"Казнить предателей".
Слова будто по лицу хлестнули, и Дориан даже плечами передёрнул, досадливо и неприязненно. Может быть, так резанула их несправедливость, а может, сказалось понимание, что и к нему они имеют известное отношение.
Неподвижно замерев в седле и по-прежнему не выпуская из рук поводья серого жеребца, Дориан изучаяюще рассматривал Йена, вслушивался в его слова. И чем дальше, тем острее чувствовал, как внутри поднимается знакомая жгучая злость. Если в том ночном лесу надругались над символом Андрасте, благородные судьи разве что пожурили чересчур рьяного верующего, отстоявшего честь пророчицы, да наложили на него лёгкую епитимью. А вот расписному остроухому, вступившемуся за свою богиню, вряд ли стоит ждать милости. Над этой иронией судьбы можно было бы посмеяться, если бы от подобных мыслей не горчило так сильно во рту.
"Действительно хотел помочь."
Дориан зло усмехнулся, невольно припомнив, как встречали его собственную помощь. Потом посмотрел в настороженные глаза, на дне которых затаилась тихая, но вполне различимая угроза, и подчинился порыву.
- Спасибо, что был честен со мной, но, боюсь, я как раз стану тебя останавливать, - улыбнувшись, он крепче ухватил поводья жеребца и заговорил быстрее. - Послушай, тебе не нужно уходить. Не будет никакой верёвки, суда тоже не будет. Свидетелей нет, улик тоже, а я... я никому не скажу, - Дориан помолчал, хмурясь, потом прибавил, отрывисто и резко, будто боялся, что прервут: - У тебя были причины поступить так, как ты поступил. Собаке собачья смерть. И будет несправедливо, если ты теперь сбежишь, как преступник и бросишь дело, за которое взялся.
Слишком много слов напрямик и всерьёз, ни одной усмешки. Пожалуй, сейчас Дориан чувствовал себя не менее неуютно и непривычно, чем в комнате с кровавыми рунами.
Стоило Дориану заговорить, как долиец напрягся, ощетинился, а в карих глазах появилась волчья желтизна. Он знал, что такое сражаться с магом: побеждает тот, кто успевает ударить первым. Но решимость подрывало понимание, смешанное с удивлением и даже паникой - он не хочет убивать шемлена! Только не после того, через что им пришлось пройти вместе. И только позже до него дошел смысл слов тевинтерца - тот вовсе не собирался удерживать его силой.
- Несправедливо? - недоверчиво переспросил Йен, и уголки его губ нервно дернулись, точно не зная, опуститься вниз в кривом оскале или вздернуться вверх в сардонической усмешке. - А когда это с ножеухими поступали по справедливости? - кажется, иногда ему доставляло особое удовольствие использовать это слово, произнося его с той же долей презрения, что и шемлены. И все же в реакции долийца не было злости. Удивление, недоверие, растерянность - но не злость. - Ты ведь понимаешь, что если правда все же выплывет наружу, ты будешь отвечать за то, что утаил ее? - на всякий случай уточнил он, но вопрос был почти формальностью, способом потянуть время.
Вовсе не это волновало Лавеллана, а то, что этот секрет странным образом передавал в руки Дориана власть над ним. Что мешает ему солгать? Довести преступника до Убежища, убедив его в своем молчании, а после сдать, поступив, между прочим, по совести. Что мешает ему выдать убийцу позже или угрожать раскрытием тайны и диктовать свои условия? Все эти вопросы лихорадочной вереницей проносились в голове Йена, пока он молчал и буравил шемлена угрюмым взглядом, словно пытаясь получить ответы на них таким образом. Тот был непривычно серьезен, и долиец ощутил навязчивое желание поверить, согласиться. Вспомнилось - он держит в руке ладонь тевинтерца, и на древние руны капает его кровь.
"Ты не представляешь, насколько неправильный".
- Хорошо, - решившись, выдохнул эльф и прямо посмотрел в глаза Павуса. - Я не понимаю, зачем это тебе, и не знаю, можно ли тебе верить, но ты прав - мне не хочется бросать дело на полпути, - и смутившись, проворчал, отводя взгляд: - Теперь ты наконец отпустишь мою лошадь?
Дориан замер и мгновенно подобрался, заметив звериную желтизну в глазах долийца. Не поверил? Решил для верности избавиться от единственного свидетеля? Дориан усилием воли подавил инстинкт, требовавший изготовиться к бою или хотя бы податься назад: говоря со зверем, не стоит нервировать его резкими движениями.
- Всё однажды бывает впервые, даже справедливость для ножеухих, - слегка усмехнувшись, Дориан пожал плечми. - А за что и как я буду отвечать, не имеет значения. К тому же у меня всегда тысяча ответов на любые вопросы, как-нибудь выберу подходящий.
Теперь оставалось только ждать. Неотрывно смотреть долийцу в глаза, не позволяя себе лишней усмешки, не давая никакой тени набежать на лицо, и ждать. Дориан едва ли не физически ощущал напряжение Йена и то, как тот колеблется. Интересно, что перевесит - то, что собеседник "шем", или общая цена, заплаченная Хранителю Навеллину за свободу?
- О, понимать необязательно, мои цели туманны для всех! Я привык, - Дориан коротко рассмеялся, втайне удивляясь, какое удовлетворение и облегчение принёс ему ответ долийца. Выпустив, наконец, поводья коня, он склонился с седла к Йену и тихо усмехнулся: - Если ты сейчас возьмёшь с места в галоп, я окажусь большим дураком, чем когда-либо мог о себе подумать. Если нет - прошу тебя, едем быстрее, ещё одну ночёвку в снегах я не вынесу, - и, тронув лошадь, он первым поехал вперёд.
Кончено. Теперь, кажется, и правда никаких препятствий к возвращению. И возвращается он со смешанными чувствами вины, потери и при этом какого-то странного удовлетворения, какое бывает не тогда, когда сделаешь важное дело, а когда в чём-то переспоришь судьбу.
Совместно с Йеном
