К чести долийца стоит отметить, что перебивать разошедшегося шемлена он не стал. Выслушал все его вопли, стерпел брызги слюны, летевшие ему в лицо, и только затем зашипел, изо всех сил вонзая нож в податливую плоть бедра пленника:
- Я велел тебе не орать!
Йена трясло. Не только от того, что сектант исторгал на него одну грязную мерзость за другой, пороча Лисаса и захлебываясь своей одержимостью. Ненависть и ярость, которые переполняли сейчас эльфа, невольно воскрешали в нем те воспоминания, которые он с радостью оставил бы навсегда на самом дне своей памяти. Эти воспоминания смешивались с реальностью, и как бы ни пытался он этому противостоять, не заснеженный лес во Внутренних землях окружал его сейчас, а Халамширал.
Пылающие дома, трупы солдат, умирающие собратья, крики и стоны, и столько крови, что можно было захлебнуться ею. Тогда агрессивные действия шемленов вынудили долийцев объединиться и совершить то, чего не было уже века - напасть на людской город. Силой выгнать из него жителей и занять его, пусть это и не продлилось долго. В тот момент эльфы стали сжавшейся в кулак ладонью, и Йен среди них был всего лишь одним из пальцев. Он разделял всеобщий азарт, боевую ярость и нетерпение. Он хотел крови шемленов, он хотел чтобы они умирали - болезненно, жестоко, мучительно.
"Было очень... очень, очень много насилия", - прозвучал у него в голове голос Деннагана - слабый, точно таким образом угасающий рассудок пытался еще достучаться до впадающего в амок Лавеллана.
- Я не могу, lethallin... - еле слышно прошептал он, слепо глядя перед собой и не замечая, как удивленно вытянулось лицо шемлена. - Я должен. Должен сделать это.
"Тогда я понял, что все это слишком тяжело для меня. Тогда я и покинул клан", - голос был все слабее, а кровавая пелена ярости застилала глаза.
- Ar abelas.
Может быть, шемлен успел еще принять эти слова на свой счет, но Йену уже не было до этого дела. Он позволил гневу накрыть себя с головой и с коротким звериным рычанием полоснул ножом по горлу пленника. Тот захрипел, забился в конвульсиях, дергая связанными руками так, словно хотел схватиться за страшную рану, зажать ее. Кровь толчками выплескивалась из нее, заливала его одежду, пачкала застывшего рядом эльфа. Крепко сжимая в руках нож, он невидящим взглядом смотрел куда-то поверх плеча умирающего человека и чуть покачивался из стороны в сторону, одними губами шепча:
- Я должен. Должен был это сделать...

Йен все еще бился в руках Дориана, как выброшенная на берег рыба, но с каждой секундой эти судорожные движения становились все слабее, медленнее. В кошмар наяву, полностью завладевший его рассудком, неуверенно, но все же пробивался голос; в отчаянной безнадеге, которая окружала долийца на улицах Халамширала, как раз он казался миражом, галлюцинацией. И все же он услышал его, услышал свое имя, а еще почувствовал... теплые объятья, такие крепкие и заботливые, точно кто-то пытался укрыть его от всего мира. Страшного, жестокого мира, в котором не осталось ничего, кроме крови и боли.
Мертвецы еще тянули к Лавеллану свои окровавленные руки, но все, что окружало его, искажалось, рассыпалось обветшалой мозаикой. Он окончательно пришел в себя на резком вдохе - так бывает, когда очнешься от страшного сна, в котором падал в бездонную пропасть. Первым, что он увидел, были встревоженные глаза Дориана, и обкусанные губы шевельнулись, выдыхая неуверенное:
- Ma vhenan?.. - и тут же смутился, точно шемлен мог понять его слова, сказанные сердцем, а не разумом. - Что ты здесь... - он не договорил, потому что в следующее мгновение вспомнил все. Халамширал по-прежнему был бесконечно далеко, а суровой реальностью был труп сектанта с перерезанным горлом, раненый Дориан, и он сам, перепачканный чужой кровью, как мясник. - Я... убил его, - хрипло проговорил Йен, и хотя голос его все еще звучал слабо, неуверенно, глаза были ясными, в них не осталось и следа того транса, что еще недавно владел им. - Я не мог оставить эту мразь жить, понимаешь? - вспомнив, что тевинтерец ранен, он неловко попытался отстраниться, чтобы не побеспокоить его плечо. - Я обещал Лисасу, что они все умрут, - наконец произнес эльф, хмуро глядя исподлобья.

Снова это странное звенящее чужое слово, в котором слышится что-то важное, а угадать никак не удается. Несколько секунд Дориан молча смотрел Йену в глаза, тревожно ждал, не вспыхнет ли вместо лихорадочного блеска настоящее безумие, не затянет ли оно эльфа снова в жуткий мутный водоворот, из которого его с таким трудом удалось дозваться. Пару мгновений еще казалось, что так оно и случится, но потом взгляд Йена прояснился, и Дориан, коротко, судорожно усмехнувшись, порывисто прижал его к себе.
- Дыхание Создателя! Не делай так больше, - подавить нервный смех удалось только усилием воли.
Облегчение, накатившее мощной теплой волной, принесло с собой расслабление, и теперь Павус сполна ощущал и слабость во всем теле, и последствия вчерашней раны: голова слегка кружилась, руки и ноги были будто налиты свинцом, казалось, что даже необходимость дышать и говорить утомляет. Отпустив эльфа, Дориан провел ладонью по лицу в попытке стряхнуть с себя совершенно несвоевременное оцепенение, поднял глаза на окровавленного мертвеца, потом медленно перевел взгляд на Йена.
- Ты убил его... - медленно, будто задумчиво проговорил Дориан, безотчетно коснулся пальцами перепачканного кровью ножа. - Я понимаю, Йен, мне самому больше всего хотелось вчера это сделать, но... Он был нужен нам живым. Нам и Инквизиции. Он говорил что-нибудь перед смертью? Ты... что-нибудь спрашивал? - Павус напряженно рассматривал убитого ферелденца и место вчерашнего побоища.
Они вдвоем снова оказались убийцами и при этом единственными очевидцами преступления против светского и церковного закона, это могло и помочь, и навредить, в зависимости от того, как поступить с этими фактами. Вероятно, решить, как быть, должен именно он, а он, как назло, так устал и вымотался... Зачерпнув полную горсть снега, Дориан ополоснул лицо и на несколько секунд спрятал его в ладонях.

Похоже, обычные, далекие от безумия и опустошенности, эмоции постепенно возвращались к Йену, потому что когда Дориан обнял его, острые уши заметно попунцовели от смущения. Он и сам был рад вернуться так - первым увидев лицо шемлена, но не ожидал, что на этом лице будет столько облегчения. В конце концов, кто он ему?
Но то было лишь короткое мгновение, после которого сидеть вот так, в руках тевинтерца, показалось долийцу просто неуместным. Он неловко отстранился, не без труда поднялся на ноги, затекшие за то время, что он отсутствовал, и хмуро ответил:
- Нужен зачем? Чтобы его пожурили, погрозили пальчиком, а после отпустили? Ты лучше меня знаешь, как легко избегают наказания знатные шемлены, - волна раздражения снова подкатила к горлу, стоило вспомнить, как хвастал убитый титулом - даже не своим, отцовским! Закостеневший уже труп очень захотелось от души пнуть ногой. - Говорил ли? О да, говорил! - желание стало острее, и Лавеллан заставил себя отойти от мертвого тела, для верности даже спрятав руки в карманы. Теперь только горевшие яростью глаза выражали его негодование. - Очень много и интересно: о замысле Создателя, о грязных тварях и чароплетах, и о том, что Лисас полностью заслужил свою смерть. ЭТО ты хотел услышать, шемлен?!
Конечно, Дориан нисколько не заслуживал ни его злости, ни этого крика, но говорить о произошедшем спокойно эльф не мог и вряд ли сможет в ближайшее время.
- Он был мразью, - кое-как взяв себя в руки, процедил он. - И получил то, что заслужил.

совместно с Дорианом

Йен не сразу понял, о чем говорит Дориан; первой реакцией на слова о допросе была мысль о том, что шемлен просто-напросто переутомился. Когда же прозвучало непривычное и - для большей части Тедаса - запретное слово "некромант", он тихо ахнул, от растерянности садясь в снег и не замечая холода. Вопреки опасениям тевинтерца, на лице эльфа не было ни ужаса, ни отвращения - только жгучее любопытство, а еще нечто вроде опасения ребенка, которого поманили лакомством, но вполне еще могут его отобрать.
- Правда?.. - тихим, почтительным шепотом переспросил Лавеллана, округлившимися донельзя глазами рассматривая Дориана. Долийцы крайне мало знали о некромантии; она шла против всех их убеждений - вовлекала в процесс духов и тревожила покой мертвых. Но Йену, с первых же дней увлеченному энтропией, чувствовавшему тонкую, почти невесомую энергию смерти это темное искусство казалось... да собственно искусством. И на Дориана он теперь смотрел с новым, невиданым до сих пор уважением. - Ты шутишь? Конечно, я буду смотреть! - демонстрируя свою готовность наблюдать "уродливое и жуткое" зрелище от начала и до конца, он даже придвинулся ближе, заблестевшими глазами в нетерпении посматривая то на шемлена, то на мертвеца. - Начинай же.

Такой реакции Дориан точно не ожидал и теперь с некоторым удивлением уставился на усевшегося в снег Йена. Долийцу, похоже, совсем не было ни страшно, ни противно, более того, в карих глазах горел живой интерес, такой яркий и жгучий, какой бывает у ребенка, когда ему пообещали показать новый чудесный трюк. Дориан почувствовал себя растерянным и одновременно польщенным, словно его впервые похвалили за успехи в некромантии.
- Конечно, правда, - он слегка улыбнулся, все еще не веря до конца, что гордый долиец и в самом деле смотрит на него с восторгом и такой почтительностью. - Это не такое уж редкое искусство в Тевинтере, а мне оно с юности казалось интересным, - Дориан еще несколько секунд колебался, потом кивнул: - Если хочешь, смотри. В первый раз это всегда сильное впечатление.
Теперь о присутствии Йена надо было забыть, а потом отстраниться не только от него, но и от всего окружающего мира.
Дориан снова коснулся холодной кожи мертвеца, прикрыл глаза. Ничего не осталось - ни леса во круг, ни живого существа рядом, ни даже неба над головой. Ничего, кроме чужой смерти и ее холода, Тени, прямо-таки источающей силу, и потерянного духа за Завесой, у самой грани, который бродит у края мира живых и ищет дорогу.
Дориан зачерпнул силу так щедро, что на мгновение перехватило дыхание, с его рук, протянутых к мертвецу, заструилась темно-фиолетовая, почти черная энергия - некромантия показала себя. Стало холодно, холоднее прежнего. Из-под ресниц Дориан наблюдал, как потоки этой темной силы сплетаются, проникая в мертвое тело и наполняя его. Он потянулся за Завесу, в равной мере привлекая ушедший дух и захватывая его в петлю своей магии, и почти сразу почувствовал, как тот сперва панически забился, а потом поддался, послушался.
Дышать стало труднее, и Дориан невольно подумал, каково же сейчас будет говорить.
- Ты здесь по моей воле, подчиняешься моей силе и будешь отпущен в свой срок. Я буду спрашивать, ты - отвечать, - глухо и хрипло произнес он обычную ритуальную фразу. - Каково твое полное имя, откуда ты и есть ли у тебя сторонники в твоей семье? - руки слегка дрогнули. Глаза Дориан по-прежнему не открывал: так было проще сохранять концентрацию.

Мертвец под руками Дориана дернулся, точно по его остывшему телу пропустили разряд электричества. Веки распахнулись, но белесые глаза не смотрели на некроманта - только в белое зимнее небо.
- Я Лорен Хайтауэр, сын банна Редвина, - голос его звучал тускло, пусто - похожим образом разговаривали усмиренные. - Я родом из Южных Холмов. Нет. Моя семья продолжает верить церковной скверне.

Не будь Дориан так напряжен, он порадовался бы первому успеху, но сейчас было не до того, чтобы тратить силы на такие мелочи. Он удовлетворенно кивнул в ответ на услышанное и чуть туже натянул невидимый магический поводок.
- Сколько у тебя братьев и сестер по вере, где они проповедуют и где нам их искать? - Дориан мысленно выверял каждый вопрос, понимая, что на долгий допрос ему сейчас не хватит сил.

Покойник захрипел, кожа на его лице натянулась, четче обрисовывая очертания черепа, а голос теперь звучал сипло - тело начало разлагаться.
- Я не знаю обо всех. Проповедников, таких как я - не меньше двадцати. Рядовых членов становится больше с каждым днем, - странный клекот в горле трупа напоминал смех, но, конечно же, смеяться он уже не мог. - Везде. Мы везде, еретик. Слово нашей веры достигло уже всех границ Ферелдена.
На лице Лорена стали стремительно появляться трупные пятна.

совместно с Дорианом

Опасения Дориана не были беспочвенными - мертвецу уже практически нечем было говорить, и шепелявые звуки, вырывающиеся из его горла едва складывались в слова. Но Йена, до этого полностью поглощенного происходящим, волновало совсем иное: тевинтерец выглядел усталым, если не сказать истощенным. И то, как упрямо он продолжал допрос, подсказывало эльфу, что он не остановится, пока не выжмет из стремительно разлагающегося трупа все до последней капли - буквально. А может и из себя заодно.
Вмешиваться в чужое колдовство было непривычно и немного страшно. К счастью для обоих, Дориан оперировал энтропической энергией, с которой Лавеллан был хорошо знаком. Сконцентрировавшись, он подхватил ее нити, буквально вырывая их из рук некроманта, и на мгновение ощутил, как держит некую сущность, которая изо всех сил пытается вырваться. Он успел еще испугаться этого ощущения, прежде чем решительно оборвал связь, развеивая остатки энергии. Изуродованный труп Лорена обмяк, а Йен поспешил отвернуться, едва сдерживая тошноту. Сложно было сказать, что было ужаснее - зрелище или запах.
- Надеюсь, ты услышал все, что хотел? - он поднялся на ноги и протянул Дориану руку, хотя и не был уверен, что этого будет достаточно для того, чтобы шемлен встал. - Ты едва не убил себя!

В груди поселилась тупая боль, и стала понемногу разрастаться, будто бы путы, оплетающие духа, Дориан вытягивал из самого себя. Дыхание вырывалось из обветренных губ со свистом, во рту пересохло, но некромант упорно не отпускал связь, не давал жертве вырваться, надеясь, что все-таки доведет начатое до конца.
Чужая сила вмешалась в его магию неожиданно и резко, будто холодным ветром потянуло, и тщательно сплетенная сеть дрогнула, словно кто-то попытался ее разорвать. Дориан тихо ахнул, напрягся, пытаясь удержать контроль, и это усилие оказалось лишним: он не смог совладать с энергией другого мага и упустил нити, как нерадивый всадник упускает поводья коня.
Напряжение исчезло, как только прервалась связь с духом. Слегка покачнувшись, Дориан тряхнул головой и уперся руками в землю, чтобы сохранить равновесие. Подняв глаза на знакомый голос, он не без труда сфокусировал взгляд на Йене и судорожно усмехнулся.
- Многое, но не все. Тебе не стоило вмешиваться, все шло, как надо, - Дориан посмотрел на протянутую руку и попытался независимо фыркнуть: - Брось, мне вполне хватало сил! - рвотный позыв подкатил к горлу, стоило только повысить голос. Дориан едва успел отвернуться и его вырвало на снег. - Или не совсем хватало, - глядя на Йена снизу вверх, он вытер губы тыльной стороной ладони и улыбнулся той нарочито невинной улыбкой, какой ему случалось улыбаться наставникам в Круге, застигшим его за очередной шалостью.

Наверное, осознание собственной правоты должно было радовать, но Йен чувствовал только жалость и глухое раздражение. Последнее было вызвано тем, что за Дориана он всерьез беспокоился - тот и без того был не в лучшей форме, этот же сеанс некромантии его, похоже, и вовсе едва не добил.
- Fenedhis lasa! - выругался долиец, наблюдая за мучениями тевинтерца со строгостью и недовольством матери, чье нерадивое дитя отказывается есть овощи. - Упрямый шемлен! Если бы я не вмешался, ты бы лежал сейчас рядом с ним! - он обвиняюще ткнул пальцем в сторону покойника и снова содрогнулся, стоило лишь скользнуть взглядом по тому, что от него осталось. Лавеллан набрал уже побольше воздуха в легких, чтобы выдать очередную гневную тираду, но улыбка на лице Дориана словно обезоружила его - он замер, так и не произнеся ни слова, потом нахмурился и неожиданно для себя мягко прикоснулся к волосам шемлена. - Ты сможешь встать? - теперь уже голос его звучал тише и спокойнее. - Обопрись на меня, - он наклонился, помогая горе-некроманту подняться на ноги. - Тебя нельзя садиться в седло, шемлен. Мы привяжем твою лошадь и вернемся на Аласе, ладно? - предвидя новые возражения, Йен уговаривал упрямца мягко, увещевая, но после все же кривовато усмехнулся. - А когда ты будешь меньше похож на покойника, тебя ждет сотня вопросов о некромантии!

совместно с Дорианом