Вспышка злости Дориана застала эльфа врасплох, и он растерянно огляделся, пытаясь понять, когда успел оказаться в захвате тевинтерца, а заодно - видит ли кто-то эту, без сомнения, неподобающую сцену. Запал шемлена заставил было Йена притихнуть, но повисшая в воздухе, так и недосказанная фраза зацепила за живое, и он вскинулся, раздраженно сбрасывая с себя чужие руки.
- А ты вместо этого - что? В очередной раз спас меня? Я не просил об этом! - звонкий голос звучал, пожалуй, слишком громко, как для тихой ночи в Убежище, но долиец даже не пытался сбавить тон. -Я не хочу быть обязанным кому бы то ни было, тем более - тебе!
Лавеллан, наверное, кипел бы еще долго, но последние слова Дориана прозвучали настолько бесцеремонно, что он так и замер с приоткрытым от удивления ртом, глядя вслед наглому шемлену. Как их расценивать - как приказ остроухому слуге или как попытку набиться на приглашение - он еще не решил, но на всякий случай фыркнул, на кошачий манер выражая свое недовольство. Затем, подумав, присоединился к тевинтерцу, за чьим широким шагом теперь уже он едва поспевал.
- Нет, - упрямо выдохнул Йен, едва поравнявшись с настырным собеседником. Он с удовольствием развернулся бы и отправился совсем в другую сторону, но проклятый шемлен шел как раз к хижине, которую долиец делил с другими эльфами из числа прислуги. - Если выехать сейчас, к утру буду в Редклифе. Чем быстрее с этим разделаюсь, тем лучше.
Возможно, он просто переоценил свои силы, возможно, стоило все же сбавить темп, но рана в боку снова напомнила о себе - неудивительно, в общем-то, с момента стычки с шевалье не прошло еще и недели. Хорошо было бы дотянуть до спасительной двери, захлопнуть ее перед носом тевинтерца, и уже тогда скорчиться от докучливой вспышки боли. Но Второй не был воином, закаленным в боях, и сильная боль заставила его побелеть и опереться рукой о стену, пережидая, пока перед глазами перестанут плясать алые круги.
- Насколько я помню, твоя хижина на другой стороне деревни, шемлен, - процедил сквозь зубы Лавеллан, злясь на себя за эту неуместную демонстрацию слабости. - Не вижу, что тебя здесь задерживает.

Конечно, идеальным вариантом был бы полет - в облике птицы дорога заняла бы куда меньше времени и была бы значительно безопаснее. Но даже в здоровом состоянии такой перелет отнял бы немало сил, сейчас же это могло просто закончиться плачевно для ослабевшего эльфа. Придется ехать верхом; и при мысли об этом появилось малодушное желание отложить неприятную обязанность.
В путанные размышления снова бесцеремонно вторглось чужое прикосновение. Хотя, справедливости ради, сначала Йен почувствовал облегчение - свинцовое тело не тянуло больше вниз, не подкашивало ноги. А когда понял, что обязан этим Дориану, искренне и с энтузиазмом возмутиться не получилось - слишком велико было искушение воспользоваться этой поддержкой хотя бы с минуту.
- Не знаю, как тебе, шемлен, а мне не привыкать к ночному пути, - попытки тевинтерца возвать к его разуму лишь еще больше разбудили упрямство - если раньше и были у долийца какие-то сомнения, теперь они окончательно исчезли. Но уже следующие слова Дориана заставили его удивленно уставиться на собеседника. - Что?.. - а потом обидный смысл сказанного дошел эльфа, и он прищурился, с усилием отстраняясь от шемлена. - Не доверяешь? - и сам себе ответил: - Ну конечно, не доверяешь, с чего бы, - он ведь и сам ни на грош не доверял ему, откуда же эта обида? - Хорошо... командир. Как скажешь. Я буду готов через пять минут, - и, не дожидаясь ответа, вошел в хижину.

Как и обещал, через пять минут Лавеллан - нарочито легко, точно и не он совсем недавно едва стоял на ногах, - впрыгнул в седло Аласа. На своего спутника он не смотрел - все еще злился, и за навязанную компанию, и за недоверие, которое видел в намерении Дориана проследить за выполнением "приговора", и за ту легкость, с которой шемлен лишал его равновесия. Каждый шаг жеребца по заснеженной дороге отдавался назойливой болью в боку, но эльф упрямо гнал его вперед - благо, света луны и острого зрения было достаточно для того, чтобы не натыкаться на низкорастущие ветки и не сбиваться с пути.
Узкая тропа, тянущаяся вдоль небольшой речушки, уже почти вывела их к озеру Каленхад, когда Йен резко натянул поводья, останавливаясь и прислушиваясь. Звук, который мгновение назад он едва уловил, повторился снова - кричала женщина - и доносился со стороны леса, который окружал тропу справа. Эльф неуверенно покосился на своего спутника - слышал ли тот? - и так же неуверенно спросил:
- Наверное, лучше посмотреть...
Договорить он не успел - из леса прямо на них выскочила эльфийка средних лет, растрепанная и перепуганная.
- Помогите... ради Создателя, помогите! - кажется, опасаясь, что ночные путники уберутся восвояси, даже не дослушав ее, она ухватила лошадь Дориана за уздцы. - Прошу вас, добрые господа... разбойники... напали... отец! - женщина запыхалась после долгого бега, а потому речь ее звучала довольно бессвязно.

Для Йена все было предельно просто - нельзя оставлять на поживу разбойникам кого-то бы то ни было, беззащитных эльфов - тем более. Он не задумывался ни о том, что эльфийка и ее старик-отец делали в лесу ночью, ни о том, каким удивительным совпадением оказалось то, что она выскочила на дорогу в тот самый момент, когда по ней проезжали двое поздних путников. А потому, видя, что Дориан отнюдь не торопится спешиваться и отправляться на помощь, он нетерпеливо тронул поводья, заставляя лошадь нервно топтаться на месте.
- Они... четверо, кажется, м'лорд... или трое! - не очень уверенно отозвалась женщина, но заминка в ее ответе не вызвала у долийца никаких подозрений. Конечно же, она просто боится спугнуть потенциальных спасителей. А ну как они предпочтут дать деру, если разбойников слишком много! - Тама, в лесу! - она неопределенно махнула рукой себе за спину, и уже собиралась ответить на следующий вопрос, но терпение Лавеллана все же истощилось, и он вспыхнул, недовольно посмотрев на Дориана.
- Да что с тобой не так, шемлен! Старика, возможно, уже убивают там, а ты тратишь время на разговоры!
- Точно, убивают! - ухватилась за нужную ей тему эльфийка, не забывая горестно подвывать. - Убьют родненького, убьют мужа моего!
"Мужа?.. Разве она не говорила "отца"?"
Но зацепиться за странную оговорку Йен не успел - подвывания вдруг стихли, когда взгляд женщины опустился на посох, притороченный к седлу лошади тевинтерца. На удивление цепкий, осмысленный взгляд, в котором отупение от горя и страха сменилось животной осторожностью. Мгновение-другое, и эльфийка отпустила поводья, торопливо отступая назад, а потом припустила по ночному лесу так быстро, что Второй окончательно перестал что-либо понимать.
- Да она же не в себе! - сделал единственно возможный вывод он и, не дожидаясь какого-либо ответа от "командира", торопливо спешился и рванул вслед за женщиной.
Вот только на бегу было трудно сообразить, что означал приглушенный крик эльфийки:
- С ними чароплет! Уходим, быстрее!

Четверо или трое, "тама в лесу", отец, стремительно превратившийся в мужа. Пока Дориан, подозрительно щурясь, рассматривал эльфийку и "принюхивался" к неочевидным, на первый взгляд, несоответствиям в её речи, случилось то, чего он и боялся: Йен, недовольный медлительностью "шемлена", потерял терпение и, похоже, уже принял решение.
- Да подожди ты! - раздражённо отмахнулся Дориан от вспыхнувшего эльфа, подался к запричитавшей вновь женщине, ненароком откинув полу плаща, и с удивлением увидел, как изменился её взгляд.
Несчастные жертвы так не смотрят, а тот, у кого в момент опасности такие глаза, вряд ли нуждается в защитниках. И если встречает одиноких путников на ночной дороге, то вряд ли с добрыми намерениями.
"Засада."
На секунду встретившись с женщиной взглядом, Дориан осторожно потянулся к посоху, однако та предпочла бегство схватке. Павус вздохнул было с облегчением, однако облегчение разом сошло на нет, следом за убегавшей эльфийкой к лесу на редкость резво понеслась ещё одна фигура, почти такая же невысокая и хрупкая: Йен мчался на помощь, и сейчас Дориан искренне жалел, что рана не мешает долийцу двигаться.
- Vishante kaffar! - от его яростного крика даже лошади прянули. - Йен, стой! Не смей!
Пришпорив коня, Дориан поскакал к лесу. От одной мысли входить под сень темнеющих впереди деревьев делалось скверно, но от того, что Йен вот-вот на полном ходу влетит в силки - ещё хуже.
Нагнать эльфа удалось уже у опушки, и Дориан направил коня ему наперерез, пытаясь не дать нырнуть в чащу.
- Стой! - крикнул Павус нагнулся с седла, норовя ухватить за плечо своего не в меру расторопного "подчинённого", и в этот момент у виска просвистела стрела. Дориан ниже пригнулся к луке. - Там засада!
Впереди, между деревьями мелькнуло несколько фигур, но было слишком темно, чтобы разглядеть, сколько именно и какое при них оружие.

Бег через ночной лес - сомнительное удовольствие, но долийцу к нему было не привыкать. Эльфийке, которую он тщетно пытался догнать, как оказалось - тоже. Той небольшой форы, которую она получила, пока Йен приходил в себя, пока спешивался и начинал свою погоню, ей хватило, чтобы оторваться настолько, что теперь он лишь смутно различал очертания ее фигуры, то и дело мелькавшей между деревьями. Странное поведение женщины он принял за последствия шока - бедняжка шарахается от каждого после встречи с разбойниками, и ночные путники вдруг показались ей не меньшей опасностью. Но все же - как понимать ее крик?
Рана вновь напомнила о себе, и дыхание сбилось, но отличной реакции Лавеллан не растерял; резво отшатнулся в сторону даже прежде, чем понял, что большое и темное, появившееся прямо перед носом - лошадь, на которой восседал явно рассерженный Дориан.
- Что?.. - растерянно переспросил долиец, отступая еще на шаг назад.
Зря, как оказалось - цепкая ладонь ухватила его за шиворот и рванула к себе. Спина уткнулась во что-то мягкое, тут же обдало запахом пота и чего-то кислого, несвежего, а кожа на горле ощутила прикосновение стали. Только теперь Йен понял все - и о какой засаде говорил тевинтерец, и что же вообще происходило сейчас на опушке. Один из разбойников держал его перед собой как щит, приставив нож к его горлу, еще трое окружили всадника, держась от него на почтительном расстоянии, но и не выпуская из рук оружие. У кого-то лук, у кого-то дрянные, ржавые кинжалы. Давешняя эльфийка держала у плеча арбалет, и острие болта смотрело прямехонько в голову Дориана.
- Ну ты, красавчик! - окрик недавней жертвы относился именно к нему. - Слезай с лошади, да поживее, пока мы твоему дружку новую улыбку не вырезали!
Йен непроизвольно дернулся - он понял вдруг, что во всем этом винить можно только его - но лезвие сильнее надавило на горло, порезав тонкую кожу, и на ухо зашипели:
- Не рыпался бы ты лучше, брат - глядишь, на своих двоих уйдешь. Мы ведь не убивцы какие.
Все грабители были эльфами - теперь Второй видел это - и от этого почему-то становилось горько. Он понимал, что городские собратья - или плоскоухие, как из часто называли долийцы, - отличались от кочевников, как небо и земля, но все равно привык видеть в них братьев. Братья не приставляют ножи друг другу к горлу.
- И плащ пущай сымает! - добавил третий, почти невидимый под тенью деревьев. - Добрый плащ-то, неча ему пропадать.
- И побрякушки! И палку свою - за такую в городе легко можно три золотых монеты получить, - кажется, на Дориане сошлись оценивающие взгляды всех разбойников разом.
- Слыхал, красавчик? - весело ощерилась эльфийка, и подошла чуть ближе, не опуская арбалет. - И давай-ка без своих штучек, чароплет, а то дырок наделаем и в тебе, и в твоем дружке. Шевелись, шемлен!

совместно с Дорианом

- Я мог бы обернуться, - еще более неуверенно предположил эльф и умолк, понимая - Дориан прав.
Разбойники, хоть и растерялись немного, узнав, что столкнулиь с магом, разыграли свою партию безупречно. Можно было только порадоваться тому, что они польстились всего лишь на вещи, а не на жизни путников. Для долийца, не имеющего привычки привязываться к чему-то материальному, ценность этих самых вещей была весьма туманна.
- Лошадь жалко, - вздохнул он, поднимая наконец пристыженный взгляд, и тут же вспыхнул, услышав упрек в словах тевинтерца: - Но ведь она просила о помощи! Не мог же я... Я даже не думал... - так и не сумев закончить ни одну из начатых фраз, Лавеллан снова хмуро потупился и коротко буркнул: - Прости. Я снова навлек на тебя неприятности, - хотя, что уж там, это, похоже, становилось чем-то вроде привычки для них обоих. - Я в порядке, - сухо отозвался долиец на беспокойство спутника и поежился вслед за ним - пронизывающий южный ветер становился все сильнее.
Лес вообще здорово переменился за последние десять минут, которые они потратили на переговоры с разбойниками. Луна скрылась за тяжелыми, свинцовыми тучами, порывы ветра то и дело вздымали вверх целые горсти снега, он же сыпался сверху, еще больше затрудняя продвижение по ночному лесу.
- Нужно вернуться к дороге! - прокричал Йен, чтобы хоть как-то перекрыть шум разбушевавшегося ветра. Последний же, словно издеваясь, швырнул снег в рот эльфа, и тот закашлялся, пытаясь прикрыть лицо полой плаща. Легче сказать, чем сделать; метель набирала силу с каждым мгновением, и разобрать в белом мареве, в какой же стороне осталась пресловутая дорога, стало невозможно. Лавеллан покосился на Дориана и понял, что если отойдет от него еще хотя бы на шаг, то просто потеряет из вида, а потому крепко вцепился в его руку и потянул за собой. - Придется переждать метель, - как можно громче произнес он, надеясь, что порывы злого ветра донесут до шемлена хотя бы половину его слов. - Найдем укрытие!

Помнится, при первом знакомстве Дориану показалось, что этот замкнутый, вечно настороженный эльф наверняка не умеет ни извиняться, ни хоть сколько-то скрывать своё презрение к людям, очень уж высоко тот держал голову. С тех пор извинения стали забавной традицией их встреч, вот и сейчас опять прозвучали. Павус только отмахнулся, хмыкнув:
- Ты прощён, что уж теперь. Только в следующий раз не бросайся навстречу незнакомцам на ночной дороге, даже если у них несчастный вид и острые уши, ладно? Ты очень меня обяжешь, - вздохнув, он снова зябко повёл плечами, потом сощурился и посмотрел в сторону дороги. Там заметала позёмка, постепенно становившаяся всё сильнее. - А вот лошадь и правда жалко. И что-то непохоже, что твой конь нас дожидается... - договорить не вышло: очередной порыв ветра прямо-таки окатил его снегом, заставив всем телом передёрнуться от холода.
Тонкое сукно мантии не годилось для таких прогулок, но только сейчас Дориан понял, что зря грешил только на него: привыкший к совсем другой погоде северянин, он не успел заметить, когда ночь так переменилась и начала превращаться в снежное бедствие.
Выглядело это страшно: ветер крепчал, поднимал настоящие снежные смерчи, и вот уже метель встала сплошной белой пеленой, отделив их и от дороги, и от леса. Дориану стало жутко: на мгновение без всякой логики и здравого смысла ему вдруг показалось, что они сейчас утонут в этом белёсом омуте.
- Kaffar!.. - беззвучно выдохнул он и выдрался из непривычного оцепенения только благодаря окрику Йена.
Тот, кажется, звал его куда-то, пытался что-то объяснить, но ветер уносил слова, внятно прозвучали только слова об укрытии. Дориан ухватился за протянутую руку, как утопающий за соломинку, и двинулся следом за Йеном, тщетно пытаясь закрыться рукавом от летевшего в лицо снега.
- Где мы его найдём? - крикнул он, пытаясь перекрыть ветер. - Ты знаешь этот лес? - оступившись, он по колено ушёл в снег и выругался сквозь зубы. Дориан редко когда чувствовал себя настолько беспомощным, и сейчас это ощущение вызывало одновременно и досаду, и страх.

Отвечать Йен не стал - на таком ветру стоило поберечь горло, да и перекричать шум метели становилось уже не под силу. Только крепче сжал руку тевинтерца, когда тот оступился, поймал его взгляд, желая убедиться, что он способен идти дальше, и рванул в сторону, противоположную от той, куда скрылись разбойники.
Долиец не знал этот лес. Откровенно говоря, после Брессилиана его и лесом-то назвать было трудно, и это давало хоть какую-то смутную надежду. По легендарным дебрям на востоке Ферелдена можно было блуждать дни и недели безо всякой надежды выбраться к цивилизации, не говоря уже о том, какие неприятные сюрпризы поджидали рисковых путешественников на каждом шагу.
Сейчас же эльф опирался на простой расчет: если разбойники готовили засаду в этом лесу, значит, здесь у них должно было быть какое-то укрытие. Хоть что-то - примитивная пещера или отгороженная камнями поляна, где можно укрыться от ветра. Поиски предполагаемого убежища сильно осложнял снег, колющий лицо, заставляющий слезиться глаза и набивающийся за шиворот. Лавеллан крепился, думая о том, что Дориану сейчас куда хуже, чем ему, а значит, раскисать просто нельзя.
В бесконечном снежном потоке сложно было судить, сколько времени прошло - может, всего пять минут, может, целый час, когда Йен разглядел наконец то, что искал. Темный зев пещеры едва проглядывался впереди, а стоило приблизиться, как стало ясно, что пещерой это можно назвать только из желания польстить. Небольшое углубление в камнях, в котором нельзя было даже встать в полный рост - вот и все, что предлагал им этот недо-лес.
- Лучше, чем ничего, - вполголоса проворчал долиец, не надеясь, что его услышат, и уверенно потянул Дориана за собой. Забившись под самую дальнюю стену пещеры, он опустился на колени и тревожно покосился на своего спутника - тот, похоже, продрог насквозь. "Из-за меня", - с упреком напомнил себе эльф и решительно поднялся на ноги, насколько позволял низкий свод. Рванув завязки плаща, он накинул его на плечи тевинтерца, а после, подумав, опустился перед ним на землю, прислонившись спиной к его груди. - Обними меня, - деловито потребовал он, ничем не выражая своего смущения, - будет теплее.

совместно с Дорианом

Йену и самому не хотелось ни спорить, ни рассуждать о склонности к обману среди людей и эльфов, а потому он послушно умолк. Негромкий голос Дориана обволакивал, как и окружающий их полумрак, и сопротивляться дремоте становилось все сложнее. Впрочем, она мигом слетела с долийца, стоило ему ощутить дыхание шемлена на своей шее. Ощутить и вздрогнуть, до того обжигающим оно показалось, до того близко к коже оказались его губы.
Вопросом "что ты делаешь?", уже готовым сорваться с губ, Лавеллан подавился, когда теплые руки тевинтерца опустились на его плечи... и не остановились. От прикосновений, настойчивых и в то же время мягких, действительно становилось теплее - возможно, от того, что кровь быстрее текла теперь по жилам, подчиняясь отчаянно колотившемуся сердцу. Легкая дрожь снова пробежала по телу, когда чужая рука коснулась живота, и эльф невольно поймал себя на мысли, что не дышит, боясь даже таким образом разрушить то невообразимое, что происходило сейчас в крошечном гроте, в забытом Творцами лесу.
"Может быть, у шемленов так принято?.." - мелькнула шальная мысль в попытке объяснить происходящее. Ведь он сам согласился поделиться своим теплом с Дорианом, так может все это - не больше, чем ответная любезность? Все еще не решаясь заговорить, Йен неуверенно поерзал и замер, получив недвусмысленный ответ на свои сомнения. Ответ упирался в его спину, и даже неискушенному эльфу было понятно, что он означает.
Положа руку на сердце, не действия тевинтерца так удивляли его - в конце концов, тот еще во время печально известной встречи в таверне продемонстрировал свои желания, хотя и было странно, что желания оказались столь... постоянными. Удивительным было другое - то, как реагировал долиец на эти действия, замирая не от страха и смущения, но от удовольствия, незнакомого, непривычного,  но от того не менее яркого. Как и тогда, во время поцелуя в темной хижине, больше всего ему хотелось узнать, что будет дальше, если не остановить наглого шемлена, никак не помешать ему. Тогда он не решился последовать за своим любопытством, а сейчас... сейчас бежать было некуда. Годилось ли это для оправдания собственной слабости? Лавеллану казалось, что Дориан приоткрывает для него дверь к тому, что раньше он мог наблюдать лишь через замочную скважину. Это что-то было запретным, недопустимым, может, даже постыдным, но любопытство все еще было сильнее благоразумия.
И вместо того, чтобы оттолкнуть, остановить, возмутиться, Йен откинул голову назад, на плечо Дориана, словно таким образом соглашаясь со всем, что делал этот невыносимый, неправильный, настырный шемлен.

Так скверно Йену не было даже в злосчастное утро после первого знакомства с хмельным. Плохо было телу: оно томилось, как зверь в клетке, выкручивало все мышцы и нервы наизнанку, мучалось жаждой того, что было ему незнакомо. Плохо было душе: эльф был противен сам себе за слабость и низменные желания, за то, что один взгляд на Дориана заставлял его вспыхивать снова, воскрешать в памяти небывалые ощущения. Плохо было настолько, что хотелось лезть на стену и выть, но он оставался неподвижен, скрючившись в углу и оттуда настороженно поглядывая на тевинтерца. И тускло светящиеся в темноте глаза были совсем как у голодного кота.
Дориан не настаивал, а главное - не пытался вновь прикоснуться к нему, за что Лавеллан был молча ему благодарен. Он не знал, смог бы он выдержать такую пытку, тем более теперь, когда они заперты в тесном пространстве, где друг от друга отделяет лишь пара шагов. Вопрос шемлена был простым и в то же время невыразимо сложным, и эльф умолк надолго, пытаясь подыскать правильный ответ на него.
- Потому что ты человек, - наконец устало выдохнул он - на презрительное "шемлен" сил уже не оставалось. Для самого Йена такой ответ казался достаточным, но он все же развил свою мысль - тихо и как-то монотонно, точно стоило ему отстраниться от Дориана, как все эмоции разом потухли. - А я - эльф. Нет, не просто эльф - долиец. Связаться с человеком - один их худших проступков в глазах моего народа, позор, который не смыть ничем. Одна мысль об этом должна вызывать у меня отвращение, а я... - он запнулся, еще немного помолчал и повторил тихо: - Ты человек. Тевинтерец. Больше оскорбить своих предков я мог бы, только отвернувшись от Творцов и приняв веру в вашего бога.

Эльф медлил с ответом, пауза казалась омерзительно долгой, и Дориан молча боролся с навязчивым ощущением похмелья без опьянения. Тело, не получившее желаемого, платило ему за обман звенящим напряжением, тяжестью и какой-то противной внутренней лихорадкой. Самым настойчивым желанием, животным и жадным, было снова привлечь к себе эльфа и взять то, чего хотелось, прямо сейчас, любым способом - уговорить, принудить, заставить силой. И если насилие и принуждение Дориану претили, то в том, чтобы уговорить того, кто не решается сделать последний шаг, оплести словами, убедить, что он сам этого хочет, для тевинтерца не было бы ничего необычного. Он так бы и поступил, вот только память о несчастных глазах и потерянном выражении лица Йена в утро, когда эльф проснулся в чужой постели, была ещё слишком свежа. Дориану меньше всего хотелось вновь любоваться этой картиной, поэтому он просто давил назойливое желание, стараясь сосредоточиться на шуме ветра за порогом пещеры.
Ответ Йен дал на редкость ожидаемый, до того ожидаемый, что Павус даже понимающе усмехнулся. От услышанного не становилось намного легче, но нечто обнадёживающее всё-таки было: эльф отталкивал не Дориана, а "человека-тевинтерца", к тому же его неуверенное "а я..." прозвучало довольно-таки неопределённо и многозначительно. Пожалуй, это поднимало надежду и рисовало перспективы, хоть и весьма туманные.
Дориан слегка улыбнулся, глядя в светящиеся, лихорадочно блестящие глаза.
- Я тебя понял, - негромко проговорил он. - И скажу только одно: я бы не делал того, что делал, если бы не чувствовал, что тебе это приятно. И больше не сделаю, если ты не дашь мне ясно понять, что хочешь этого. Я редко настойчиво стучусь в закрытые двери, - Дориан усмехнулся и, почувствовав, что в последней фразе прозвучала уязвлённость, поспешно продолжил: - Мы не будем больше оскорблять твоих богов, но мёрзнуть в одиночестве - не самая лучшая идея. Иди сюда, - он похлопал рукой по земле рядом с собой. Для того, чтобы не прикоснуться к эльфу после недавнего, нужна была, наверное, помощь Создателя, но Дориан верил в свою силу воли не меньше, чем в божественное вмешательство.

Ответ Дориана ударил по больному, и щеки долийца снова запылали. Он живо вспомнил, как какие-то жалкие минуты назад стонал в объятьях шемлена, позволяя тому прикасаться к нему так... как никто и никогда. Себе Йен мог не врать - он хотел этого. И за это желание ему было так стыдно, как никогда еще в жизни не было.
- Это... не имеет значения, - разве можно объяснить шемлену, что то, чего хочешь - не всегда  правильно? Но ведь он тоже маг, должен понимать, что порой желания ведут по очень опасному пути. Добавлять, что он никогда больше не допустит подобную слабость, эльф не стал; на данный момент его устраивало и то, что тевинтерец воспринял отказ спокойно. В конце концов, ему ведь наверняка есть на кого переключить свое внимание, верно? А если Творцы будут милостивы, судьба перестанет сталкивать их лбами на каждом шагу, и они разойдутся каждым своим путем. - Ma serannas, - тихо поблагодарил Лавеллан, после некоторого раздумия присаживаясь на землю рядом.
Поблагодарил сразу за все - за сдержанность, за обещание... за тепло. Метель все еще бушевала за порогом их нехитрого убежища, но долиец будто только теперь и заметил ее, завороженно уставившись в темный проем. Отчего-то даже в голову не приходило, что мирное поведение Дориана может быть какой-то уловкой для того, чтобы все же добиться желаемого. Да и откуда такая мысль могла бы взяться? Он честно пытался отвлечься, хотя бы подумать о предстоящей беседе со вдовой, но мысли все время возвращались к одному, невольно вновь раздувая угли любопытства.
- У вас, шемленов, это и впрямь так просто? - все же не выдержав, задал вопрос эльф и неуверенно покосился на Дориана. После всего случившегося теперь Йен сидел как истукан, обхватив руками колени и боясь глубже вдохнуть лишний раз, чтобы только не задеть тевинтерца. - Достаточно одного лишь желания? - вопрос прозвучал на редкость глупо и как-то наивно, так что он тут же смутился, но забирать свои слова обратно было уже поздно.

совместно с Дорианом

- Невесту? - Йен даже перестал рассматривать землю под ногами и растерянно посмотрел на собеседника. - Разве ты не сказал, что свободен и ничем не скован?
Не то, чтобы это что-то меняло... Да нет, совсем ничего не меняло, разве что добавляло еще больше чувства неловкости. Но от мысли, что в Тевинтере шемлена ждет невеста, или даже жена, долиец ощутил какой-то странный укол - непонятный, неприятный.
А потом Дориан заговорил, точно поймав его взгляд в силки, и он забыл обо всем. От того, что говорил тевинтерец - а вернее, как он об этом говорил - снова становилось жарко, и эльф поймал себя на том, что невольно подался ближе. Не для того, чтобы прикоснуться, не для того, чтобы снова поддаться искушающей слабости - для того, чтобы не пропустить ни слова. А потом хрипловатый голос Дориана стих, он отвел взгляд, и хрупкая иллюзия, на долгие мгновения застлавшая реальный мир, рассыпалась, оставив по себе горький привкус. То, о чем говорил шемлен, было прекрасным и опасным, словно пламя, и манило к себе так же. Но это было что-то чужое и далекое, не имевшее к нему, Йену, никакого отношения.
- А иногда ты испытываешь просто скуку, и это единственный способ убить время.
Вопросом это не было, а во взгляде эльфа не было ни живого интереса, ни прежней задумчивости. Он снова закрылся, и все эмоции, еще минуту назад плававшие на поверхности, точно пузыри воздуха в кипящей воде, притаились, прикрытые холодным спокойствием.
- Пойдем, - Лавеллан поднялся на ноги, не глядя на Дориана. - Метель закончилась, и уже светает.
Шагнув из-под каменного свода, он зачерпнул полную пригоршню снега и растер его по лицу, точно умываясь. Но так и не посмотрел назад на пещеру, ставшую им укрытием на несколько часов, твердо решив, что точно так же не станет оглядываться на то, что в ней произошло.

Только услышав вопрос Йена, Дориан сообразил, как для долийца - с его-то обычаями! - должно всё это звучать и выглядеть: его домогался не просто настырный шемлен-тевинтерец, а шемлен-тевинтерец, ко всему прочему зачем-то в глаза солгавший о своей свободе. Дориан досадливо тряхнул головой: забавно, до чего ловко он умеет выставлять себя в худшем свете, чем есть на самом деле.
- А я и не скован, - он негромко хмыкнул. - Мой отъезд из Империи похоронил нашу помолвку, Ливия наверняка счастлива, а моей свободе ничего не угрожает.
Сейчас, когда они больше не смотрели друг на друга, когда не звучали откровенные слова, произносимые тихими, приглушёнными голосами, будто бы спали какие-то особенные связующие чары. Исчезло наваждение, пронизанное вспышками и  электрическими импульсами - остались напряжение и неловкость. А прозвучавшее упоминание о скуке примешало к этому ощущению неожиданную горечь.
Дориан искоса взглянул на Йена, пытаясь понять, стремится ли тот его уязвить, но не заметил в глазах эльфа даже знакомой злой искры, ничего, кроме холодного спокойствия.
Видимо, не стоило давать волю языку и играть в плохого поэта: судя по всему, никакая шемленская болтовня не может смягчить презрение долийца, если речь идёт о тевинтерских обычаях.
- Да, иногда дело просто в скуке, - бесцветным голосом подтвердил Дориан. - Чаще всего.
Несколько секунд он смотрел в спину поднявшемуся на ноги Йену, потом последовал за ним, нагнал у выхода из пещеры и набросил ему на плечи полученный недавно взаймы плащ.
- Возьми, - он неловко усмехнулся и напоследок коснулся плеча Йена. - Спасибо за тепло, - сделав несколько шагов, Дориан оглянулся по сторонам и неопределённо махнул рукой: - Я жил тут пару недель осенью и, кажется, сейчас узнаю это место: нам туда, к Восточной дороге, - и зябко поведя плечами, он зашагал по ещё  не истоптанному снегу.
Меньше всего сейчас хотелось признавать, даже перед самим собой, что недавняя неловкость никуда не делась, и оборачиваться на Йена и пещеру-убежище совсем не хочется.

Молчаливый кивок был единственным ответом, когда на плечи опустился сначала плащ, а потом и чужая рука. Так проще - привычно отгородиться, закрыться, отвечать односложно и не заводить никаких личных разговоров. Вот только неловкость, тяжелым свинцом повисшая между ними, не позволяла почувствовать себя до конца уютно в знакомой скорлупе отчуждения.
По дороге разговор не клеился. Йен пытался пересилить себя, хотя бы пошутить о шемлене, две недели прожившем в лесу, или посетовать об Аласе, естественно, не дождавшемся хозяине, но губы словно смолой слепили. Так и дошагал, упрямо глядя себе под ноги, до самого Редклифа.
Стараниями Инквизиции Внутренние земли Ферелдена были теперь уже не таким беспокойным местом. Прекратились безумные сражения магов и храмовников, а из Редклифа ушли маги, чье присутствие нет-нет, да заставляло жителей нервничать. Поселение вернулось к своей обычной жизни, в замке восседал эрл, а не магистр, и только разговоры, то и дело долетавшие до слуха ранних гостей, напоминали о случившемся здесь. Лавеллан невольно покосился на Дориана, задумавшись - а о чем тот вспоминает, оказавшись в Редклифе? О магистре, который для  него был не персонифицированным злом, а наставником? Или о красном лириуме, произрастающем из людей, и Бреши, заполонившей все небо? Эльф отвернулся прежде, чем его внимательный взгляд был замечен, и остановился у нужного дома.
- Я думаю, это будет довольно неприятный разговор, - тихо обронил он, не глядя на тевинтерца. - И ты не обязан заходить со мной... если не хочешь, - без этого дополнения прозвучало бы, наверное, увереннее и внушительнее, и долиец прикусил язык. Ему совсем не хотелось, чтобы шемлен понял, насколько ему не хочется заходить в дом вдовы одному.

совместно с Дорианом

Когда хозяйка дома все же показалась, взгляд невольно выхватил ее округлившийся живот, и Йен едва заметно вздрогнул. "Она беременна". Он неуверенно обернулся на Дориана, точно искал у него совета или ждал, что тот своим волевым "командирским" решением отменит грядущий разговор. "Никто не говорил мне, что она беременна!" Чувство, близкое к панике, было вполне отчетливо заметно в глазах эльфа. Но шемленка заговорила, и он заставил себя растянуть губы в слабой улыбке, зачем-то присел, принимая ее предложение, но уже через мгновение встал, как всегда не зная, куда девать руки.
- Да... служил, - как-то тускло отозвался долиец на вопрос женщины, машинально провожая взглядом ее суетливые передвижения. Она то и дело касалась рукой живота, и Лавеллану снова стало не по себе. Одно дело быть уверенным в своей правоте, когда убил шемлена - подонка, посмевшего оскорбить святое. И совсем другое - не просто узнать, но и увидеть, что у него есть семья, что его ждут... ждали. Что кто-то вскоре назвал бы его "папой". Уже не назовет. - Ничего не нужно, спасибо, - собрав волю в кулак, сухо отказался эльф и поспешил заговорить, прежде чем шемленка предложит что-то еще. - Меня послали сюда, потому что... Дело в том, что...
Слова отказывались складываться в связные фразы, а Йен нет-нет да косился на округлившийся живот вдовы. В долийских кланах очень серьезно, даже трепетно относятся к рождению детей. Слишком мало осталось долийцев, слишком редко они появляются на свет, и семьи, вроде его собственной, насчитывающие больше одного ребенка, были большой редкостью. Вдова Грегори не были эльфийкой, но она оставалась беременной женщиной, и впервые за все время, прошедшее с печальных событий в Долах, Второй почувствовал себя злодеем.
Он, может быть, так и не смог закончить свое страшное признание - так и стоял бы, переминаясь с ноги на ногу, кусая губы и отчаянно дергая кончик косы. Но присутствие Дориана придавало решимости: продемонстрировать слабость перед шемленом казалось немыслимым.
- Дело в том, что это я убил твоего мужа, - четко, почти по слогам, произнес Йен.

Когда женщина вышла из полумрака им навстречу, Дориан потрясённо замер и уставился на неё, ошарашенно, неотрывно, совсем не так, как это было бы прилично.
Итак, они пришли сюда сообщить беременной вдове, что её муж погиб по их вине. Вернее, это Йен явился сюда с этой целью, а он, Дориан, позволил ему отправиться выполнять свою повинность именно сейчас.
Это надо остановить, немедленно, сию же минуту. Можно ведь вернуться потом, хотя бы когда ребёнок родится и пройдёт чуть больше времени. Тогда, наверное, страшное признание уже не будет для женщины таким болезненным и сокрушительным. Или уйти сейчас и вернуться будет только хуже? Вдруг, если признание запоздает, она сочтёт эльфа трусом, попытавшимся уйти от ответственности?
В любом случае нужно вмешаться, сделать хоть что-нибудь. Дориан встретил растерянный взгляд Йена, промедлил ещё несколько секунд, потом подался вперёд, собираясь привлечь внимание вдовы, но долиец его опередил: заговорил сам. И с первых его слов стало ясно, что это не только не будет просто, но и вряд ли хорошо пройдёт.
Женщина, между тем, несмотря на отказ гостя, продолжала хлопотать: то ли привыкла так, то ли хотела получше принять сослуживцев погибшего мужа.
- Да как не нужно, когда ты вон, такой бледный, что аж серый, - отмахнулась она, ставя на стол кувшин и пару кружек. - Садись, говорю. И ты садись, господин, места хватит, - крестьянка коротко улыбнулась Дориану и снова отвернулась к печи: - Хлеба вам нарежу. Так зачем послали-то? Не томи, - из-под широкого ножа на разделочную доску стали ложиться широкие ломти ещё тёплого хлеба. - Осталось, что передать? Нашлось что? Мне ж ничего из вещей не прислали, знаешь... - в голосе вместе с недавней надеждой прорезалась тщательно скрытая горечь.
Женщина то ли нервничала, то ли по натуре была словоохотлива, но явно не отказалась бы излить гостям душу, и то, что у одного из них на лице красовалась жутковатая эльфийская татуировка, а второй был похож на кого угодно, кроме честного ферелденца, её, похоже, совсем не смущало. Она, вероятно, говорила бы и дальше, если бы не громом прозвучавшее признание Йена.
Нож замер над краюхой хлеба, и женщина неверяще уставилась на эльфа. Недоверчиво, неловко усмехнулась.
- Ты... что болтаешь-то? Грегори эти убили, как их... Ну, магистры, которые тут раньше окапывались, а потом их его милость погнал, - в голосе тоже не было доверия к словам эльфа, хотя в глазах появилось подозрение. - Или ты каяться пришёл? Митч вон тоже всё убивался, что с ним не был, не помог... - женщина теперь внимательно смотрела Йену в лицо и, казалось, прямо-таки ждала именно этого покаяния.

От того, как радушно обращалась к нему шемленка, Йену только еще больше становилось не по себе. Он привык, что люди чаще всего относятся к нему недружелюбно, в лучшем случае - рассматривают с любопытством, словно диковинную зверушку. Эта же женщина смотрела на него, как на равного - ни пара острых ушей, ни валласлин на лице, похоже, ничего для нее не меняли. К тому же она уже несколько раз упоминала Митча - если остроухий разведчик был вхож в эту семью, значит, к компании эльфов ей не привыкать. И все же... было бы легче, если бы от нее исходила неприязнь, как от остальных.
- Почти весь отряд, отправившийся в Долы, был убит венатори, это так, - недоверие во взгляде и голосе не сбили долийца со взятого тона - он говорил твердо, почти жестко, не пытаясь отвести глаза. Возможно, здесь было бы уместнее изобразить сочувствие или вину, но прямодушный эльф не умел притворяться. - Вот только Грегори не дожил до встречи с ними, - теперь он взял паузу. Не для того, чтобы набраться решимости - этот этап остался позади - скорее для того, чтобы правильно подобрать слова. Чтобы эта простоватая, искренняя и словоохотливая женщина поняла все, что он собирается ей сказать. - Ночью, на привале, между мной и группой солдатов, среди которых был и твой муж, возник конфликт - они обвиняли меня в том, что я намеренно завел их в лес, чтобы сгубить. Когда дело дошло до рукоприкладства, я напал на них, - он не стал говорить ни об унижении, ни об оскорблении своих богов - всерьез сомневался, что вдова сможет понять это. Но и не стал выгораживать себя или пытаться обелить в ее глазах Грегори. - Именно так погиб твой муж, - преувеличенно спокойно закончил Лавеллан. - Я решил... лидеры Инквизиции сочли, что ты должна об этом знать.

совместно с Дорианом

С каждым словом женщины в Йене нарастало не раздражение уже - клокочущая ярость. Теперь он понимал, что все ее радушие и "доброе" отношение к эльфам было показным, мало отличавшимся от отношения ее мужа. Остроухие хороши ровно постольку, поскольку не забывают свое место - где-то там, у ног людей, раболепно взирая на них снизу вверх и не забывая кланяться их богу. Ярость эта уже готова была прорваться, облечься в форму ядовитых слов, в которых он, elvhen, указал бы этой шемленке ее место - меньше всего Лавеллан думал сейчас о последствиях.
Остановило вмешательство Дориана. Первой реакцией на удивительно елейные речи тевинтерца было возмущение - как он посмел! - но, прежде чем долиец успел запротестовать, до него дошло: шемлен спасает его шкуру. После всего, что он наговорил, он ведь и правда дюжины шагов не сделает от этого дома - растерзают. И свое упрямое, мальчишеское "и пускай!" Второй усилием воли подавил, наступил на уязвленную гордость, послушно опуская взгляд. Пусть вдова принимает это за раскаяние, на самом деле это было единственным способом спрятать плещущийся в глазах гнев.
- Правая рука ее святейшества? - недоверчиво переспросила женщина, с подозрением рассматривая теперь уже Дориана. На эльфа он никак не походил, а значит подельником "этого" быть не мог, и она смягчилась достаточно, чтобы хотя бы выслушать. - Пророчица велит нам прощать грешников, если они заплутали по незнанию своему, - наконец неохотно обронила вдова, избегая смотреть на долийца. - Но только уведи его отсюда, чтобы глаза мои его не видели! - в сердцах добавила она и вдруг горько заплакала, прижимая к раскрасневшемуся лицу мятый фартук.
Может быть, еще пять минут назад зрелище плачущей женщины глубоко тронуло бы Йена, заставило его вновь ощутить уколы стыда. Но сейчас он все еще был полон злости на тупую шемленскую ограниченность, и единственным его желанием было поскорее уйти отсюда. Глотнуть свежего воздуха, не отравленного лицемерием и ханжеством.
Что он и сделал, покинув дом еще прежде Дориана. Задерживаться у дверей не стал, сразу зашагал прочь, до побелевших костяшек сжимая руки в кулаки.
- Тебе бы в церкви выступать с проповедями, шемлен, - негромко процедил эльф, не поднимая хмурого взгляда от земли. - Слог подходящий и врешь так же гладко, как жрицы.
Странно, но на Дориана он не злился. На вдову, на решение Кассандры, на себя, на весь шемленский род, в конце концов, но не на тевинтерца. Понимал, как много тот только что сделал для него.
- Что я сделал не так? - это не было попыткой поддеть или затеять свару, Лавеллан искренне хотел понять, с какого момента все пошло под откос.

Дориан с трудом подавил вздох облегчения, когда понял, что упоминание о Кассандре сделало своё дело и переломило обстановку в комнате. Если до этого момента он всерьёз опасался, что вдова поднимет шум и созовёт сюда всю деревню, то сейчас видел по глазам женщины: она колеблется, опасный момент миновал и не вернётся, если не допустить новую ошибку.
- Тебе воздастся за твоё милосердие. И леди Кассандра услышит о нём, - негромко проговорил Дориан и сбился на полуслове, когда женщина разрыдалась.
Иметь дело с чьими бы то ни было слезами он терпеть не мог: слишком открытое выражение эмоций, слишком трудно остановить этот поток, слишком раздражает и обезоруживает одновременно. И тем не менее сейчас просто необходимо было сказать хоть что-нибудь.
- Утешь тебя Создатель в твоём горе, - тихо произнёс Дориан и получилось даже сердечнее, чем он рассчитывал. Неловко кивнув женщине на прощание, он развернулся и вышел следом за эльфом, который ещё раньше поспешил покинуть дом.
Ждать его Йен, похоже, не собирался и пришлось прибавить шагу, чтобы догнать разогнавшегося долийца. Едва поравнявшись с ним, Дориан услышал не то упрёк, не то своеобразный комплимент, и недобро сощурился, в попытке понять, чем же всё-таки считать слова своего спутника. Терпеть очередные упрёки Павус сейчас был не слишком расположен.
- Вряд ли мои проповеди приведут хоть кого-нибудь к трону Создателя, - саркастически усмехнулся он. - Что до вранья, то я начинаю понемногу считать его оружием скорее воина, чем церковника: очень уж часто оно спасает нам с тобой жизнь.
Кажется, несмотря ни на что, затевать ссору Йен не собирался, и Дориан тоже расслабился, смягчился. В ответ на вопрос долийца долго молчал, искоса рассматривая его и колеблясь, потом счёл, что одно то, как этот вопрос был задан, стоит того, чтобы не отшучиваться и ответить по делу и прямо.
- Что ж, ладно, - Дориан коротко вздохнул. - Смотри сам: ты пришёл в дом женщины, недавно потерявшей мужа и считавшей его героем, и сказал ей, что он был трусом и за это ты убил его. А потом сравнил её бога с теми, кого она считает мерзостными демонами. И так и не выразил ей ни раскаяния, ни сожаления. Понимаешь или мне нужно объяснить это ещё подробнее? Нам всё-таки повезло, что она не созвала соседей с вилами или не спустила на нас этих кошмарных тварей, которых в Ферелдене почему-то называют собаками, - Дориан нервно усмехнулся и невольно оглянулся на последние деревенские дворы, которые они как раз сейчас миновали.

Слова о "мерзостных демонах" заставили Йена резко остановиться и так посмотреть на Дориана, точно он сию же минуту собрался накинуться на того с кулаками. И только убедившись, что тевинтерец выражает не свое отношение, а догадку о мыслях вдовы, он немного успокоился. Но только немного. Набросив на голову капюшон, чтобы скрыть от собеседника так легко читаемые сейчас на лице эмоции, он продолжил идти, отвечая на ходу:
- А что я должен был сделать - лгать? Изобразить фальшивое сочувствие, сказать, что ее муж погиб как герой, а я... а я, выходит, и есть самый настоящий лесной дикарь, который набрасывается на людей без причины?! - сонный крестьянин, до того мирно ведший на привязи такого же сонного барана, отшатнулся, услышав слишком громкое высказывание долийца. Зыркнув на него так, что шемлен снова попятился, Лавеллан еще больше ускорил шаг, желая поскорее оставить Редклиф позади. - Ты же слышал ее, - когда он заговорил снова, в его голосе было куда больше горечи, чем злобы.  - Слышал, как она говорила об эльфах. Точно мы какие-то прирученные звери, которых сытно кормят и гладят по холке, когда они ведут себя как положено, и пинают, когда они забывают свое место. И так повсюду! Так они... ВЫ и относитесь к эльфам.
Эмоциональная тирада словно истощила Йена - он притих, дыхание сбилось, и даже шаг немного замедлился. Все так же глядя в землю, он заговорил тише, досадливо покачав головой:
- Бессмысленное поручение. Мне не стоило приходить сюда - стало только хуже. И ей... и мне.

совместно с Дорианом

Даже если Лавеллан подспудно и понимал, что каждым словом провоцирует Дориана, такого он точно не ожидал. На мгновение от боли потемнело в глазах, эльф неуклюже пошатнулся, и наверняка упал бы, если бы тевинтерец не рванул его снова к себе. Долиец потянулся за резким движением, как тряпичная кукла, все еще слишком одуревший, чтобы сопротивляться или хотя бы сообразить, что происходит.
Когда-то, лет эдак пятнадцать назад, Йен был крайне драчливым ребенком - к неудовольствию матери и тщательно скрываемой радости отца. Даже тогда юный эльф был заметно ниже и субтильнее своих сверстников, и пыл, с которым он набрасывался на них с кулаками, грел душу Сирила Лавеллана. Это было еще в то время, когда он искренне надеялся, что его сын вырастет воином... Проявившаяся несколькими годами позже магия спутала все карты, планы отца были перечеркнуты, а сам Йен надолго забыл, каково это - наставлять кому-то синяки и ссадины.
Видимо, настало время вспомнить; когда рассудок наконец прояснился, долийца захлестнула новая волна возмущения и злости.
- Ты... ты посмел поднять руку на меня, shemlen'alas?!
В другое время ему попросту не удалось бы свалить с ног крупного шемлена, но сейчас сил придавала обида. Острый локоть впился под дых Дориана, и тут же - подлая подсечка, чтобы опрокинуть противника на снег. Вот только и сам эльф не смог устоять на ногах, падая на тевинтерца и сразу же примеряясь, куда нанести следующий удар.
- Здесь тебе не Тевинтер, - яростно прошипел он, чувствуя, как пульсирует болью пострадавшая челюсть, - а я - не один из твоих бессловесных рабов, понял?!

Разъярённый и полностью своей ярости отдавшийся Дориан напрочь потерял бдительность. Он только усмехнулся азартно в ответ на возглас долийца, примерился ударить снова, на сей раз в нос, а в следующую секунду уже согнулся пополам, удивлённо ахнув и хватая ртом воздух. И прежде, чем удалось разогнуться, небо с землёй поменялись местами, колени подогнулись, и Дориан во весь рост растянулся на снегу.
Маги-альтусы не дерутся врукопашную: во-первых, это бессмысленно (магия и посох куда эффективнее), во-вторых, это дурной тон, для достойного выяснения отношений всегда есть дуэли. Впрочем, если у Дориана и не было привычки к кулачному бою, то некоторым опытом жизнь его не обделила - любовь к минратосским трущобам сделала своё дело - и сейчас вспомнить о своих плебейских навыках оказалось на редкость приятно.
- Vishante kaffar! - хрипло рявкнул он и, не пытаясь столкнуть с себя эльфа, перекатился так, чтобы оказаться сверху. - Да если бы ты был одним из них!.. - зло скалясь, Дориан заглянул в расписанное линиями татуировки лицо и упустил мгновение, когда можно было легко перехватить руки своего юркого противника.

Когда на него всем своим немаленьким весом навалился шемлен, Йен только выдохнул резко, словно из него разом выпустили весь воздух. Суетливые ерзанья ничего не дали, попытки бесстыже лягаться - тоже, ноги оказались плотно прижаты к земле. Плащ стремительно напитывался снегом, и спиной эльф уже ощущал холод, но вместе с тем все его тело охватывал непонятный жар. Неожиданная схватка, больше похожая на возню подростков, была тому виной или что-то другое, задумываться было некогда.
- То что тогда, ш-шем? - не смог удержаться от комментария долиец, поймав странно затянувшийся взгляд тевинтерца. - Перепродал бы непослушную вещь?
То, что должно было по задумке разозлить Дориана, на самом деле лишь сильнее раззадорило Лавеллана: кое-как извернувшись, он все же смог ударить кулаком, метя в глаз шемлена. Из-за того, что он был прижат к земле, удар получился несильным и смазанным, а эльф вдруг поймал себя на мысли, что рад этому. Ему не хотелось бы портить это лицо.

совместно с Дорианом