Все начинается с песни. Для кого-то она представляется песнью матери при тусклом свете свечи, где каждый всполох огарка – танец теней на каменных стенах, причудливый маскарад бесчисленных жителей ночи под потолком. Кому-то важнее песнь петуха на рассвете. Но Себастьян Ваэль в детстве лишен был ласки любящей матери и щебетание птиц не будило в нем ни любви, ни трепета. Он был оставлен всеми: отцом, не ждущим пользы от третьего сына, матерью, слишком занятой старшими братьями.
Ему всегда думалось, что семейная гармония – не больше, чем фикция, созданная только ради того, чтобы подавать пример серой массе подданных. Твердость, порядок, стабильность – три столпа, на которых держится вера в королевскую семью. Не говоря о такой мелочи как  милость правителя, Создателя и Андрасте к простому народу, дополняющей этот ароматный букет о лжи и непостоянстве политических решений.
Но все это мало занимало Себастьяна. Он, лишенный всякого права борьбы за престол нахватался знаний по верхам и так и не снизошел до постижения тонкостей придворных интриг и политических заговоров. Тогда ему вполне хватало знать премудрости дворцового этикета.
Принц, до глубины души огорченный тем, что семье до него нет дела, очень быстро извлек из безразличия родни ощутимую пользу для самого себя. Когда братья были заняты с учителями, он мог сбегать из замка куда ему только заблагорассудится. Когда братья должны были, поджимая губы приветствовать своих будущих невест, Себастьян позволял себе лапать всех шлюх в ближайшем кабаке. Он был свободен и шепот вседозволенности в голове пьянил ничуть не хуже заморского вина.
Но всему рано или поздно приходит конец. И принц, к своему вящему удивлению, оказался не готов к переменам.
Его обещали Церкви. Как дочку зажиточного купца мелкому дворянину. Посрамили его честь, лишили свободы, разрушили все воздушные замки, которые он успел для себя выстроить. Себастьян Ваэль был настолько наивен, что искренне верил в то, что сможет беззаботно жить до конца дней своих, растрачивая королевскую казну направо и налево, пороча имя своих родителей и выставляя братьев в дурном свете.
Мало кто знает о том, что принц умолял родителей переменить свое решение. Стоял на коленях и унижался, переступая через свою уязвленную гордость и воистину безграничное самомнение. Себастьян просто не мог поверить, что в одночасье из влиятельного наследника правящей семьи он сделался каким-то вшивым братом Церкви.
Увольте, уж лучше – изгнание.
Но родители позаботились о том, чтобы их воля была исполнена.
Их верные слуги следили за Себастьяном денно и ночно. Докладывали о каждом неверном шаге и принц понимал, теперь наконец действительно понимал, насколько хрупки были его надежды и иллюзии. Его жизнь и судьба целиком и полностью принадлежали отцу и если бы его смерть пошла бы на благо семьи, то он всенепременно бы скончался в самые кратчайшие сроки.
С каждым днем, проведенном в Церкви его все больше охватывали отчаяние и паранойя. Потому что нет ничего хуже клетки, из-за прутьев которой открывается прекрасный вид на свободные земли. До которых рукой подать – только переступи через свою прежнюю жизнь, оставь за плечами груз воспоминаний и старых привычек.
И вот однажды, словно услышав самую горячую его мольбу, неизвестный пообещал Себастьяну свободу. Каково же было его удивление, когда он узнал, что спаситель – на деле оказался человеком, которого он раньше считал одним из своих тюремщиков. Владычица Церкви Эльтина предложила Себастьяну совершить дерзкий побег. Служительница Церкви, подумать только!
Как сильно это разнилось с представлениями Себастьяна о людях, которых он презирал в своем невежестве. Безграничная доброта Владычицы смягчила сердце принца и он отказался от предложенного дара, чтобы начать новую жизнь.
Чтобы когда-нибудь предстать перед своей семьей совершенно иным человеком, которым родные смогли бы гордиться.
Песнь Света заполнила душу Себастьяна Ваэля, навсегда связав с Церковью его судьбу.

Но недолго была спокойна душа младшего из Ваэлей. Его натура – двойственная, жаждущая постоянных изменений тянула его к свершениям. Эльтина знала о том, что людям, таким как Себастьян, тяжело истово верить, не преступая заповеди Создателя, вручив свою жизнь служению народу и Андрасте.
Он был непоседлив – однако зря его предприимчивости улыбались братья и сестры. Его неисчерпаемая энергия и воля к жизни не позволяли Себастьяну забыть о своем происхождении. И в глубине души он так и не смог отказаться от своего титула и от своей семьи.
Он не был готов к отречению и это печалило Эльтину. Она не раз предлагала Себастьяну отступиться от выбранного пути, но он был упрям. Не столько потому, что действительно хотел нести благо и слово божье, сколь из уважения и искренней любви к Владычице. Она была его светом, его опорой. Она же стала краеугольным камнем его веры.
И Себастьян ничего не хотел более, чем быть хотя бы чуточку на нее похожим. Его доброта была отражением милосердия Владычицы, немало усилий она приложила к тому, чтобы вложить в голову своевольного принца хотя бы толику здравого смысла.
И все же, Эльтина никак не могла отделаться от ощущения, что Себастьян служит ей. И это возведение в божественный ранг смущало ее и тревожило.
Как оказалось, вовсе не зря.
Известие о гибели семьи Ваэлей очень изменило принца. С него разом слетела всякая видимость спокойствия и прилежного смирения. Гнев захлестнул его, заставляя в один миг забыть о всех клятвах, о всех обещаниях и о данном обете.
Как горько Владычице было смотреть на то, как легко Себастьян отказывается от всего, что должно было быть ему дорого. Но неведомо ей было, что этот шаг дался ему нелегко. Отказ от прощения казался ему предательством. Словно он сам вонзил нож в сердце Эльтины.
Тем не менее, гордыня требовала отмщения. Как бы он ни корил раньше отца за его жестокость и мать за бесчувственность, принц любил свою семью.
Он должен был знать, кому потребовалось устраивать резню во дворце. Он должен был ответить на пощечину, отпущенную его древнему, знатному роду.
Себастьян вел себя как дворянин и ни в коем случае не как брат Церкви.
Его сердце терзали сомнения, но чем сильнее рос гнев и чем сильнее тосковал он по родным, тем меньше мучила его совесть.
И в конце концов, своей злобой он призвал худший из своих грядущих кошмаров. Защитник Киркволла откликнулся на призыв о помощи.
Если Эльтина была для Себастьяна воплощением света, то Гаррет Хоук представлялся ему настоящим, свирепым драконом. Разрушающим все на своем пути – и преграды, и жизни. Он восхищался силой Защитника, его твердой волей и одновременно презирал ту легкость, с которой Хоук переступал через чужие судьбы. Но как и многие, со временем Себастьян осознал, что Хоука можно либо поддерживать, либо яростно ненавидеть. И несмотря на то, что взгляды на мир у мужчин разнились, принц не мог заставить себя отказаться от общества Защитника.
Создатель, как он жалел об этом после.
Потому что однажды приходится выбирать.
Себастьян слишком поздно понял, что жизнь складывается из череды незначительных решений. И даже его мягкость по отношению к Гаррету, то, что принц в конце концов принял его сторону, сыграло совсем не последнюю роль в случившейся трагедии.
Как Андрасте, смертны искусственно созданные боги.
В тот день, когда Церковь Киркволла перестала существовать, взорвавшись под небесами ярко-алыми языками пламени, Себастьян словно вернулся в прошлое. Он стоял, вдыхая запах гари широко раскрытым ртом и не мог поверить в то, что Эльтина мертва.
О нет. Создатель, нет!
Его душа переполнилась отчаянной, горькой болью, жгущей изнутри словно пламя. Он был к ней так близко. Он мог сделать хоть что-нибудь, если бы догадался раньше.
Он мог спасти Эльтину, если бы был внимательнее к ее наставлениям.
Голоса в голове принца раскололись надвое и демоны, мучавшие его разум, ухватились за спасительную соломинку. Пусть он не мог вернуть Владычицу к жизни, но мог отомстить за нее.
Себастьян едва ли думал о том, что Эльтина не нуждалась в отмщении. Она вовсе предпочла бы не видеть Ваэля таким измученным, озлобленным, глубоко несчастным. Ее пепел еще не разнесло ветрами по городу, а в принце уже умирало то, что она любовно растила в нем, словно мать.
Песнь в его сердце стремительно угасала.

Как горька жестокая ирония.
Когда Защитник Киркволла отказался казнить отступника, повинного в гибели Эльтины и уничтожении Церкви, Себастьян снова остался наедине со своими душевными муками. Впрочем, вскоре после этого его отыскала Флора Хариманн - верный друг из далекого прошлого. А ведь Себастьян и ее нашел не без помощи Хоука.
Флора, милая Флора. Принц был благодарен ей за тревогу и заботу, но не мог отплатить ей ничем, кроме своего мрачного общества. Потому что ее сочувствие не могло унять боль, засевшую где-то в груди. Только острым клинком можно было бы вырезать отравленные осколки вместе с сердцем.
Но никогда еще так принц не стремился по-настоящему жить. Он мог не признавать того, что предательство Хоука дало ему новую цель, но понимал, что все изменится.
Благодаря помощи единственной наследницы и представительницы рода Хариманнов, Себастьян сумел сплотить вокруг себя аристократию Старкхевена (по крайней мере какую-то ее часть) и предъявить свои права на престол. Те немногие, кто воспротивился его возвращению, были изгнаны или убиты. А сын Горана Ваэля остался во дворце - как залог того, что строптивый кузен не попытается вернуться, чтобы вернуть утерянную власть.
Спустя несколько месяцев тревожного затишья, Старкхевен обрел нового лидера. И несмотря на кровавое, жестокое начало своего правления, Себастьян понимал, что народ поддержит его. Разве простой люд усомнится в человеке, искупившего свои грехи, несшего слово Создателя, почитающего спасительницу Андрасте. Те, кто знал о трагедии в Киркволле искренне сочувствовали королю. И Церковь, которая было потянулась к правителю за поддержкой в эти трудные времена, столкнулась с тем, что никто предвидеть не мог.
Истерзанный и глубоко несчастный, Себастьян отказался от милосердия. Отказался от всепрощения. Его мучила ненависть и день за днем разъедала изнутри, превращая некогда нерешительного, нежного принца в фанатичного безумца. И только в компании Флоры Себастьян мог снять эту маску, свой суровый и грубый наряд. Потому что от Флоры он не ждал удара в спину.
Себастьян Ваэль не превратился в чудовище, еще нет. Он понимал, что единственный способ править Старкхевеном, не имея друзей среди знати и не заключив ни единого союза с иными государствами - держать свое окружение и народ в крепко сжатом кулаке.
Ведомый обещанием сравнять Киркволл с землей, он не раздумывая начал приводить в порядок практически разоренное королевство. И сперва наперво занялся разоблачением гильдий. Их главы были смещены и отныне, негласный закон обязывал воров и убийц отчислять в королевскую казну налог от всех исполненных заказов.
Немало представителей аристократии были счастливы отдать своих сыновей, не имеющих прав наследования в королевскую гвардию, на восстановлении которой настояла предусмотрительная Флора. Она же помогла Себастьяну сформировать совет, который призван был неофициально помогать королю во всем, что требовало серьезных решений.
Не мудрствуя лукаво, Ваэль принялся и за реформацию Церкви. Осторожно, постепенно избавляясь от тех людей, что были верны Джустинии. Но все эти изменения, хоть многим они и казались слишком поспешными и даже варварскими, не возымели среди простого люда никакого протеста. Да и кто бы стал противиться принятому закону о поимке осквернителей Града Создателя? В конечном счете, многие отступники, которые не смогли бежать из Старкхевена, были пойманы и убиты.
И в каждом убитом чародее Себастьян видел Андерса.
Он упивался их гибелью, хотя бы немного теша свое самолюбие и душу, все еще раздираемую мучениями.
Его жестокость по отношению к магам не осталась незамеченной и союз со Старкхевеном, неожиданно для всех заимевшем реальную политическую силу, начал казаться самым радикальным шагом из возможных. А ведь Себастьян искренне верил, что защищает свой народ и глядя на то, что храмовники с отступниками учинили, нельзя сказать, что он не был прав.
За всеми свершениями, однако, все еще вставал вопрос о наследнике. Вот только сама идея брака будила в принце старую память об обетах, принесенных Церкви. Стоило ли ему подыскивать себе невесту? Однажды, Флора предложила ему принять сына Горана как собственного, на что Себастьян коротко ответил ей в письме, во время отъезда леди Хариманн в родовое поместье:

Дорогая Флора!
Право, озвученная тобою мысль не дает мне покоя. Но разве мои отец и мать одобрили бы такое решение? К тому же, мальчик, должно быть, ненавидит меня.
Искренне твой, Себастьян.