Вал Руайо был свидетелем многих событий, изменивших и Орлей, и весь Тедас, и сегодняшний день, безусловно, принадлежал к числу занимательных, поэтому желающих своими глазами увидеть то, что должно было произойти на главной столичной площади, оказалось немало, и толпа все прибывала и прибывала. На представителей Инквизиции смотрели по-разному - на леди Монтилье с явным любопытством, на гнома, вооруженного арбалетом, настороженно и с некоторой опаской, на того же, кого называли Вестником Андрасте - по большей части со страхом и недоверием, сквозь которые изредка прорывался неуверенный интерес. В толпе было немало тех, кто не решился явиться на такую встречу безоружным, и любой скучающий наблюдатель заметил бы, как то тут, то там взблескивают рукояти мечей и кинжалов, которые их владельцы если и не демонстрируют, то прятать точно не стремятся. Впрочем, начинался день тихо, и никто не стремился заступить гостям из Убежища дорогу или открыто выразить неуважение.
  На помосте, где собрались жрицы, откликнувшиеся на призыв матери Жизель, царила напряженная тишина. Женщины в церковном облачении следили за приближающимися всадниками испытующе, со сдержанной настороженностью и вполголоса обменивались неслышными толпе репликами.
  Когда леди Монтилье заговорила, присутствующие превратились в слух, голоса стихли, а стоило ей закончить, как от группы жриц отделилась высокая женщина и шагнула к краю помоста. Бледная, черноглазая, еще достаточно молодая, она очень прямо держала спину и смотрела так, будто у нее внутри горел неугасимый огонь, питающийся ее собственными силами. Выдержав паузу, она встретилась глазами с послом Инквизиции и заговорила:
- Я - мать Галатея Вал Фирмэнская, - ее звучный голос разнесся над толпой, выдав человек, привыкшего говорить при большом скоплении народа и держать внимание присутствующих. - От имени собрания смиренных служительниц Церкви, ответивших на призыв почтенной и благочестивой матери Жизель, приветствую представителей Инквизиции, - голову она однако не склонила. - Говорить должна была преподобная Эвара, но, увы, тревоги наших дней оказались слишком сильны, а потому здоровье и голос изменили ей, и она лишь будет присутствовать среди нас, - на сей раз церковница слегка поклонилась, только своей сестре по Церкви, а затем, снова обернулась к гостям из Убежища и повысила голос: - Святая Андрасте заповедала быть милостивыми и не оставлять без внимания голосов, обращенных к нам, и верность ее заветам стала причиной этой встречи. Слухи об Инквизиции чудовищны, а подозрения в ереси выглядят слишком правдоподобно, чтобы бестрепетно отвергнуть их, а потому мы здесь, чтобы задать вопросы и услышать правду. Леди Монтилье, - мать Галатея внимательно смотрела на Жозефину. - Вы - достойная представительница почтенного рода, андрастианка, не дававшая прежде повода усомниться в своем благочестии. И вот мы узнаем, что вы примкнули к организации, которая в шаге от того, чтобы быть признанной еретической. Скажите же нам и всем добрым людям на площади, что заставило вас это сделать? - выдержав паузу, преподобная мать обратилась к Варрику: - Мастер Тетрас, многим из нас известно ваше имя и репутация. Вы - гном, и все же вы примкнули к Инквизиции, претендующей на дружбу и благословение Церкви, на участие в ее делах. Ответьте нам, нет ли здесь противоречия? С какой целью явились вы на Конклав и почему остались? Вы - столь верующий андрастианин? Инквизиция так тепло относится к гномам и проявляет особую благосклонность к иным расам, помимо людской? - голос матери Галатеи звучал все напряженнее, а когда она, наконец, встретилась взглядом с Андреасом, в темных глазах промелькнула неприязнь. - И, наконец, вы, - теперь она говорила резче и громче: - Вы, мессир Тревельян, маг, отринувший Круг, явившийся здесь, среди нас, спокойно и свободно, словно сама ваша магия - игрушка, а не обоюдоострое оружие. Считаете ли вы, что и другие чародеи должны последовать вашему примеру? Считаете ли вы, что вашу вседозволенность благословила святая Андрасте? Что дало вам основание возложить на себя столь небывалый титул и назваться ее Вестником? В самом ли деле вы несете ее слово и каким оно будет? - мать Галатея смолкла, ее черные глаза яростно сверкали. В притихшей толпе вытягивали шеи, чтобы получше рассмотреть и расслышать происходившее перед помостом.

Казалось, толпа не могла бы вести себя еще тише, однако, когда Андреас заговорил, отвечая матери Галатее, на площади будто бы стихли все звуки. Люди тянули шеи, чтобы поверх голов стоящих впереди рассмотреть представителей Инквизиции, кто-то тревожно спрашивал, с оружием ли "этот маг" и "не резаные ли у него руки", но на разговорчивых раздраженно шикали: многим очень уж хотелось не пропустить ни слова из того, что будет сказано.
  Упоминание о храмовниках в отряде сопровождения словно подняло на площади небольшую волну: в Вал Руайо хорошо помнили, как начался Раскол, город чувствовал себя беззащитным, и то, что рыцари Ордена явились сюда с Инквизицией произвело двойственное впечатление - некоторые смотрели на них с опаской, памятуя о делах их собратьев за прошедший год, многие - с неприязнью, задаваясь вопросом, уж не впали ли эти люди в ересь, покинув своих соратников ради организации со столь неясными целями и взглядами, но были и те, у кого в глазах появился новый интерес, пока неуверенный и робкий, к самой Инквизиции, которая, похоже, оказалась достойна покровительства хотя бы некоторых храмовников.
  Храмовники тоже не остались равнодушны к неожиданной речи Андреаса: Лизетта выпрямилась в седле и подалась ближе, словно демонстрируя готовность и прикрыть Вестника, если кто-то решится ему угрожать, и защитить добрых горожан от его магии в случае надобности. Ее спутник, явно поглядывавший на мага без воодушевления и симпатии, поднял голову и обвел толпу уверенным взглядом, в котором на мгновение вспыхнула гордость: рыцарю, похоже, доставила удовольствие мысль, что чародей помнит свое место, и Вал Руайо может послужить местом, где впервые за долгое время напомнят о престиже и чести Ордена.
  Варрика слушали не без благосклонности, с той стороны площади, где столпились купцы помельче и ремесленники даже послышался негромкий, но одобрительный ропот - этим людям доводилось встречаться с гномами-наземниками по вопросам деловым, и то, что  сейчас один из них объединил себя с людьми в переживаемых горестях, произвело неплохое впечатление. Однако оно разом поблекло, когда заговорила леди Монтилье. Если верой или даже достойной репутацией антиванки еще можно было пренебречь, то не уделить внимания словам "предписание Ее Святейшества" оказалось решительно невозможно.
  Толпа взорвалась возбужденными возгласами, невнятными вопросами и требованиями, люди перекрикивали друг друга, с разных концов площади неслось "Джустиния велела!", "Может, они и убили!..", "Бумагу! Пусть покажет бумагу-то!", "А вожак что, чароплет?!" Передние ряды стали напирать, подаваясь ближе к и помосту жриц, и к небольшому конному отряду.
- Тише, добрые жители Вал Руайо! - мать Галатея вскинула руку, голос жрицы повелительно разнесся над площадью. - Мы все узнаем в свой срок.
  Теперь говорить ей было труднее: волновались не только люди на площади, но и жрицы, стоявшие у нее за спиной. Слышались шепотки, некоторые заинтересованно поглядывали на Тревельяна. Галатея оглянулась на своих сестер, взглядом призывая их к тишине, и снова посмотрела на гостей из Убежища.
- Предписание Ее Святейшества, пусть и посмертное, священная воля для каждого, кто следует воле святейшей Джустинии, велениям ее чистого, непогрешимого сердца, - на несколько секунд Галатея почтительно склонила голову, но почти сразу снова подняла острый, горящий взгляд на Жозефину. - Ваши убеждения и цели благородны, дочь моя, однако от чьего имени вы говорите? Кто огласил это предписание и подтвердил, что оно правдиво? Кто из представителей Церкви присутствует с вами в Убежище? И отчего покинул Инквизицию канцлер Родерик Асиньон, вернейший помощник Ее Святейшества? Помнят ли в Убежище без него, столь неустанно заботившегося о делах малых, о богослужениях и Песни? - взгляд преподобной матери стал ироничным и немного насмешливым, когда она обратила его на Варрика: - Скажите, мастер Тетрас, полагаете ли вы, что одного высказанного вами желания сладить с угрозой с небес достаточно и благословение свыше нам не нужно? Поете ли вы Песнь и следуют ли закону Пророчицы примкнувшие к Инквизиции и не принадлежащие к людской расе? Или там не принято задаваться столь мелкими вопросами? - недобрый смех прозвучал в ее голосе вполне явственно, однако когда Галатея посмотрела на Андреаса, она вновь была серьезна. - Мессир маг, ваши слова смиренны и достойны, однако Церковь не может позволить себе легковерность в такие времена. Вы говорите, что чтите покой Вал Руайо и не претендуете на титул, что лишь от Церкви зависит, какое слово вы понесете в мир. Но как мы, - она обвела широким жестом своих сестер. - ...можем говорить о церковной воле, если не знаем вашей души? Во что вы верите, мессир Тревельян? Верите ли вы сами, что святая Андрасте благословила вас? Помните ли вы о смирении на деле, а не на словах? Подтвердят ли это ваши соратники? И готовы ли вы пройти путь смирения до конца, по примеру Пророчицы, и, если Создатель дарует вам победу, вернуться в Круг, созданный сообразно заповедям, а не уподобиться утратившим совесть отступникам, что бродят сейчас по миру, словно озверевшие волки? - голос матери Галатеи так и гремел над толпой, остальные жрицы даже немного отступили, оставив ее одну на краю помоста.
  Толпа жадно ждала ответов, растерянная и взбудораженная одновременно.

Если до сих пор толпа была возбуждена и взволнована, то после вдохновенной речи Тревельяна она всколыхнулась, затихла на несколько мгновений, а потом едва ли не взорвалась. Задние ряды стали напирать на передние, люди тянули шеи, чтобы разглядеть мага, ведшего столь достойные андрастианские речи и демонстрировавшего неожиданное смирение.
- Верно говорит, нельзя от веры-то отказываться!
- Как в Круг, если нет Кругов?!
- Да чароплеты врут! Руки, руки-то не резаные?
- Наза-ад! Не наседай!
- Слышь, Создатель дарует победу! Молиться надо!
- С Севера, это все с Севера!
  И над всем этим то тут, то там в толпе взлетал возглас "Магистры! Всему виной магистры!"
  Толпа бурлила, подступая все ближе и ближе к гостям из Убежища. Сопровождающий отряд сомкнул ряды, Лизетта, и без того старавшаяся держаться как можно ближе к Вестнику, теперь практически поравнялась с ним и выразительно положила руку на эфес меча, обводя тех, кто совсем забыл о почтительном расстоянии, тяжелым угрожающим взглядом. Оружием почетный эскорт пока не щетинился - толпа еще достаточно сохраняла рассудок, чтобы не совершать опрометчивых поступков - однако явно был вполне готов к этому.
  Впервые с начала встречи в глазах матери Галатеи промелькнуло замешательство, и на Тревельяна она посмотрела с новым, неопределенным пока выражением, словно пыталась и никак не могла определить его привычными категориями. Спохватившись и заметив, что толпа гудит уже сама по себе, а не повинуясь ее воле, она нахмурилась, шагнула к краю помоста и повелительно вскинула руку.
- Тише, Вал Руайо! - ее все еще было слышно, даже в таком шуме, однако на сей раз смолкли далеко не все голоса. - Подобная суета недостойна, нам должно слушать со вниманием обращенное к нам слово.
  Нельзя сказать, что люди успокоились, однако притихли они достаточно, чтобы Варрик тоже смог свободно говорить. На гнома все еще смотрели недоверчиво, а кое-кто и неприязненно, тем не менее, среди остроухих, державшихся на площади за спинами ремесленников и мелких торговцев, нашлись те, кто одобрительно закивал в ответ на слова о готовности представителей других рас противостоять общей угрозе.
  Слова леди Монтилье, сдержанные, взвешенные и спокойные, были, может быть, слишком сложными для собравшихся на площади простолюдинов, однако нашли отклик в других сердцах. Поблизости от помоста жриц, среди тех, кто даже в этот осенний день ослеплял ослеплял драгоценностями и золотым шитьем камзолов и платьев, послышались одобрительные шепотки.
- Может быть, канцлер Асиньон, попросту надутый индюк, которому не достался свой кусок пирога? - насмешливо выкрикнул черноволосый молодой шевалье, придерживавший вычурную шляпу, которую так и рвал с головы ветер. - Может, он просто трус, а не мужчина?
  Раздался смех, а белокурая девушка с высокой прической, державшая шевалье под руку, подала голос, явно не желая отставать от своего спутника:
- Кузина Ренетта служит в Убежище и пишет, как праведно там проводятся службы. Матушка Жизель - подруга Джустинии!
  Толпа снова заволновалась, заколыхалась, и теперь ее, казалось, пронизывала некая неуверенность. Наступил тот момент, когда равновесие становится особенно шатким: стоит сделать всего один верный шаг - и весь выигрыш достанется тому, кому этот шаг удался. Но если ошибиться, вся ярость толпы обрушиться на того, кто оступился, за одно то хотя бы, что он заставил ее колебаться.
  Мать Галатея явно была опытной проповедницей и настроение собравшихся умела чувствовать тонко: сейчас она безошибочно определила, что за момент наступил и снова вскинула руку. Вот только прежней уверенности в преподобной больше не было, казалось, слова даются ей куда труднее, чем до того.
- Никто не посмел бы призывать к отказу от веры в Пророчицу или отрицать благословение ее, - теперь, когда она обращалась к Тревельяну, ее голос звучал значительно осторожнее и мягче. - Пред всеми нами - один, общий враг, и кто мы такие, чтобы отринуть явившихся к нам за помощью в победе над ним? - это было еще далеко не благословение, даже не обещание его, однако нечто совершенно новое по отношению к представителям Инквизиции. - Разумеется, мы не знаем всему ли виной тевинтерские еретики, однако кто станет отрицать, что они всегда рады возможности ввергнуть благочестивый Юг в хаос? - вопросы, пока только вопросы, никаких ответов. Мать Галатея теперь смотрела на Жозефину. - Все мы ищем, как облегчить себе боль утраты, - ее голос стал мягок, словно шелк. - Винить за это достойного канцлера было бы отнюдь не по-андрастиански. Впрочем, некоторыми путями и впрямь следовать опасно. Что же касается оригинала предписания, то, безусловно, увидеть его было бы...
  Закончить мать Галатея не успела. В рядах жриц произошло какое-то волнение, потом движение и, растолкав своих присутствующих, в центр помоста выступила молодая русоволосая женщина в облачении церковной сестры. Ее глаза лихорадочно сверкали, взгляд так и блуждал по площади, в руках она сжимала зажженный факел, один вид которого заставил многих жриц шарахнуться в сторону, а мать Галатею - слегка посторониться.
- И вы их слушаете, добрые горожане?! - она резко обернулась к Галатее, окатив ее холодным презрением. - Вы с ними говорите?! Принимаете этот искусительный шепот за слова праведных?! - в отличие от предыдущих ораторов она даже не пыталась сдерживаться или делать эффектные паузы.
- Сестра Селеста... - попыталась остановить ее какая-то пожилая владычица, но девушка только яростно отмахнулась.
- Не пытайтесь остановить меня! - выкрикнула она, выше поднимая факел. - Никто из вас, склонивших слух к нечестивцам, не смеет этого делать! Вы должны были, явившись сюда, предать их всех анафеме, вечной анафеме! И поднять против них столицу! Но Вал Руайо погряз в нечестии и искушениях, как и его жрицы, и если никто не очистит его, погибнет, поглощенный демонической Брешью, будет пожран по воле Создателя! - ее голос охрип, но она не останавливалась. - Но есть еще те, кто способен встать против зла и не отступить, своей верой и каждым шагом своим очистить этот мир от тьмы. Очистить Песнью и огнем, по примеру Пророчицы нашей! Благословенны праведные! - на последнем возгласе ее голос сорвался, она задохнулась, а потом быстрее, чем кто-нибудь успел ее остановить, прошлась факелом по своей одежде и волосам и подожгла их.
  Вспыхнуло пламя, раздались испуганные крики. Брошенный факел покатился по помосту жриц, грозя в мгновение ока поджечь и его.

Вспыхнувший в руках у церковницы факел как будто поджег и саму толпу: люди на площади испуганно зашумели, возникла сумятица, стоявшие в передних рядах попытались отступить, напирая на тех, кто был позади, а потом огонь полыхнул ярче и выше, охватил тело сестры Селесты, и узда, удерживавшая людей от хаоса и паники, ослабла намного больше прежнего.
  Над площалью понеслись отчаянные выкрики "Как сама Андрасте!..", "Создатель требует!", "И нам бы за веру...", "Стражу!" и громче прочего - "Сгорит же!" и "Да что же это?!.." Перепуганные жрицы, к ногам которых покатился факел, шарахнулись во все стороны, толкая друг друга и наступая одна другой на длинные подолы облачений. Те, кто в начале встречи сумел пробиться вплотную к помосту, теперь пытались отойти как можно дальше, испуганно озираясь по сторонам, жадные до зрелищ наоборот потянулись ближе. Лошади гостей из Убежища при виде огня заволновались, послышалось испуганное ржание, одна из них дернулась было в сторону, но восседавший в седле храмовник железной рукой сдержал ее, заставив стоять на месте, и, как оказалось, очень вовремя: именно он был ближе всего к леди Монтилье и благодаря этому сумел поддержать ее, когда она лишилась чувств и начала сползать на землю.
  За всей этой сумятицей далеко не все увидели, как Тревельян вскинул руку, не то защищаясь, не то привлекая внимание, не то и вовсе атакую. Вероятно, именно поэтому по толпе пронесся удивленный вздох, когда над площадью взвилась ледяная волна, которая затем окутала тело сестры Селесты, мгновенно прекратив едва начавшееся самосожжение.
  Люди притихли, словно по команде, хотя вряд ли какая-нибудь команда могла бы заставить их сейчас смолкнуть так единодушно и покорно. Кто-то, как зачарованный, смотрел на помост, где замерло ледяное изваяние, кто-то - с опаской и неприязнью косился на Тревельяна, ставшего на пути у "деяния во имя веры", но были и те, кто смотрел на мага настороженно и при этом оценивающе, с явным интересом. В этой неестественной тишине мать Галатея шагнула вперед, подхватила факел, снова высоко вскинув его, и затоптала первые язычки пламени на помосте так бестрепетно, как будто делала уже десятки раз. Стоило ей сделать шаг к ледяной статуе, как она увидела спешившего к помосту Тревельяна и приостановилась, настороженно и цепко всматриваясь в мага. Несмотря на встревоженный ропот других жриц, она не отступила, когда он поднялся к ледяной статуе и слегка подалась назад только при виде того, как осторожно Андреас размораживает изваяние, которое сам же и создал минутой раньше.
- Разве можно к святой-то сестре магией касаться?! - возмущенно вопросил дюжий детина, стоявший среди членов цеха мясников. Смотрел он пр этом требовательно и мрачно то на Тревельяна, то на жриц. - Это ж святой огонь! - угрожающе поддержало несколько суровых голосов.
- Да какая она святая?! - воскликнул недавний молодой шевалье. - Сумасшедшая самоубийца! - на площади немедленно неодобрительно загомонили, отступая от воина-щеголя.
- Смотрите, живая! - взлетел изумленный женский голос.
- Никак живая! - зашумели в ближайших рядах, вытягивая шеи, чтобы получше рассмотреть, что творится на помосте. - А чароплет-то ловок! А как бы без него-то было бы, а?..
- А, может, Андрасте ему велела, а?! Раз он Вестник, так, видно, слышит ее.
- Андрасте велела?..
- Пророчица велела!
  Люди снова стали теснить друг друга, и на этот раз уже, чтобы оказаться поближе к Тревельяну, увидеть, рассмотреть.
  С минуту мать Галатея наблюдала за происходящим, цепким взглядом всматриваясь то в Андреаса и спасенную им девушку, то в гостей из Инквизиции, то во взволнованную толпу. Потом она словно бы вспомнила, что держит в руках факел, вручила его одной из церковниц, на удивление повелительным жестом велев погасить его.
- Найдите лекаря сестре Селесте, сестра Розамунда, - негромко и резко приказала она совсем юной жрице, зачарованно наблюдавшей за развернувшейся сценой, а потом, раскинув в руки в жесте призывном и одновременно покровительственном, шагнула к краю помоста и обратилась к толпе: - Добрые жители Вал Руайо! Как бы ни было устрашающе то, что вы увидели, умерьте жар своего сердца и успокойте праведный гнев. Ибо не было здесь достойной и чистой жертвы, - мать Галатея покосилась на все еще бессознательную молодую церковницу. - Ибо не сказано нигде в Песни, что нам должно приносить человеческие жертвы и что Создателю или Пророчице его угодно, чтобы во имя их мы прерывали милостиво дарованную нам жизнь, - в этот раз ее голос перекрыл шум толпы не без труда, однако все-таки дошел до самых дальних уголков площади. Указав на сестру Селесту, она продолжила: - Страх, боль и горести мутят наш рассудок и под личиной праведности мы вершим ошибки, но пока Создатель с нами, в такие минуты являются праведные, встают против зла и не отступают, и благословенны они. Как было нынче среди нас, когда магия послужила человеку напрямую, - она порывисто обернулась к Тревельяну: - Сын мой, вы совершили сегодня достойное дело, и ваша рука не могла не быть благословлена. Правы ли добрые люди, и вела ли вас Андрасте? И если так, ждете ли вы напутствий или благословений от смиренных служительниц ее? - темные глаза матери Галатеи так и сверлили лицо мага.
  Сказанное сейчас могло быть и проверкой, и предложением о союзе, в зависимости от того, как откликнется тот, на кого были обращены все взгляды, и вознамерятся ли сказать что-то его спутники.