными, как свиные окорока, и внушительной выпуклостью в области шнуровки. Дориан наверняка успел рассмотреть все в деталях, прежде чем долийцу все же удалось вернуть себе похищенную собственность и поспешно спрятать ее под тюфяк. - Не твоего ума дело, шемлен!
Даже слабого света свечи хватало, чтобы рассмотреть, как пылает лицо Лавеллана - одновременно и от стыда, и от негодования. Но он все равно смог напустить на себя воинственный вид и исподлобья посмотреть на Дориана:
- Зачем пришел?

Дориана увещевания не только не образумили, но и нисколько не смутили: он устроился поудобнее, вытянув ноги, и совершенно беспечно пожал плечами.
- Они подумают, что мне срочно понадобились перед завтрашним походом сведения от опытного разведчика, который успел не только изучить пустыню, но и уяснить, какова здесь магическая обстановка, - он говорил уверенно и с таким апломбом, перед которым просто обязаны были бы отступить любые любопытствующие. - Ну, или я сделаю так, чтобы они поверили.
Книгу, надо сказать, Дориан во время своего монолога из рук не выпустил, держал ее весьма цепко, а потому и в самом деле успел в деталях оценить мастерство иллюстратора "Искусства порока".
- Эжен Делоне "Искусство порока", - нараспев прочитал он и поднял на Йена смеющийся взгляд. - А зачем ты это читаешь, amatus? - губы слегка дрогнули, словно он готов был рассмеяться. - Тебе кажется, что теория важнее практики, и ты решил заняться самообразованием? - Дориан понизил голос: - Или, избави Создатель, ты думаешь, что этот Делоне знает что-то, чего не знаю я? Так я готов с ним состязаться! - он гордо расправил плечи и придвинулся ближе к долийцу. - Куда бы ты предпочел, чтобы был вложен немалых размеров меч, а?
Разумеется, насмехаться над чужой неопытностью - недостойное ребячество, но густо покрасневший Йен, выглядевший одновременно и воинственным, так и провоцировал на это недостойное развлечение. И Дориан не сдерживался.
- Пришел, потому что мне не спалось, - честно сознался он. - Но теперь просто не смогу уйти, пока не позабочусь о своей репутации в твоих глазах!
Только ясное понимание того, насколько тонки матерчатые стены палатки, не позволяли Дориану хохотать в голос.

Несмотря на то, что Йен сгорал от стыда, он самым честным образом собирался объяснить, почему читает эту в высшей степени недостойную литературу. По крайней мере, до того момента, как Дориан начал насмехаться над ним, превращая негодование долийца из деланного в самое настоящее. Может, оттого, что он и так был уже смущен до крайности, а может, оттого, что тевинтерец - пусть и невольно - задел новые страхи, которых прежде эльф в себе и не подозревал.
- Тебе кажется это смешным, ш-шемлен? - голос срывался на кошачье шипение, а руки сжимались в кулаки, выдавая желание пустить их в ход. Йен чувствовал сейчас себя на редкость глупо, а оттого спустить любовнику с рук насмешки оказалось совсем непросто. Пальцы нащупали злополучную книгу под тюфяком - не очень увесистую, но вполне годящуюся в качестве орудия мести. - Хвастливый шемлен! - томик опустился на плечо Дориана, и за первым ударом сразу последовали и другие - по спине, по рукам, даже по голове - каждый из которых сопровождал новый эпитет. - Невыносимый, отвратительный, безнравственный, наглый, самовлюбленный, бестактный шемлен! - выдохшись, долиец недовольно засопел, переводя дух и сверля тевинтерца взглядом из-под насупленных бровей. - Еще хоть слово об этом, и, Эльгарнан мне свидетель, тебе уже нечего будет вкладывать в ножны!

совместно с Дорианом

Йен боялся поднимать взгляд, чтобы не увидеть осуждение или, хуже того, очередную насмешку. Это признание далось ему нелегко, оставило его перед Дорианом уязвимым, и он уже почти жалел о нем, когда теплые пальцы осторожно коснулись его лица. Тевинтерец был так предупредителен и бережен, что колючее недоверчивое выражение в глазах эльфа почти сразу сменилось облегчением и нежностью. Вопреки обычной своей подозрительности, он поверил шемлену легко и мгновенно, и лицо его смягчилось, оживилось теплой улыбкой.
- Ma serannas, ma vhenan, - тихо поблагодарил долиец, потершись щекой о ладонь любовника, а после коснулся ее губами. Подавшись чуть ближе, он обнял его и так же нежно поцеловал, задержавшись на его губах немного дольше положенного. - Я хочу научиться всему с тобой.
Сейчас он как никогда был уверен в своем выборе и безгранично доверял Дориану - глупые страхи исчезли, как не бывало. Он был так близко, что Йен чувствовал его запах, смешавшийся с запахом хмельного, и ощущал тепло его тела под своими ладонями. Слова о горящей крови были очень уместны теперь, и на мгновение захотелось поддаться слабости, отринуть все условности и узнать, наконец, все, чему может научить его умелый и опытный любовник. Эта просьба уже вертелась у него на языке, но снаружи раздались шаги, чей-то кашель, тихое переругивание, и Лавеллан опомнился. Не время и не место.
Чувствуя некоторую неловкость, он отстранился и принялся переплетать волосы, чтобы только занять чем-то руки.
- Рассвет еще далеко, и мне совсем не хочется спать. Как думаешь... - он запнулся, не зная точно, стоит ли подбивать Дориана на неразумную авантюру. - Ведь, наверное, не случится ничего дурного, если мы сходим к руинам сейчас? Посмотрим, что там, а к утру вернемся - можем, даже с полезными сведениями!
У него всегда хорошо получалось находить оправдания неуемному любопытству.

Вопреки ожиданиям, Дориана не пришлось долго уговаривать - очевидно, в том, что касалось благоразумия, боги обделили их обоих. Йен только просиял довольной улыбкой, коротко кивнул и сжал его руку в ответ, прежде чем тот покинул палатку. Эльф подождал еще немного, надеясь, что никто ничего не заподозрит, если они не выберутся наружу одновременно. Но стоило ему только откинуть полог и подняться на ноги, как он тут же поймал на себе насмешливый взгляд двух разведчиков, которые присматривали за покоем лагеря. Покраснев до кончиков ушей и пробормотав что-то нечленораздельное, Лавеллан поспешил ретироваться, мимоходом отметив про себя, что слухов теперь точно не избежать.
- Если до сих пор о нас не болтали, то теперь точно начнут, - мрачно посулил он тевинтерцу, отыскав того на краю лагеря, и взобрался в седло. Чужое любопытство и - пусть даже невысказанное - осуждение раздражали, но он заставил себя гордо вскинуть голову. - Fenedhis lasa. Поехали! - и пришпорил лошадь, рысью направившись к деревянному настилу, который рабочие перебросили через серные ямы.
Ночью Западный Предел преображался до неузнаваемости - казалось, что оказываешься вовсе в другом месте. На смену знойному жару приходил стылый холод; ветер, разгулявшись по необъятным просторам пустыни, издавал зловещий свист, заставляя оживать неподвижные днем дюны и швыряя песок в лица поздним путникам; каждая насыпь, каждый бархан мог обернуться притаившимся во тьме хищником. Плотнее запахнувшись в плащ, Йен подтянул шейный платок на лицо, оставляя открытыми только глаза, но и они немало страдали от песка и ветра. Копыта дробно стучали по деревянному настилу - казалось, что этот звонкий звук эхом расходится по всей пустыне. Он действительно привлек нежелательное внимание:  в темноте зашевелились продолговатые тени - фениксы или варгесты, долиец не стал присматриваться, вместо этого понукая лошадь и вынуждая ее перейти на галоп.
Остановившись у петляющей лестницы, которая поднималась к древней тевинтерской дороге, он спешился и торопливо оглянулся, но оторваться от хищников все же удалось, и они отправились искать менее легконогую пищу. С сомнением покосившись на грубо сколоченные доски, он повернулся к Дориану:
- Лошади переломают себе ноги, если поедем дальше верхом, - подумав еще немного, добавил: - А если оставим здесь - ими точно кто-нибудь полакомится, - он ласково погладил кобылу по тонкой шее и благодарно прижался лбом к шелковистой шкуре. Шемленские ездовые животные мало походили на галл, но все же напоминали долийцу о них - грациозные, выносливые и очень понятливые создания. Некоторые всадники обращались с ними жестоко, но Йен никогда не забывал поблагодарить свою лошадь, подкормить чем-нибудь или приласкать лишний раз. И оставлять сейчас этих замечательных созданий на съедение варгестам совсем не хотелось. - Поведем в поводу, - наконец решился он, - только очень осторожно, - он уже видел, что случается с лошадьми, подвернувшими или сломавшими ноги, и надеялся, что ему не придется браться за нож.
Подъем вышел несложным, но долгим - к тому времени, как они достигли вершины, ночь окончательно вступила в свои права, потеснив вечер. Невдалеке возвышалось небольшое строение - по виду и не скажешь, что его корни уходят под землю так глубоко, чтобы вместить в себя древнюю тюрьму. Под ногами раскинулась пустыня, казавшаяся отсюда совершенно необитаемой. Но внимание Лавеллана привлекло нечто совсем иное.
- Смотри! - одной рукой все еще удерживая поводья, второй он легко дернул Дориана за рукав и кивнул на запад, где, невидимый в такое время, затаился Предел Бездны. Над ним, постепенно разгораясь все ярче, возникало то самое уникальное световое явление, о котором раньше говорил эльф. Казалось, что гигантские светящиеся ленты разных цветов поднимались из ущелья и изгибались на небе в причудливом танце. Сияние становилось все ярче и все больше заполняло собой небо над пустыней, разгоняя тьму. - Как что-то такое прекрасное может существовать в таком ужасном месте?.. - завороженно прошептал Йен, не отрывая взгляда от неба и находя руку Дориана своей.

Несмотря на призыв Дориана, эльфу очень не хотелось отворачиваться от расписанного всеми цветами неба. Не потому, что это было такое впечатляющее зрелище - он провел в Западном Пределе уже неделю, и хорошо знал все его чудеса. Но потому что обернувшись, он должен был посмотреть на Коракавус. "Черная яма" сполна соответствовала своему названию, хотя пока они могли лишь догадываться, что скрывает она в своих недрах. Но даже фасад его выглядел мрачно, пугающе; от него веяло Империей - той Империей, которую Йен знал по легендам хагренов и которую люто ненавидел. Той Империей, которая положила конец бессмертию эльфов, украв заодно их знания, обычаи, язык и даже свободу.
Долиец смотрел на темный барельеф, изображавший человека, согбенного под тяжестью цепей, и все в нем противилось тому, чтобы сделать шаг, другой, третий - и ступить за ворота, которые ждали их, точно распахнутая пасть затаившегося зверя. Все это начинало казаться ему дурной затеей, и только гордость и нежелание показаться трусом не давали ему отказаться от нее, повернуть назад. Это, а еще то, что на Дориана, похоже, Коракавус производил не менее гнетущее впечатление - они должны были пройти через это вдвоем.
- Я бы лучше умер, чем провел здесь хоть один день, - неожиданно осипшим голосом произнес Лавеллан, пытаясь представить, как входили в эти ворота узники в сопровождении конвоя. Как тянула их к земле тяжесть цепей. Как смотрел на них со стены жуткий барельеф, всем своим видом показывая им их будущее. Как закрывалась за ними дверь, навсегда отрезая их от солнечного света. - Кто такой Андорал? - машинально спросил он, все еще не отрывая взгляда от темного зева входа. Каменные, выщербленные от времени ступени вели вниз, и тюрьма, должно быть, уходила далеко вглубь горы, до самого ее основания.
Вслед за Дорианом направившись к чудом еще живым деревьям, эльф привязывал лошадь необъяснимо долго и медленно, точно продолжал невольно тянуть время, отдалять от себя неприятный момент спуска. Прежде ему всего раз или два доводилось бывать в подземельях, и всегда это производило на него самое гнетущее, пугающее впечатление, но никогда не длилось долго. Сейчас же он направлялся не просто под землю - но в древнюю тевинтерскую тюрьму, где среди "важных узников", о которых говорил шемлены, наверняка не раз томились в плену и рабы. Остроухие рабы, не угодившие своим холеным господам.
У входа нашлась связка факелов - их, должно быть, оставили здесь венатори, и Йен поджег один, разгоняя тьму впереди и освещая ведущие вниз ступени. Рассердившись наконец на собственную нерешительность, он шагнул на лестницу первым, шаг за шагом спускаясь в голодное нутро Коракавуса.
- Что ты надеешься здесь найти?

Отредактировано Йен Лавеллан (25-11-2015 22:04)