Можно ли стать с кем-то одним существом? Поэты любят поговорить о слиянии влюбленных сердец, церковники - о единении благочестивых душ, но редко кто-то из них говорит о единстве тел, как будто оно более низменно и незначительно, чем любое другое. Хоук, как никто из них, знал, что такое это единство и сейчас целиком отдавался ему.
  За то время, что они с Фенрисом вместе, они провели тысячи ночей вдвоем, но к этому чувству Гаррет так и не привык: жар собственного тела он ощущал, когда к нему прикасался любовник, и при этом чувствовал, что сердце эльфа бьется у него в груди, поцелуй сильнее распалял одного, и тотчас вспыхивали яркие искры в глазах у другого, стонов и шепота становилось у каждого поровну, а дыхание - одно на двоих. Все это не было ни наваждением, ни юношеской впечатлительностью, и Хоук точно знал, что ни с кем, кроме Фенриса, такого не было и быть не могло. Наверное, чем-то они понравились Создателю, и он сделал им еще один подарок, в придачу к самой их встрече.
  Мысль об этом вспыхнула внезапно, Гаррет улыбнулся ей, едва не засмеялся, а в следующую секунду уже задохнулся так и не прозвучавшим смехом, когда Фенрис сильнее сжал ему бедро: жар, совсем недавно просто согревавший его, сейчас прямо-таки обжигал, горячил кровь, заставляя ее бежать быстрее. И огонь, охвативший понемногу все тело, казался спасительным, напоминал, что он все еще жив, и жизнь яростно бьется в том, кто сейчас так жадно и одновременно нежно берет его. Жизнь может продолжаться, жизнь еще будет, где-то там, после.
  Гаррет застонал глухо и хрипло, откинул голову под рукой Фенриса. Было жарко, тесно, не хватало воздуха, зато можно было вдыхать запах любовника, густо смешавшийся с его собственным, и Хоук дышал им так, как будто боялся не надышаться. Он застонал снова и отозвался на тихий, едва слышный голос Фенриса:
- Хороший мой... - дыхание сорвалось, и он судорожно сглотнул. - Счастье мое... - Гаррет повел плечами, почувствовав прикосновение Фенриса, уткнувшегося ему в спину.
  Он обливался потом, плавился в их общем огне, все больше и больше терял понимание того, удержалась ли его душа в теле или переселилась в сияющее бледным голубым огнем тело любовника. Гаррет закрыл глаза, приподнял бедра, послушавшись руки Фенриса, скользнувшей ему под живот, и стал отзываться негромкими, рваными стонами на ласку, становившуюся все более резкой, быстрой и настойчивой.
- Хороший мой... - хрипло отозвался Хоук на едва узнаваемый сейчас шепот. А потом почти выкрикнул, отрывисто и коротко: - Фенрис! - и звука этого имени хватило, чтобы закончить начатое яростными ласками и прикосновениями: - стиснув в руках покрывало и уткнувшись в них взмокшим лбом, Гаррет застонал на выдохе, отдаваясь до того высокой волне удовольствия, что она, казалось, их обоих могла накрыть с головой. Не было наслаждения и освобождения больше, чем чувство, которое он испытывал сейчас.