- Отнеси ее тем, кто хочет есть.
Все, что было после обороны Убежища, Мойра помнила очень смутно: что-то другое делало за нее всё, что нужно, командовало, собирало, помогало разбирать местные развалины, даже разговаривало с солдатами. Потом она возвращалась в эту комнату и садилась в углу, и, спроси ее кто, она бы не смогла даже ответить, есть ли тут постель, и спит ли она в ней.
Как-то не по-человечески все происходило, по правилам приличия следовало бы считать, что мир рухнул, и по этому поводу убиваться - ну, потому что он действительно если не укатился в бездну, то держался на волоске. На том самом, будь он неладен, который назывался "долг".
И, может, поэтому, всем, что отчетливо ощущала банна Стаффорд, была смертельная усталость. От всего сразу. От едва начавшейся зимы, от того, что все, кто ей нужен - а их так мало - все пропали, от этого ощущения, будто у тебя отрубили правую руку, которое так трудно пережить, когда и от души осталась едва ли половина, от себя самой устала, от постоянного холода, от попыток понять, когда же все это началось, и когда ее замечательная, налаженная жизнь, идущая по плану, в который не допускались никакие душевные порывы - вот когда она покатилась по наклонной? Да еще по такой, которая привела к этому.
"Лучше бы умер Освин," - в который раз со всей безжалостностью потерявшего думала она, и порой эта мысль заедала в голове, повторяясь там бесконечно, и не находя выхода наружу.
До утра.
А сейчас до утра было еще далеко.
Запах еды, распространившийся по комнате, кстати, не такой уж неприятный, уже привычно вызвал тошноту. Время от времени удавалось что-то такое в себя впихнуть, вроде хлеба, но исключительно по необходимости и напоминанию, не всегда успешному: Мойра заметила незнакомое лицо и рыжие локоны, а потому, потянувшись было к сапогу, вовремя опустила руку. Ну нехорошо как-то - кидать в добрых женщин тяжелыми предметами, она в общем, не виновата в том, что не знает, куда сунулась.
Так, сейчас надо выдохнуть, как обычно, собраться и вот это всё.
- Спасибо тебе, милая, но я действительно не голодна, - со всей убедительностью, на которую была способна, произнесла Мойра, поднимаясь на ноги. Голова неприятно закружилась, будто в насмешку, и пришлось опереться рукой о стену, как раз, чтобы упереться взглядом в рыжую макушку, кое-как освещенную остатками сумерек в окне, - я уверена, что ты прекрасно готовишь, и там точно есть кто-то, кто это оценит.

Мойра молча выслушала всю длинную тираду женщины, обладающую каким-то странным магическим воздействием - она еще не понимала, что происходит, но почему-то уже становилось лучше. И так же молча села обратно на кровать, не делая попытки согнать с нее вошедшую, только смотрела с некоторым недоумением, как человек, недавно пришедший в себя и еще не понимающий, где находится.
- Ты прости, милая, - чуть виновато сказала она, - но я правда не могу. Нормальная еда, не ругай ее, что такого, хлеб всегда хлеб, картошка, в общем, тоже съедобна, не гнилая и ладно. И травки твои я чую. Но не могу. Не лезет в меня, прям выворачивает. Не знаю, почему. Давай, ты сама съешь? А мы никому не скажем. И ты сиди, это ничего.
Может, пожелай бы вошедшая найти какой-нибудь способ, чтобы не оказаться выкинутой в окно, специально - она бы лучшего не нашла, стоило ей заговорить про усталость, как подступающее раздражение схлынуло, оставив неожиданное вполне человеческое сочувствие.
Банна без всякого почтения к своему происхождению устроилась на полу напротив рыжей женщины, с бесцеремонным любопытством стянула с той сначала башмаки, потом один из чулок - так, будто имела на это полное право - и присвистнула.
- Весь день? А, может, всю ночь и весь день, и еще предыдущих пару? Что таскала? Ведра? Людей? Камни со стены? Небесный свод на плечах? - язвила привычно, но улыбнуться так и не могла, а потому вышло скорее раздраженно, чего в другой раз Мойра старалась бы избегать, - сиди, не дергайся. Если хватятся, скажешь, что я задержала.
Обитательница этой берлоги печали сдернула с Морин второй чулок, кинула через плечо и встала, привычно, сразу во весь рост, едва избежав встречи головы с низкой потолочной балкой. Голова мстительно закружилась снова.
- Щ...щас, - сказала Мойра, - подожди...
Сила воли донесла ее до угла, в котором были свалены доспехи и то немногое, что она успела взять с собой в сумке.
- На. Ноги натри и сиди, - в руки незваной гостье легла небольшая банка с мазью, - отдыхай тут. Только мне не мешай, подвинься, я лягу.

- Из чего отвар, тоже из картошки? - насмешливо поинтересовалась Мойра, которая вообще ничего не имела против того, чтобы лежать рядом с проституткой из Киркволла, и даже не потому, что понятия не имела, с кем рядом лежит. Так-то вот если подумать, мало ли в ее жизни было девиц не самого тяжелого поведения?
А тут, в общем, такое время и такое место, что да, не до выяснения родословных.
Это ж все равно, что в госпитале на одной рогожке с кем-нибудь валяться.
Все они тут немного... раненые.
- Ешь давай, раз не против. А то остынет. И эль тоже, я не пью, - сухо продолжала банна, и отчего-то призналась рыжей, - меня с глотка уносит. Далеко и насовсем. В первый раз как попробовала, думала, всё, Тень увижу, Создателя и сад с радужными мабари в крапинку. С тех пор ни-ни. А сейчас, между прочим, эль пить полезно.
Лежать в полутемноте было гораздо приятнее, чем сидеть, и, пока рыжая говорила о чем-то отвлеченном, даже уютно, только сейчас Мойра поняла, как замерзла, и что холод в последнее время поселился у нее где-то глубоко в костях, и не хочет выходить. Она даже ненадолго испытала желание сгрести эту незнакомую женщину в обе руки и так лежать, пока не согреется, но успешно подавила его в себе, потому что...
Ну, неприлично как-то.
А потом вопрос застал ее врасплох.
- Ты, конечно, не первая женщина, которая лежит в моей постели и я даже не знаю ее имени, но обычно между нами что-то происходило прежде, чем мне начинали задавать такие вопросы, - если бы Мойра улыбалась, это сошло бы за шутку, но она даже не попыталась, поднимаясь на локте и все с тем же болезненным любопытством вглядывыясь в лицо гостьи, - ты имеешь в виду - что случилось недавно, или вообще что случилось? Недавно у меня... брат погиб. А вообще - сама задаюсь этим вопросом. Почему тебе интересно?

Отредактировано Мойра Стаффорд (30-10-2015 00:04)

- Я не слежу, ты сама сказала, что устала, - педантично поправила Мойра, чуждая всяким там метафорам. Рыжая, очевидно, совершала ту же ошибку, что и некоторые другие - почему-то сочла ее хорошим человеком. Может, из склонности хороших людей во всем видеть себе подобных.
И ошиблась.
Но ни делать зла, ни обижать ее банна Стаффорд не собиралась, потому что - стыдно даже признавать такие вещи - рыжая просто пришла, как приходят кошки, или там, мабари, и просто тут есть, и от этого уже легче, потому что, как оказалось, нужен был кто-то незнакомый, но живой. Кто-то, с кем у нее не будет бесед на тему "каким он парнем был", потому что если вдруг начнется, то она не выдержит. И не будет орать и топать ногами, а сразу начнет убивать людей.
Гостья оказалась то ли умна, а то ли осторожна, и ничего такого не сделала. Даже не попыталась.
- Не надо ничего ни у кого отбирать, - Мойра собиралась было произнести наставительную речь на тему воровства, соблюдения законов в обществе, гномов, которые, без сомнения, жмоты, но это не повод, и того, что добрые намерения не могут быть причиной для такого вот поведения, но тут рыжая подскочила в темноте так, будто ее шилом в бок ткнули.
- Тебя что удивляет? То, что они незнакомые, или то, что женщины? - Стаффорд не двигалась с места, с некоторым исследовательским интересом разглядывая собеседницу. Так люди, занятые своими мыслями, начинают ломать то, что у них в руках, или, не замечая, копаться в чужой голове.
Потом она удивится тому, что тут вообще происходит. Комедия абсурда. Орлесианская. Для полного сходства нужна еще пара эротических сцен.
- Как тебя зовут? Откуда ты? Что здесь делаешь - в Инквизиции, я имею в виду? - ах, проклятая привычка не вести беседы, а почти что допрашивать.

- Морин, - зачем-то повторила Мойра, устраиваясь обратно на подушке, - ты просто кладезь мудрости, Морин, они действительно лезут под руку и мешаются. В большинстве.
Честный взгляд рыжей ее немного озадачил, уж слишком он был ясен, на нее таким обычно смотрели... мабари смотрели, вот, например, если Ласка сгрызла ножку стола, а ты ей так "и кто это нехорошая девочка?"
или вот еще иногда Баррет...
Мойра зажмурилась и тряхнула головой.
- Еще бы ты осуждала, - устало бросила она, - но вообще невеликое диво, я тебе в два счета объясню: когда женщину покупаешь, или соблазнишь, не знаешь ее имени, и наутро вы расстаетесь. Разошлись и забыли. Ей твое имя ни к чему, тебе ее - тем более, меньше людей в твоей жизни - меньше печалей, знаешь ли. Вот так всё просто. Я, знаешь ли, однажды это правило нарушила.
Под закрытыми веками встало нечто такое, что Мойра рывком села, зажимая ладонью рот, от сухой тошноты чуть слезы из глаз не покатились, и пришлось ждать, пока продышишься. Хоть беги, открывай намертво всохшее в раму окно, если, конечно, хочешь, чтобы потом пришлось его подушкой затыкать.
- ...ее убили, - наконец резюмировала банна Стаффорд, когда первый порыв прошел, - я теперь, знаешь, думаю, зря ты мне представилась и разговоры все эти ведешь, а то мне как кто хочет что хорошее сделать, так вечно вот этим заканчивается. Надо было тебе, милая, брать ноги в руки и бегом отсюда, потому как одна от меня беда.

- Я все время забываю, - не открывая глаз, сказала Мойра, - какие люди разные. Нет, Морин, не знаю, как ты, а я не люблю, когда людей много. Поэтому дело происходит, как с золотом. Знаешь, как его добывают, когда оно самородное? Берут такое сито, насыпают песок и промывают в ручье, копаются, рассматривают, в конце остается несколько крупинок золота. А то и вовсе самородок. Только это редко бывает, очень редко, нужно очень много песка выкинуть. Некоторым людям, образно выражаясь, хватает карманов и на песок, только я так плохо сделана, Морин, что у меня карманы неглубокие, и песком их занимать я не хочу.
Повторение ее имени само по себе обладало каким-то успокоительным эффектом. Почти перестало тошнить, и даже - вот странное чудо имени этой ночи - запах хлеба стал казаться привлекательным.
- Только беда в том, что люди - не самородки. Они уходят, или умирают, теряются, или ты для них становишься песком... и тогда ты остаешься вот так у этого демонова ручья с ситом, руки замерзли, и то ли сито зашвырнуть, то ли карманы отрезать. И тогда я думаю, да, хоть бы кто бесить пришел. Но тут, - хмыкнула ферелденка, - в песке немножко сверкает.
Она, наконец, подняла веки, сквозь темноту вглядываясь в лежащую на кровати женщину: видно было плохо, и все, на что хватало колкого зимнего света сквозь окно - два светлых пятна, лицо и сложенные руки.
- Там, снаружи, очень холодно, - сказала Мойра, наклоняясь над гостьей, - и здесь, внутри, не лучше. Ты меня греешь, а не бесишь, Морин. Оставайся до утра.

- Хорошо. Тогда ешь, как мы договаривались, и эль - он весь твой, - Мойра была не большой любительницей находить себе новых знакомых на свою голову, но иногда, совсем редко, некоторые люди прямо вызывали желание их приручить.
Хотя вот эту Морин и не нужно было приручать особенно, она, как бездомная кошка, тянулась к рукам, стоило почесать, и в этом не было ничего жалкого или неприличного, скорее, это вызывало какое-то болезненное возмущение: ну демоны же побери, кошки не должны быть бездомными. Кошки должны лежать в тепле у огня, гонять мабари от миски, мурлыкать на коленях и отращивать жирные бока, потому что всем известно, чем пушистее кошка, тем теплее и богаче дом.
Это чей-то дом, выходит, свое счастье потерял.
- Завтра я уеду. Но потом вернусь, - почему-то было очень важно предупредить, будто от этого что-то зависело. Как будто было важно, чтобы бездомная кошка не решила, что ее бросили опять, - привезу нормальной еды, зерна и эля.
В конце концов, она не разорится, если один год не продаст все это, а накормит голодных. Вот отец тоже говорил, что в саване карманов нету и в могилу с собой все не унесешь.
Вообще, что душой кривить, что бы тому ни было виной, Мойра с удовольствием бы сняла с гостьи ее рубашку сегодня. Не то, чтобы ей жизни не было без интрижек посреди развалин, голода и холода, с вот этим ощущением, будто руки лишилась, но...
Да, посреди пустоты, холода и окончательно истаявшей надежды почему бы и не погреться об кошку, если та пришла сама и манит рыжим боком?
- Тебе что-нибудь привезти из моего дома, Морин?

Мойра вздрогнула, когда рыжая внезапно ожила - с другой стороны, чего бы еще следовало ожидать? В те времена, когда она была еще обычной девушкой, ее бы тоже привело в такое состояние упоминание о подарках.
- Ты меня здорово озадачила, Морин, - с незлой насмешкой сказала банна из темноты, - я не могу не обещать тебе подарки, но теперь не смогу попросить тебя остаться, это что ж получится, будто я тебя купила, или что-то такое, прости, Андрасте, а я ведь не хочу тебя обидеть совсем... но да, платьев у меня хватит, я как раз лет в шестнадцать была твоего роста и твоих форм. Потом вытянулась, высохла и почти перестала платья носить.
И не то, чтобы по этому поводу страдала, по правде говоря, в доспехах Мойра чувствовала себя куда солиднее, привычнее и удобнее. Она никогда не относила себя к воительницам, фыркающим при одном слове "платье" и презирающим "бабские штучки" - ничего подобного, всему свое время и место, но точно так же не была и одной из тех, которые, сняв кольчугу, тихонько вздыхают о тонких рубашках и золотом шитье.
Кстати, о золотом шитье.
Кое-что определенно приведет рыжую в восторг.
- Вот насчет туфелек я не уверена, но поищу. У тебя от этих ноги до колен сотрутся скоро - охрометь, дожидаясь красивых платьев, это, знаешь ли, невесело. Так что мазь себе оставь. И ешь уже, наконец, остыла твоя похлебка и эль нагрелся.
Помянув всех демонов, Мойра перекатилась на живот и села, освобождая Морин дорогу к столу и наскоро приглаживая встрепанные волосы.
- Хм... а хлеб, знаешь, подели-ка надвое. Я попробую.
От запаха уже привычно подвело желудок, но она все еще не была уверена, не начнет ли он выворачиваться наизнанку снова, стоит в него попытаться что-то положить.
- Иди-иди, - без труда подняв гостью за талию, банна Стаффорд поставила ее на ноги и попыталась даже в темноте поправить локоны, чтобы те легли, как надо, - сама, наверное, весь день не ела ничего, а, в отличие от меня, по всему Скайхолду носилась. Фу такой быть. И эль выпей.

Отредактировано Мойра Стаффорд (16-11-2015 15:08)

Мойра молча наблюдала, как Морин безрадостно жует свой - то есть, ее - ужин, и думала, что в былые времена непременно заржала бы в голос, рискуя напугать и обидеть рыжую еще больше. Ну надо же. Вот ведь как бывает...
- Я смотрю, тебе нелегко далось это решение, - с незлой насмешкой сказала она, протягивая руку под локтем у женщины. За фляжкой эля.
Андрасте, спаси нас всех. Ей просто надо. Очень надо отключить голову. Совсем. Эль был то ли сладкий, то ли горький, демоны его разберут, но кто вообще такую дрянь в своем уме пьет? Ничуть не лучше он стал с тех пор, как Мойра его впервые попробовала.
- Я не предлагала тебе выбрать, - сказала банна Стаффорд, когда рыжая отставила в сторону пустую тарелку, - это вообще о другом было. Так что тебе останется только подождать моего возвращения и постараться не сгинуть где-нибудь, как... как они все. Это всё, и неважно, каким будет утро. Иди сюда.
Она сама же не дала Морин последовать приглашению, твердой рукой подхватывая за талию рыжую кошку и усаживая рядом - у кого бы путались пальцы в рыжих волосах, но между пальцев Мойры медь рассыпалась на крупные локоны, и это было хорошо. Это было почти так же хорошо, как вкус ее кожи за ухом, как запах, в котором ничего не было от какой-нибудь, прости Андрасте, утонченности, зато много от огня, земли и жизни, самое то, что сейчас было нужно. Так же хорошо, как мягко стукнувшее в виски опьянение: немедленно.
Вот никогда это не любила, но сейчас было очень кстати.
- Ты только не подумай, - с лихорадочно блестящими глазами убеждала Морин ее неожиданная "насильница", - я не потому что... по-другому не могу. Мне просто... так надо было, - и, не давая ответить, целовала с каждым разом все более властно.