Убранство комнат в Убежище не могло похвастаться особой роскошью, свойственной Орлею: никаких резных канделябров или же воздушной лепнины; отсутствие высоких — прямо до потолка — окон, украшенных замысловатыми узорами витражей; и, конечно же, здесь нельзя было бы найти дорогой изящной мебели, которая своими изгибами или же материалом соблазняла не хуже самой красивой девушки. Нет, в деревеньке находилось все только самое необходимое, и уповать на какие-то особенные условия не приходилось даже советникам Инквизиции. Хотя, конечно, при желании можно было бы попытаться сделать свои покои — что уже очень неплохо для крохотной деревни — более комфортными для самих себя.
Собственно, именно поэтому Жозефина не особо огорчилась своим местом заключения, потому что обстановка в целом была похожа на её нынешние покои, хоть и с некоторыми различиями. Например, в углу стояла односпальная кровать на кривых ножках, готовая развалиться от одного взгляда; рядом небольшая тумба, которая выглядела едва ли лучше, чем спальное место; несколько подсвечников скудно освещали комнату, в основном расположившись на массивном столе, который выглядел излишне неуместно в довольно скудной обстановке.
Девушка обошла комнату — или правильнее сказать камеру? — вдоль и поперек, заглянув в все углы и под каждый предмет мебели; она даже попыталась заглянуть в высокое окно, расположенное намного выше её головы. Для этого леди Монтилье поставила на стол хлипкую табуретку, которая опасно зашаталась, стоило только девушке поставить на неё ногу. Опасения за своё здоровье в случае падения в итоге переубедили девушку не лезть так высоко, поэтому она принялась бродить уже внизу.
В целом, место её предварительного заключения оказалось мало похоже на те жуткие холодные подземелья, на которые она насмотрелась еще в Ферелдене, когда требовалось её профессиональное мнение о заключенном. Более того, здесь повсюду можно было найти отпечаток Орлея: свежее постельное белье добротного качества; светлые оттенки комнаты, которые не так давили на того, кто коротает время в ожидании приговора; небольшие занавески на окно, как будто бы в комнате хватает скудного света свечей. Даже под ногами был не холодный камень, присущий всем замкам, особнякам и прочим монументальным зданиям, нет. Здесь был постелен большой, практически закрывающий всю комнату, ковер с высоким ворсом, который замечательно заглушал шаги.
Оставалось только ждать чего-нибудь.
Жозефина не знала, сколько прошло времени, когда она лежала на кровати и бездумно смотрела в потолок: накатившая усталость придавливала её вниз, но сна не было ни в одном глазу, словно она снова стала героиней своих кошмаров и была вынуждена ждать неопределенное время, чтобы узнать, что должно произойти дальше.
Когда сил не осталось даже на то, чтобы просто лежать, леди посол с удивлением отметила, что не заметила две замечательные вещи в этой камере-комнате: перо с маленькой чернильницей и небольшое количество пергамента, впрочем, весьма дурного качества. Наверное, это необходимо для того, чтобы подозреваемый написал чистосердечное признание, раскаялся, и в письменном виде просил о безболезненной казни. Девушка усмехнулась своим мыслям.
И принялась набрасывать разрозненные мысли на бумагу.
Весьма потрепанное перо, которое, наверное, кто-то даже умудрился и погрызть, легко порхало в руке Жозефины, изящно выводя каждую букву, каждую завитушку. Картину только изрядно портили многочисленные подчеркивания, кляксы и всячески зачеркнутые слова. Девушка пыталась собрать воедино все факты, которые были и которые появились в столь короткий, но насыщенный событиями сок. По прикидкам выходило следующее.
Автор пасквилей — дворянин, причем весьма знатный и неплохо обученный; связей имеет много, но для чего-то серьезного явно не хватает, отсюда и такая игра с публикой. Далее, выходит то, что леди Лорель знала виновника, ибо же о нем догадывалась — соответственно, либо это был человек, вхожий в её дом, либо же ближайший знакомый того, кто знаком с покойной леди. Таинственный убийца был близко и пристально следил за перемещением...кого? Агентов Инквизиции или же все же семьей Буавер? Это пока не понятно, необходимо обдумать.
Дальнейший полет мысли прервал звук шагов, раздавшийся за массивной дверью в её комнату-камеру. Стремительно бросив перо в чернильницу, Жозефина одним движением смахнула все свои выкладки себе под одежду, совершенно не заботясь о том, что чернила еще не успели высохнуть. Испуганно замерев, девушка некоторое время вслушивалась за тем, что происходило там, за дверью. Но как только она начала открываться, посол резко подскочила с табурета, принимая отстраненный и холодный вид.
— Приветствую, сэр Шарль де Можирон, — и Жозефина изобразила приветственный поклон, словно была на светском приеме, а не в элитной камере тюрьмы. — Вы правы, ожидание меня несколько утомило, учитывая отсутствие здесь хоть какого-нибудь полезного занятия.
Леди Монтилье слабо улыбнулась, потому что не была способна на что-либо большее. Интерьер комнаты не столько ей надоел, сколько напоминал ей о том, что она здесь находится не для внепланового отдыха. Она здесь из-за ошибки, и совершенно не важно, чьей — за них всех вполне расплатилась уже одна леди. Стать второй леди, которая расплатится жизнью из-за своей же неосторожности, почему-то не особо хотелось. Сложив руки под грудью, девушка принялась слушать вести, с которыми пришел шевалье.
Но с каждым его словом Жозефина все сильнее сжимала зубы, чувствуя, как начинает сводить щеки от такого напряжения. Вцепившись как можно сильнее руками в предплечья, она старалась удержать на лице маску равнодушия, раз уж так получилось, что она не могла спрятаться за настоящую. Получалось плохо, как ей кажется.
— Что именно вы предлагаете мне, сэр? Сомнительно призрачный шанс на то, что меня не найдут в какой-нибудь канаве через несколько недель, полностью обезображенную и не поддающуюся опознанию? Или же вы мне предлагаете нечто такое, отчего мне будет трудно отказаться, учитывая моё печальное положение прямо сейчас?
Жозефина чувствовала, что её скоро начнет колотить. Предложение шевалье вывело её из себя сильнее, чем она могла бы представить, но если сейчас показать, как сильно волнует её дальнейшая судьба, то может произойти нечто совершенно непоправимое. Множество догадок и предположений крутились в голове, пытаясь оформиться в один общий вывод.
То, с каким жаром говорил де Можирон вызывало не только удивление, но и подозрение. Мог ли он быть причастным к убийству её старшей подруги? Или же он — всего лишь жертва обстоятельств? Но ведь жертвы никогда не будут предлагать тебе сомнительные признания, чтобы получить свободу. Нет. Слова, которые выходили из его уст были слишком знакомыми, слишком провокационными.
Глупая идея пришла Жозефине в голову. Мог ли этот шевалье оказаться тем самым неизвестным автором? Ведь он представитель известной фамилии, но в то же время достаточно незаметен. Он приближен ко множеству знатных семей из-за своего статуса шевалье, а сочетание второго и первого позволяет ему заглянуть чуть глубже в нынешнюю Игру, но недостаточно. Собственно, именно поэтому он и сделал такую жирную и сочную приманку для Инквизиции. Именно это и заставило Жозефину поспешно добавить, попытавшись вложить столько властности в голос, сколько она может:
— Снимите маску. Я хочу видеть ваше лицо, если мы начнем торговаться над моей жизнью.
[AVA]http://cdn1.share.slickpic.com/u/AnnaViller/DAAbyss/org/josy-1/web.jpg[/AVA]
