Почему проснулся не на скамье, на которой засыпал, а во вполне мягкой и удобной постели, Дориан не понял, как и не вспомнил, каким образом добрался до нее, однако заподозрил в причастности к этому загадочному происшествию свою ферелденскую подругу и ее людей. Сардонически хмыкнув себе под нос при мысли о том, как фантастически быстро Мойра стала "подругой", которой до нее была, кажется, только одна-единственная женщина, Дориан выбрался из постели и мысленно пообещал себе, что когда-нибудь обязательно отплатит добром за добром. Когда удастся встретиться. Если удастся. Пожалуй, если он действительно хочет вернуть долг, у него появился еще один повод постараться уцелеть.
Покидать Редклиф при свете дня, зная, кого и что он оставляет за спиной, прислушиваясь к знакомым голосам, оказалось неожиданно трудно. Один раз, услышав поодаль суховатый северный выговор учителя, Дориан даже едва не обернулся, пришлось напомнить себе, чем такая несдержанность чревата. Следовало держать себя в руках, точно помнить, зачем он здесь, и надеяться, что если удастся все сделать правильно, то, может быть, жизнь каким-то образом и повернется в лучшую сторону.
Отъехав на пару миль от деревни, Дориан поблагодарил ферелденцев за помощь, немногословно распрощался с ними и еще долго смотрел вслед удаляющемуся отряду. Иногда он жалел, что не верит по-настоящему в силу молитв за близких людей, будь иначе, Мойра сегодня обзавелась бы на редкость старательным молельщиком. А так оставалось только желать удачи и рассчитывать на ее редкие улыбки.
Покидая Тевинтер, Дориан подспудно понимал, что жизнь прежней уже не будет, но и помыслить не мог, в какой ныряет омут. И если первое время казалось каким-то фантасмагоричным сном, иногда жутковатым, иногда забавным, то последний месяц оказался похож на пребывание в оке тайфуна. Он научился выживать в условиях, о которых раньше только читал в книгах, и убивать, не теряя при этом аппетита и хорошего настроения, повидал причудливые формы подлости и весьма неожиданные проявления благородства, пошел против человека, которым дорожил не меньше, чем родным отцом, а под конец наяву оказался в центре кошмара, и этот кошмар наверняка не изгладится из его памяти до конца жизни. То, что в итоге он принес присягу странному южному магу, который, кажется, и сам не до конца понимал, что творится вокруг, казалось только естественным завершением всего этого сумасшествия, и этот финал следовало просто принять.
Убежище, бедное, холодное и неприветливое, особенно к тевинтерцу, многим после Редклифа представлявшемуся ходячей угрозой, Дориану не нравилось. Общество большинства обитателей деревни, смотревших на него, кто с опаской, кто - с откровенной неприязнью, то угнетало, то раздражало, и все чаще думалось, что людей, с которыми хотя бы просто можно разговаривать здесь до смешного мало. Хотелось хотелось заглушить непривычное чувство бесприютности делами, и поездка в Долы пришлась как нельзя более кстати.
А теперь Дориан пытался прийти после этой поездки в себя. У него были крепкие нервы и не слишком больная совесть, и все-таки убитые солдаты, призрачный Изумрудный рыцарь на разрушенной лестнице, юный Первый, гибнущий под орлесианским мечом - все они обосновались в его ночных кошмарах вместе с красными кристаллами и искаженными телами родных и знакомых. А еще там нашлось место угрюмому татуированному эльфу, который исповедовался ему, сидя бок о бок с ним в каменном мешке, а потом спас презренному "шемлену" жизнь. Эльф в этих снах обычно так и не выбирался из ловушки живым, и Дориан, проснувшись в холодном поту, обычно уже не мог заснуть, если только не прикладывался от души к бутылке.
Хотелось с кем-то поговорить, пусть даже не о случившемся, просто дать себе волю в чьем-то обществе. В голову время от времени приходило "Вот если бы здесь был...", и отчего-то в памяти все чаще всплывали лица не Феликса, не Флавиана, даже не Мэй, а той светловолосой ферелденки, с которой он когда-то плечом к плечу выезжал из захваченного венатори Редклифа.
Безразлично разглядывая новые товары, которые принимал торговец Сеггрит у прилавка, Дориан в очередной раз приложился к початой бутылке бренди, поплотнее запахнул ворот теплой синей мантии, а в следующую секунду вздрогнул от резкого окрика. Обернувшись, он сощурился, чтобы рассмотреть, кто звал - и глазам своим не поверил.
- Мойра! - выкрик получился таким громким, что от него шарахнулись. Несколько человек обернулось. - Vishante kaffar! Мойра, вы живы! - отодвигая плечом каждого, кто неосторожно попадался ему на дороге, Дориан протолкался к вновь обретенной ферелденской подруге. - Глазам своим не верю, это и в самом деле вы. Счастлив вас видеть. Лейтенант, я совершенно точно мог бы, мы справимся сами, вы можете быть свободны, - у офицера Инквизиции брови поползли вверх, когда его отпустили небрежным жестом, как слугу, но Дориан этого даже не заметил. - Когда вы приехали? Надолго? Может быть, выпьете со мной? С дороги стоит согреться, - наверное не стоит с порога тащить женщину в таверну, но какие, в самом деле условности, между людьми, которые уже убивали вместе и считали друг на друге шрамы?
Впервые за много месяцев Дориан сиял почти беззаботной улыбкой.