В голове шумело, во рту пересохло, дыхание было хриплым и прерывистым. От удара из Йена вышибло весь воздух, и теперь он с трудом втягивал его обратно. И все же он не пострадал: все кости были целы - как будто вартеррал четко отмерял силу удара, прежде чем отшвырнуть долийца со своего пути. Вот только мысли разбегались и сложно было собрать их вместе, чтобы понять наконец, что происходит. Лавеллан уловил запах горелого дерева и на несколько секунд почти поверил, что оказался дома, в лагере клана, и сейчас от костра охотников потянет густым ароматом жареной оленины, от которого рот наполнится слюной...
  Аромат мяса так и не появился, зато появились звуки: оглушительный рев, заставивший Йена встряхнуться и все-таки открыть глаза, и крик Дориана, от которого его захлестнула злость такая сильная, что она прогнала даже головокружение.
- Баран шемоголовый! - в сердцах выкрикнул эльф, с трудом поднимаясь на ноги. - Fenedhis lasa, как можно быть таким... таким... - подходящего слова не было ни в элвише, ни в общем языке, и Йен ограничился каким-то невнятным рычанием, которое должно было выражать всю степень его досады.
  Он был уверен - если бы Дориан не вмешался, вартеррал просто пропустил бы их, не стал бы причинять вред одному из Народа. Он и сейчас не причинял его: своей огромной лапой он смог бы раздавить эльфа, как орех, но он только убрал его в сторону и накинулся на шемлена. А еще Лавеллан понимал, что это изменится, как только он атакует вартеррала, и что ему придется это сделать, иначе чудовище просто растерзает Дориана.
- Чтоб тебя... - проворчал Йен, говоря не то о шемлене, не то о вартеррале, и вздрогнул, когда новый рев заполнил руины - огонь опалил твари голову. Если бы у вартеррала были глаза, он и в самом деле оказался бы дезориентирован, но создание Диртамена ориентировалось в первую очередь на слух. - Не трогай голову, бей в сердце! - прокричал Лавеллан, оказавшись за спиной твари и надеясь, что Дориан поймет, где искать сердце у паукообразного существа. Сам он, отойдя подальше, принялся сплетать заклинание паралича, которое уже через несколько секунд сковало вартеррала. - Сейчас! - сдавленно выкрикнул долиец - держать такое огромное существо было невероятно сложно, и от напряжения мгновенно начало ломить виски.

  Предостережение было излишним: Йен держался достаточно далеко от вартеррала, чтобы ощутить только жаркое дыхание опалившего его огня. Отойти еще дальше он не мог - нужно было удерживать тварь параличом, чтобы у Дориана была возможность и в самом деле попасть в сердце. В том, что оно у создания Диртамена есть, Лавеллан был почти уверен: Затриан когда-то рассказывал о диковинных зельях, одним из компонентов которых было как раз сердце вартеррала. Сомнения куда больше вызывало расположение данного органа: грудь у твари была очень уж условной, да и кто его знает, куда Бог Тайн заложил сердце, создавая древнего стража?..
  Новый чудовищный рев, на этот раз полный боли и тоски, а не злости, говорил о том, что Дориан ударил правильно и точно в цель. И очень вовремя - Йен ни секунды больше не продержал бы заклинание, и то рассыпалось, отзываясь во всем теле усталостью и облегчением одновременно. Вартеррал в последний раз взвыл, его огромные лапы неловко подкосились, и он рухнул на землю бесформенной грудой хвороста. Долиец тяжело перевел дыхание, с трудом сдерживая порыв усесться прямо на землю и не шевелиться как минимум час, и поспешил к Дориану.
- Ты в порядке? - выпалил он, едва оказавшись рядом. - Не ранен? - и только убедившись, что шемлен цел и невредим, яростно накинулся на него - Дориану достался увесистый тычок в плечи. - Зачем, ради всего святого, ты его атаковал?! Ты хотя бы понимаешь, кого ты убил?! Fenedhis lasa, вы, шемлены, называете нас дикарями, а сами кидаетесь на все, чего не может постичь ваш ограниченный разум! - с каждым новым обвинением голос Йена звучал все громче и выше, а сам он выглядел так, словно вот-вот кинется на Дориана - даже в глазах появилась недобрая звериная желтизна. - Лучше молись, чтобы легенды оказались правдивыми, и он и в самом деле возродился вновь! - рявкнул под конец эльф, указывая пальцем на оставшегося за вартеррала.
  Может, если бы Лавеллан не был так вымотан всеми последними событиями и бессонницей, его гнев оказался бы не так силен, но сейчас его переполняло бешенство. Так мало осталось того, что по-прежнему могло напоминать долийцам об их великом прошлом, об их истории и их богах. Шемлены век за веком уничтожали эльфийское наследие, и только что один из них уничтожил древнее существо, созданное когда-то одним из Творцов. А он, Йен, принял в этом непосредственное участие!

  Глупо было ожидать, что Дориан признает свою неправоту и смирится с заслуженностью слабого пока телесного наказания. Тот ввязался в ссору так охотно, словно ему это было нужно после пережитого страха и после яростной схватки с чудовищем. Йен этому даже обрадовался: в нем кипело сейчас так много гнева, что просто необходимо было его куда-то выплеснуть. И что лучше подойдет для этой цели, чем базарное переругивание с шемленом и немного рукоприкладства?
- Единственный слепой здесь - это ты! - рявкнул Лавеллан, не жалея голоса. Если до этого, ступив на территорию Долов, он предпочитал говорить негромко и почтительно, теперь вздорный характер брал верх над уважением к святыне предков. - Он не собирался меня сжирать, он уже признал меня и просто ушел бы, пропустив нас вперед, но не-е-ет! - с каждым словом долиец кричал все громче и размахивал руками перед лицом Дориана. - Тебе ведь виднее! Ты ведь у нас великий эксперт по эльфийским легендам, ты каждый день встречаешься с вартерралами, и точно знаешь, чего они хотят и что они сделают в следующий момент! И если я говорю, чтобы ты молчал и не лез - это смело можно игнорировать, потому что - ну в конце концов, что я вообще понимаю в этом, да?!
  Этот короткий, но страстный монолог был насквозь пропитан ядом - такая злая язвительность просыпалась в Йене нечасто, но вот шемлену удавалось будить ее без особого труда. Зато эльфу это как будто помогло - он перевел дух и заметно успокоился, приглаживая всклокоченные после удара волосы. Он уже собирался ответить на вопрос Дориана  и вообще рассказать о том, с каким удивительным чудом они только что столкнулись, но тут он увидел язычки пламени на ладони тевинтерца.
  Показалось, что эти крошечные огоньки отозвались во всем теле долийца таким яростным пламенем, что его даже в жар бросило. Прорычав что-то нечленораздельное, но явно нелестное, он повалил Дориана в снег и принялся молотить мелкими кулаками по его плечам и рукам, не сдерживая силу.
- Нельзя! Быть! Таким! Шемоголовым!

  Эти крошечные язычки пламени, говорившие о том, что Дориан готов решать проблемы привычным ему способом - жечь и пепелить, - взбесили Лавеллана больше всего. В Долах все было таким хрупким, непрочным, здесь требовался тонкий подход, а не размахивание секирой. Не говоря уже о том, насколько эльфийским было все вокруг, и даже если бы на них вдруг напали рассерженные духи его предков, Йен предпочел бы, чтобы шемлен не демонстрировал чудеса своей разрушительной магии.
  Эти руины, могилы, находившиеся под ними, кости, по которым они шли в лесу, даже вартеррал - все это относилось к тому самому наследию, которое долийцы должны были хранить и оберегать, и Йен не мог смотреть на то, как еще один шемлен уничтожает это. Более того - его шемлен, которого он сам, добровольно привел в это место.
  Поэтому крики Дориана и его попытки перехватить руки эльфа не оказывали на последнего никакого действия - тот продолжал колотить его по всему, до чего только дотягивался, щадя разве что лицо. Но когда вдруг прозвучали слова "я испугался", Лавеллан все-таки остановился, а через мгновение уже оказался прижатым к земле весом шемлена. Нелегко признаться в страхе, Йен знал это, и это заставило его замешкаться. А потом Дориан извинился, показывая все же, что понял свою неправоту, и долиец вновь начал остывать. Дориан защищал его - так же, как стал бы защищать его сам Йен, столкнувшись с чем-то опасным и незнакомым, и вряд ли в такой ситуации он стал бы прислушиваться к заверениям, что "эта смертоносная штука ничем нам не угрожает".
- Ладно, - нехотя сдался Лавеллан, все еще подрагивая от затихающей злости, но уже явно смягчившись. - Я тоже испугался за тебя, - негромко признался он и мягко прикоснулся к лицу Дориана, воспользовавшись тем, что тот уже не так сильно сжимает его запястья. - Вартерралу ничего не стоило бы разорвать тебя на части или раздавить, а я не могу потерять тебя, ma vhenan... - он порывисто обнял любовника, вдыхая его такой знакомый и такой успокаивающий запах, и только спустя минуту отстранился, неловко поднимаясь с земли. - Ты даже не представляешь, с каким чудом мы столкнулись, - с улыбкой произнес Йен, отряхивая плащ и волосы от налипшего снега. - В легенде говорится, что Диртамен, бог мудрости и тайн, создал вартеррала для того, чтобы тот защитил милый его сердцу город от высшего дракона. Он сотворил его из деревьев и камней, вдохнул в него жизнь и сделал бессмертным стражем. Диртамен уже давно пребывает в заточении, а его создание живет и охраняет реликвии и тайны Народа. Пока ему есть что сторожить, он не может умереть. Если это правда, то этот вартеррал возродится в другом месте, где есть еще какие-нибудь эльфийские ценности. Или, может, все-таки здесь?.. - задумчиво проговорил долиец, оглядываясь вокруг. - Мы ведь находимся в Бастионе Эльгарнана, emma lath, а под нами - могилы Изумрудных рыцарей, наших величайших героев. Ему точно есть что охранять здесь... - он умолк на какое-то время, застигнутый вдруг тревожной мыслью, что без вартеррала это место может быть разграблено, как и многие другие, а затем встрепенулся и посмотрел на Дориана. - Пойдем? Нам ведь все еще нужно сделать то, зачем мы пришли сюда. И прошу тебя - там, внизу, лучше спроси меня дважды, прежде чем сжигать кого-нибудь или что-нибудь!

  Сравнение с вартерралом оказалось неожиданно лестным, и Йен посмотрел на шемлена с нежностью и благодарностью. Последняя была вызвана тем, какое уважение Дориан всегда проявлял к тем осколкам, что остались от эльфийской культуры и истории. Конечно, нападение на вартеррала невыгодно выделялось на фоне этого уважения, но Лавеллан все же готов был признать - у Дориана были на то причины.
- Жаль, что я не так же долговечен, как он, - слабо усмехнулся Йен, вслед за шемленом пробираясь через груды камней и сугробы. - Но в чем-то ты прав: чтобы ни происходило с долийцами, какие бы беды нас ни настигали, мы не можем сгинуть, пока нам есть что хранить. Ma serannas, ma vhenan, я никогда не думал об этом так.
  Он шагнул ближе, чтобы признательно прикоснуться к руке Дориана, но так и замер, когда его взгляду предстало ужасающее зрелище. Шемлена он теперь почти не слышал: только смотрел во все глаза на следы побоища. Хотя побоища ли? Большинство эльфов не были даже вооружены, а те, у кого в ножнах были мечи, не успели достать их прежде, чем их настиг магический огонь.
- Думаешь, это орлесианцы? - сглотнув тугой ком, вставший в горле, Йен попытался заговорить спокойно, но при этом не мог отвести взгляд от страшной картины. - Хотя откуда в их армии маги?.. Наверное, венатори. Я помню, Хардинг говорила, что они проявляют интерес к эльфийским постройкам...
  Все это не имело никакого значения: непоправимое уже случилось, а месть за эти смерти просто затеряется среди более важных целей. Йен понимал это, и от этого понимания ему было так же горько, как и от того, что он не испытывал ярости или возмущения. Идет война, и перед ним не первые и не последние ее жертвы - в том числе среди его народа.
- Falon'Din enasal enaste, lethallin, - еле слышно прошептал он, опускаясь на колени рядом с одним из тел и прикасаясь рукой к его спине. А затем выпрямился, стиснул зубы так, что заломило в висках, и обронил, не глядя на Дориана: - Пойдем. Мы ничего больше не можем сделать для них. Я знаю, кому сообщить о случившемся, чтобы о них позаботились, - добавил Лавеллан, вспомнив о Рине.
  Направляясь в Динан'Ханин, даже с такой малоприятной целью, Йен ожидал, что испытает восторг и священный трепет, едва переступив порог легендарного места. Но перед глазами по-прежнему стояли обгоревшие трупы и искореженный аравель, и возвышенное чувство не торопилось приходить. Чтобы как-то разогнать этот морок, долиец заговорил, очень вовремя вспомнив вопрос Дориана:
- Изумрудные рыцари были лучшими из эльфийских воинов во времена, когда Долы еще принадлежали нам. Они охраняли наши земли от вторжений, стерегли границы, отгоняли проповедников, которым не терпелось принести нам "свет истинной веры", - лицо Йена скривилось так, как будто он и в самом деле был там восемьсот лет назад, и это на его глазах назойливые миссионеры пытались уговорить долийцев отвернуться от Творцов. - Ты помнишь статуи волков в Долов? - спросил он, обернувшись на Дориана. - Такие волки всегда сопровождали Рыцарей: они воевали вместе, делили трапезу, а когда воин спал, волк охранял его сон, - презрительное выражение на лице Лавеллана сменилось теплой улыбкой - он понемногу оттаивал после увиденного. - Когда шемлены начали войну с долийцами, Изумрудные рыцари встали во главе нашей армии. Они сражались храбро, и каждый из них стоил десятерых шемленских солдат, - некоторое время Йен молчал, точно перед его глазами проносились события давно минувших лет, а потом едко усмехнулся. - Конечно, ваша история говорит об этом иначе. Изумрудные рыцари - дикари, язычники и еретики, оскорблявшие своим существованием Создателя и Андрасте, насиловавшие шемленских женщин и поднимавшие младенцев на мечи. Даже в том, что началась война, обвинили именно их! - с возмущением добавил он, вспомнив записи о Ред-Кроссинге в церковной библиотеке. - Память шемленов недолговечна: сначала они забыли о том, что их пророчица обещала нам эти земли, а потом и о том, что это они явились сюда с огнем и мечом, чтобы навязать свою веру.
  Все время, пока Лавеллан рассказывал, они продолжали спускаться под землю, пока перед ними не появился огромный зал, украшенный изящными мозаиками в три человеческих роста. Этот зал окружали узкие коридоры, сейчас полностью погруженные в темноту.

  Осторожно ступая по некогда белым камням, невозможно было не думать о том, что эти стены не слышали звуков голосов много столетий. Впрочем, это было не совсем верно - в этих залах наверняка уже не раз побывали мародеры, но отсюда нечего было вынести, здесь не было никаких сокровищ. Для шемленов по крайней мере, потому что для Йена драгоценным был даже сам воздух, казалось, еще помнивший великих героев, нашедших здесь когда-то свой последний приют.
- Я имел в виду шемленскую историю, - рассеянно отозвался Лавеллан, когда Дориан поправил его. - Ir abelas, ma vhenan, мне сложно не обобщать. Неудивительно, что в Империи ничего не знают об Изумрудных рыцарях - для Тевинтера история моего народа закончилась в тот момент, когда они уничтожили Арлатан. С тех пор не было эльфов - только рабы, ведь так? - Йен не обвинял, не тыкал в очередной раз Дориана носом в мрачное прошлое и настоящее его страны, он действительно спрашивал, верно ли он понимает положение дел. - Как бы то ни было, место, в котором мы находимся - это гробница не только величайших героев среди эльфов. Это и гробница Народа - символ того, как ему во второй раз переломили хребет. Иногда я думаю, что третий раз станет последним...
  Не думать об этом сейчас было сложно: если объединенные силы долийцев и плоскоухих потерпят поражение, если дерзкая затея Бриалы и Рина не увенчается успехом, разъяренные шемлены не успокоятся, пока не изведут все эльфийское племя под корень. Йен назвал бы это безумным, ненужным риском, если бы только ставки не были так высоки - в случае победы эльфы вновь обретут дом. Настоящий дом, а не эту жестокую насмешку - клетки эльфинажей, в которые загнали их шемлены после поражения.
- Мы с тобой проходили через Валлас'Дален, - очнувшись от своей глубокой задумчивости, Йен начал отвечать на многочисленные вопросы Дориана. - Это и есть памятники павшим, даже если все, что видят шемлены, глядя на них - это деревья и камни, - он жестко усмехнулся и продолжил, вслед за Дорианом приблизившись к одной из мозаик. - Сложно сказать, почему именно волки - наверное, потому же, почему шемлены в конце концов одомашнили их и вывели своих собак. Сильные, смелые и верные животные, которые никогда  не предадут того, с кем связаны, - Йен не смог произнести слова "кому служат" - даже в отношении волков. - Долийцы хранят легенды о зачарованном оружии, созданном еще в то время, когда эльфы только поселились в Долах. Это меч Эванура, луки Тенасарин и Дал Валласан, Зеленокрайский топор и другие. Но о них почти ничего не известно, кроме названий - были ли у них волшебные свойства, где они теперь, никто не знает... Кстати, мы сейчас как раз смотрим на Маталина - первого из Изумрудных рыцарей и первого же владельца легендарного Эвануры, - Лавеллан улыбнулся изображенному на мозаике эльфу, словно старому другу. - Его именем теперь назван один из кланов - так же, как и прочие кланы носят имена героев, пусть некоторые из них и уже забыты. Я, например, не знаю, чем был славен мой предок Лавеллан, - с грустью добавил долиец. - А это Вахарель, - он указал на следующую мозаику. - Он возглавил большой отряд Рыцарей, которые смогли захватить Монтсиммар. И Бриатос - его знали, как самого чуткого стража границ Долов, еще до войны. Они все здесь - Линдиране, Сулан, Номарис, Талим... - на некоторое время Йен умолк, пораженный до глубины души тем, что видел, а потом очень тихо добавил: - Даже в разгар войны мои предки нашли время, чтобы увековечить память о них.
  Они пересекли зал и двинулись по одному из коридоров, огибавших его. Здесь было совсем темно, и долиец уже собирался попросить Дориана зажечь огонь, но заметил на стене изящный светильник, по поверхности которого то и дело пробегали зеленоватые искры. Зачерпнув энергию Тени, Йен протянул руку к светильнику, и тот вспыхнул неестественным, но ярким завесным огнем.
  Именно в его свете стали видны высокие камни с вычерченными на них рунами, которые встречались каждые три шага по коридору. Лавеллан поднес огонь к одному из них, и руны вспыхнули, позволяя прочесть:
- Двое, что пришли накануне,
Сражались как один и пали как один.
Рин, Илан, Фалон'Дин энасал анаст.
  Негромкий голос эльфа прокатился по коридору многочисленным эхом и умолк, снова вернув в гробницу царствовавшую здесь тишину. Йен осторожно прикоснулся к камню, а потом завертел головой, осматриваясь - впереди было еще много таких же камней.
- Это эпитафии погибшим рыцарям, - тихо пояснил он. - Но здесь нет самих могил - видимо, надо идти дальше.

  Мир меняется. В этом Дориан был прав, и Йен едва сдерживался, чтобы не рассказать ему, какие еще перемены ждут впереди среди прочих. Скрывать что-либо от шемлена было мучительно, но Лавеллан держался - это была не его тайна. Он расскажет потом, когда действия эльфов уже не будут требовать такой секретности и станут очевидны для людей.
- Память - это то немногое, что еще осталось у Народа, - ответил Йен, не убирая руку от камня, казавшегося потусторонним в свете завесного огня. - Неудивительно, что к ней относятся так серьезно. Но все-таки очень много было утрачено за века и не подлежит восстановлению. И еще столько же будет потеряно из-за этой войны, - с горечью и злостью одновременно добавил он.
  Ему было безразлично, что шемлены воюют друг с другом - пусть бы хоть залили кровью все свои города. Но его доводило до бешенства то, что территорией этой войны стали Долы - священные для эльфов земли. И словно мало было этого - к ним присоединились красные храмовники, венатори и вольные граждане... И вполне возможно, что к тому времени, как шемлены закончат доказывать друг другу, кто главнее, от Долов останется одно только унылое пепелище.
  "Пускай, - со злой решимостью подумал вдруг Йен. - Мы сможем вернуть его к жизни, и тогда никто уже не отберет у нас наш дом".
- Мы с тобой видели наверху, что случилось с теми долийцами, что несли здесь дозор, - глухо отозвался он на слова Дориана. - Нас очень мало, ma vhenan, и мы рассеяны по свету. Хотя бы внутри своих кланов мы должны держаться вместе, потому что... потому что одинокий эльф - легкая добыча, - с горечью закончил он, вспомнив обгорелые трупы. - Возможно, когда-нибудь... - начал он с жаром, но запнулся и договорил скомканно: - ... все изменится.
  Становилось все сложнее контролировать собственные слова - Лавеллан не спал уже двое суток, и это играло злую шутку с его разумом. Если бы не присутствие Дориана, он, должно быть, давно уже соскользнул в болезненный сон, но шемлен говорил с ним, и это помогало держаться за явь.
- Они могли быть братьями или возлюбленными - теперь уже никто не узнает. По крайней мере, они погибли рядом - в этом есть что-то... утешительное, - Йен нашел в себе силы улыбнуться и на мгновение сжать пальцы Дориана, а затем решительно кивнул. - Да, надо искать спуск. Мне кажется, там впереди я вижу ступени...
  Ступени и в самом деле нашлись - в конце коридора, который Лавеллан проходил неторопливо, читая надписи на каждом камне. Ему казалось, что это нужно сделать - отдать дань памяти и уважения тем, кто погиб здесь. Прежде, чем и он, возможно, присоединится к ним.
  Спустившись вниз, они обнаружили завал - пришлось искать обходной путь. Для чего использовались эти подземные ходы, Йен понять не мог - они больше всего пострадали от войны или времени, и представляли собой груды камня и дерева, в которых невозможно было уже узнать что-либо.
  Пришлось изрядно попетлять, прежде чем они нашли более или менее чистый проход, который упирался в высокую, чудом не пострадавшую дверь. Лавеллан уже собирался устремиться к ней, но остановился перед высокой статуей, изображавшей эльфийского воина с волком, сидящим у его ног. Время не пожалело скульптуру: от меча осталась одна рукоять, недоставало руки, а волк лишился ушей, но даже в таком виде от нее захватывало дух.
  Должно быть, именно из-за того, как долго и пристально Йен всматривался в статую, он и заметил, что наверху, на шее рыцаря что-то блестит. Затея была рискованной, может, даже самоубийственной, но долиец все же решился: вручив светильник Дориану, он встал на спину волка, оттуда - на сгиб локтя рыцаря и подтянулся выше, ухватив наконец то, что привлекло его внимание.
  Это оказался стершийся от времени медальон из железной коры, который Йен и продемонстрировал Дориану, когда спустился вниз. Он сдул пыль и на идеально вырезанном круге обнаружилось искусное изображение головы волка, которое долиец ласково погладил большим пальцем.
- Мне кажется, его оставили здесь не просто так, - задумчиво произнес он, поднимая взгляд на шемлена. - Просто чудо, что мародеры не добрались до него! Наверное, не хотели свернуть себе шею... - с медальоном в руке Йен приблизился к двери и убедился в правдивости своих слов: она была надежно заперта, но вместо замочной скважины имелось круглое углубление. Он осторожно приложил к нему медальон, и замок глухо щелкнул, открываясь. - Ты готов? - горло мигом пересохло, и из-за этого последние слова прозвучали совсем тихо и хрипло.