Андерс уже смутно помнит место, где родился. Холодный и суровый, этот край никогда не был им любим, но мальчишка всегда был искренне привязан к своим родителям. В отличие от многих других, они давали ему почти полную свободу. Отец Андерса был кузнецом, да притом очень хорошим, никто лучше него не подковывал лошадей, и о бедности и голоде маленький будущий маг не знал. Да, может быть, он не был избалован деньгами и влиянием, но родители упорно трудились, чтобы всем обеспечить единственного и самого любимого сына. Столько вольностей, как ему - не позволяли никакому другому ребенку, но наказывали всегда. Делай, что пожелаешь, но будь готов принять ответственность, - именно этому учил его отец и сам придерживался таких взглядов. Только мать шепотом с лукавой улыбкой всегда добавляла: «или не давай им поймать себя». Долгими вечерами молодой Андерс любил смотреть, как вышивала картины мать, ее руки порхали над полотном, и не было женщины прекраснее нее обликом и сильнее нее духом. Во главе их дома стояла именно она, хитрая как лиса, с загадочной улыбкой и мудрым взором, женщина с сердцем величиной с целый мир.
Лет с семи-десяти Андерс начал потихоньку помогать отцу в кузнице, хотя, пожалуй, чаще просто мешался под ногами, но отец всегда находил, чем занять непоседливого ребенка. Не в пример высокой и худосочной матери, его отец был невысок и коренаст, крепко сбит и, откровенно говоря, далек от идеала красоты, но обладал бездной обаяния и неиссякаемым оптимизмом.
И лет до тринадцати его жизнь ничем особо примечательным не отличалась; Андерс воровал из соседского сада яблоки, все больше помогал отцу в кузне, уже тогда начал ухлестывать за хорошенькими девочками, внешность матери и харизма отца стали беспроигрышным вариантом. Все, кроме юной Тивии, так или иначе были очарованы смешливым мальчуганом, но мелкая заносчивая красавица не поддавалась Андерсу, а всеобщий любимец этого принять не мог - душила гордость.
Когда ему исполнилось двенадцать, раскрылся его магический талант. Как-то в кладовой объявились огромные крысы, единственные существа, что были в силах заставить его мать кричать в ужасе, тогда испуганный ее криками - юноша рванулся в кладовую, ожидая увидеть как минимум какое-нибудь порождение тьмы из старых легенд, а не крыс... Так что перепуганный мальчишка запустил в маленьких тварей зарядом молнии. И только потом осознал, что сделал.
Мать не выдала его, даже отцу ничего не сказала. Не перестала любить, и ничего не изменилось между ними. Кроме строгого надзора и нового секрета, которым Андерс по юности крайне гордился. По дурости, он не смог удержаться от того, чтобы не похвастаться своим даром, несмотря на все, что ему говорила матушка, новоиспеченный маг решил покрасоваться перед Тивией, но все никак не мог дождаться подходящего случая.
Сдерживать свою силу крайне сложно, особенно в юном возрасте, матушка настаивала чтобы мальчик учился контролю, учился прятать свой дар. Однако, итогом тому были сгоревший сарай и ужас в глазах отца, который узнал о даре своего ребенка. Самый добрый и близкий для мага человек стал сторониться его. Отец помнил, как искры магического пламени едва не пожрали его собственное дитя, он боялся магии не из отвращения к ребенку, а из страха за самого Андерса. Но мальчишка тогда этого понять не мог. И уютный мир, простой и понятный - дал трещину.
Спасла их мама. Эта дивная женщина была одна способна свести за столом переговоров двух своих самых любимых, но ужасно упертых мужчин. И пока юноша кричал и бросался обвинениями, пока он рычал и пытался сдерживать рвущуюся со злобой магию, отец молчал. А потом его обняли. У отца были ужасающие, просто медвежьи объятия! Как бы ни бился Андерс и ни пытался вырваться - ничего не получалось. Он заревел, как жалкая слабая девчонка, стыдливо пряча глаза от матери и утыкаясь в плечо отца. Это были слезы облегчения, ничто не страшило мага так, как то, что семья могла отвернуться от него.
Это было уроком для него, что стремление хранить все в себе, не решаясь сказать самым близким правду - может все погубить, тогда как один простой разговор способен спасти в самой безнадежной, казалось бы, ситуации.
Деревенские никогда не любили его мать, за ее нрав, за пренебрежение ко многим правилам и заветам, так что, когда Андерс в очередной раз соловьем разливался перед Тивией, один из его ровесников был крайне неосторожен в словах и выражениях, отзываясь о матери мага. Да, Брайн, главный хулиган и задира, просто повторял слова взрослых, но отец учил молодого чародея, что за своих женщин - надо как минимум набить морду или хотя бы пытаться сделать это. В пылу завязавшейся потасовки Андерс и шарахнул мальчишку, как и тех крыс. Силы не хватило, Брайна только встряхнуло чутка, да волосы встали дыбом. Но все поняли, что произошло.
Он ничего не рассказал родным, но вскоре все знали, что Андерс - маг. И, когда пришли храмовники, отец еле удерживал мать, бившуюся в истерике. Юноша никогда не хотел причинять ей боль, она была самой лучшей из женщин и самой любящей матерью. Но упирающегося мальчишку тащили прочь от родного дома. Единственное, что позволили - это взять подушку вышитую ее рукой. Женщина едва не сходила с ума от горя, умоляя дать ее ребенку хоть что-то в память о доме. Может, глава того отряда храмовников, что уводил его - был действительно достаточно порядочным человеком, может, его тронуло горе безутешной матери. Но подушка осталась при юноше.
Однако тот легкий, едва уловимый запах дома быстро исчез. Как зыбкий туман с рассветом истаивает под лучами солнца, так исчезало тепло материнских рук, аромат ее выпечки, смех отца и что-то едва уловимое, что присуще было только его дому.

Андерс сбегал домой дважды. Первый раз всего через полгода пребывания в Круге, чего от мальчишки его возраста просто не ожидали, но упрямый и буйный нрав андерцев уже вошел в легенду, и маг был достойным этой легенды. Первая встреча с родными спустя столько времени была невыносимо сладка. Мамина выпечка, крепкие объятия отца. Да, в глазах его матери поселилась смертельная тоска, на лице прорезались морщинки, а отец был непривычно хмур и угрюм - но рядом с ним они становились прежними. Однако Андерса нашли и вернули, мальчишка не особо и сопротивлялся, зная, что это будет так, пока только он не придумает способа снять с себя церковный поводок, а до того момента маг просто был рад увидеть их вновь.
Второй раз он сбежал уже всего через полгода. Чтобы узнать, что его мать умерла от болезни, а отец ушел из деревни спустя неделю после ее смерти, не в силах оставаться в проклятом месте, где погибла возлюбленная, где забрали единственного сына. Увы, куда он направился, - никто не знал. Пустой дом, не наполненный смехом, пустой дом, лишенный всякого тепла. Когда пришли храмовники, Андерс вышел им навстречу сам. Два дня в пустом доме изменили юношу. И сейчас в карих глазах андерца впервые прорезались искры гнева, однажды эти искры вполне перерастут в пожар, что поглотит весь мир.
Пока же он просто отправлялся в Кинхол. Хвала Создателю, что Андерсу хватило мозгов не пытаться сбежать во время путешествия, у храмовников был прямой приказ убить его в этом случае, и тогда история будущего террориста закончилась бы, не успев толком начаться.

В какой же это было побег? Четвертый? Пятый? Маг помнит смутно. Воспоминания с годами тускнеют, стираются, кажутся совсем не такими, как были. Хотя, есть в них всегда что-то ключевое, неизменное...
...Неизменна всегда свобода. Пьянящая, одуряющая, бьющая в голову, дурманящая сознание. Андерс обожал это, просто свалиться устало в траву, переводя дыхание, чтобы успокоить сотрясающееся судорогой тело, чтобы легкие перестали гореть огнем, и в боку не кололо так, словно налетел на острие меча. Маг шумно дышит и тихо хихикает, подслеповато щурясь на солнце. Безумец, как есть, юноша с ненормально счастливой физиономией сминает в ладони тонкие стебли травы, с силой трет глаза, в которые словно бросили пригоршню песка, и нет никого счастливей него в этот момент. Потому что это первый шажок к свободе, первая передышка после безумного побега, он просто не останавливался все эти три дня, ел сушеные яблоки на ходу, на ходу пил, упрямо удаляясь прочь от Башни. И только сейчас за три дня просто упал в траву. Мягкую, такую мягкую, какой никогда не будут койки в крыле учеников.
- Трусики Андрасте, я опять это сделал, - голос юноши позорно дрожал и взлетал куда-то вверх. Однако на поляне не было никого кроме суетливых насекомых, которым было совершенно наплевать на мага и его голос. Какой-то крылатый жук вольготно облюбовал его сапоги, сложив свои крылья, он походил на большую блестящую пуговицу, над ухом кто-то жужжал, и в этом незатейливом мирке было невероятно уютно и прекрасно все, даже проклятые комары начнут бесить мага только через парочку ночей, когда заедят бедолагу окончательно. С этими паразитами у мага особые отношения: даже в Башне, будущий целитель был главной жертвой этих крылатых кровопийцев.
Упасть - очень легко, а заставить уставшее тело вновь отправиться в путь - крайне тяжело. Юноша поднимается медленно, растягивая каждый миг перед новым рывком в неизвестность. Тело налилось свинцовой тяжестью, ужасно дрожат ноги, и ближайшие дни все мысли мага будут заняты только одним - он не должен упасть. Он должен идти. Упрямо, безумно, без остановки, просто идти, его магия ближайшее время будет слаба и нестабильна, выжигание всегда болезненно и опустошающе действует на магов.
Но сейчас все было не так ужасно. Легкий весенний ветерок был уже почти по-летнему теплым и приветливым, солнце еще не грозило спечь бедолагу, впрочем, что это за солнце в Ферелдене, маг всегда легко переносил жару, скорее, с зимней порой все было хуже: по снегу тяжело передвигаться, мантии не греют, а украсть одежду гораздо сложнее. Поэтому все обострения в поведении андерца случались только в теплое время года, зимой же тот предпочитал прятаться в библиотеке или воровать абрикосы со стола Первого Чародея. Хоть какое-то развлечение, да и абрикосы маг очень любил.
Первые шаги даются тяжело, Андерс потягивается и позевывает, в процессе в спине что-то болезненно хрустит, отчего маг передергивает плечами. Земля все еще холодная и не прогрелась до конца, лежать на такой долго было глупостью, мягко говоря. Впрочем, сейчас важнее сбросить с хвоста погоню, чтобы эти гады отправлялись за его филактерией, а сам юноша отправится дальше и, вполне вероятно, проведет на сеновале пару прекрасных ночей в объятьях местных девчонок, которые редко могут устоять перед таким необычным и загадочным молодым человеком. Особенно когда он так хорош собой, обаятелен и в целом просто совершенство. О, да, да, Андерс очень любил себя. И очень не любил храмовников.
Беречь дыхание, не бежать, удерживаться от этого глупого желания. Длинноногий, не стесненный тяжелым доспехом, молодой и полный сил юноша - куда там за ним угнаться. Особенно учитывая ослиное упрямство мага, когда тот стремится к чему-то. Еще несколько дней перетерпеть, а дальше можно будет спуститься к речке, судя по карте, даже мост рядом, можно будет привести себя в порядок, чтобы заявиться в деревню не как беглец, буквально трубя всей округе о своей сущности - подозрительной наружностью.
Впереди столько всего интересного! Его ждут дивные девушки, домашняя выпечка, безграничное звездное небо, развернувшееся широким полотном, чьи созвездия словно узоры, что ткала матушка. Андерс идет вперед, потому что позади нет ничего, что держит его. У него так мало времени перед тем, как его опять найдут, и юноша хочет увидеть, испробовать, насытиться на месяцы вперед, до тех пор пока не придумает что-то новое, совершенно особенное, что даст реальный шанс никогда не возвращаться в холодные и безликие стены Башни. Мир звал молодого путешественника, манил своими загадками и тайнами, такими простыми радостями, как пушистые рыжие коты, рыжеволосые хорошенькие девицы, теплый, только что испеченный хлеб, сделаный специально для вас, а еще те дивные булочки с сахаром и корицей, которые он попробовал у банна. Мир был наполнен стольким, что, не думая, хотелось махнуться с любым бродяжкой за возможность каждый день идти, видеть, делать, познавать.
Андерс достал из мешочка прилепленного сбоку к ремню еще дольку засушенного яблока и отправил ее в рот, жить сразу стало веселее, и спазмы стали поменьше донимать его желудок, растущий организм усиленно требовал пищи, особенно после такого напряжения. Но все это еще когда будет...
Целитель устало сжимает переносицу тонкими, покрытыми шрамами пальцами, с силой растирает ее, пытаясь таким нехитрым движением вернуть утраченную концентрацию и избавиться от навязчивых мыслей. Он ненавидел зимы в Башне, затяжные и безрадостные, зябкие и безинтересные, они отдавали скукой и тоской об утраченном и недоступном. И все, что магу оставалось - это ждать лета. Ждать, когда тепло придет в этот край, ждать, планировать и сбегать. Вновь и вновь. Пока еще есть силы чтобы жить и дышать - должны быть и силы, чтобы бороться. За дивные булочки, за прекрасное небо. За все, что так дорого магу.

Маг был главным балагуром в Башне. Неугомонный, вечно сующий всюду свой длинный нос, он являлся головной болью многих воспитателей и Старших Чародеев. И Первого Чародея. И Винн особенно. А еще мага постоянно посещали разнообразные бредовые, но при этом не лишенные величия и гениальности планы! Ну, может просто бредовые. Но, чаще всего, действовал наполовину андер из лучших побуждений!..
Известный во всей Башне бунтарь совсем недавно был возвращен после очередного побега. Но в стенах Кинлоха магу скучно, все вокруг тухло, окружают одни зануды, нытики, психи и в целом поговорить даже особо не с кем. Девушки или уже слишком хорошо с ним знакомы, или еще недостаточно взрослые для подобного знакомства с Андерсом. Кроме того, этот павлин порядком потрепан, и у него совсем нет настроения расточать комплименты. А значит, это время проказы! В стенах башни не найти снега, разве что ледяные шипы, ледяные темницы и прочие милые заклинания из разряда стихийников. И какой там снег, чистый лед, причем смертельно опасный, не похожий на те мягкие сугробы, в которые приятно бывает упасть, рассматривая кружащиеся снежинки, что норовят приземлиться на нос. Но, зима ощущается даже в Круге, магия не всесильна, а дерева для растопки каминов - в этом году оказалось маловато, так что ночью оказаться вне теплых постелей совершенно не хочется.
Однако в эту глубокую ночь, что готова вот-вот перейти в рассвет, тишина нарушается только храпом спящих на посту храмовников. Андерс очень предусмотрителен. Иногда. Маг тащит из кладовой ящик с набором активных жезлов. Магия льда доступна целителю, так что с помощью этих простеньких устройств, он может создать столько снега, сколько захочет. Даже продержаться тот сможет достаточно долго, чтобы каждый в башне познал всю его прелесть. Осталось только преодолеть опасные участки с патрулями и подготовить этот маленький сюрприз, что встряхнет всех в этой унылой Башне.
Если только один невольный свидетель не будет кричать. И не побежит искать старших. А значит, действуй, Андерс! Заговори, делай невинную мордаху и пристрой к делу это маленькое чудо, пока не пристроили тебя, к чистке отхожих мест, к примеру.
Да уж, о наказании забывать тоже не стоило. Особенно блондину, который за обман ребенка может получить вдвойне. Ах, этот несправедливый мир!..
Андерс сумел. Как, впрочем, и всегда. Потом магу надрали уши за то, что в и без того холодный год тот устроил снежные равнины в обеденном зале, но самим магам понравилось. Малышня носилась, сверстники пытались запихнуть друг друга в сугробы. Несколько Старших Чародеев удачно ставили им подножки, тем самым увеличивая количество жертв.
Может быть, именно поэтому ему просто порядком надрали уши и приставили к уборке. Зато маг устроил для всех маленький праздник. И подставил одну бедную девочку, что так некстати решила сунуться в коридор. И что ей не спалось-то?..

Свобода манила и звала его, звало солнце, звали неизведанные тропы. Когда Андерс сбежал из Башни Кинлоха, он спас жизнь банна Ферренли. До сих пор Андерс вспоминает об этом мужчине с теплотой. Раненый на охоте, банн умирал один в лесу, маг случайно наткнулся на истекавшего кровью мужчину, на свой страх и риск он решился исцелить его и был вознагражден неделей в его поместье. Лучшие вина, приятный собеседник и свобода. Сын спасенного им мужчины тоже был магом и погиб, не пройдя Истязания, так что отношение мужчины к Церкви было весьма отличным от привычного в обществе. Банн предлагал прикрыть Андерса, и у него хватило бы власти для этого, но маг не мог так подставлять ставшего ему другом Ферренли. Когда закончились дожди, храмовники сумели добраться до поместья - а значит, и до Андерса. На прощание банн подарил магу зачарованный амулет, подарок, который он так и не отослал сыну незадолго до его смерти. Это единственная вещь, которую Андерс не продает и хранит и по сей день. И которую магу приходилось прятать иногда в тех местах, о которых на людях лучше не говорить. О том, чем обернулась для банна доброта к целителю - Андерсу неизвестно, впрочем, кажется, тот остался в своем имении и сумел то ли откупиться от церкви, то ли надавить на нужных людей. Но от осознания того, какие он мог принести проблемы, мага ощутимо мутило и потряхивало; и хотя сам Ферренли говорил, что юноше, спасшему старика, не о чем волноваться, сам целитель так не считал.
Талантливый чародей обладал крайне несносным, бунтарским нравом, и все же его невозможно было не любить, даже храмовники терпели несносного мага, вероятно, только за обаяние, которым тот обладал, а так же благодаря патронажу Винн. Добрая старушка столько раз спасала шкуру лучшего своего ученика, что Андерс уже и не помнит, сколько раз должен сказать ей спасибо. Впрочем, бесконечные нотации напрочь отбивали это благородное желание.
Андерс переплывал озеро, что разделяло его Башню и мир, полный свободы. Он замораживал храмовников и запускал фейерверки на потеху детей, он часто сбегал и возвращался в Башню еще чаще. Маг постигал этот новый мир и отчаянно боролся против правил, что ему устанавливали. Юный маг мечтал дотянуться до звезд, но все, что у него было - это мрачная мерзкая действительность, и если ей поддаться, то непременно упадешь в бездну. Маг боролся. Боролся смехом, шутками, легким, отходчивым нравом и любовью к кошкам и красивым женщинам.
Отношения в Круге были отдельной темой. Нельзя любить или привязываться, это повлечет за собой одно только горе: неудачно пройденное Истязание, неусыпный надзор церкви и храмовников, что всегда готовы вас разлучить, и новый ключик к вашему сердцу для демона. Первым у Андерса был Карл. Здраво рассудив, что лучше свой, лучше уж маг, по обоюдному согласию, чем какой-нибудь сбрендивший храмовник - и юноша пришел к другу с очень личной просьбой. Андерс никогда не был влюблен в Карла, но они действительно были друзьями, самыми близкими, пожалуй. Более взрослый и опытный - Карл во всем потакал и помогал молодому товарищу: таскал книги, прикрывал его перед храмовниками и делился личным опытом, в надежде, что Андерс сможет избежать его ошибок. Но он имел дело с гордым и непреклонным сыном андера, с фамильным непреклонным нравом - глупо надеяться, что подобный человек будет покладисто следовать тому, что противоречит его убеждениям.
Последний побег из Круга принес ему несколько шрамов, что успел оставить слишком близко подобравшийся к магу разбойник, семь трупов и долгий, безумный год в карцере. А если бы узнали о том, что маг убил тех негодяев - его и самого бы вздернули.
Холодные стены тянули силы, магическая энергия была практически на нуле и солнечный, всегда веселый Андерс - угасал. Он жил на какой-то внутренней злобе, врожденном упрямстве, что есть у всех уроженцев его сурового и неуютного края. Жизнь мага скрашивал только Пушистиус, очаровательнейший кот, воплощение грации и самодовольства. Единственный визитер, помимо демонов, что посещал мага за тот год. Под конец Андерс не в состоянии был создать даже светляка, чтобы освятить темную камеру, жидкий свет факелов и мучительная тишина практически убили его. Чтобы не свихнуться, ему приходилось говорить с самим собой, долгие, полные истерических шуточек разговоры в пустоту, только чтобы слышать голос, какие-либо иные звуки кроме капели воды. И было отчаянье, что заползало в душу и раздирало ее когтями. Пушистиус словно внял глупым мечтам мага о громадном боевом коте, что рвал бы храмовников, защищая хозяина. Кот и рвал, вернее, демон, что каким-то образом вселился в Пушистиуса. До сих пор сожаление о бедном животном в маге сильнее, чем мрачное торжество над гибелью его тюремщиков.
И все же, Андерс снова сбежал из Башни, из карцера, что сводил его с ума. В кладовых, что располагались как раз возле карцера мага, произошел обвал - именно он открыл магу проход на свободу. Обессиленный целитель и сам не знает, как умудрился преодолеть чертово озеро и добраться до берега. И что творилось в Башне, если никто и никуда не сновал из стороны в сторону с какими-то глупыми поручениями и целями. Зато удалось пролезть в каморку и забрать драгоценный узелок с любимой мантией и посохом и магической мелочевкой, которую клепали младшие маги. Судьба просто преподнесла удивительнейший дар магу, словно извиняясь за весь этот дикий, безумный год.
Изможденный, едва живой, маг первое время просто лежал на берегу, задыхаясь и не в силах встать, с этим демоновым посохом и котомкой, он едва не пошел ко дну. У самой кромки воды его и подобрал Кестор. Старик был в общем-то неплохим человеком, хоть и сообщал всегда храмовникам о побегах Андерса, спустя пару дней, он не пытался никогда его задержать и даже снабжал провизией смутьяна. Быть может, Создатель все же благоволил Андерсу, потому что сейчас именно лодочник нашел его на берегу и притащил полуживую тушу в свой дом. Кестор не спешил докладывать о том, что в его доме без чувств валяется  замученный маг. Карцер сильно ударил по состоянию целителя, на удивление бледнокожий, отощавший, изнуренный. Старику было жаль мальчишку, и сейчас он рискует - укрывает того в своем доме. Придут храмовники? Кестор вот прямо сейчас хотел сказать о сбежавшем юноше. Да-да. А не придут - значит, сами дураки, пусть побегают за этим неугомонным ребенком. Впрочем, было что-то не так. Что-то с Башней. Вот только что?..

Андерс был так далеко от Мора, как только мог. В раздираемой противостоянием стране приблудный маг мог умереть, не успев сказать «агррр, гррраххх», и превратиться в одержимого. Но Мор был остановлен, Архидемон сражен каким-то героем, о котором судачили все, а Андерса волновало только то, что он за это время успел погладить самого настоящего тигра, спрятавшись однажды возле клеток от церковников, он переждал бурю рядом с самым прекрасным из виданных им существ. Огромнейший хищник был именно таким, каким он себе его и представлял. И он был в клетке, как и сам маг. Гордое, опасное, свободолюбивое животное сидело за толстыми железными прутьями и развлекало толпу. Андерс был влюблен и очарован, но не в силах дать зверю то, о чем мечтал и сам. Когда хищник сбегает из клетки - его усмиряют. В любом из смыслов.
Церковь довольно быстро возобновила свои действия, и храмовники схватили мага в Амарантайне. Одни из тех храмовников, что любят попинать вас по почкам, оставить без еды и запихнуть в клетку, как дикое животное. Кто бы сомневался, что это были подопечные этой сучки Райлок, охмурив которую, маг и сбежал. Обманутая и отвергнутая женщина - самое опасное и жестокое существо на свете, а уж если это отвергнутая стервозная сука, да к тому же, еще и храмовница...
Это, вероятно, был бы конец. Клеймо на лбу, никаких чувств, никаких устремлений. Целитель никогда не хотел даже думать о том, что могло бы тогда случиться. Впервые, наверное, кто-то благодарил порождений тьмы, благодарил от всего сердца и всей мажеской души. Храмовники бились действительно неплохо, но эти ублюдки хороши в сражениях с магами, вероятно, любой из солдат его старого друга, того самого добросердечного банна, мог оказаться более умелым бойцом. Нет, искусство и навыки храмовников поражают, но все же их учат в большей степени убивать магов и одержимых, в свое время Ферренли рассказывал об этой маленькой особенности Андерсу, об особенностях обучения разных войск, о том, что каждый хорош на своем месте, глупо сравнивать ассасина и храмовника и говорить, кто из них лучше. Сейчас маг видел это. В тяжелых и громоздких доспехах, храмовники стали легкой добычей для толпы порождений. Может, не такая уж ловкая и сильная мелочевка - взяла числом и неожиданностью. Жуткие твари сдохли почти все, но забрали с собой всех живых, кроме самого мага. Сэр Грэйсон забавно булькал перед смертью, его горло было разодрано, видимо, твари попали в стык доспехов. Целитель мог бы спасти его. Но не хотел. Когда уцелевшие создания ринулись к Андерсу - маг с испугу сжег их к демоновой матери, если только у демонов она была.
«Этого я не делал!» - все, что смог сказать маг, когда его побег не удался. Плохо это или хорошо, но вместо того, чтобы сбежать - он отправился помогать зачищать Башню.
Пройдет всего несколько часов, и эта башня станет его новым домом. А сам Андерс - Стражем.

Счастье впрочем, было недолгим. Когда Командора не было в Башне, пошли разговоры о слишком болтливом маге. Прибыл Страуд, Орден пополнился людьми, не отличающимися либеральными взглядами. Не сказать, что сам начальник целителя отличался особой терпимостью, но все же спас его от вполне возможной виселицы. Или Усмирения. Маг не знал, что из этого было хуже. Но жизнь в Башне Бдения стала просто невыносимой, маг не мог спокойно выйти из своей комнаты, вздрагивал, если слышал тяжелую поступь облаченного в доспехи человека и старался скрыться. В Амарантайн маг тоже не мог сбежать, его ожидали храмовники, жаждущие вернуть беглеца в лоно Церкви. Надо ли говорить, что целитель не горел желанием закончить свою жизнь так бездарно. Но самым важным является сэр Ланселап, и с ним же связана самая большая трагедия - мерзкие Стражи разлучили его с котиком. Варвары. Командору было в плюс то, что он никогда не пытался забрать любимца у целителя, который, якобы, размяк и раскис, привязавшись к хвостатому красавцу.
Тогда же, от большого ума, видимо, маг обзавелся сожителем и про это стало известно всем. Шила в мешке не утаить, увы. Больше на пощаду и почти эфемерную к тому моменту, защиту Стражей, можно было не рассчитывать. Зачем нужно было все это? О, как всегда благие побуждения, что ведут прямиком в Бездну.

Но, если Андерс и умел что-то хорошо делать - так это сбегать. Всегда и отовсюду, столько раз, сколько вообще возможно. Если так посудить, про него уже пора слагать легенды и рассказывать детям на ночь сказки, про злого и ужасного целителя, что семь раз сбегал из Круга, а потом еще и от Серых Стражей. В общем, получается такая колоритная, ныне еще и «одержимая» личность, что ото всех вообще ушла. Теперь осталось в очередной раз уйти от Храмовников.
«Я просто хотел помочь», - эта мысль звучала в голове мага на два голоса. Это был отчаянно-растерянный голос целителя, который просто напросто умирал от головной боли и сонмища мыслей, своих и чужих, но отныне тоже принадлежащих ему. Вторым был гудящий глас Тени, глас не менее растерянного Духа. Они оба понимали, что ничего не будет как прежде. Не будет их прежних. И это пугало. Страх был общим и окутывал с ног до головы, он пробирался в каждый уголок сознания, грозя свести мага с ума.
Да, «мастер побегов» бежал из Башни. И теперь, его, лишенного защиты и покровительства Командора, вновь настигли храмовники, стародавние приятели Андерса уже более десяти лет неизменные в своих привязанностях и чувствах.
Одержимый, безумец - клеймили они его, их. Только за желание помочь, только из стремления сберечь и защитить. Гнев поднимался откуда-то из глубины души, удушливой и едкой волной; он походил на дымную гарь, забивал и жег легкие, обжигал глаза и лицо. Эта ярость походила на живой огонь, она растекалась по всему телу паутиной боли, словно кто-то старательно набрасывал на мага причудливую сеть молний, и эта сеть всюду жалила и кусала целителя.
Они стремились оберегать, они выполняли свой долг, как могли, их свело вместе желание помочь магам, сделать что-то ради и для этой борьбы за справедливое, правое дело. Объединил страх забвения и одиночества.
- Кто ты? - этот голос, так похожий на голос Райлок, это лицо, что выражало только презрение. Маг боялся и ненавидел их, мужчина содрогался от боли. Он медлил с ответом, а храмовники ждали, ждали чего-то. Целитель отчаянно пытался разлепить губы, но это оказалось непосильной задачей. «Я - Андерс! Андерс!», - глаза мага широко распахнулись, практически панический ужас от невозможности сказать что-либо, буквально уничтожал его изнутри.
- Я - Справедливость, - сказал маг вместо этого, и голос принадлежал не ему. Голос этот шел откуда-то изнутри, полнился новым, особым смыслом, звенел гранями, недоступными Стражу. Столь привычная и знакомая его холодная отстраненность, сменилась опаляющей яростью.
А потом Андерс потерял контроль. Его мир вспыхнул голубыми искрами, разбился на сверкающие осколки, мощным ударом отозвавшись во всем теле. Справедливость воплотился впервые, измененный, перерожденный гневом мага, он обрел силу и мощь, которых у него не было раньше. И храмовники не смогли ничего сделать. Ничем не смогли они помешать Духу, жаждавшему мстить за годы в клетке, за годы полные беспросветной тоски и карцера, за погибших товарищей, за ненависть и презрение, за клеймо и тавро данные ему от рождения.
Он был тем самым воином-магом, целитель, что предпочитал почти все время чертить руны, пускать молнии и стоять за чьей-то спиной большую часть битвы - впервые столь лихо орудовал посохом и разил смертоносно и беспощадно. Магия Андерса подпитывалась самим Духом и только благодаря этому сумасбродный беглец выжил. Выжил и уничтожил тех, кто пробудил его ярость. Пепелище, оставшееся на поле боя, несомненно стало крестом на службе в Ордене.
Андерс покинул Стражей. Сбежал в очередной раз из новой Башни. Оставалось надеяться, что навсегда. Оставалось верить, что это стоило того.

Это не было разумным решением, отправиться в Киркволл, но целителя вел, скорее всего, Дух, который так же слышал обрывки разговоров. Разговоров, которые ему совершенно не нравились.
Скрывшись среди прочих ферелденских беженцев, Андерс не долго думал, прежде чем заложить оставшиеся у него драгоценности, вторую серьгу и открыть чертову клинику. Здесь, среди больных, отчаявшихся, выживающих, а не живущих, маг обязан был попытаться. Попытаться спасти ребенка, который скоро начнет выплевывать собственные легкие, помочь женщине, которая не знала, как ей рожать в этом кошмаре, помочь работникам шахты, изувеченным бедолагам, чей черный труд никто не ценит, а забота о рабочих так же не волновала их нанимателя.
Глядя на опустившихся, на отчаявшихся людей, до которых никому не было дела, маг понимал, что затевает самоубийственную вещь, рискует всем. Но не смог отказаться от задуманного.
Денег хватило, чтобы один из тупиков в Клоаке, стал пристанищем целителя. Огромные крепкие двери вбивали те самые работники, которых вылечил маг, помогали ему обустраиваться на новом месте, принесли пару столов для пациентов и даже кровать и одеяло для самого отступника. Андерс был крайне благодарен им за это, потому что все деньги ушли на материалы для госпиталя, проклятую дверь, которая смогла бы хотя бы недолго удержать треклятых храмовников и послужила бы защитой от воров, потому что склянки, снадобья и котлы - можно было бы выгодно перепродать. Андерс прекрасно понимал, что половина его пациентов именно это и сделала бы, осудить их маг не мог. Клоака была не тем местом, где следовало играть в альтруиста. Но Андерс решил заняться как раз именно этим. Самоубийственный дурак. Но дарить надежду - было долгом, долгом любого целителя.

---

Тогда же жизнь свела его с Гарретом, тогда же Андерс собственноручно убил Карла. Очередной раз, когда он не сумел совладать с Духом. Каждый день, каждый год в этом треклятом городе был смертелен для разума мага. Нищета, убожество Клоаки и пышность Верхнего Города, такой контраст мало где встречался раньше. Но хуже всего дело обстояло с Храмовниками. Алрик, планы всеобщего усмирения, какое-то чистое безумие, этот город был самым настоящим кошмаром для магов.

---

Вторжение кунари и смерть нескольких аристократов приподняли бы Андерсу настроение, если бы не повлекли за собой столько жертв среди обычных людей. Наплыв пациентов в первые две недели после нападения был такой, что маг жил только на лириуме и силах Справедливости, свой резерв он давным давно исчерпал. А еще был Хоук, который вздумал дуэлировать с Аришоком. В тот момент у отступника едва сердце не остановилось, маг отчаянно пожалел, что был не в состоянии создать огненную бурю как можно мощнее, чтобы накрыть всех рогатых к демоновой матери.
А потом ничего, обошлось. И, хотя город долго зализывал раны, а сам кошатник на месяц выпал из реальности, успев себя загонять до такой степени, что любое колдовство отзывалось болью во всем теле, со временем мало что напоминало о случившемся. Разве что статуя в порту, что, якобы, должна была изображать победу Гаррета.

Это был трудный день, трудный и долгий. Мужчина с самого утра, как только открыл клинику, встретил толпу народа, которым срочно нужен был маг и его дар. Старые, молодые, совсем еще дети с родителями - кого только не было в этом потоке людей и эльфов. Клиника наполнилась шумом, гамом и характерным запахом немытых тел, который заставлял мага дышать редко и не глубоко. В этот самый момент с кровати за ширмой свалился пацаненок, при этом весьма знакомо приглушенно ругаясь на андере, целитель раздраженно поджал губы и метнул сердитый взгляд на высунувшуюся лохматую макушку. На отступника уставились кристально честными и невинными глазами, такими же золотисто-карими, как и у самого мага. Запомнил, паразит такой, посмотрите на него, безнадежно вздохнув, целитель махнул рукой, отправляя утреннего неудачника умываться и приводить себя в рабочее состояние. Несносный шалопай просиял и, на ходу здороваясь со всеми - умчался к кадке с водой.
...Стоит сделать отступление, поясняющее, что это недоразумение делает здесь. Около двух недель назад к нему пришла немолодая уже пара с характерными ожогами на руках, держа за шкирку это недоразумение. Перепуганные родители просто оставили ему парня, который не сдержал свой магический дар и предпочли самоустраниться, пока целитель безнадежно им кричал что-то вслед. Чудесная картина. Насупившийся шкет, которому едва ли будет лет пятнадцать-то, который шмыгает носом, ковыряет пол клиники мыском поношенной обувки (безуспешно, впрочем, хотя бы полы тут хорошие), и сам отступник, простирающий вперед руки и кричащий нечто заковыристое, нецензурное, с высокими конструкциями и пособиями для постельных утех всей семьей. В компании с бронто, ограми, матками и самим Архидемоном за компанию.
Они долго смотрели друг на друга. Целитель, который старательно пытался понять, что делать с малолетним магом и напуганный паренек, которого собственные родители швырнули чужому мужику. Впрочем, хорошо хоть не храмовникам. Целитель горько улыбнулся и протянул ребенку руку, тот осторожно ее пожал и неуверенно улыбнулся в ответ...
За эти две недели отступник успел понять, что его новый сожитель - с шилом в жопе, острым языком и с детства привык к тому, что собственным родителям большей частью наплевать на него, если только он не добыл им денег на выпивку. Магу было жаль паренька, так что все, что оставалось - это учить его азам травничества, учить делать припарки, перевязки и показывать простенькие упражнения на концентрацию, которые он сам изучал в Круге в самом начале своего обучения. Взамен Песням Света и лекциям сестер, какие маги проклятые и ничтожные, лучше бы увеличивали число таких вот занятий. Впрочем, все едино ученики именно этим и занимались на нудных лекциях церковниц. Большинство из них. Были и те, кто плакал в уголочке, были и те, кто с жаром и мукой внимали святым сестрицам, которых потом на столе оприходывали храмовнички. Святы, мать их, сестрицы.
Все облегчалось тем, что Даррен, а так звали мальчонку, понимал все с ходу и не хотел никуда от целителя уходить. Спал он в кровати мага, ел каждый день, хоть и не так сытно, но зато регулярно, что в его жизни было редкостью. К тому же, в клинике было чисто и светло, ну, в сравнении со всей остальной Клоакой, а ехидный носатый маг постоянно рассказывал что-то новое и интересное, целитель не требовал от Дара денег на выпивку и учил помогать другим. И, что самое главное, - сдерживать свой дар. Даррену вообще не на что было жаловаться, текущее положение вещей его устраивало. Но сам целитель понимал, мальчику все же нужно нормальное обучение, хороший наставник, что раскроет его дар, у самого мага банально часто не хватает времени. Больные, дела Подполья, Хоук и его безумные планы и идеи, даже те же манифесты - все это требовало времени и сил. Но, что самое главное, маг боялся за пацана. Андерс мог просто не успеть уследить, когда тот потянется за очередным магическим фолиантом, хоть их было немного, этих драгоценных сокровищ, но они были, и таили опасность для юного неопытного мальчишки. Так что следовало придумать, как поступать, но в этот безумный Круг под опеку полоумной Мередит и слабовольного Орсина, он парня точно не отдаст.

Каким богам ни молись - они не ответят тебе. Андерс давно это понял, когда умерла мать, когда его самого в очередной раз бросали в карцер, и в тот последний долгий год в холодных казематах Кинлоха, он понимал это, когда видел усмиренных с клеймом на лбу, когда собственноручно убил Карла, когда год за годом не мог спасти их всех, когда сам же убивал таких же, как он, только загнанных в угол, испуганных и бессильных что-либо изменить.
Нет добра или зла, нет справедливости для всех, но одну несправедливость, вопиющую и всем привычную, а от того более ужасную - он видел. И, если только это в его силах, целитель будет бороться ради того, чтобы изменить все. Андерс знает и понимает, что не всесилен. Быть может, в нем и говорит гнев, застарелая ненависть, что вбита в него тяжелыми храмовничьими сапогами. Планы по всеобщему усмирению, девочка, что принимала его за демона, кровавые ритуалы и дрожащая завеса, одержимые всех мастей - от этого было трудно дышать. Каждый раз его вера в необходимость радикальных изменений росла и крепла, но росло и бремя; маг знал, что ждет того, кто решится на безумство, что он измышлял. И понимал последствия.
Быть может, это была эгоистичная справедливость, но это уже мало что меняло. И ему очень повезло с друзьями, что помогли ему, помогли в ужасающем преступлении и величайшем благе для магов, они все способствовали этому - даровании шанса всем отчаявшимся. И все же Андерс не мог перестать себя корить, что обманул их, Хоук и ребята не заслуживали подобного, но другого шанса у мага не было, он должен был попытаться и принять удар на себя.
И, стоя там, на площади, перед Мередит и Орсино - они с Джастисом почти стали действительно одним, когда два голоса слились в один, изрекли одни слова, общие на двоих, тогда не стало его прежнего окончательно, когда весь Киркволл содрогнулся от гнева и боли, от ненависти и мести поколений угнетенных магов, что воплотились в одном Андерсе...
Ну а потом случился Хоук. Знаете, Хоук - он такой. Он случается. То есть вы жизнь положить решили на алтарь одной идеи. Одного устремления. А потом он тащит вас за собой. Исправлять причиненный ущерб и прикрывать его шкуру, как и должно. Иногда магу хотелось сдохнуть прямо там, на тех хреновых плитах. Но только не делать, не идти, не слушать Хоука! Добрый друг, своеобразный, обаятельный, в своей особой манере. Надежный как скала, человек которому мало кто мог отказать. Андерс не был исключением. Но, точно так же, не мог себя простить за то, что полез в это дерьмо. О, Создатель, кто бы ведал что творилось в бедной голове целителя. Очень сложно исцелять, сражаться с ожившими статуями и не дать проклятому Духу взять контроль и разорвать все, а потом ритуально сигануть с обрыва. Хотя, вариант с вечным Возмездием - был более вероятен.
Это потом будет липкий страх, будет мутное похмелье, откатом ударит связь с Духом. Через несколько дней маг поймет, что нужно что-то менять, в таком состоянии он опасен для всех. Принесенные разрушения не стоили жизни девочки, на глазах у него ставшей одержимой, не стоили жизни и сопливого мальчишки, который обзавелся первым юношеским пушком на лице и крайне им гордился, этот вздорный парень будет разрублен храмовниками. Воскресить того, чье тело разрублено на несколько частей - невозможно, каким бы талантливым целителем ни был Андерс. Безумие - оно захлестывало целителя, оно охватывало все вокруг. Это не было той Справедливостью, о которой они грезили. Это было диким, необузданным хаосом, это были реки крови и множество жизней тех, кого маг так хотел защитить.
Этот город горел. И Андерс горел вместе с ним.

Маг сам не ведал куда шел, опустошенный, раздавленный, испуганный. Отчаянье накрывало его с головой, степень отвращения к себе перешла все границы. Андерс не имел права жить, равно как не имел права на смерть, яростный рокот, рвущийся из глубин его сознания, вспыхивал пронзительной синевой, раскалывал мир на кусочки. Об ученике целитель волновался, но заботиться о нем дальше не мог, оставалось надеяться, что мальчик послушался его и сбежал еще до того как... все произошло.
Было ли лучше остаться в какой-нибудь глуши и там закончить свой век? Вероятнее всего, да. Но упрямый целитель не желал такого простого, легкого пути, хотя чаще выбирал именно такой. Даже Справедливость перенял у него эту черту – и к чему это привело… А значит, следовало наконец взять все под контроль, вычеркнуть малейший намек на гнев, отбросить ненависть, сойти с пути… Мести.
Менять профессию в его возрасте – это что-то новое, но маг умудрился это сделать. Родной край встретил его привычно отвратительной погодой, запахом мокрой псины и понятливыми мужиками с лесопилки. Набрел на них маг совершенно случайно, а после небольшого странного разговора – решил остаться. Внутри все горело и зудело, это было глупо, это было так мелко, не имело никакого смысла, когда вершилась судьба всех магов он собирался махать топором и осваивать пилу. Дух бесился так отчаянно и зло, что целитель решил рискнуть, просто ему назло. Нужно было показать, кто тут главный, нужно было самому вспомнить, что мир состоит не из одних лишь одаренных и, тем самым, проклятых Создателем.
Каждый день начинался с предрассветным сумраком и заканчивался после захода солнца. Андерс раньше никогда бы и не подумал, что срубить даже одно дерево – достаточно сложно. А если их с десяток. Ну вот откуда ему было знать, что перед рубкой заготавливают кустарник, или как нужно закреплять деревья, когда они работали на склоне. Может, дерево и сплавляли после вниз по реке и отвозили на лошадях, но ты вначале дотащи до реки, доволоки до телеги, а после еще и за собой место очисти, от всех лишних веток и сора.
Тогда же, в лесу, когда очередной приступ гнева накрыл мага с головой, тот наткнулся на волка. В любое другое время зверь скорее всего не тронул бы целителя, предупредил о покушении на свою территорию, но позволил бы убраться восвояси; однако зверь чувствовал Духа, чувствовал безумную ярость, ненависть и агрессию. Волк умер прямо в прыжке, вся ярость, накопившаяся в целителе нашла выход под влиянием страха. Когда мертвый волк упал на траву, а Андерс судорожно ловил ртом воздух, на поляну выбрался детеныш. Один единственный. С серой шерстью, спотыкающийся, с огромными трогательными глазищами. Волчица испугалась за детеныша и оставила его одного. Дурашка тыкался в бок матери и издавал странные жалобные звуки, мало схожие с привычным Андерсу собачьим скулением. Привалившись к стволу дерева, мужчина думал о том, что вновь забрал чью-то жизнь, глупо, бездарно, пойдя на поводу у своей разрушительной ярости.
Он вернулся к мужикам вместе с волчонком. Тот упорно не понимал, что происходит, вначале пытался покусывать мага, драл еще совсем короткими коготками куртку, но безуспешно. Маг никогда не питал слабости к кому-то кроме кошачьих, но это создание бросить в лесу просто не мог. Не в этот раз. Вероятно, целитель лишний раз накручивал самого себя, делая трагедию из смерти бросившегося на него же зверя, но что-то внутри свербило, царапало – иначе он не поступить просто не имел права.
Этому комку шерсти было не больше двух месяцев, и целитель вынужден был каждый раз мотаться с лесопилки в деревню, чтобы выкармливать это маленькое чудовище. Оставлять его с кем-то было совершенно невозможно, только присутствие мага действовало успокаивающе на этот потерянный кошмар, селянок он кусал, мужиков с лесопилки побаивался. Правда, это не помешало ему вскоре начать грызть их сапоги.
Забота о ком-то маленьком и беспомощном – здорово дисциплинирует, особенно если этот кто-то без тебя ничего практически не может. Все вспышки гнева, весь яд, что копился в Духе, нисходил на нет, стоило подрастающему волчонку устроиться у ног мага. Несносный серый хитрец всегда чувствовал настроение хозяина и пользовался этим. И, хотя в самом начале целитель не верил в успех этой затеи с приручением, спустя пять месяцев маленький хищник прочно вошел в его жизнь и не спешил покидать дурака, готового его кормить, оберегать и позволяющего шкодничать.
Временами маг выматывался до такой степени, что засыпал даже стоя, что однажды едва не стоило ему руки. Когда погода окончательно портилась и метели или проливные дожди мешали работе – Андерс оставался один на один с мыслями, тогда-то, чтобы не свихнуться и не сорваться, он упросил Райго научить его вырезать по дереву, мастер всевозможных поделок посмотрел на черные круги под глазами у мага, посмотрел на фанатичные искорки в глазах, прицокнул языком, да и согласился. С тех пор долгими мерзкими вечерами он терпеливо тренировался сделать что-то путное, а не губить впустую дерево.
Магу нравилось здесь, нравились эти простые и понятные люди, нравились изменения, что происходили с ним. Но этого было мало, стоило целителю покинуть этот мирный уголок, стоило кому-то вмешаться в размеренный ход его жизни и все бы рухнуло. Следовало двигаться еще дальше, следовало сделать нечто большее. А потом неожиданно появился Хоук.
Смотреть Гаррету в глаза было неимоверно сложно. Подобрать слова – еще сложнее. Попросить вновь о помощи – он не имел права. Словно понимая, что дело не так чисто, а может, догадываясь, что маг вновь захвачен какой-то идеей, Хоук никуда не уходил. На третий день целитель не выдержал, выложил как на духу все, что накипело за эти годы. И о страхе, и о борьбе за свой разум, рассказал о том, как безумно страшно терять над собой контроль и не знать, где заканчивается Андерс и начинается Справедливость. Горько смеяться, вспоминая, что даже любовь к абрикосам, такая понятная и привычная – была странной для Духа, и как даже эта мелочь могла разрывать сознание. Странно, что отступник тогда не начал реветь как сопливая девчонка. Может перед волком было бы стыдно, что упорно не желал покидать дурного хозяина.
Он просил. С отчаянной надеждой, просил в последний раз, помочь ему раз и навсегда решить вопрос с Духом, отправиться в Тень ради этого, откровенно говоря, просьба не из приятных. До сих пор целитель не знает, о чем Гаррет говорил со Справедливостью, как они вообще пришли к мирному соглашению, то ли дело в жизни на лесопилке, а может, в том, что Хоука Дух уважал больше своего носителя и прислушивался к словам и мнению их командира даже в самые острые, опасные моменты потери контроля. Тонкая ниточка тянулась из Тени к отступнику и сейчас; но, ныне незримый, помощник вернулся на свой родной план, хотя их связь и не была разорвана окончательно. Поддержка, опека и сожаление – иногда их как наяву ощущал Андерс, эти отголоски чувств доброго друга, который обрел то, что так давно утратил – самого себя. Они оба обрели.
Это было чем-то невероятным. Лесоруб-неумеха радостно скакал по траве, орал во все горло и счастливо хохотал. Цепи не сдерживали его, разум не дурманила злоба и целитель умудрился в порыве чувств даже Гаррета подхватить на руки, раньше такой трюк точно ему был недоступен.
Исполняя замысловатые танцы и что-то бодро напевая, целитель внутренне содрогался. Его переполняла эйфория, но страшило будущее, которого он не знал. Маг просил прощения, но поджимал губы, и принимался цитировать свои манифесты так же, как и прежде, без запала, а спокойно и обстоятельно. Наверное это из него ничто уже не вытравит.
Но, все же, Андерс не знал, куда ему идти, не желал он пока и бросаться с головой в омут революции и бойни между магами и храмовниками, хотя, бесспорно, известия о беспорядках словно ножом резали ферелденца. Так что когда Гаррет сказал, что уходит, то увидел полностью собранного целителя и волка, возбужденно стучащего хвостом по земле – оба терпеливо ждали его у порога.
Пожалуй, так началась его новая жизнь. Просто – жизнь.

Целитель:
• Лечение: это заклинание позволяет магу излечивать раны союзника. Чем серьезнее рана, тем больше времени и маны уходит на ее исцеление. Вопреки расхожему мнению, это заклинание не излечивает любые болезни, оно существует для того, чтобы сращивать ткани - кожу, мышцы, даже кости.
• Очищение: маг выводит из организма союзника токсины и другие вредные вещества. Следует помнить, что против мгновенных ядов эта магия бесполезна.
• Восстановление: маг восстанавливает силы союзника, снимая с него усталость и придавая бодрости. Эффект этого заклинания довольно кратковременный, но порой он способен переломить ход боя.
• Обезболивание: это заклинание часто используется целителями в бою, когда нет возможности заняться ранами воина, но есть необходимость, чтобы он продолжал сражаться. Его раны не затянутся чудесным образом, но какое-то время он не будет ощущать боль. Используется также при болезненны процедурах вроде извлечения стрел или вправления сломанных конечностей.
Мастер рун:
• Руна паралича: маг чертит на земле руну, невидимую для врага. Руна активизируется, когда кто-либо наступает на нее, тут же парализуя несчастного. Паралич длится, пока маг поддерживает заклинание - срок ограничивается лишь его запасом маны.
• Сигнальная руна: такие руны часто используют маги для охраны своих укрытиях. Расположенную в узком месте, ее непременно зацепит противник, и при активизации руна предупредит чародея о вторжении.
• Руна отталкивания: в отличие от предыдущих рун, эта чаще всего вычерчивается под магом или его союзником. При приближении к руне противника, та срабатывает и отталкивает недоброжелателя. Действие руны длится до тех пор, пока маг поддерживает заклинание.
Силы природы:
• Волшебный огонек: простейшее заклинание, как правило, доступное даже самому слабому магу. Представляет собой призыв виспа, который может выполнять различные функции - от подпитки мага маной (в крайне скромных количествах) до освещения пути.

---

Бонус при углубленном изучении: маги, сосредоточенные на этой школе, получают особую благосклонность природы. Вероятность нападения хищника крайне мала, тогда как вероятность приручить дикого зверя, напротив, возрастает.

Огонь:
• Вспышка: маг поджигает выбранную цель. Это не мощный поток огня, который способен сжечь до костей, но обожженная жертва испытывает сильную боль и оказывается дезориентирована.
• Конус огня: руки заклинателя испускают поток огня, который способен сжечь все и всех на своем пути. Ожидаемо, огонь не делает разницы между противниками и союзниками.
Электричество:
• Молния: маг обрушивает электрический разряд на выбранную цель, нанося существенные повреждения. При достаточном количестве вложенной силы молния может вызвать кататонию или летальный исход.
Земля
• Каменный кулак: маг создает мощный каменный снаряд, который сбивает противника с ног и наносит ему серьезные повреждения.

Целительная аура - сосредоточиваясь и входя в особый транс, маг становится точкой притяжения для духов и жизненной энергии, перенаправляя которую может более эффективно творить заклинания духовного целителя. На магические атаки он не способен, пока не прервёт этот транс.
Групповое исцеление - маг накладывает целительное заклинание на нескольких человек одновременно, излечивая их раны и снимая усталость. Чем больше народу чародей пытается исцелить и чем серьёзнее повреждения, с которыми ему приходится иметь дело, тем больше времени и маны он будет вынужден потратить.
Возрождение - обратившись за помощью к духу-союзнику, маг возвращает к жизни того, кто получил несовместимые с жизнью повреждения. Заклинание требует времени, сосредоточенности, значительных затрат маны и может не подействовать, если с момента остановки сердца прошло больше нескольких минут.
Хранитель жизни - маг на некоторое время укрывает союзника своеобразным плащом жизненной энергии, заимствованной из Тени. Такой плащ консервирует все физиологические процессы в организме, благодаря чему тот, кто им укрыт, даже получив тяжёлую рану, может продолжать сражаться и дотянуть до момента, когда появится возможность получить медицинскую помощь. Если духовный целитель погибает или теряет сознание, действие заклинания прекращается.
Жизнестойкость - обращаясь к благой энергии Тени, духовный целитель на некоторое время становится полностью невосприимчив к усталости, боли от ран и урону от магии. Не распространяется на стихийную магию и урон от обычного оружия.