Йен нисколько не удивился бы, если бы Дориан отверг его предложение - шемлену явно не чужда была гордость. И когда тот хрипло попросил его остаться, только мягко улыбнулся и кивнул. Каждый имеет право на слабость. Странно было только то, что они, совершенно чужие и настолько разные, могли проявить ее друг перед другом. Или уже не чужие?
- Пустое, - тихо отозвался эльф, присаживаясь на край кровати. - Ты ведь был рядом, когда страх одолел меня.
Конечно, он говорил об их походе к руинам Храма. Тогда он пребывал не в лучшем состоянии, чем тевинтерец сейчас, но вспоминать об этом теперь почему-то не было стыдно. Как будто они оба немного приоткрыли завесу над своими душами, и увиденное там не вызвало ни осуждения, ни презрения, ни смеха. По крайней мере, теперь, видя Дориана таким потерянным и уязвимым, долиец понимал, что перед ним живой человек со своими чувствами и страхами, а не пустоголовый зубоскал, за насмешками которого нет ничего.
Едва касаясь руки шемлена своими пальцами, Лавеллан добросовестно просидел на краю кровати все время, которое понадобилось тому, чтобы заснуть. Свеча уже догорела, комната погрузилась в предрассветную тьму, и эльф чувствовал, как тяжелеют веки и как все сложнее становится держать спину ровно. Когда его голова коснулась прохладной подушки, он пообещал себе, что это только на минуту, и он даже не будет закрывать глаза...
Йен проспал никак не меньше двух часов, когда неловкое движение во сне заставило его поморщиться от боли и проснуться. Поменяв положение и нехотя открыв один глаз, долиец обнаружил, что успел не только перебраться поближе к теплому, как печка, шемлену, но и каким-то образом оказаться под его рукой. Это было возмутительно и совершенно недопустимо - именно с этой мыслью он снова провалился в сон, даже не попытавшись отстраниться.
Дориан засыпал медленно, понемногу расслабляясь, то и дело приоткрывая глаза, чтобы взглянуть на пламя свечи, так успокоительно горевшее чуть поодаль. И всё то время, пока его не накрыл сон, он чувствовал, что Йен близко, совсем рядом, физически ощущал его присутствие и живое тепло. Хотелось придвинуться так, чтобы оказаться совсем рядом, но было страшно спугнуть и нарушить тишину момента. С этой мыслью Дориан и соскользнул в мягко обволакивавшую его дрёму, неловко свесив голову с подушки.
Проснулся он от того, что сквозь неплотно закрытые ставни пробрался солнечный луч, и теперь назойливо бил прямо в глаза. Дориан попытался зажмуриться покрепче и проигнорировать бесцеременное вторжение, но свет стал ярче. Сдавшись, он открыл глаза и уставился в потолок: дрёма отступала медленно и сознание никак не желало проясняться. Понемногу выплывая из сна, Дориан осознал, что страшно проголодался и не ел со вчерашнего утра, а ещё - что наверняка уже дрожал бы от холода, если бы не тёплое тело в объятиях.
В объятиях?! Дрёма мигом слетела, и Дориан от неожиданности даже руку убрал: отстраняться от Йена совсем не хотелось, но ещё меньше хотелось, чтобы эльф сейчас вскинулся и оскорбился тем, что "шемлен" посмел снова распустить руки. Смотреть, впрочем, никто не запрещал, и некоторое время Дориан, задумчиво улыбаясь, рассматривал спящего Йена, тот выглядел таким умиротворённым и одновременно уязвимым и хрупким, что потревожить его было бы грешно.
Стараясь двигаться как можно осторожнее и бесшумнее, Дориан поднялся, поёжился от пробирающего насквозь холода и шагнул к печи. Самому растапливать очаг по утрам, греть воду, перебирать чистую и не слишком одежду - всё это по-прежнему немного раздражало, но приходилось признать, что уже гораздо меньше обычного. Выплеснув вчерашнюю воду во двор и налив новой, почти нестерпимо горячей, Дориан стянул через голову рубаху и принялся умываться в попытках и отмыться после вчерашнего и хоть немного отогреться. Хотелось смыть с себя и лишнюю дремоту, и вчерашнее убийство, и жуткий так и не забытый кошмар. Пояс штанов моментально начал пропитываться влагой, и Дориан распустил шнуровку, резко стягивая их. Поколебавшись, он зачерпнул горячей воды ковшом и выплеснул на себя с тихим блаженным вздохом: плевать на беспорядок, деревянные половицы сами высохнут, а ему сейчас необходимо снова почувствовать себя человеком. Растерев тёплые капли по груди и плечам, он улыбнулся и оглянулся в поисках полотенца, оставленного на кровати.
Снилось чудное: речные дриады с рыбьими хвостами шумно плескались в озере, заливисто смеялись и подставляли нагие тела любопытному солнцу. В воздух взмывали сотни холодных брызг, и Йен чувствовал, как они оседают на коже, заставляя поежиться. У одной из дриад верхняя половина тела была мужской, а на лице зачем-то красовались тонкие усы...
Едва проснувшись и кое-как разлепив тяжелые веки, долиец с силой прикусил губу, чтобы удержать удивленный возглас. Взгляду его предстало зрелище обнаженных ягодиц - смуглых, крепких и, стоило признать, довольно приятных на вид. Шемлен пошевелился, выливая на себя воду, и мышцы под смуглой кожей пришли в движение, завораживая. Сон как рукой сняло; Лавеллан впервые видел голого человека, и теперь не мог заставить себя отвести глаза.
Над ягодицами обнаружилась спина: прозрачные капли, стекавшие по ней, подсвечивались пробивавшимся сквозь ставни зимним солнцем, отчего темная кожа, казалось, сверкала. Широкие плечи - эльф мог видеть движение каждой мышцы под кожей, когда Дориан растирал на себе воду. Он стоял вполоборота, и Йен с удивлением рассмотрел волосы, покрывавшие грудь шемлена. Короткие, черные, жесткие на вид, они напоминали шерсть, и вместо отвращения долиец испытал вдруг навязчивое желание прикоснуться к ним, узнать, каковы они наощупь. Непривычное, даже немного дикое зрелище увлекло его, и он рассматривал ничего не подозревавшего тевинтерца уже безо всякого стеснения. Как оказалось, такой же черный волос покрывал ноги и предплечья Дориана, а когда тот повернулся к кровати, Лавеллан успел увидеть тонкую дорожку волос, спускавшуюся по животу вниз. Взгляд его уже готов был скользнуть ниже, когда он ощутил неожиданно приливший к щекам жар - не обычная стыдливость, нет, это чувство было гораздо сильнее, от него сбивалось дыхание и потели ладони. Непривычная тяжесть появилась внизу живота, вызывая желание прикоснуться к себе украдкой, а лучше - ощутить чужое прикосновение, настойчивое, требовательное, жадное... Захлебываясь незнакомыми ощущениями, названия которым он не знал, Йен понял, что еще мгновение - и его любознательность будет замечена, а потому поспешил закрыть глаза, надеясь только, что раскрасневшееся лицо Дориан примет за последствия лихорадки.
Малодушие ли или смятение заставило долийца притвориться спящим, но вновь открыл глаза он только тогда, когда за шемленом закрылась дверь. Взбудораженное тело было вновь спокойным, и единственным ощущением, которое не давало о себе забыть, была тупая боль в боку. Некоторое время он просто лежал на спине, заложив руки за голову и бездумно рассматривая потолок - анализировать произошедшее не хотелось. Мысли, робко пытавшиеся пробиться наружу, были признаны смешными и дикими, а потому безжалостно задавлены в зародыше.
Дориан долго не возвращался, и не привыкший сидеть без дела Лавеллан изнывал от скуки. Осторожно, стараясь не потревожить рану, он бродил по тесной хижине, рассматривал оставленные без присмотра шемленские вещи, пытаясь понять их предназначение. Обрадовался, отыскав книгу, и тут же разочарованно отложил ее в сторону - она была на незнакомом ему языке. Наконец взгляд долийца упал на бумагу с парой заточенных карандашей, и он неуверенно опустился за стол.
Последний раз он рисовал после Халамширала. Но тревожные, полные страха и боли, рисунки не приносили удовольствия, и Йен надолго забросил это увлечение. Теперь же грифель скользил по бумаге так уверенно, как будто и не было этого перерыва. Короткие, отрывистые движения, и вот уже бессмысленный хаос линий превращается в набросок. Так и не закончив его, эльф лихорадочно потянулся за новым листом - образы, заполнившие его сознание, требовали выхода.
Солнце уже опустилось за горизонт, когда за дверью раздался негромкий голос тевинтерца - кажется, он с кем-то прощался. Вздрогнув, как пойманный на преступлении воришка, Лавеллан схватил исчерченные листы и торопливо спрятал их под матрас - ничего лучше в тот момент ему в голову не пришло.
А уже на следующий день, почувствовав, что вновь может передвигаться самостоятельно, Йен покинул чужую хижину и ее гостеприимного хозяина, вернувшись к себе.
совместно с Дорианом