Раньше, еще сразу после Халамширала, Йен не раз заводил разговор о стихийной магии с Хранительницей, упрашивая ее научить его. Ответ всегда оставался одним и тем же - нельзя вкладывать столь грозное оружие в руки того, кто полон злости. И теперь, обращаясь с подобной просьбой к тевинтерцу, он подспудно ждал отказа - тем приятнее было то, как легко тот согласился выполнить ее.
- Я знаю достаточно заклинаний, которыми можно временно вывести из строя, - возразил эльф, покачав головой. - Мне нужна магия, которая убивает, - прозвучало, пожалуй, даже жестко, но он не собирался подбирать выражения помягче и приукрашивать неприглядную правду. - Поэтому пусть будет лед, - и, только спохватившись, вспомнил наконец, что забыл поблагодарить Дориана: - Ma serannas.
И тут же тихо охнул от неожиданности, когда руки шемлена без особого труда подняли его в воздух, легко, словно ребенка, подсаживая в седло. Ощущение было непривычным, но приятным, и Лавеллан даже не стал возмущаться - только улыбнулся смущенно, когда Дориан оказался за его спиной. Под палящим солнцем пустыни было немыслимо жарко, не меньше обжигала и близость чужого тела, и все же по коже эльфа прошел озноб, когда шепот тевинтерца раздался над самым ухом. Окончательно сбитый с толку, он только невнятно пробормотал что-то и несколько нервно кивнул. Думать о чем-либо становилось все тяжелее - так уж действовала на него близость Дориана.
Ехать пришлось недолго - собственно, варгесты напали на них в непосредственной близости от оазиса. Подобные островки были настоящим сокровищем посреди пустыни - здесь была вода, тень от деревьев, и даже некоторые неприхотливые растения пробивались сквозь песок, набравшись сил из водоема. Привязав у дерева лошадь, которая тут же принялась с блаженным видом щипать траву под своими копытами, Йен хитро улыбнулся Дориану и кивнул, подзывая его за собой.
У их ног раскинулось еще одно ущелье, но оно не было таким же жутким и мертвым, как Предел Бездны. На дне его расположилась заводь - не очень большая, но глубокая и чистая, ее песчаные берега заросли кровавым лотосом и веретенкой. С одной стороны ущелья - той, где стояли эльф и человек - вниз спускалась узкая лестница, сколоченная из больших и крепких досок, с другой шумным потоком обрушивалась в заводь вода из единственной, чудом еще не пересохшей реки Западного Предела - настоящей жизненосной жилы этого края.
- Красиво, правда? - завороженно шепнул долиец, и острые уши радостно дернулись, точно подчеркивая его восторг. - Это называется Великанской лестницей, - пояснил он, уже спрыгивая на один пролет вниз - просто сбегать по доскам было слишком долго и скучно, - уж не знаю, почему. Ты можешь спуститься здесь, если хочешь.
Сам он спускаться явно не собирался. Быстро избавившись от одежды и обуви, он связал их в один не особо аккуратный ком и сбросил на песок под лестницей - все это придется чуть позже застирать, чтобы не щеголять потом с пятнами крови. После этого Йен широко и донельзя шкодно улыбнулся тевинтерцу, оттолкнулся ногами от деревянного помоста и сиганул вниз в воду, до которой было никак не меньше тридцати футов, выставив перед собой руки.

На первый взгляд лес и пустыня были полными противоположностями, и все же кое-что общее у них было: в отличие от шемленских городов, где шагу нельзя было ступить без того, чтобы попасть под чей-то внимательный взгляд, здесь можно было насладиться уединением. Это действовало на Лавеллана расслабляюще - сходили на нет скованность и напряженность, отступали невеселые мысли и непростые вопросы, и он словно разом сбрасывал шесть-семь лет, снова становясь озорным подростком.
Воздуха уже не хватало, и Йен был готов сам вынырнуть на поверхность, когда чьи-то руки потащили его вверх. Отплевываясь от куска водорослей, который каким-то образом умудрился попасть ему в рот, и одновременно с этим пытаясь жадно вдыхать, он вцепился в плечи Дориана.
- Какие шутки? - с искренним недоумением переспросил эльф и, только проморгавшись, рассмотрел наконец лицо своего "спасителя". Сначала из горла вырвался короткий, даже немного нервный смешок, а потом он рассмеялся в голос, всхлипывая в безнадежных попытках остановиться.
Зрелище тевинтерец и правда являл сейчас собой презабавное: после стремительного ныряния его всегда безупречная прическа обвисла, и темные волосы облепили лоб. Хуже того - подобная участь постигла и кокетливо подкрученные усы - теперь их кончики печально свисали вдоль губ, придавая Дориану на редкость комичный вид. Довершали картину подозрительные смазанные тени под глазами; точно желая проверить что-то, Лавеллан осторожно мазнул большим пальцем по нижнему веку шемлена, и по нему протянулась темная полоса.
- Погоди, у тебя что, глаза накрашены?.. - это новое, удивительное открытие о любовнике заставило долийца сначала округлить глаза, потом прыснуть, а после и снова расхохотаться, с новой силой хватаясь за плечи Дориана - теперь это было просто необходимо, если только он не хотел бултыхнуться в воду. - Mythal'enaste, зачем?!

Над ним давно не смеялись. Если быть точным не смеялись над ним вот так, самозабвенно и взахлеб, уже лет двадцать, и Дориан до того привык считать подобную ситуацию чем-то невероятным, что сейчас не сразу сообразил: этот звонкий заливистый хохот именно по его адресу. Несколько секунд он молчал, яростно сверкая глазами и пытаясь вернуть себе дар речи, чтобы дать насмешнику достойный ответ, а потом тоже фыркнул, негромко и немного смущенно.
- Не вижу ничего смешного! - с наигранно уязвленным видом заявил он, заглаживая назад мокрые волосы и напрочь забыв, что обвисшие усы сейчас являют ничуть не менее плачевное зрелище. Не показать, что уязвленность - не совсем шутка, оказалось самостоятельной задачей. - Я не собирался плавать, а тем более - нырять, поэтому то, во что я превратился, полностью... Что ты делаешь? - недоуменно нахмурившись, он перехватил Йена за руку. - Ну да, накрашены. Подведены. Fasta vass! Да что тут такого?! - воскликнул Дориан, перекрывая хохот любовника и прижимая эльфа к себе, чтобы не дать ему уйти под воду.
И тут он увидел свое отражение в подернутой рябью воде. Что ж, если он когда-нибудь мечтал о сходстве с бродячим актером, заклинателем змей или танцором с Вивицца-Плаза, то цель была достигнута. Оказалось достаточно нырнуть с головой, напрочь забыв об особенностях своего утреннего туалета.

Взъерошенный и откровенно растерянный вид Дориана, который явно не ожидал насмешек, только усиливал желание смеяться. Попытки сдержать хохот приводили к тому, что сквозь сжатые губы прорывался только какой-то сдавленный писк и хрюканье, точно эльф достиг новых высот в искусстве оборотничества и научился превращаться в нага. Отсмеявшись наконец, он глубоко вдохнул, успокаиваясь и улыбнулся шемлену уже совсем не насмешливо, скорее тепло и ласково.
- Ir abelas, ma vhenan, но это правда забавно, - Дориан держал его крепко, и Йен без страха отпустил руки, протягивая их к его лицу. Темные волосы теперь были убраны назад, открывая высокий чистый лоб, но все еще оставались усы, из-за состояния которых казалось, что тевинтерец обиженно супится. Долиец осторожно подкрутил пальцами их кончики - мокрый жесткий волос послушно держал форму. - Я думал, это делают только женщины! - пояснил он в ответ на слова о подведенных глазах. Не торопясь убирать руки от лица любовника, эльф мягко гладил его, касаясь кончиками пальцев четких линий скул, лба и челюсти. Странное же время он нашел, чтобы заметить наконец, до чего хорош собой шемлен. - Зачем тебе это? У тебя очень красивые...
Теперь, когда смех больше не отвлекал его, Лавеллан вспомнил наконец, что оба они обнажены, и Дориан прижимает его к себе так тесно, что даже прохладная вода не в силах помешать ощутить его тепло. Его пальцы коснулись губ тевинтерца, точно проверяя их мягкость, и внизу живота появилась знакомая уже тяжесть, в ответ на которую тут же гулко заколотился в висках пульс.
- ... глаза, - все же договорил начатую фразу Йен и потянулся к губам Дориана, целуя его неторопливо и чувственно.
Теперь уже ему совсем не хотелось смеяться.

совместно с Дорианом

Объяснения Дориана долиец слушал вполуха; не потому что это было неинтересно - в другое время он с удовольствием узнал бы о необычных традициях загадочного Севера, - но потому что занимало его теперь другое. Руки шемлена, его губы, его глаза, оказавшиеся так близко, что Йену казалось, он может рассмотреть в расширившихся зрачках собственное отражение. Поцелуи и прикосновения - такие неторопливые, точно оба они осторожно пробовали воду кончиками пальцев, прежде чем нырнуть.
И все же эта неспешность ничуть не помогала - эльф тонул, как и все предыдущие разы, когда близость тевинтерца заставляла его забыть о своих непоколебимых когда-то принципах. Пальцы сжались на бедре, и с губ Лавеллана сорвался тихий, резкий вздох - ласки Дориана обжигали, даже если под водой ощущения казались несколько непривычными.
Голова кружилась, из нее понемногу исчезали все связные мысли, но в то же время он испытывал жгучее любопытство - что будет дальше? В ту ночь, которую они провели вместе в Скайхолде, Дориану легко удалось  удивить его - сколько еще таких сюрпризов у него припасено? Представления о способах получения удовольствия и их количестве у долийца были самые смутные - что-то он почерпнул из обрывков чужих разговоров, что-то успел узнать в чутких руках любовника. Мысль о том, чтобы вверить свое тело этим рукам без оглядки, заставила глаза заблестеть лихорадочно, а самого эльфа - теснее прижаться к тевинтерцу, оплетая его бедра ногами.
Поймав взгляд Дориана и рассмотрев в нем немой вопрос, Йен немного растерялся. Чего он ждет - согласия? Но на что? Очень хотелось согласиться вслепую - на что угодно! - но страх и сомнения все же еще не оставили его окончательно, тянули назад, как привязанные к ногам камни.
- Ma vhenan, я... - самое глупое заключалось в том, что он не представлял, как закончить эту фразу. "Я не готов"? "Я хочу еще"? "Я схожу с ума от тысячи вопросов, которые роятся в моей голове"? Тихо зарычав от собственной нерешительности, долиец снова впился в губы Дориана. Пальцы порывисто гладили шею и затылок любовника, путались в мокрых волосах, а поцелуй медленно превращался в укус - так выплескивалось раздражение на самого себя. Оторвавшись от чужих губ, чтобы глотнуть немного воздуха, он все же сдавленно шепнул: - Просто не отпускай меня.
"Никогда не отпускай".

Тихие фразы Дориана звучали так мягко, словно он успокаивал встревоженное животное, приручал его своей лаской и терпением. Слушая этот обволакивающий шепот, невозможно было не улыбнуться; даже если Йен принимал сдержанность любовника как должное - просто потому что не знал, как бывает по-другому, - он был благодарен. Все происходящее было внове для долийца, мысли и эмоции были слишком смешаны, запутаны, и то, что Дориан не торопил его, хоть немного облегчало непростую задачу - примириться с собственными чувствами. День за днем, час за часом он привыкал к тевинтерцу, и сделать это было тем проще, чем терпеливее и ласковее тот был.
- Я верю тебе, ma vhenan, - тихо выдохнул Лавеллан, со слабым удивлением отмечая - действительно верит. И не только обещанному удовольствию. Рядом с Дорианом было так спокойно, что он без сомнений мог повернуться к нему спиной. Странно было испытывать такое доверие к кому-то, в ком не текла кровь Долов.
В этом не было необходимости - он легко мог бы доплыть и сам - но все же Йен крепче обнял шемлена, уткнувшись лицом в его шею, и позволил увлечь себя к огромным камням у подножия воподопада. Отдавать себя во власть сильных, надежных рук - в этом было отдельное, смущающее удовольствие, каждый раз лишь на самую малость отдающее риском.
Нагретая солнцем гладкая поверхность камня обжигала, и все-таки она не могла сравниться с горячей кожей любовника, которого теперь отчаянно не хотелось выпускать из своих рук, несмотря на его слова. Нарастающее возбуждение ощущалось уже почти как ноющая боль, пустота, которую страстно хотелось заполнить. Эльф знал, что Дориану под силу сделать это, воображение, точно желая усугубить его мучения, вкрадчиво подсказывало, как он мог бы это сделать, и от мыслей об этом окончательно сбивалось дыхание. Вместо того, чтобы послушаться и исполнить тихую просьбу тевинтерца, Йен стиснул его крепче, прижимая к себе руками и ногами, точно желая вплавить его в себя, лишь бы не разрывать эту жаркую, непристойную близость. Это длилось всего мгновение, за которое он успел прижаться губами к смуглой кожее на шее, пробуя ее на вкус языком и прикусывая зубами. Но прежде чем руки разжались, позволяя Дориану отстраниться, долиец шепнул ему на ухо - лихорадочно, торопливо:
- Поговори со мной... как тогда, в купальне.
Опираясь на локти, он подставлял свое обнаженное тело солнечным лучам и взгляду любовника, щурясь от первого и вздрагивая от второго. В глазах эльфа смешались поровну нетерпение и любопытство.

Йену всегда казалось, что неизвестность - это плохо. Отсутствие предопределенности вынуждает истязать себя догадками, испытывать тревогу и задаваться множеством вопросов. Но сейчас то, что он не знал, что сделает с ним Дориан, не было ни тревожным, ни неприятным - напротив, это кружило голову, а глаза заставляло гореть лихорадочным огнем. Хотелось даже смежить веки, чтобы не видеть ласк любовника и узнать о них только тогда, когда горячие руки обожгут кожу прикосновением.
Он все же поддался этому желанию, зажмурился, словно кот на солнце, и в следующее же мгновение дыхание сбилось, сорвавшись на шумный, резкий вдох, когда пальцы скользнули по шее и задели чувствительный сосок. Долиец собирался уже открыть глаза, чтобы рассмотреть лежащего рядом Дориана, проследить взглядом движения его рук, но раздавшийся над ухом приглушенный голос заставил его замереть и оставить веки закрытыми. Во всем, что касалось чувственных удовольствий, он мог полагаться лишь на интуицию, и сейчас она подсказывала ему, что наслаждение будет ярче, если он будет только ощущать и слушать.
От яркого солнца под закрытыми веками плясали красные пятна, но Лавеллану не было до них дела: по его телу то и дело пробегала дрожь - от неторопливых ласк Дориана и от его шепота. Сложно было сказать, что заставляет эльфа трепетать сильнее - мысль о том, как тевинтерец прикасается к себе, думая о нем, или же те жаркие картины, что рисуют его слова  взбудораженному до предела воображению. Пальцы шемлена ненавязчиво скользнули по паху, и Йен задышал чаще, пошло выгибаясь навстречу до обидного мимолетной ласке.
- Я... - голос не слушался, был хриплым и словно чужим, и ему пришлось начать заново. - Я не стал бы убегать, - ласковые пальцы коснулись внутренней стороны бедра, отчего по тому тут же побежали мурашки, невзирая на жару, а долиец поймал себя на том, что шире развел ноги в стороны, сгибая их в коленях. Он помнил боль, которую причиняли пальцы любовника, оказавшиеся в нем, и все равно хотел испытать ее вновь - может, она смогла бы заполнить эту пустоту? - Разве ты еще не все рассмотрел, ma vhenan?..
В оазисе отнюдь не было тихо, но даже шум падающей воды на миг потонул в громком стоне, который вырвался из горла Лавеллана, когда ладонь Дориана сжалась на его члене. Он дернулся, толкаясь в его руку, дрогнуло ухо, пойманное в ловушку зубов, а глаза широко распахнулись, точно эльф был удивлен глубиной этого ощущения.

Солнцу следовало бы стыдливо отвернуться и спрятаться за горизонт, потому что даже его полуденному зною не по силам было распалить кого-либо так, как распаляли долийца ласки и слова Дориана. Он словно наяву видел все, о чем тот говорил, и не было в этих жарких видениях ничего постыдного или страшного. Видел, как прогибается перед любовником, беззастенчиво подставляясь его взглядам и ласкам; видел, как властно прикасается к нему Дориан, как безжалостно рассматривает его, лишая эльфа последних секретов. Он хотел всего этого, и желание становилось сильнее от того, как причудливо вплеталась в лихорадочные видения грубая ласка тевинтерца.
- Поймал... - во рту пересохло, и короткое слово прозвучало глухо, сдавленно - даже непонятно было, признает ли Лавеллан себя дичью или просто бездумно повторяет за любовником. Жесткие движения обычно ласковой руки приносили одновременно боль и удовольствие, и Йен тихо заскулил, бессильно царапая ногтями равнодушный камень. Он никогда не думал, что боль может подчеркивать удовольствие, делать его острее, ярче, точно приправа - сытное блюдо. - Я в твоей... власти! - на последнем слове он сорвался на негромкий вскрик - это пальцы Дориана мягко толкнулись в него, невольно заставляя мышцы сжаться.
Хриплый шепот звучал хищно, почти угрожающе, но эльф по-прежнему не чувствовал страха. Прямо сейчас ему хотелось, чтобы Дориан действительно заставил его кричать, чтобы раздавил его своей тяжестью, разорвал его изнутри - что угодно, лишь бы утолить этот отчаянный голод. Крик все-таки вырвался из его горла - тонкий, короткий, точно он и правда был подстреленной дичью. На одно мгновение боль затмила собой все, и даже слезы повисли на ресницах, но мгновение прошло, и крик превратился в протяжный стон, с которым Йен подался навстречу терзающим его рукам.
Только теперь этого было мало. Уперевшись ладонями в плечи Дориана, точно желая его оттолкнуть, долиец повалил его на спину, а сам взобрался сверху, тесно прижавшись к нему всем телом. На секунду он замер, точно испугавшись собственной смелости, а потом решительно потянулся к губам тевинтерца, сминая их жадным  поцелуем. Чувствуя под собой твердый, горячий член любовника, он настойчиво потерся о него своим, отчего тут же застонал в чужие губы. Едва оторвавшись от них, он уперся ладонями в нагретый камень и прогнулся в спине, чтобы еще ближе прижаться к паху Дориана. Бедра вновь пришли в движение, возобновляя так понравившееся ему еще в купальне трение, и Лавеллан хрипло шепнул, не узнавая не только собственный голос, но и вообще себя:
- Верни пальцы туда, где они были.

Будь Лавеллан хоть немного менее возбужден, его голову уже оккупировали бы десятки мыслей и вопросов. Все ли он делает верно? Не посмеется ли Дориан над его неумелостью? Не переступает ли он по незнанию какие-то недопустимые границы? Но сейчас все это оказалось вытеснено голыми инстинктами и желаниями, и даже слова шемлена с трудом пробивались скозь эту слепящую пелену. Значение имело только наслаждение, которое становилось все острее и ярче с каждым движением, от которого каждая мышца в теле звенела напряжением, обещавшим грандиозную разрядку.
С губ снова сорвался громкий, отрывистый стон, когда Йен получил желаемое; кажется, он даже попытался ответить на смех Дориана своим, но не преуспел. Каждое движение - будь то движение пальцев любовника или его собственные движения бедер, которые заставляли их члены тереться друг о друга - подталкивало его к краю пропасти, в которую так хотелось упасть. От боли на глазах снова выступили слезы, но теперь уже она не могла перекрыть собой удовольствие, которого было так много, что молчание то и дело прерывалось новыми звуками: стонами, вздохами, криками, даже сдавленным мычанием, когда сил не хватало на то, чтобы разомкнуть стиснутые зубы.
Ногти вместо твердого камня впивались теперь в плечи Дориана - острые и тонкие, они прокалывали кожу, оставляя на ней следы; глаза из карих превратились в ярко-желтые, и только относительно осмысленный крик говорил о том, что Йен по-прежнему держит в узде свое звериное начало:
- Дориан! - и громче, уже содрогаясь всем телом и выплескивая семя на любовника: - Ma emma sa'lath Дориан!

Отредактировано Йен Лавеллан (11-11-2015 04:08)

Наслаждение разошлось по телу теплой волной, принося с собой приятную усталость и медлительность. Веки потяжелели, руки расслабились, и Йен, наверное, рухнул бы сверху на любовника, если бы тот не опрокинул его обратно на спину. Он едва успел поднять голову, чтобы не стукнуться затылком о камень, и тут же забыл об этом, встретившись взглядом с Дорианом. Столько звериного голода, безумного огня было в его зеленых глазах, что долиец вздрогнул и доверчиво подался ближе. Тонкие пальцы скользнули по груди и животу тевинтерца и накрыли его руку, словно Йен хотел разделить с ним эти последние мгновения.
Настоящим удовольствием было наблюдать сейчас за любовником: он был точно открыт нараспашку, потерявший свою завидную выдержку и шепчущий слова, смысла которых Лавеллан не знал. Придвинувшись еще теснее, он ловил его стоны и сбивчивый шепот и с готовностью ответил на поцелуй, нежно обнимая ладонями его лицо.
- Ma vhenan, - ласково шепнул долиец - на этот раз осмысленно, в отличие от слов, которые выкрикивал в беспамятстве минутами ранее.
Дориан снова растянулся на спине, но Йен не торопился следовать его примеру. Вялость понемногу сходила на нет, и его глаза опять оживленно заблестели, рассматривая все вокруг с насмешливой любознательностью. Опершись локтем о камень и прильнув ближе к любовнику, он вольготно расположил на нем руку и ногу и заглянул в глаза, расслабленно улыбаясь, а потом вдруг фыркнул, давясь смешком:
- Представляешь, если бы сейчас здесь появились венатори?! - вообще-то это было бы совсем несмешно, но на эльфа опять напала непривычная болтливость, и так просто заткнуться он не мог. - Им пришлось бы подождать, пока мы не закончим... Как неловко! - подтянувшись чуть повыше, он завороженно наблюдал за тем, как редкие капли пота стекают по виску Дориана, а затем подался ближе, медленно слизывая их со смуглой кожи. - Мне нравится смотреть, как ты трогаешь себя, - без всякого перехода заявил он, поглаживая любовника по животу. - И я хочу... хочу все, о чем ты говорил, - наконец признался он, но мысли уже скакнули в другом направлении, и долиец тут же озвучил их: - Страшно есть хочется. Тебе не хочется? - и легко пощекотал Дориана под коленом пальцами ноги.

Внушительность тона и серьезность взгляда не помогли Дориану ничуть. Стоило только Йену заметить, как тот дернулся от легчайшего прикосновения, как уши его заинтересованно вздрогнули, глаза сощурились, а губы разошлись в плутоватой улыбке. И хотя его непомерно забавляла - и одновременно умиляла - мысль, что шемлен боится щекотки, словно малое дитя, сам он тоже напоминал сейчас мальчишку: вредного, шкодливого и совершенно непослушного.
- Как не делать, ma vhenan? - со всей невинностью, на которую он только был способен, переспросил Лавеллан. - Так? - подобравшись чуть ближе, он снова провел пальцами ноги по чувствительной коже под коленом. - Или так? - рука пробежалась по ребрам Дориана - так легко, что это просто не могло не вызвать соответствующей реакции. - Я наверняка неправильно тебя понял, ведь не может же быть, чтобы коварный и злокозненный тевинтерский магистр боялся щекотки!
Если кто здесь и был коварен, то это долиец - придвинувшись к Дориану вплотную, он взял прядь своих волос и, словно кисточкой, провел ею по шее любовника. Во взгляде карих глаз светился детский восторг и ощущение абсолютной безнаказанности. 

Даже если бы Дориан сейчас не смотрел в лицо Йену, то, как заинтересованно вздрогнули острые уши, сказало ему достаточно: эльф явно почуял вкус к какому-то веселью, и судя по плутоватой улыбке, веселье это обещало быть беспощадным и наверняка должно было включать неосторожно оказавшуюся рядом жертву. Настороженно глядя на любовника, Дориан еще немного отодвинулся к краю их каменного лежака.
- Никак не делать, - предостерегающе сказал Дориан, все еще стараясь выглядеть сурово, и тут же рефлекторно поджал ногу. - Йен, нет! Не смей! И так - тоже!.. - фыркнув от смеха, он перехватил эльфа за руку и отполз еще немного, как будто боялся, что любовник его укусит. - Никак не делай, маленький ты... - зашипев, Дориан попытался изогнуться и отстраниться и уклониться от шелковистой кисточки, в которую Йен превратил свои волосы. - Я не боюсь, это просто неприятно. Kaffar! Просто нельзя так! - неловко взмахнув руками, он попытался поймать своего мучителя за запястья, чтобы прекратить всю эту неожиданную атаку, но вместо этого едва не сорвался с края камня в воду.

Глядя на то, как настороженно отодвигается подальше Дориан, как вздрагивает он от легких прикосновений, невозможно было не смеяться. И с губ Лавеллана срывалось легкомысленное хихиканье, совершенно недостойное гордого сына Дола и уважаемого Второго клана. Эта маленькая слабость любовника приводила его в восторг - почти как поникшие мокрые усы получасом раньше. Точно особым удовольствием было находить в нем такие черты, которые разрушали глянцевую картинку идеального образа и делали его более... человечным.
- Ну прости, прости, я больше не буду... - едва сдерживая смех, пообещал эльф и тут же изобличил свою подлую натуру - уперевшись руками в плечо тевинтерца, который и без того балансировал на краю, он быстро столкнул его в воду. А после с гордым видом уселся на камне, свесив ноги и болтая ими в прохладной воде. - Шемлен повержен - elvhen ликует! - смеясь, выкрикнул он, когда Дориан вынырнул на поверхность. Такое мальчишество раньше он мог позволять себе разве что с собратьями - странно было понимать, насколько свободно он чувствует себя в обществе шемлена. Уперевшись ступней в грудь любовника, точно не позволяя ему подобраться ближе, Йен хитро сощурился. - Ты же понимаешь, что теперь ты в моей власти?.. - отчего-то от этих слов по коже пробежали мурашки.

совместно с Дорианом

Возмущенный вид Дориана, который тщетно пытался поймать "маленького подлеца" и явить ему заслуженное возмездие, лишь усиливал смех. Эльф то поджимал ноги, то вновь спускал их, бессовестно дразнясь и весело скалясь. И замер, подавившись собственным смехом, когда заметил, как вдруг переменилось выражение лица тевинтерца. Странная задумчивость легкой дымкой набежала на него, смягчая тронутые недовольством черты, в глазах появилась нежность и даже мечтательность, от которых тут же перехватило дыхание. Йен не мог понять, что означает этот взгляд, но ощущать его на себе было так приятно, что он мгновенно растерял свой игривый и дурашливый настрой.
Он так и не нашелся с достойным ответом - только тихо ахнул, когда губы Дориана прикоснулись к его ноге. Этот легкий поцелуй показался не нежным даже - почтительным, и долиец окончательно растерялся. Встретить подобное отношение в мире людей было практически невозможно, увидеть его от тевинтерца - немыслимо. Тот как будто и правда не замечал пары острых ушей любовника, видя за ними его самого, а не очередного "ножеухого". За одно только это Лавеллан готов был повторить слова, которые выкрикивал раньше, не помня себя - слова, которые никогда не должны были предназначаться шемлену.
Йен соскользнул с камня в воду легко и осторожно, почти не подняв при этом брызг. Наверное, нужно было что-то сказать, как-то ответить на полусерьезные вопросы Дориана, но слов по-прежнему не было - эльф только смотрел на него пристально, будто впервые разглядев по-настоящему. А после подплыл ближе и обвил руками шею любовника, находя его губы своими и целуя - так долго и нежно, точно тем самым давая ответ на прозвучавшие вопросы.