Во Внутренних землях Дориан обжился быстрее и проще, чем сам от себя ожидал. Вернее, он, конечно, не чувствовал себя здесь так же уютно, как ферелденские фермеры и охотники, но и не был так беспомощен, как следовало бы предполагать. Последняя неделя показала несколько интересных вещей: во-первых, если научиться разводить в пещере костер так, чтобы дым от этого самого костра не шел прямо тебе в лицо, эту пещеру можно просушить и превратить во временное обиталище; во-вторых, отсутствие посоха в руках и наличие денег вкупе с суровым взглядом позволяло торговать с местными и избегать большинства неудобных вопросов; наконец, в-третьих, и этих вопросов, и лишних знакомств действительно следовало избегать, если он хотел следовать своему и не нарваться при этом на разъяренных селян с вилами или на озверевших южных храмовников, которые, по слухам, потеряли человеческий облик и, как назло, приют себе нашли как раз где-то в этих краях.
  До сегодняшнего дня избегать ненужных встреч удавалось. Дориан осмелел, обзавелся парой знакомых, которые не отказывались продавать ему еду и делиться новостями, а потом и вовсе сумел найти удобный путь и незамеченным пробраться в Редклиф. Возможность убедиться, что Феликс жив, справиться о делах Алексиуса и условиться о новых встречах стоила риска и стараний. Дориан был доволен и другом, и самим собой, и пребывание в этих негостеприимных краях стало бы казаться ему загородной прогулкой, если бы не смутная тревога за обоих Алексиусов и не беспокойство о том, во что ввязался бывший учитель. Впрочем, надежда в скором времени во всем разобраться и предпринять что-нибудь действенное придавала оптимизма и не давала никаким тревогам взять верх.
  После пары удачных вылазок на встречу с Феликсом, Дориан почувствовал себя еще увереннее и, наконец, до того забылся, что, покидая сегодня на закате Редклиф, даже не убедился толком, что за ним не следят. Он был взволнован и в этот раз не только рассказами Алексиуса-младшего о развернутых в деревне экспериментах: прошел слух о каких-то особенных храмовниках, не то отобранных, не то отбираемых для чего-то важного. Объяснения Феликса были обтекаемыми и несколько туманными, да и ферелденский выговор он понимал не настолько хорошо, чтобы можно было доверять всему, что ему удалось уловить, и Павус решился задать несколько осторожных вопросов в деревне. На него поглядывали опасливо, не спешили поддержать беседу, и в конце концов он предпочел убраться восвояси, пока не привлек чрезмерный интерес.
  Тем не менее, некоторые сведения все-таки выудить удалось и теперь Дориан направлялся к Западной дороге, твердо намеренный проверить узнанное, а если получится, то и взглянуть издалека на этих самых "странных храмовников". Поглощенный своими мыслями и необходимостью следить за приметами, чтобы не заблудиться в трех деревцах, он и не заметил, как стал предметом живого интереса храмовников довольно обыкновенных. Он как раз свернул в небольшой перелесок, надеясь, что так будет менее заметен, чем на проселке, когда за спиной громко хрустнула ветка под чьим-то тяжелым сапогом. Этот громкий звук привел Дориана в чувство и заставил осознать, что он уже с четверть часа не следит, идет ли за ним кто-нибудь, и что понятия не имеет, какие есть отходные пути из этой рощицы. И есть ли они вообще.
- Эй, чароплет! - молодой звонкий голос с явной насмешкой. - Не торопись, мы проводить можем! - и смех, такой же звонкий, почти мальчишеский, вот только резкий и злой.
  Дориан обернулся медленно, стараясь никого не провоцировать резкими движениями, и уперся взглядом в изрядно затертый церковный символ на кирасе. Вот, значит, как: он собирался тихо и без шума найти их, а вместо этого они с известной помпой нашли его. Трое еще совсем молодых рыцарей, лет на пять младше самого Павуса, нападать не торопились, пока просто рассматривали добычу и, похоже, забавлялись. Странный, какой-то лихорадочный блеск в глазах и полные какого-то непонятного, не то охотничьего, не то плотоядного интереса взгляды заставили вздрогнуть.
- Что вы, господа, никакого чароплетства! - он примирительно поднял руки. - Я просто... возвращался от старого знакомого и... - ложь была негладкая, но его, похоже, и гладкая сейчас бы не спасла: удар щита отшвырнул в сторону, и Дориан, не устояв на ногах, сильно приложился головой о древесный корень. Из глаз посыпались искры, и лицо склонившегося над ним храмовника немного расплылось.
- С капитаном Кейлин лясы поточишь, - зло выплюнул он. - Мы видели, откуда тебя принесло, а она велела всех, кто тут шныряет, к ней тащить, - и снова та же дикая вспышка в глазах.
  Дориан, вспоминая немногочисленный свой боевой опыт - больше дуэльный, чем практический - потянулся к Тени и одновременно попытался сгруппироваться, чтобы вскочить на ноги, когда острие меча у горла заставило его отложить это дерзкое намерение. А потом он услышал сразу два звука: со стороны леса послышалась тяжелая, явно армейская поступь сразу нескольких человек - приподнявшись на локте, он успел заметить четверых - а со стороны дороги раздался дробный стук копыт. Судя по азартным и тревожным выкрикам, ехали отнюдь не друзья рыцарей. Пожалуй, если он рассчитывал выпутаться из этой передряги, пытаться стоило прямо сейчас. Тень, наконец, откликнулась, и Дориан стал собирать силу для удара, глядя, как его противники перекрывают дорогу новому незваному гостю в их владениях.

Помимо того, что новое лицо явно не доводилось озверевшим храмовником другом, оно еще и оказалось, к некоторому удивлению Дориана, женщиной. Женщина в тяжелых доспехах, да с топором, да обращающаяся со всем этим с такой уверенностью и легкостью - диковинная для тевинтерца картина, на которую трудно не засмотреться. Он и засмотрелся, правда, очень ненадолго: качнувшийся перед носом меч недвусмысленно напомнил, что сейчас совсем не тот момент, чтобы любоваться ферелденской экзотикой.
  Прислушиваясь к разговору вновь прибывшей с хозяевами вечера, Дориан воспользовался моментом, когда от него отвлеклись и стал осторожно осматриваться. Двое, считая того, что держат его под мечом, ведут разговор с женщиной, еще пятеро, видимо, помладше званием, держатся чуть поодаль. Если получится незаметно накрыть порчей тех, кто пока не вмешивается, и как-нибудь избавиться от этих двух, разговорчивых, ему, возможно, удастся унести ноги или хотя бы просто получить свободу маневра и настоящего удара.
  Немного подавшись под мечом назад, как будто желая побольше отстраниться от острия, он осторожно повел руками, и из-под пальцев потянулись нити фиолетовой энтропической энергии. В тот момент, когда незнакомка в броне взмахнула топором, Дориан накрыл их общих теперь противников невидимой сетью порчи уязвимости и метнулся женщине за спину, подчиняясь ее приказу.
  Храмовник с рассеченным лицом тяжело рухнул на землю, а вокруг мгновенно поднялся переполох. Яростные крики перемежались с воплями "Бей бешеную бабу!" и "Хватай чароплета!". У виска что-то свистнуло, и Дориан зашипел от боли: не то стрела, не то дротик, пролетев совсем рядом, счесали кожу на ухе. Мальчишка-храмовник, бывший ближе всех к его союзнице с топором, не слишком умело и ловко взмахнул мечом, наступая на нее, к нему присоединился еще один, и Дориан резко вскинул руку, одевая магическим огнем лезвие топора и тут же окутал пламенем себя самого.
- Бейте, монна! Они сейчас как дети! - крикнул он, имея в виду уязвимость, порожденную порчей, и коротко, азартно рассмеялся.
  Огонь всегда производит впечатление на врага - это ему объясняли еще давным давно, в пору тренировок по стихийной магии в Круге, и, судя по напряженным, вытянувшимся лицам южных храмовников, для них это было так же справедливо, как и для любого другого противника. Приближаться к живому факелу никто не спешил, но Дориан прекрасно понимал, что храмовники есть храмовники и, как только они опомнятся, о дальнобойном оружии вспомнят непременно, а, может быть, и удачно прицелиться сквозь огонь сумеют. Раз так, надо было покончить со всем этим побыстрее и дать своей союзнице еще какое-то преимущество, кроме полыхающего топора и слабости врагов. Широким, будто бы ленивым жестом он взмахнул руками, прибавляя к порче магическое поле к порче и осыпая врагов зарядами духовной магии. Один из противников пошатнулся, выронил меч и тяжело оперся на дерево, остальные двинулись-таки к женщине, пока что обходя по дуге мага. Дориан удовлетворенно отметил, как тяжело и замедленно они двигаются, и сам слегка покачнулся: слишком много заклинаний за такой короткий срок на одну так ощутимо ушибленную голову.

Что случилось и почему так больно, Дориан понял не сразу, только почувствовал, как плечо прошило тупой, но небывало сильной болью, в нем что-то мерзко хрустнуло, и рука повисла плетью. Огонь вокруг погас, а потом тевинтерец полетел на землю, пересчитывая боками и затылком камни и древесные корни. Сгруппироваться удалось в последнюю секунду, поэтому Дориан не напоролся на острую ветку, торчавшую, как копье, только разорвал о нее рукав мантии и в кровь рассек предплечье.
  На несколько секунд он так и замер, не шевелясь и пытаясь понять, все ли цело и что с ним случилось. Потерял связь с Тенью от боли? Так вроде на дуэлях бывало разное, он никогда не был таким уж неженкой, чтобы поджимать хвост от малейшего удара. Провал заклинания? Да, наверное, больше быть нечему после стольких-то ударов и такого жонглирования самими заклинаниями. Нельзя так, надо быть осмотрительнее даже в схватке - он не раз слышал это и от отца, и от Алексиуса, и от их повоевавших друзей. Вот только на вооружение брать никогда не умел.
  В голове гудело от ударов, тело пробирала противная слабость, а плечо - какая-то дергающая боль, но времени на отдых не было. Только сейчас, встряхнувшись и немного придя в себя, Дориан вдруг сообразил, что противники почему-то совсем не спешат его добивать, а этот жуткий то ли виз, то ли рык издает человеческое существо, и существо это - его союзница с топором. Откатившись у нее из-под ног так, чтобы ненароком не подвернуться под удар, он с искренним уважением пронаблюдал за тем, как женщина выводит противника из строя ударом бронированного локтя, а потом превращается в яростное, сотворенное из металла существо, по убойной силе изрядно смахивающее на минратосского джаггернаута.
  Вот рухнул женщине под ноги храмовник, только что встретившийся с ее локтем.
  Вот неудачно подвернулся под топор еще один, попытавшийся достать воительницу мечом и невежливо помянувший ее мать.
  Вот третий, неожиданно ловкий лучник, рванулся в сторону, отступил за дерево, явно собираясь угостить противницу стрелой. И наблюдая, как он вскидывает лук и рвет к плечу тетиву, Дориан понял три вещи: во-первых, его союзница вряд ли успеет вовремя прикончить этого резвого парня, и он угостит ее стрелой, а, во-вторых, мерзостная слабость все больше отступает, голова после удар почти прояснилась, и Тень снова готова дать ему силу.
  Левая рука все еще двигалась с трудом, но для духовного удара и одной руки достаточно.
- Берегитесь лучников! - стоя на коленях, Дориан метнул в стрелка духовный удар, то немногое, на что хватило сил. И словно в ответ ему с другой стороны, из-за дерева чуть поодаль, посыпались стрелы, по счастью, беспорядочно и не слишком метко.

Подняться на ноги все-таки удалось, ровно в тот момент, когда женщина с топором на удивление ловко увернулась от стрелы и рванулась ко второму лучнику. В ладонях полыхнуло холодным огнем, и Дориан окутал "своего" храмовника волной льда за миг до того, как тот послал ему в грудь стрелу.
  Некогда переводить дух, некогда, да и дышать почти нечем: от усталости и какого-то странного напряжения грудь будто стальными тисками сжало, только и остается, что всеми силами цепляться за реальность и не давать себе упасть.
  Дориан развернулся к своей союзнице и ее противнику, готовый прийти воительнице на помощь, но той уже ничья помощь не требовалась: растекавшаяся у нее под ногами лужа мозгов и темной крови вполне наглядно свидетельствовала о победе. Показалось вдруг, что вокруг стало очень тихо, и Дориан сперва удивился, а потом запоздало подумал, что все правильно, тихо и должно быть: бой кончился, некому больше лязгать мечами и топорами, не с чего свистеть стрелам, остались только молчаливые мертвецы и двое едва живых победителей. Он усмехнулся, а потом изрядно удивился еще раз, теперь уже тому, почему это земля уплывает из-под ног, как палуба во время сильной качки. Мгновенно пошла кругом голова, и пришлось ухватиться за удачно подвернувшийся под руку толстый сук дерева.
- я и не смотрю, не тревожьтесь, - откуда-то издалека услышал он свой голос, хриплый и при этом, как ни смешно, донельзя светский. - Все прекрасно, - и в самом деле лучше не придумаешь.
  Женщина, пожалуй, красива, несмотря на странную татуировку и шрам. А как опирается на топор! С такой надо ваять статуи и расставлять на границах, чтобы служили олицетворением Юга и устрашали опасный Север. Дориан усмехнулся и тут же подумал, что надо бы вести себя сдержаннее, а то его ухмылки неровен час примут за издевки или, того лучше, за агрессию и желание продолжить бой, только уже с новым противником.
- Конечно, могу, - он бодро кивнул, и перед глазами снова опасно помутилось. - Все в порядке, - попытка небрежно взмахнуть рукой не осталась безнаказанной, и Дориан скривился. - Вернее, не все, но ногах это не скажется. У вас кровь. Нам и в самом деле не помешает ручей: я промою, - он повернулся к женщине здоровым плечом, когда она потянулась его подхватить, и в этой странной связке он составили на время одно почти полноценное существо.
  Идти оказалось труднее, чем Дориан ожидал. Спутница, несмотря на тяжелые доспехи и оружие проблем не доставляла и поддерживала его едва ли не больше, чем он ее, а вот противная слабость, то и дело прокатывавшаяся по всему телу, немало раздражала и создавала ощущение омерзительной беспомощности.
- Как вы здесь оказались, монна? - на разговор приходилось тратить дыхание и лишние силы, зато так можно было отвлечься. - Ведь это вроде не главная дорога. Я плохо ориентируюсь в здешних местах, - Дориан неловко усмехнулся и тут же прикусил язык: поменьше бы ему распространяться о том, насколько плохо он тут ориентируется и почему.
  К счастью, небольшая поляна перед ручьем открылась уже через полдюжины шагов, и это избавило его от опасности сболтнуть еще что-нибудь лишнее. Дориан потянул свою спутницу к большому плоскому валуну у самого ручья, собираясь ее там устроить.
- Присядьте, я поищу травы, - он, прищурившись, всмотрелся в свою необычную компаньонку. - Вашей ране и они, и чистая вода явно не помешают, - Дориан принялся осматриваться по сторонам, гадая, растет ли здесь эльфийский корень или веретенка, сможет ли он их узнать при его-то отсутствии практики, и сумеет ли сделать с ними хоть что-то полезное, когда одна рука едва двигается.

Женщина не стала противиться попыткам устроить ее поудобнее и, как только она расположилась на валуне, Дориан принялся, едва заметно пошатываясь, слоняться возле ручья и высматривать травы.
- Как я вас понимаю, - усмехнувшись, откликнулся Дориан и полуобернулся к собеседнице. - Я бы тоже предпочел в глаза не видеть эти места, негостеприимный и напрочь лишенный всякой элегантности край, - получилось очень ядовито, и в голосе четче прорвался тевинтерский акцент. Опустившись на колени, он принялся задумчиво перебирать стебли трав: отчего-то так было проще вспомнить их особенности и свойства. - О, вы совершенно зря принижаете свои умственные способности, монна! - вскинув взгляд, он широко улыбнулся женщине. - Судя по тому, что я успел увидеть, здесь не только поспать в тишине невозможно, но и дойти от дома до дома без угрозы для жизни.
У воды розовела веретенка, а вот корня нигде видно не было, и это пришлось весьма не кстати: если Павус еще смутно помнил, что настойка из эльфийского корня восстанавливает силы, а сама трава приглушает боль, то как использовать в лечебных целях эти странные розовые цветы, он представлял очень плохо. Оставалось рассчитывать на давние универсальные уроки по ботанике и на то, что их удастся вспомнить. Он принялся деловито и довольно неуклюже рвать веретенку одной рукой, стараясь поменьше тревожить другую. На свою потенциальную пациентку он время от времени косился, следил, чтобы ей не стало хуже и на секунду замер в растерянности, когда она представилась.
  Мойра, значит. Совсем как их знаменитая королева-воительница. А что, похожа, и силой похожа, и статью, и легкостью, с которой крошила врагов в мелкое рагу, легенды что-то такое и говорили, помнится, о ее величестве. Глядя в светлые глаза Мойры, Дориан несколько мгновений колебался: ставшая уже привычной подозрительность требовала схитрить, представиться фальшивым именем, сплести о себе какую-нибудь скучную историю о себе, а инстинкт лениво советовал не тратить лишние силы, потому что здесь нет врага. Дориан слегка пожал плечами, будто соглашаясь с собственным чутьем, и снова улыбнулся Мойре.
- Я Дориан, - титулом он все-таки решил пока не козырять. - Не скажу, что у меня больший опыт по части убийства, но если мне захочется повторить, то непременно в вашем обществе, монна, - он тяжело поднялся на ноги и шагнул к Мойре, держа наперевес свой трофей - целый букет веретенки. Руку снова прострелило болью, и Дорианн воззрился на собственную конечность, как на врага. - Ей досталось щитом и теперь с ней что-то не так. Это не слишком хорошо, в бою мне нужны обе, - с неудовольствием признал он, сел на валун рядом с Мойрой, положил веретенку себе на колени и смешливо фыркнул: - И, поверьте, вам совершенно нечего стыдиться, если бы не вы, у меня бы сейчас не осталось ни одной, да и смотреть на вас в бою было удовольствием редкой остроты.
  Как бы ни нравился Дориану звук собственного голоса, но воздуха неожиданно перестало хватать, пришлось на время примолкнуть. С чего бы вдруг такая слабость? Неужели у него такой хрупкий череп, а удар щитом обошелся так дорого? А казалось бы, он всегда был покрепче. Словно в ответ на невеселые размышления, затылок болезненно заломило, и Дориан досадливо потер его ладонью.
- Травы я собирался... растереть, наверное. А потом приложить к ране у вас на лице и остановить кровь. А еще промыть остальные раны, если они есть, и сотворить с ними то же самое, - пространно, хоть и запоздало отозвался Дориан на вопрос Мойры и, печально, вздохнув, сознался: - Честно говоря, я не целитель, совсем. Пытался вспомнить что-то из учебника двадцатилетней давности, - теперь ломило не только затылок, но и виски, и вдобавок слегка кружилась голова. Еще раз вздохнув, он покладисто кивнул: - В Редклифе целитель есть.
  Дориан уставился на носки своих сапог. Мойра предлагала дело, вот только появиться в Редклифе через главные ворота в сопровождении этой во всех отношениях заметной ферелденки... Плакала его тайная миссия. В то же время миссия вряд ли окажется успешной, если он рухнет в обморок под ближайшим кустом или потеряет возможность сражаться.
- Поедемте в Редклиф, - решительно поднявшись, Дориан слегка пошатнулся и выкинул веретенку. - Только не через главные ворота. С другой стороны, где рыбаки ставят сети, есть еще один въезд, давайте там, а то... мне нельзя показываться в деревне. Мои соотечественники, - он ядовито выделил это слово. - Не выперли меня, но точно мне не обрадуются, и наша встреча кончится... нехорошо. Так что вставайте, Мойра, я вас поведу здешними тайными тропами, - Дориан ухмыльнулся и подставил своей спутнице здоровое плечо. Основательно ушибленное голове начало казаться, что все это смахивает на забавное приключение и игру в прятки.

Дориан улыбнулся, покачав тяжелой гудящей головой, и улыбка вышла странная, какая-то рассеянная.
- Вот еще, - он презрительно фыркнул, но получилось слабо и хрипло. - Ничто не плохо по-настоящему, пока мы стоим на ногах. А мы очень даже стоим, пусть и не без взаимной помощи! - стоило только двинуться в путь, и он сразу усомнился в своих словах, исполненных веры в лучшее: и он сам, и Мойра с трудом переставляли ноги и, хотя рядом брела понурая лошадь, похоже, и речи быть не могло о том, чтобы сесть в седло. - Мне совершенно не нравится этот бордель, очень уж тут сотрудники невоспитанные, да и жесткие развлечения предлагают чересчур навязчиво... - Дориан бормотал вполголоса, чуть ли не сам с собой говорил, но стоило ему услышать слово "месть", как его голос окреп. - О, я не только жажду мести, но и полон стремления ее осуществить! - сквозь туман, порожденный головокружением, он тепло улыбнулся Мойре: - Особенно раз вы не склонны подарить меня моим соотечественникам
  А потом стало не до разговоров: споткнувшись об очередной булыжник на пути, Дориан убедился, что он сейчас в совершенно неподходящем состоянии для светской беседы на прогулке, прикусил язык и полностью сосредоточился на том, чтобы успешно огибать камни и рытвины и не цепляться лишний раз мантией за ветви деревьев.
  То, что до Редклифа и стоявшего немного на отшибе домика целительницы удалось добраться без приключений, показалось почти даром Создателя. Уже темнело, народу на улицах было немного, и на странную пару, пошатываясь, поднимавшуюся по хлипкой лесенке к дому целительницы, оказалось почти некому обратить внимание. Дориан оперся на дверной косяк, слушая, как гулко отдаются в доме удары Мойры, и подумал, что если их продержат на пороге хоть несколько минут, он, наверное, здесь, на ступенях и останется.
  Целительница оказалась милосердна и расторопна: она не только поспешила впустить страждущих, но еще и на редкость быстро и ловко занялась их ранами. Добротная одежда пострадавших сделала свое дело, заставив женщину ждать щедрой награды, доспехи Мойры произвели такое впечатление или у знахарки просто оказалось доброе сердце, но вопросов она не задавала. И это показалось редкостным благом: отвечать Дориан сейчас бы все равно не смог, ни правду, ни ложь. Сил ему хватало только на то, чтобы подчиняться ее рукам и глотать из щербатой кружки какой-то горячий мутный раствор, который вроде как должен был снять тошноту и головокружение. Острая боль в плече, когда вправили вывих, заставила вздрогнуть и слегка встряхнуться, оцепенение спало, и некоторое время Дориан наблюдал, как целительница занимается Мойрой. Потом у Мойры странно помутнел взгляд, он вскочил ей помочь, испугавшись, что сейчас она упадет, и пол мягко ушел из-под ног.
 
  В хижине было жарко натоплено и душно, от этого казалось, что вздохнуть полной грудью не получится. И все-таки даже духота казалась сейчас большим благом, чем вечный ферелденский холод и промозглый ветер. Открыв глаза, Дориан обнаружил, что полулежит на соломенном тюфяке. В печи совсем рядом потрескивал огонь, с потолка свисали связки целебных трав. И с этим бедным деревенским интерьером странно сочетались приглушенные голоса, разговаривавшие на тевене прямо за стеной дома.
- Живы, - негромко отозвался Дориан. - На тень это мало похоже. Как вы себя чувствуете, Мойра? - он всмотрелся в профиль женщины. - Выглядите лучше, - Дориан хотел еще что-то прибавить, но те самые голоса из-за стены теперь раздались совсем рядом, и это заставило его встряхнуться и вскинуться. Мгновенно оказавшись на ногах, он с удовлетворением обнаружил, что плечо почти не болит, а рука действует. - Мне нельзя здесь оставаться, - Дориан настороженно покосился на дверь. - Целительница ведь... позаботится о вас? Если да, то я мог бы прямо сейчас отправиться вершить месть, о которой мы говорили, - он принужденно усмехнулся. Звучало глуповато, но не говорить же правду: "Мне надо убраться подальше, пока сюда не принесло странных имперских заговорщиков, зачем-то заявившихся в ваш Ферелден".

Он бы ни за что не подумал, что раненая женщина способна с такой скоростью оказаться на ногах да еще и держаться так уверенно, но, видимо, ферелденки крепче северянок. Того, что Мойре будет хоть какое-то дело до него и его ухода, Дориан бы не подумал тем более и теперь удивленно вскинул брови, услышав в ее голосе не только недовольство, но и явственное беспокойство. Он открыл было рот, чтобы хоть как-то объяснить, почему ему необходимо убраться отсюда, придумать что-нибудь правдоподобное, но обошлось без лишних слов: его новая знакомая явно предпочитала разговорам дело и не интересовалась бесполезными мелочами.
  Играть в благородство было было бессмысленно и опасно, и Дориан послушно подхватил черный плащ дорогого сукна. По счастью, Мойра отличалась ростом совсем неженским, и затеянному маскараду это здорово добавляло правдоподобия.
- Спасибо, - вполголоса проговорил он, низко надвигая капюшон на глаза. Голоса, лениво перебрасывавшиеся репликами на тевене, звучали уже совсем рядом, и Дориан невольно то и дело косился на дверь в ожидании того, как она распахнется. В ответ на инструкции Мойры он только кивнул, зато когда она представилась полным именем, обернулся через плечо и улыбнулся, широко и лукаво: - Я - Дориан Павус, и поверьте, монна, проститься с вами так быстро или забыть ваше имя я счел бы вопиющей невоспитанностью и просто преступлением. Мы скоро увидимся, - отвесив Мойре такой изящный поклон, на какие бывал щедр только на приемах в Минратосе, и мимоходом отметив всю силу красоты, которую его сегодняшняя союзница явно собиралась использовать в качестве первого довода в беседе с незваными гостями, он шагнул к двери.
  Знакомый акцент, сама мелодика речи до того знакомая, что трудно не смотреть, трудно не обернуться и не всмотреться в лицо, как всегда бывает, когда почуешь соотечественника рядом. Желание не только иррациональное и сентиментальное, но в создавшихся условиях еще и весьма небезопасное: среди людей бывшего учителя запросто могут оказаться те, кто знает его, Дориана, в лицо, и стоит им встретиться с ним взглядом, как вся маскировка полетит в Бездну. Рефлекторно надвинув капюшон еще ниже, он прошел мимо визитеров целительницы, сделал еще несколько шагов в сторону и только тогда кивнул Мойре. А потом, непривычно ссутулившись и не оборачиваясь зашагал прочь по темной деревенской улице.
 
  Время было позднее, но не настолько, чтобы невозможно было встретить ни одного припозднившегося прохожего. Побродив немного по извилистым деревенским улочкам и пару раз назвав имя Мойры Стаффорд, Дориан сумел добиться от местных уважительно-опасливого обхождения, а заодно сведений о том, где остановилась "почтенная банна", как найти таверну "Чайка и маяк" и как зовут главу охраны, прибывшей сюда вместе с его новой знакомой. Еще некоторое время понадобилось на то, чтобы разыскать этого Алана, выслушать подозрительные вопросы и поспешные обвинения, отвести от себя самые вопиющие и убедить бравого воина не отправляться на выручку госпоже прямо сейчас, во избежание лишнего шума. Редклиф прямо-таки кишел тевинтерцами, и Дориан счел, что лучшее, что он может сделать для Мойры в благодарность за всю ее помощь, это известить ее спутников о случившемся. А потом как можно тише проверить, все ли в порядке с ней самой и дать знать, что ее ждут. Еще желательно было проделать все это, не всполошив здешних змей.
  Подходя к дому целительницы со стороны огорода и стараясь ступать как можно тише, Дориан прислушивался к каждому шороху. Знакомых голосов слышно не было, из-за щелястых деревянных стен тоже не доносилось ни звука. Приблизившись к единственному в этой стене маленькому окошку, он осторожно постучал. Если Мойра там и подойдет сама, он расскажет, где был и что ее ждут. Если нет - что-нибудь придумает и наверняка успеет улизнуть. До сих пор ведь удача ему улыбалась.

Мастером маскировки и засады, да и вообще скрытного передвижения Дориан никогда не был и каково сидеть в засаде, уж точно не знал, а Мойру ждал совсем с другой стороны, поэтому услышав ее голос у себя за спиной, едва не подскочил от неожиданности.
- Kaffas! Монна, вы в который раз демонстрируете, как эффектно умеете появляться, - он немного нервно усмехнулся. - Боюсь, мои серенады плохо впишутся в ферелденский пейзаж и вряд ли придутся вам по вкусу, - осекшись, он настороженно обернулся в сторону соседнего двора, прислушался: там женский голос ругал какого-то загулявшего парня, загоняли в дом собаку и вынесенная на улицу свеча создавала совсем ненужную иллюминацию.
  Дориан, весь подобравшись, отступил еще глубже в тень невысокой хижины, дождался пока за оградой все стихнет, а потом снова заговорил, всматриваясь в темноте в Мойру.
- Я вернулся, потому что вам не стоит здесь оставаться, - не слишком внятно пояснил он. - Мои соотечественники - очень дотошные люди, а вы не ферелденская торговка: насколько я успел заметить, они выставляют отсюда всех, сколько-нибудь заметных людей, если они не маги и, по слухам, уже спровадили куда-то местного правителя. Если явятся сюда... это может не слишком хорошо обернуться, - Дориан настороженно оглянулся по сторонам: привычка постоянно проверять слежку как-то незаметно к нему прицепилась. Потом, поколебавшись немного, он признался: - Я беспокоюсь о вас, хотел проверить, что все в порядке. Мне не нравится, что они видели вас здесь, да еще и раненой. Я разыскал ваших людей и дал знать главе охраны, что вы, раненая, остались у целительницы. Может быть, мне проводить вас к ним? Потом я уйду, честное слово, и больше не доставлю вам неприятностей, - он вдруг широко улыбнулся. Налетевший порыв холодного ветра заставил плотнее завернуться в добротный ферелденский плащ.
  Дориан смотрел в темноте на Мойру, пытался разглядеть выражение ее лица и с удивлением ловил себя на том, что нисколько не лукавит: он не просто отдает долг или делает любезность, ему действительно есть дело до этой совершенно незнакомой ферелденки, которую он знать не знал еще сегодня утром. И, пожалуй, это было самым странным, что ему пока довелось увидеть и испытать на Юге.

А они, похоже, понимали друг друга, причем едва ли не с полуслова. Вряд ли могло быть что-то более странное, чем взаимопонимание с едва знакомой ферелденской воительницей, при виде манер которой рафинированные минратосские аристократки наверняка брезгливо скривили бы носы, но спорить с реальностью было глупо: он давно не находил общий язык с кем-то так легко, как с Мойрой.
- Что правда, то правда, наши спектакли должны пользоваться бешеной популярностью. Для более яркого впечатления в следующий раз непременно добавлю побольше фейерверков, - Дориан тихо рассмеялся вслед за собеседницей и удивился собственным словам: в следующий раз? Он что, в самом деле планирует продолжить знакомство и считает это возможным? Павус с новым интересом посмотрел на Мойру, помолчал немного и уселся у плетня рядом с ней - отдохнуть и подумать о собственных странных идеях и планах. - Ходил, - наконец, откликнулся он. - Мессере Алан был исключительно вежлив, он даже всего лишь раз поинтересовался не пытаюсь ли я подстроить вам ловушку и не нужны ли вы мне для каких-нибудь "этих самых ритуалов". Исключительно вежливый человек, даже тевинтерца обвинил в магии крови с помощью эвфемизма, - Дориан смешливо фыркнул, сорвал какую-то травинку, начал было ее жевать и тут же скривился: на вкус эльфийский корень оказался куда хуже, чем на запах.
  Мойра, между тем, словно бы задалась целью его удивлять и обескураживать и успешно этой цели достигала: у нее явно не заладились дела с окопавшимися в деревне тевинтерцами, а ее, похоже, больше волновало "шаткое положение" имперского мага, чем собственные дела. Что ж, судя по всему, пора было перестать удивлять и недоумевать, привыкнуть поскорее, что они с этой ферелденкой словно сговорились приходить друг другу на помощь и просто продолжить в том же духе.
- Искренне надеюсь, что припомнить гостям нелюбезную беседу с хозяевами вам еще непременно доведется, - нахмурившись, отрывисто бросил Дориан. Как всегда, когда он начинал злиться, тевинтерский акцент прорывался в речи явственнее обычного. - Что до моего положения, и моего сумасшествия... - он усмехнулся, белозубо сверкнув улыбкой. - ...то положение и правда бывало получше, чем здесь и сейчас - но бывало и похуже! - а вот сумасшедшим я был всегда. Так что почту за честь составить вам компанию, монна. Если мы кого-то из них встретим, я постараюсь не осложнять вам торговые дела избиением иностранных гостей и как-нибудь выкручусь. Ночью все проще. Спасибо, что согласились, - неожиданно прибавил он со вполне искренней благодарностью и тихо хмыкнул, когда Мойра двинулась к дому за вещами: а у него ведь и правда от сердца отлегло из-за того, что она согласилась. Похоже, Юг имеет свойство странным образом размягчать сердце.

  К тому времени, когда они покинули хижину целительницы, Редклиф уже глубоко спал. В окнах было темно, притихли дворы, не перекрикивались даже ночные птицы, только сторожевые псы время от времени гремели цепями или подавали голос со дворов побогаче. Вдали, в замке, виднелись огни, но тамошние обитатели явно не следили за тем, что делалось в деревне. Прогулка до "Чайки и маяка" обошлась без приключений и, только войдя в общий зал и увидев, как ферелденец по имени Алан встречает своию госпожу и тревожно вглядывается в ее лицо, Дориан понял, как невозможно, запредельно устал за этот бесконечно долгий день. Скинув плащ, он обессиленно съехал по стене и опустился на стул в углу потемнее, готовый здесь и проспать ближайшую сотню лет.