Встретившись с Фенрисом взглядом, Гаррет нехорошо, мрачно усмехнулся. Он никогда не любил чужую боль и уж тем более не наслаждался пыткой, бывавшей порой даже необходимой, но отравители вызывали у него смесь брезгливости и глухой ярости, и стонущий от боли, заходящийся отборной бранью орлесианец вызывал желание раздавить его сапогом, как мокрицу. Мысль поддаться искушению и в самом деле отдать неудачливого убийцу Фенрису показалась на редкость соблазнительной, однако разъяренный голос Эшмора вернул Гаррета к реальности, заставил обернуться.
  Хозяин дома, обретя, наконец, голос немедленно возвысил его над общим гвалтом и теперь поносил своего гостя так, словно обличал преступника, не меньшего, чем отравитель-неудачник. Дворецкий кинулся за стражей, собравшиеся понемногу притихли, переводя взгляд с Эшмора на Хоука и обратно, а бывший Защитник слушал гневную речь молча и невозмутимо, только смутная, неопределенная улыбка блуждала по губам. Когда рядом оказался Фенрис, Гаррет мягко положил ладонь ему на руку, одновременно успокаивая и давая понять, что не нуждается в защите, но помнит о возможности ее попросить.
  Широкий жест, которым Эшмор так эффектно завершил свою речь, заставил улыбнуться шире. Хоук скрестил руки на груди и подался ближе, меряя хозяина дома оценивающим взглядом. В комнате повисла настороженная тишина.
- В Казематах. Ну, разумеется, - беззвучно усмехнувшись, Хоук кивнул с таким видом будто именно это и ожидал услышать с самого начала вечера. - Я не слишком надеялся, что вы видите мое место иначе, но все равно жаль оказаться правым, - он сделал шаг к Эшмору. - Вы правы в одном, милорд: смерть идет за мной по пятам, мы часто встречались. И поверьте моему опыту: раз явившись в дом, она будет приходить опять, пока не возьмет причитающееся ей. Так что теперь берегите свой покой. И свою семью. Прощайте, - обернувшись, он обвел внимательным взглядом присутствующих: - Доброй ночи, господа, - и мягко коснувшись руки Фенриса, прибавил тише: - Идем отсюда. Мне дышать нечем.
  Выходил Гаррет, чувствуя спиной испуганные и неприязненные взгляды, но это было привычно, оставалось только радоваться, что никто не попытался их задержать и обошлось без крови. Слуга в холле услужить не торопился, но найти свои вещи не составило труда, и несколько минут спустя за диковинными гостями лорда Эшмора захлопнулась дверь.
  Снова потянуло холодным штормовым ветром, но сейчас он показался Гаррету настоящим благословением. Подставив лицо ледяным потокам, он на секунду прикрыл глаза.
- До чего же бесполезный и мерзостный вечер, - устало проговорил он и оглянулся на Фенриса: - Прости за этот бессмысленный поход за милостыней, - еще раз глубоко вдохнув холодный воздух, Хоук провел рукой по лицу, будто умывался, и прибавил резче и жестче: - Но я хочу найти ублюдка-отравителя. Нельзя это так оставлять. Сходим на охоту? - он улыбнулся Фенрису, и в глазах вспыхнули искры азарта.

"Это не первый раз, когда нас так выставили, и вряд ли последний." Гаррет невольно улыбнулся в ответ на эти слова: в устах кого угодно другого это было бы насмешкой или сетованием, а вот Фенрису каким-то образом удавалось так утешать. Несколько секунд бывший Защитник смотрел на своего спутника, как будто набирался сил, просто встретившись с ним взглядом, потом легко коснулся руки эльфа и кивнул:
- Конечно, со мной, - - он усмехнулся в бороду. - Кажется, у меня на время пропало желание в одиночку лезть в мышеловки. Идем, посмотрим, насколько старый друг радушнее нового.
  Уиллас Шерман жил в нескольких кварталах от особняка лорда Эшмора и дорога в те места наводила на мысли об этаком нисхождении из мира богачей, могущих позволить себе очень многое, в мир тех, кто еще не скатился в бедность, но был вынужден довольствоваться самым малым. Несколько дней назад, встретившись с Шерманом вскоре после прибытия в Герцинию, Хоук невольно посочувствовал старому знакомому, к которому оказалась так не благосклонна купеческая удача, сейчас он не мог отделаться отделаться от мысли, что торговец - всегда торговец: если для того, чтобы поправить дела, придется выставить на продажу чужие дела или тайны, мало кто из "рыцарей монеты" откажется. Оказаться предметом торговли было ново и не слишком приятно, а еще не давало покоя желание не то злой шутки, не то почти мальчишеской мести: хотелось постучать в дверь Шермана, посмотреть ему в глаза и насладиться зрелищем того, как изменится выражение его лица. Предвкушение гнало Гаррета вперед и заставляло не сбавлять шаг, несмотря на штормовой ветер в лицо, который всю ночь сегодня гулял по улицам Герцинии.
  Старик-лакей, встретивший поздних гостей на пороге дома купца, смотрел на Хоука так, как будто видел его впервые в жизни. Гаррет был близок к тому, чтобы счесть его поведение притворством, однако бедняга выглядел так, будто и имя-то свое с трудом помнил, что уж говорить о подобных играх.
- Не поздновато, - заверил он лакея, становясь так, чтобы не дать ему захлопнуть дверь. - Мессир Шерман так хотел меня видеть именно сегодня ночью, что очень расстроится, если мы разминемся, - заговаривая зубы старому слуге, он настороженно прислушивался к шорохам в доме, однако вознагражден был только тогда, когда жилище купца ожило в ответ на грозный рык потерявшего терпение Фенриса.
  Полагаясь на реакцию эльфа, в таких случаях ориентировавшегося в ситуации гораздо быстрее его самого, Хоук молча послушался окрика своего спутника и бросился к черному ходу, выводившему на задворкии в бедный, обшарпанный переулок за ними.Громко хлопнула дверь для слуг, и Гаррет оказался лицом к лицу со старым знакомым, воровато оглядывавшимся по сторонам и явно собиравшимся ускользнуть прочь, пока никто не заступил ему отходной путь.
- Мессир Хоук! -ахнул Шерман, вытаращившись на незваного гостя. - Что вы... - договорить он не успел: Гаррет метнул ему в грудь легкий удар духовной магии, а потом, не давая опомниться, ухватил за шиворот и поволок обратно в дом.
  Опомнился купец, только когда за ним захлопнулась дверь черного хода. Он слабо затрепыхался у Хоука в руках, неуклюже пытаясь вырваться, дернулся сильнее.
- Зачем вы здесь в такое время И таким образом! Что вам... - при виде Фенриса Шермана осекся и настороженно замер. - Зачем вам эльф? Поговорим без него, нам есть что друг другу сказать, - вдруг зачастил купец, не сводя с эльфа взгляда расширившихся глаз. - Зачем ему чужие разговоры слушать? - и по реакции, по интонациям "старого друга" Хоук вдруг понял, что он из тех, кто принимал на веру самые пугающие и дикие истории о "питомце" Защитника. Это могло бы рассмешить, если бы не вызывало такую сильную глухую злость.

Вид перепуганного, трясущегося, невнятно бормочущего оправдания Шермана не вызывал сейчас ни ярости, ни мстительных чувств - только брезгливость. Хоук даже толком не понимал, чего ему хочется больше - раздавить мокрицу или просто тщательно вытереть руки и убраться подальше от человека, который всего несколько дней назад встречал его как друг, а потом продал, и, вероятно, выгоднее, чем весь свой товар за прошедший год. Правда, судя по виду обветшавшего дома, сделка Шерману впрок не пошла, Хоук хмуро усмехнулся, осматриваясь по сторонам.
  Впрочем, как бы ни хотелось уйти, а приходилось признать, что Фенрис прав в том, что делает: им необходимо узнать имена "покупателей" Шермана, если они не хотят попросту отправиться в дорогу, оставив в тени тайного врага, который наверняка будет следовать за ними и дальше. Скрестив руки на груди, Хоук мрачно наблюдал за купцом, который соблаговолил заговорить, только когда убедился, что все это не недоразумение, "старый друг" напрочь растерял обычное благодушие, а помощи ждать решительно неоткуда.
- Ну, разумеется, случайно, - Гаррет сумрачно усмехнулся, обводя Шермана пристальным недобрым взглядом. - А потом, видимо, так же случайно вы поведали своим гостям о том, как помогли мне получить приглашение на ужин у лорда Эшмора. Такое ведь не может не оказаться к слову, верно? - шагнув ближе, он надвинулся на купца ровно в тот момент, когда Фенрис отвесил нерадушному хозяину дома легкую затрещину.
  Слушая, как брызгает слюной купец, как пытается напугать своих нежеланных гостей, сулит им неприятности, шлет их в Бездну, Хоук не испытывал желания никак откликаться. Все это не раз было и все это не раз будет и всегда выглядит совершенно одинаково: сперва люди знакомятся с Защитником, начинают "ценить его дружбу" и убеждаются едва ли не в безобидности своего нового знакомого, потом пытаются каждый по-своему этим качеством воспользоваться и, наконец, обнаружив, как ошиблись, впадают в такую ярость, словно Хоук в чем-то провинился перед ними или крупно задолжал им денег. Шерман сейчас как раз перешел от первого шока к искреннему глубокому возмущению, надо будет помочь Фенрису вогнать его в суеверный ужас получить-таки то, зачем они явились.
- Боюсь, Бездну не получится, - мягко, почти ласково откликнулся Хоук и, опираясь на спинку кресла, склонился ближе к купцу: - Она нас обоих с завидной настойчивостью отвергает, прямо-таки выталкивает. Так что решимся мы на такое путешествие только в обществе очень серьезных людей. И надеемся, что вы все-таки не откажетесь нас с ними познакомить, - встретив мрачный взгляд Фенриса, Гаррет поколебался несколько секунд, потом подался назад: у каждого есть выбор, если Уиллас Шерман намерен выбрать так - его дело. Не всегда находится место милосердию.
  Выпрямившись и отступив в сторону, Хоук смотрел, как Фенрис вспыхивает призрачным бледным свечением, обретая странное сходство с созданиями Тени, как его рука врезается в в грудь купца, словно стальная. Когда-то это пугало и завораживало, потом стало привычным, а еще немного позже - почти успокаивающим: Гаррету отчего-то казалось, что эта изрезанная лириумом рука не только защищает его и под корень выкашивает его врагов, но и держит в узде его самого. Порой это умиротворяло не меньше, чем спокойная зелень глаз Фенриса.
  Услышав отчаянный крик купца, Хоук сощурился, всмотрелся в него внимательнее: это еще пока не реакция на боль, но, возможно, обойдется и без нее, почтенный Шерман явно некрепко скроен. Он уже приготовился было услышать, наконец, историю о "серьезных людях", когда сзади послышался голос, которого Хоук не ожидал.
  Дыхание Создателя, они забыли о старике!
- Заткни его, скорее, - бросил он Фенрису, кивнув на Шермана. - Я быстро, - и метнулся к двери, в которую заглядывал старый слуга, дрожавший, как осиновый лист.
- Что это? Что это здесь?.. - он то смотрел снизу вверх на Хоука, то пытался войти-таки в комнату или хотя бы из-за плеча Защитника рассмотреть хозяина. - Что вы делаете? Что вам надо?!
- Тише, тише, не шуми, - взяв старика за плечи, Гаррет легко вытолкнул его прочь из комнаты. - Тебе никто не причинит вреда, слышишь? Просто молча посиди у себя. Совсем недолго - и все. Давай же, - он слегка подтолкнул лакея прочь от двери.
  Старик однако явно никуда не собирался, был преисполнен намерения спасти хозяина и сейчас прямо-таки глазами засверкал в ответ на предложение Хоука.
- Да вы что думаете, я так уйду?!.. Да вы... вы же бандиты! - он, пошатнувшись, шарахнулся от Гаррета. - Создатель вас прокляни! - и с проворством, которого Хоук от него никак не ожидал, он метнулся к окну и рванул ставни: - Стража! Убивают! Стража!
- Дыхание Создателя! - Хоук колебался всего секунду, а потом вскинул руку. Взметнулась волна ледяных кристаллов, и у окна неподвижно замерла скособоченная ледяная статуя.
  Несколько мгновений Гаррет смотрел на нее, потом развернулся и шагнул обратно в комнату, туда, где оставил Шермана и Фенриса. Недавний мучительный вопль боли сулил мало хорошего, и он хотел своими глазами увидеть, чем кончился допрос.
- Ну что? - притворив за собой дверь, он сделал несколько шагов к Фенрису. - У нашего друга развязался язык? - а смертью сегодняшний вечер все-таки пах, и на редкость сильно. Смертью и кровью.

Фенрис нахмурился, задавая вопрос, и Хоук невольно поморщился: он знал, что эльф не упрекнет его ни словом, ни взглядом, да только сам себя упрекал за двоих. Старик не заслужил такого и, видит Создатель, Гаррет очень хотел бы избежать такого поворота. Сейчас, несмотря на то, что сделанное наверняка было единственно верным, при мысли о кривобокой ледяной статуе оставшейся за дверью, слегка мутило.
- Если переживет ледяную хватку, то нет, - отозвался Хоук, изучающе разглядывая Шермана.
  Грудь сдавило глухой злостью: что стоило бы трусливому ублюдку разговориться и избавить от страха и боли и себя, и старого слугу? Он боится своих "покупателей" или бывший Защитник успел ему за время знакомства чем-то насолить, и это способ отомстить?
- Молчит, - задумчиво повторил Хоук вслед за Фенрисом и уже собрался было склониться к Шерману с увещеваниями, но замешкался, и Фенрис угостил торговца новой затрещиной, даже более увесистой, чем предыдущие.
  Разглядывая их неразговорчивого "собеседника", Гаррет прикидывал, действительно люди, перед которыми он так трепещет, настолько опасны, или торговец просто ввязался в игры, которые ему не по плечу и теперь трясется перед всеми и всем, что с виду хоть немного страшнее полевой мыши. В любом случае, похоже, Фенрис более чем прав: единственный способ получить от этого тюфяка хоть что-то - убедить его, что его сегодняшние ночные визитеры, куда ужаснее мифических "их".
  Когда Шерман вцепился в его одежду, Хоук подался ближе с таким видом, как будто и впрямь готов был прислушаться или смилостивиться.
- Уиллас, ответьте нам, - негромко и почти мягко проговорил Гаррет, перехватив запястье торговца и не позволяя тянуть за колет слишком сильно. - Просто ответьте, и мы уйдем. Ничего ни с кем не случится, никто больше никого не тронет, вы же... - договорить он не успел: то ли перепуганный вконец разъяренным эльфом, то ли жаждущий найти у Хоука больше защиты, то ли просто ополоумевший от боли, Шерман рванулся в руках Фенриса сильнее - и уже в следующее мгновение все стихло.
  В доме, который еще совсем недавно тихо жил, но все-таки жил, стало тихо, как в гробу. Несколько секунд Гаррет молчал, прислушиваясь, потом устало прошелся ладонью по лицу: показалось вдруг, будто на плечи навалилась двойная тяжесть.
- Дыхание Создателя... - тяжело вздохнул он, глядя на мертвеца в кресле. - Дрянь какая... Последнее, чего мне хотелось, - короткая пауза, а потом Хоук встряхнулся и обернулся к Фенрису: - Демон с ним, надо уходить. Старик успел поднять тревогу, если его слышали, ночная стража может быть здесь уже через полчаса. Можно забрать ларец с бумагами, Шерман держит его в тайнике над дверью черного хода, может быть, в них найдем что-нибудь. Идем? - если он что-то упустил, Фенрис его остановит, но до чего же хочется глотнуть воздуха чище, чем здешний.

В ответ на просьбу о прощении Хоук только слегка улыбнулся эльфу и коснулся рукой его плеча: между ними и так все ясно, всегда, слова чаще всего не нужны, не нужны они и сейчас. В последний раз бросив взгляд на мертвое тело Уилласа Шермана, Гаррет резко развернулся и следом за Фенрисом двинулся к черному ходу. Вышло мерзко, а смотрелось, пожалуй, даже хуже, чем мерзко, но при всем том это не та смерть, за которую кто-то из них должен себя винить - и хватит на этом. Старый Сайлас, который вполне мог не пережить крепкие объятия льда, не давал ему покоя гораздо больше, но, уже переступая порог дома, Хоук не сдержал вздох облегчения: сверху донесся хриплый старческий голос, надтреснуто звавший на помощь.
  Ветер, ударивший в лицо, стоило только снова оказаться на ночных улицах Герцинии, показался сейчас почти благом. Прикрыв глаза, Гаррет подставил ему лицо, словно все случившееся сегодня можно было попросту отдать разгулявшемуся шторму, а потом вслепую нашел и крепко сжал плечо Фенриса: как всегда, когда смерть проходила слишком близко и задевала его плечом, Хоуку нужно было какое-то физическое подтверждение жизни, и первым делом он искал его именно в эльфе. Осталось немного, совсем немного, всего лишь пройти несколько кварталов, а потом можно будет отгородиться от города, от людей, от всего на свете и дать себе несколько часов на то, чтобы снова захотеть, чтобы завтра наступил рассвет.

  Герциния была богатым городом, настолько богатым и ярким, что Хоук, никогда не чувствовавший себя уютно в Верхнем городе Киркволла и на редкость быстро заново привыкший к жизни бродяги, сам себе казался здесь не просто приезжим, а чужаком-оборванцем, которому даже на местных задворках не место. Роскошные особняки, богатые, буквально ломившиеся от обилия товаров лавки, даже респектабельная гостиница, в которой они с Фенрисом поселились - все это было из какой-то другой, чуждой жизни, и жизнь эту хотелось как можно скорее оставить за спиной и вернуться к своей, какой бы она ни была. Мысль прямо сейчас сорваться из города с тем, чтобы к утру уже оказаться далеко отсюда, на секунду показалась очень соблазнительной, но Хоук заставил себя от нее отказаться: заночевав в гостинице, они, по крайней мере останутся в знакомой обстановке, и смогут увереннее себя чувствовать, если дело обернется плохо, а ночные улицы и дорога не дадут им даже этого преимущества.
  И хозяева, и большинство постояльцев уже спали. Открыл заспанный слуга, который пробормотал что-то об "холодном ужине для господ" и с явным облегчением удалился, когда Хоук отмахнулся от любезного предложения. Кусок, наверное, встал бы сейчас поперек горла: единственное, чего бывшему Защитнику хотелось - это подняться наверх, закрыть за собой дверь комнаты и остаться в тишине.
  За спиной щелкнул замок, Гаррет прикрыл глаза, блаженно переводя дух, а устало повел плечами, а в следующую секунду едва не потерял равновесие от сильного толчка, которым Фенрис прижал его к двери. Тяжелый взгляд исподлобья, которым на него сейчас смотрел эльф, многих заставил пережить не самые приятные в жизни минуты, но Хоук давно научился видеть суровую и грубоватую заботу там, где другим оставалась только мрачная угроза. Потянувшись навстречу Фенрису, он мягко, неторопливо погладил его по плечам.
- Могли, - просто откликнулся Гаррет на хмурое беспокойство, больше похожее на упрек. - И тысячу раз до этого, это тоже наверняка произошло бы, не окажись ты рядом. Я испытываю судьбу слишком часто, ей однажды надоест меня миловать. Прости, - он неловко усмехнулся и тотчас снова посерьезнел и заглянул Фенрису в глаза: - Но, Создатель видит я не могу иначе. Хотя уже хочу, хочу, кажется, больше всего на свете! - усталости, горечи и страстного желания в этом возгласе было поровну и при этом так много, что Хоук на мгновение сам оторопел.
  Он теперь крепче держал Фенриса за плечи, уже не гладил, а словно бы удерживал в захвате, и внимательно пристально заглядывал ему в лицо. Близость эльфа, его запах, такой знакомый и такой будоражащий одновременно, волчье рычание, срывавшееся с его губ вместе со словами - все это вдруг будто бы встряхнуло Гаррета, заставило вынырнуть из странного отупения, в которое он сегодня понемногу погружался весь вечер. Любовник был живым, теплым, можно было услышать стук его сердца, почувствовать кожу под пальцами и слабый отзвук лириума под кожей, вдохнуть запах зимнего ветра, исходивший от волос, ощутить, как под руками напрягается каждая мышца. Гаррету вдруг показалось, что от одних этих мыслей кровь в жилах становится горячее. Стиснув плечи Фенриса, он потянул его ближе, коснулся губ грубоватым, требовательным поцелуем.
- Не знаю, может быть. Может, нет... - бессвязно пробормотал он, глядя в раскосые зеленые глаза. - Не знаю, не хочу думать... Ничего не хочу. Иди сюда. Пожалуйста... - и Гаррет обнял Фенриса, привлекая к себе вплотную, заскользил пальцами по шее под волосами, по спине, по бедрам.
  Как всегда, пережив смертельную опасность, он был не слишком способен на нежность и неспешные ласки, и прикосновения, которые сейчас Фенрису доставались, больше всего походили на отчаянную попытку утолить неуемный голод.

Хоук не удерживал сейчас Фенриса - держался за него, как держатся за опору, не позволяющую соскользнуть в бездну. Каждый вздох его эльфа, каждое ответное прикосновение, каждое движение, сама его близость - все это словно было напоминанием о том, что жизнь все еще идет, можно дышать полной грудью, и воздух вовсе не отравлен, и оба они еще по эту сторону Завесы.
- Однажды... так и будет... - бессвязно и хрипло проговорил Гаррет в самые губы Фенрису и потянулся еще ближе: ему сейчас эти поцелуи были нужнее, чем жаждущему - вода.
  Грубоватые руки эльфа, казавшиеся сейчас удивительно нежными, коснулись лица, и Хоук позволил себе расслабиться, прикрыв глаза. Семь лет прошло с тех пор, как они впервые были вместе, и тогда, в ту, самую первую ночь, поровну было щемящей нежности и какой-то яростной, безысходной страсти, и этих нескольких часов Гаррету хватило, чтобы понять, что никого и ничего другого он для себя не хочет. Четыре года - с того момента, как они перестали разлучаться, и запах Фенриса навсегда смешался для Хоука с его собственным. И только Фенрис мог, что бы ни случилось, заставить открыть глаза утром, напомнить, что жизнь идет и солнце все еще восходит, а еще - удержать самой крепкой в мире уздой, когда смертельно хотелось заступить, наконец, за край, рассечь Завесу и дать последний бой, который никогда не забудут. И только рукам Фенриса можно было отдаться целиком и забыться хоть на несколько часов.
  Гаррет целовал любимого в ответ то требовательно и почти грубо, то углубляя поцелуи и с наслаждением затягивая их, и все заглядывал в лихорадочно взблескивающие травяной зеленью раскосые глаза, так и вспыхивающие в темноте комнаты. Он потянул было Фенриса к себе, когда тот стал отстраняться, но, почувствовав, что тот увлекает его за собой, ослабил хватку и послушался.
- А ты всегда будешь рядом, - отозвался Хоук на тихое рычание эльфа. - Иначе и быть не должно, - мягко улыбаясь, он прошелся широкой ладонью сперва по шее, потом по затылку любовника, взлохматил седые волосы и тут же снова потянулся ближе к нему.
  Нетерпение и жажда прикасаться и прикасаться к Фенрису то переплетались, то мешали друг другу: Гаррет принимался его раздевать и тут же бросал не развязанным очередной шнурок или не расстегнутым крючок, снова тянул эльфа к себе, целовал, отпускал, только если тот отстранялся сам, и подавался ближе снова. Все сплелось в какой-то общий клубок, и он уже не понимал, кто из них кого избавляет от одежды, на ком трещит ткань, и кто на кого опирается, чтобы удержаться на ногах.
  Оставшись, наконец, обнаженным, и увидев перед собой обнаженного Фенриса, Хоук сперва замер на несколько секунд, скользя по телу эльфа взглядом, полным уже привычного восхищения, а потом послушался руки любовника: отступил на шаг, опустился на постель и потянул к себе эльфа за руку, настойчиво, но мягко.
- Иди сюда, - повторил он, требовательно и совсем тихо. - Иди же, - голос зазвучал хрипловато, и Гаррет усмехнулся пересохшими губами: - Мне весь вечер этого хотелось.

Всякий раз в момент близости первым удовольствием для Гаррета становилась возможность смотреть на Фенриса. Смотреть пристально, внимательно, неотрывно, впитывая взглядом движения, игру света на коже, вспышки лириумных меток, искры, понемногу разгоравшиеся в раскосых зеленых глазах, казавшихся в такие моменты едва ли не черными. С самой первой ночи, которую они разделили на двоих еще семь лет назад, Хоук словно немел при взгляде на любовника, не мог насмотреться, будто боялся спугнуть призрачное сияние, исходившее от эльфа, и тускловатое золотистое свечение его смуглой кожи. Молча смотреть и прикасаться - одно это казалось каким-то редкостным, диковинным подарком Создателя, который надо беречь и наслаждаться им, помня о том, как много получил.
  Смотреть и прикасаться. Хоук откинулся на спину, слушаясь рук любовника, поднял глаза, затаил дыхание. И откликнулся на движение бедер Фенриса ответным.
  Смотреть и прикасаться. Не отводить ни на секунду взгляд от темнеющих понемногу зеленых глаз и скользить ладонями по бедрам, паху, животу, ягодицам, груди Фенриса. Чувствовать лириум под смуглой кожей и то, как отзывается на него собственная кровь.
  Смотреть и прикасаться. Завороженно следить за тем, как все ярче разгорается бледно-голубой узор, освещающий лицо любовника нездешними отблесками, делающий его еще больше похожим на существо иного мира, которое смертному и вообразить невозможно.
  Смотреть и прикасаться. И позволить прикасаться к себе: как угодно, так, как Фенрис захочет, отдавшись рукам, знающим каждый шрам на его теле и способным на такие прикосновения, которые могут заставить задохнуться от удовольствия, могут подарить поровну наслаждения и покоя.
  Хоук крепче сжал бедра Фенриса, как будто хотел удержать его как можно ближе, прижать теснее, а то и вовсе сплавить его кожу со своей. С губ сорвался хрипловатый, совсем тихий стон, тут же потонувший в поцелуе, за которым любимый потянулся к нем. Гаррет обнял эльфа за шею, привлекая к себе вплотную и не давая отстраниться - это сейчас было почти болезненно - подался к прикосновению жесткой, по-эльфийски узкой ладони и развел бедра. Принадлежать Фенрису - этого казалось достаточным, чтобы снова быть живым. Гаррет прошелся ладонями по ребрам любовника, крепче сжал худое, жилистое тело любовника.
- Хороший мой... - он не замечал, что говорит что-то вслух, ни звуков, ни окружающего мира не существовало - ничего, кроме того, что было между ними.

Хоук смотрел и смотрел на любовника, не мог и не хотел отводить взгляд и, как будто видел это в первый раз, не мог поверить, что нежность, которой полнился сейчас взгляд Фенриса предназначается ему одному, он ее причина и ее предмет. Никогда и нигде больше, кроме этих моментов на двоих, лицо эльфа так не менялось: сейчас не было ни боли, которую Гаррет привык видеть где-то на дне зеленых глаз, ни горьких складок, залегших у губ, ни морщины меж бровей, больше похожей на трещину или шрам. Фенрис казался Хоуку совсем молодым, спокойным и свободным, плным легкости и света, которым, казалось, полнился и который источал. Гаррет завороженно смотрел, как этот свет разгорается ярче, гладил руки, грудь, а потом и лицо любовника, скользил пальцами по разгладившимся морщинам и складкам.
- Сердце мое... - тихо отозвался он на звук собственного имени из уст Фенриса и улыбнулся, растерянно и немного неловко: слова казались лишними и все-таки сами собой срывались с языка.
  Руки Фенриса, только что совсем нежные, чуть ли не невесомые, теперь прикасались настойчивее, требовательнее, и это будто высекало ответный огонь: Гаррет стал отзываться на каждое прикосновение немного сдавленным хрипловатым стоном, чувствуя, как желание разгорается сильнее, требует свое, как будто подземное пламя откликается на бледный лириумный свет. Он подавался к рукам любовника, едва заметно вздрагивал, выгибался, поводя плечами, чтобы как можно больше Фенрису открыться, и тянулся навстречу, за новыми и новыми поцелуями. Хотелось отвечать, пока хватает дыхания, и всякий раз Гаррет становился все настойчивее, жаднее, потакал своему нетерпению и, обнимая за шею, притягивал Фенриса ближе и пытался удержать. И все-таки каждый раз отстранялся, слушаясь любовника.
  Глаза Фенриса теперь сияли так ярко, что, наверное, могли бы соперничать со свет-камнями, и Хоук ни на секунду не отводил от них взгляд, всем телом прижимаясь к любовнику, все теснее и теснее с каждой секундой. Не отвел и обхватив губами пальцы, коснувшиеся губ, и вбирая их глубже. Скользя по ним языком, Гаррет чуть улыбнулся, подался навстречу, легко скользнул ладонью по животу Фенриса, спустился ниже и стал поглаживать пах все более и более нетерпеливыми, жесткими движениями.

Хоук не привык к нежности. Раны, шрамы, да и просто условия жизни, обычные скорее для бродяги или крестьянина, чем для аристократа и мага - все это было самой что ни на есть естественной частью жизни, обыденной до того, что Гаррет часто забывал, что в мире бывают какие-то иные ощущения или тем более удовольствия. Фенрис память об этом возвращал, каждый раз, когда прикасался к нему, и сейчас тоже было так: смуглые руки, такие жесткие и грубые для всех, скользили по телу Хоука лаская, согревая, все сильнее разжигая внутренний огонь и заставляя инстинктивно подаваться к каждому прикосновению.
  Гаррет еще глубже захватил пальцы любовника, прошелся по ним языком, и почувствовал, как дыхание становится все более отрывистым и тяжелым в ответ на негромкие глуховатые стоны, которыми Фенрис отвечал на его собственные ласки. Вспыхнуло дремавшее до сих пор нетерпении, и движения руки, до того мягко, почти невесомо скользившей по паху Фенриса, стали жестче и резче, а когда любимый потянулся за новым поцелуем, Гаррет ответил требовательно и жадно, привлекая любимого как можно ближе к себе. Так бывало между ними часто: сперва они будто разжигали тихо, совсем слабое пламя и грелись им, словно тянулись к ночному костру, а потом огонь становился высоким и сильным, таким, что невозможно погасить. Так бывало часто - так было и сейчас. Обнимая Фенриса за шею, Гаррет тихо и хрипло застонал ему в губы, а потом нехотя отпустил любимого, когда тот пожелал отстраниться, и снова позволил делать с собой все, что тому захочется.
  От поцелуев под кожей вспыхивали искры, и Хоук безотчетно вел рукой по телу, следуя за губами Фенриса. Дыхание сбилось, когда зубы любовника прикусили чувствительную кожу, Хоук глубоко вздохнул, уже зная, что выровнять дыхание не получится, а потом развел бедра шире, слушаясь уверенных рук.
  Он громко, с хрипом застонал, когда тело прошило жаром от одновременного проникновения и прикосновения горячих губ, распахнул глаза и, встретившись с потемневшим взглядом Фенриса, сорвался на глухой тихий хрип. А потом положил руку любимому на затылок, мягко погладил, перебирая седые пряди, и толкнулся в рот.
  Дыхания не хватало, казалось, что в прохладной комнате не хватает воздуха, и Хоук все пытался вздохнуть поглубже, а сам снова и снова толкался сильнее. Широкая жесткая ладонь безостановочно и почти невесомо скользила по волосам Фенриса.
- Да, - сдавленно выдохнул Гаррет. - Ох... да, - он бы и сказать не сумел на что сейчас соглашается, но при этом хорошо знал, что готов согласиться на все, чего только любимый ни пожелает.