Биться с каким-нибудь гарлоком или генлоком не так уж и сложно, особенно если у тебя за спиной недурной стаж, а в крови Скверна. Другое дело, что на смену умершему порождению всегда придёт новоиспечённый, и это лишь вопрос времени - когда рука твоя онемеет под тяжестью щита, когда сила и лёгкость покинет ноги, и ржавый, но острый клинок порождения вспорет тебе брюхо и выпустит кишки. Любой Страж знает аксиому: убивать Порождение - это не решение проблемы, это зачистка её последствий. Нужно было глядеть в корень. Если здесь появлялись моровые твари, значит где-то недалеко есть вход в Глубинные Тропы. И когда догадка его подтвердилась, мужчина отказался от мысли брать с собой здешних парней. Он не собирался вести за собой того, кто мог бы заразиться Скверной, потому что нет ничего неприятней, чем убивать человека как хромую лошадь. Ход его мыслей остановился на том, что раз порождений здесь мало, то он может позволить себе глянуть на них в одиночку. Возможно, найдётся небольшая щель, ведущая на Тропы и будет достаточно её хорошенько завалить. А может... Может и нет. Тогда и посмотрим.
Бастард сказал - бастард сделал. И вот уже заранее гнилой и подпалёный труп крупного гарлока лежит у его ног с глазами цвета протухшего белка.  Позади четыре других трупа, один за одним: все гарлоки, и по этой веренице можно выйти из пещеры на божий свет, где всё ещё по-летнему тепло, где Бресилиан начинает терять свою зелёную палитру, опаляясь до изжелта-красного.
  Меланхолично вспоминая старые дни, павшую Леди Леса и оборотней, Алистер ногой перевернул тело гарлока и осмотрел его.  Гарлок как гарлок, в дурно скроенных ихними кузнецами доспехах. Те три дня, что Алистер шарился по окрестностям, был продуктивен несколькими стычками, и все тоже - гарлоки. Почему гарлоки? Кажется, витязь знал. И, знает Создатель, что меньше всего витязь хотел идти и смотреть на это вот. Пора бы деньги драть с них за услуги, совсем неискренне и праздно подумалось Алистеру, когда он обшаривал трупы порождений. Просто так подумалось, чтобы перед собой выразить досаду. Оставив мёртвого гарлока в покое, мужчина рывком вынул факел из расщелины в щербатой стене подземелья, закинул на плечо котомку и двинулся дальше. Да, уже как несколько месяцев не видел он моровых тварей. Главное, как удобно всё-таки с этими парнями: Скверна в них - как вежливый гость, всегда предупреждает об их визите клокочущим присутствием в крови. Поэтому ещё до того как из тьмы раздастся визг можно воткнуть факел в стену, отложить котомку с припасами, которые витязю собрали в пригороде, спокойно вынуть из-за спины щит, размяться, посчитав до двадцати, и встать в стойку. И разума в них мало, и достаточно немного манёвра, хитрости и ловкости чтобы взять верх. Вот если бы ему ещё мага на поддержку, чтоб ускорил, чтоб силушки прибавил, мечтательно рассуждал про себя витязь, когда за спиной его послышался звук. Это были шаги и звуки их доносились они не из глубины чёрного провала в неизвестность. И были они - ровными, и принадлежали созданию со здоровой координацией, а не ломаным шагам чудовищ.  Да и предчувствие молчало, а значит это не порождение и не Страж. Будь там больше народу - Алистер постарался бы затушить факел и спрятаться, но кто-то был один, и нужно было его предупредить, чтоб шёл отсюда, да поскорее.
А потом тонкой сигнальной ноткой запела Скверна где-то на грани предчувствия. Это были они, пока ещё неподалёку и пока ещё наверняка его не почуяли. Торопясь отделаться от незванного посетителя местных пещер, Алистер поднял над головой факел и пошёл навстречу затихшим звукам шагов (кажется, гость наткнулся на трупы чудовищ). Человек и правда сидел над убитым гарлоком, и, голос Алистера настиг его, пробежавшись по стенам тоннеля и опал:
- Здесь нельзя находиться, друг. Уходи пока... - и голос Алистера, настроенный на предупредительную тональность, оборвался и опал, как осенний листок, когда человек поднял голову.

Если бы сейчас в пещеру вошёл Архидемон и сказал мужчине: "Алистер, я твоя мать", на витязя это произвело бы меньше впечатления, чем "А, это ты" Мойры Стаффорд во плоти.  Неверный свет факела отчетливо высветил черты её лица в полумраке, совершенно не к месту вызывая к жизни воспоминания годовалой давности. Они редко возвращались к Алистеру, чаще перед сном или перед лицами других девушек. И всё же той встрече витязь отвёл особенное место в своей памяти, и пусть она слегка запеклась, тронешь - заболит. Потому что мужчина знал цену хорошему человеку, что в это время стал редкостью. И не так уж он был богат на подобные связи, чтобы забывать о них.
  Ух, дайте ему времени и подобающее место, и он ответил бы колко, что даже у мёртвого порождения эмоций больше, чем у Мойры. И в отличие от неё не сдержал бы ни удивления, ни радости, ни любопытства. Но пока он медлил, торча как памятник посреди этого коридора - не совсем свежий, совсем не ухоженный, грудь могуче вздымается и опадает, серьёзное и почему-то немного отчаянное лицо его хмурится - присутствие всё повышало голос, всё настойчивее говорило о приближении, перебивая все остальные чувства и не давая им набрать оборота. Меч, щит и пластинчатый доспех его всё те же, разве что волосы кончиками своими теперь почти касаются широких плеч.
Дерьмо мабари, судьба обладает отменным чувством юмора! Его ничто не готовило к таким вот поворотам, и невозможно было представить себе момента неудобнее, глупее и неуместнее для такой вот встречи. Вот почему у Стражей обычно не бывает отношений. Совсем, совсем не так предпочёл бы Алистер встретиться с Мойрой Стаффорд. Ему бы побриться, причесаться, помыться, завести её в какой-нибудь кабачок, где он расспросит да как же она была, растрясёт её от этой дурацкой невозмутимости, что провоцировала на действия и рассказать, как он рад, как он ещё искал Фоллстика, да так и не нашёл. А вместо этого пришлось затолкать вот это вот всё себе куда подальше и выпалить решительно:
- Мойра, - уместилось ли всё, чего хотелось выразить Алистеру в одно это имя, судить было ей, но дальше голос его окреп, окаменел и стал по-командному твёрд, - я не знаю, что ты тут делаешь, но тебе нужно уходить. Быстро, прямо сейчас, и куда подальше. 
  Она же берсерк. Она же дерётся топором. В прошлый раз женщина была покрыта кровищей так, будто целью её было не убить одержимых стражей, а измазаться в их крови. Но самое страшное - она женщина. Он ещё очень хорошо помнил её тело и представить его покрытым пятнами скверны, вздутым, обрюзгшим, сизым от наполняющих его газов... Алистера охватила паника и - внезапно - злоба. Вот свалилась же ему на голову как снег посреди Солиса, снежная, блин, королева! И он даже не стал ждать её ответа, но вдруг торопливо отодрал себя с места, свободной рукой взял её за локоть и потащил было к выходу, когда присутствие прекратило вопить в голове. Теперь оно шептало - насмешливо и неторопливо, потому что они были уже близко. И самое страшное, от чего Алистер покрылся холодным потом, они шли не из глубины пещеры. Они пришли оттуда же, откуда пришла сюда Мойра - через вход в тоннель. Может даже, они видели её и следили за ней. И когда Алистер выпустил Мойру и побежал, оставляя её позади себя, слишком поздно раздался за поворотом грохот, заставивший землю содрогнуться, и слишком поздно предстал его взгляду высокий гарлок-эмиссар перед заваленным каменными обломками входом. Пахло палёным мхом, от камней пахнуло жаром - это магическое порождение, явно поумнее одного из своих собратьев, поджидающего Алистера с ятаганами наголо, подорвало вход взрывов. Молясь Создателю, неверующий витязь вынул меч из ножен и с рычанием бросился на самого ближнего гарлока, принял его удар на гарду, а второй рукой ткнул факелом в оскаленую морду его и опалил огнём, чтобы ослепить. Оттолкнув его клинок, витязь вернул острие меча Дункана к белой дряблой коже урода, одним рывком перерубая мерзкий гуляющий кадык и выпуская наружу трубку гортани. И в тот момент, когда тело гарлока в конвульсии стало опадать к полу, Алистер почувствовал, как отяжелели его руки и ноги, как навалилась из ниоткуда усталость. Порча! Чего-чего, а выносливости витязю было не занимать, и всё же движения его потеряли свою оптимальную скорость, и обычный шаг теперь был в два раза более энергозатратным. Когда Алистер достиг эмиссара, лоб его был покрыт потом, и у мага вполне нашлось время, чтобы поделиться с витязем одним небольшим, но бодрящим зарядом молнии, от которого все мускулы свело и отвратительно загудело в теле. Плохо контролируя ослабленное порчей и электричеством тело, Алистер навалился на порождение и гнусно слушающейся рукой принялся молотить противника навершием своего бастарда, пока рука и всё тело не начали отходить.

В жизни Алистер про себя много нехорошего думал, но "хама" среди этих мыслей не было точно. Ну чтож, хорошо. Конюхом был? Был. На псарне с мабари в соломе спал? Было дело. И икру из Недремлющего моря крохотной вилкой подцеплять, оттопырив украшенный крупным сверкающим камнем мизинец, Алистера не учили, ну а как он, в самом деле, должен был себя вести? И витязь с удовольствием бы хорошенько поспорил с Мойрой на этот счёт,  и чтобы сконцентрироваться на балансе ему пришлось приложить искусственные усилия, как в прежние времена учения в монастыре. Обычно концентрация приходила сама, на инстинктивном уровне, подсознательно давая вторую настоящую жизнь рефлексам и реакциям, царившим над телом воина. Но теперь Тейрин был слишком обескуражен, и мысли, как непослушное стадо, легко забрели бы не в ту степь, дай мужчина им волю.
  До витязя не сразу дошло, что его давняя знакомая уже рубила чудовища, что гваренские дровосеки свои поленья - только щепки летят. И это сильно отвлекало его, и будь битва массовей, витязь ни за что не смог бы просто расслабиться и отдаться битве всеми своими силами. Ему бы пришлось мыслить на два фронта, но не сказать, что Алистеру это досаждало. Наоборот, бастард соврал бы, если бы сказал, что ощущать за спиной спину товарища - неприятно. И что бой кажется ему важнее и ответственнее, если есть кого защищать и о ком думать. Откуда-то появляется смысл, и битва становится - для кого-то, и победа - ради кого-то. 
  Неприятное гудение отпустило руку, и движения воина стали чуть раскованней: последний удар, припечатавший навершие к влажной выбоине в черепе эмиссара, решил судьбу порождения. Распахнув безгубую пасть, похожую на капкан, чудовище облокотилось на каменные обломки и сползло по ним к полу. Неопределённости Алистер не любил , поэтому порядка и спокойствия ради прижал клинок Дункана остриём к дряблой шее порождения и, нажав, вскрыл ему горло.
  Ошмётки чёрной крови прилипли к крошёному камню, когда Алистер смахнул их с памятного клинка и обернулся к Мойре, погружая его обратно в ножны. Всё ещё с факелом в руке, он сделал к ней широкий твёрдый шаг и оглядел её лицо, руки - не запачкалась ли. Потом обернулся досадливо, оценивая серьёзность обвала и, оценив, пессимистично покачал головой:
- Чудесно. Всегда, когда я думаю, что хуже уже не будет, судьба торопится доказать мне обратное. Мы замурованы, - констатация была излишней, но ситуация оказалась настолько неочевидной, что  мужчина ощущал нужду как-то это выразить. - А значит, выходы будем искать иные.
- Откуда ты здесь на мою голову? - Алистер хотел, чтобы в голосе звучали строгость и досада, потому что так правильно, но не нужно было быть эмпатом, чтобы за милю учуять смутное его радостное удивление. Да каковы были его шансы встретиться с этой женщиной снова просто вот так, шатающейся по лесу в одиночестве? Любую возможность случайности Алистер тут же откинул, потому что вероятность была невелика. Мойра здесь не без цели. - Думаю, меня бы меньше ушатало, если бы ты просто дала мне топором по голове.
- И зачем ты здесь? Ты не одна, тебя спохватятся?.. - витязь замолк, понимая, что вот сейчас его прорвёт лавиной вопросов.

Отредактировано Алистер Тейрин (26-10-2015 00:21)

Без лишней паники? Сказать это человеку, который в непосредственной близи видел матку было всё равно, что сказать "прекрати думать". Слишком отчётливо мужчина помнил одуловатое лицо существа некогда бывшего женщиной. Слишком хорошо запомнились ему строчки той дурацкой считалочки обезумевшей Геспит, перемежающихся с мерзким чавканьем. Они ведь наверняка специально завалили вход, когда увидели, как Мойра входит. Ведь наверняка у них на неё были планы. Возможно, это могло бы сойти за паранойю, но именно этот расплавленный страх теперь затвердевал в каменную решимость. Только не её, сукины дети. В конце концов если и мог кто-то защитить Мойру Стаффорд, то это был Серый Страж. И хотя вид женщины вдохновил бы скорее защищаться от неё, тут уж воину никто не указ. Ну и что, что с топором и сильная? Если с ней что случится, вина за это ляжет на твои плечи, Алистер Тейрин.
И вообще этот холодный поток сухих фраз снова разбудил в витязе какое-то почти чесоточное желание сделать с ней что-нибудь такое, чтоб содрать к чертям собачьим всю её какую-то нечеловеческу собранность, добраться до самой мякоти, но всему своё место и время. И чёрт его знает, настанет ли ещё такой момент. И если раньше целью Алистера было дойти до источника, найти первопричину появления Порождений, то теперь приоритетом стало вывести Мойру отсюда поскорее.
  "Я с ней спала"? Алистер не был уверен, что эта информация действительно должна была достигнуть его ушей, но отчего-то воспринялась вполне себе закономерно. Вот оно, значит, как. Мойра пришла спасать свою любовницу, украденную порождениями. Это слишком. Слишком много того, о чём нельзя было думать теперь. Не разобраться, это там ревность голосок подаёт или что ещё более неуместное? Коварные женщины. 
- Эммм... По порядку. Работорговцев здесь быть не может, Мойра. Я боюсь, что твоя... девушка...Если всё так, как я думаю, то спасать её слишком поздно. Как давно её похитили?
  Как бы там ни было, если девушку действительно украли порождения, то для той всё уже кончено. Это не означало, что витязь предлагает забыть о ней, нет. Это означало, что её нужно будет срочно убить, пока она не стала одной из них. Но здесь была ещё одна проблема: Мойре не было известно о серостражеском прошлом Алистера. И так же не должна она была знать ни о существовании маток, ни о том, как порождения являются на свет. Серые Стражи прятали эти знания за семью замками. И казалось бы, если мужчина смог год назад сказать ей, что в его жилах течёт кровь Каленхада Великого, то что уж проще, чем признаться в том, что там же ещё намешано немного скверны? Алистер до сих пор с сомнением относился к тому, что так много в жизни Серых Стражей нужно держать под секретом. В прошлом он много докапывался до Дункана по этому поводу, и тот отвечал лишь, что  это необходимость, чтобы не отпугнуть рекрутов от вступления в ряды ордена. Алистер во многом был несогласен с этой политикой, но на его глазах от рук Дункана и во имя секретности умирали рекруты. В одно мгновение между Мойрой и Алистером вновь пролегла бездна, пусть они и стояли очень близко друг ко другу, сделай шаг - и она упрётся в него. Сколько времени ему осталось?
  Нет, не время, не время думать обо всей этой каше. Когда Мойра замолкла, Алистер отвернулся от неё и принялся ощупывать камни обвала, аккуратно проверять их - ещё тёплые от магического взрыва - на шаткость. Сколько дней займёт у них разгребать этот завал? Сколько детёнышей матка успеет наплодить за это время, если она здесь есть? А в том, что она здесь есть Алистер не сомневался. Это был момент в который нужно было принять решение: постараться вывести отсюда Мойру, жертвуя временем, за которое матка могла бы умножить численность гарлоков или поставить Мойру в опасность, исполняя долг Серого Стража и взяв её с собой на разведку?
- Я не знаю иного выхода отсюда. Но стены здесь вытесанные, скорее всего коридоры ведут в старый торговый пост гномов, а значит и ходов должно быть много, - большие камни под руками воина оставались недвижимы, сидели плотно и глухо, говоря о том, что толщина обвала велика. - Гномы хотели выхода к морю, поэтому идти имеет смысл на восток, я думаю.
  Обтерев ладонь о кирасу, мужчина вернулся к Мойре, уже обмотанной лоскутом тряпки, на манер андерфеллских пустынников. Это она хорошо придумала.
- А я пришёл сюда, чтобы разобраться с этими тварями. Смотрю - у крестьян беда, а до Серых они пока не добрались... - Алистер решил, что сделал выбор. - Но сначала нам с тобой выход найти надо.
  Найдут они с ней выход... А вот выйдет ли он с ней - другое дело. Не её это битва, Мойра нужна Пику Дракона.
  Мужчина взял из рук банны кусок дорогой ткани, смял в твёрдых пальцах добротный материал и вдруг улыбнулся.
- Я ещё не представлял себе ситуации более неловкой в общении с красивой женщиной. Я очень рад тебя видеть, - и накинул на себя лоскут, и даже принял от неё перчатки. С тайным намерением сохранить, потому что был сентиментален. Он много лет был один, и в последние годы считал, что держать дорогих людей при себе или заводить друзей - безответственно, если ты постоянно в опасности. Но на протяжении всех этих лет он не потерял ни амулета своей матери, ни оружия Дункана. И он знал, что также сохранит и эти перчатки, и приятно пахнущий кусок этой ткани.
- Пойдём, - и он двинулся вперёд, раздвигая тьму светом факела.

Отредактировано Алистер Тейрин (26-10-2015 18:25)

Он что, сказал "сначала"? Да уж, неспроста фамилия Тейрин рифмуется с "кретин"! И отец его, которого со слов очевидцев носило по каким-то подземельям в поисках каких-то драконов был таким, вместо того, чтобы приклеить зад к трону и спокойно править страной; и единокровный его брат, нетерпеливо несущийся в битву с порождениями тьмы во имя славы, не дожидаясь подкрепления из Орлея. Что уж говорить, они оба кончили плохо, и, подумалось витязю, наверное, потому что у них не было вот такой вот женщины. С холодной головой. И только от Алистера зависело, продолжать ли ему семейную традицию.
  Но как бы томительно сладко не прельщала его мысль снова пойти в бой плечом к плечу с надёжным товарищем, слишком хорошо Алистер знал цену своим ошибкам. И нести потом на горбу до скончания своей короткой жизни вину за смерть банны Стаффорд, одной из немногих достойных правящих людей Ферелдена и просто очень симпатичной ему женщины, он не собирался.
  А прошли они уже немало. И вплоть до того момента, как Мойра остановилась, своим особым очень упрямым жестом сложив руки на груди, Алистер считал повороты, по которым они шли и делал зарубки кинжалом Дункана на факельном остове. Когда она заговорила, он остановился и на несколько мгновений закрыл глаза.
- Ты сама не знаешь о чём просишь, Мойра, - он развернулся к ней, пряча кинжал за пояс. - И ты представить себе не можешь, что уготовано женщине, оказавшейся в руках порождений.   
   Если бы она знала, во что должно было превратиться нежное и тонкое эльфийское тело её любовницы, в котором ещё прошлой ночью было столько жизни... Да ведь всё равно же попёрла бы с ним, вон как встала! Кто кого упрямей, значит, да? Эх, не проболтайся он, мог бы и обхитрить её. Или силой. При этой мысли в подземелье стало жарковато.
- А я вот возьму и свяжу тебя, Мойра Стаффорд, и унесу отсюда, - с дурной и многообещающей интонацией в голосе произнёс подступивший к женщине витязь, и чёрт его поймёт - всерьёз ли говорит? Но психует, похоже, всерьёз, и даже верёвка в котомке есть! Кто ж в Глубинные Тропы или подземелья без верёвки идёт. - Я тебя всё равно завалю, если...
  Где-то на горизонте восприятия снова заговорил он. Этот голос, который объединял всех порождений и Серых Стражей в одну большую и дружную семью. И если продолжить путь, то голос ослабнет, а если повернуть назад - станет настойчивей. Сердце под толщей корслета уже билось сильнее - но теперь сменило ритм на бой боевых литавр. Если есть возможность избежать стычки, остаться незамеченными, Алистер хотел её использовать. Они ещё не заметили Стража, это он чувствовал.
- Они приближаются, - голос Алистера повис в тишине. - Пожалуйста, без вопросов. Просто доверься мне.
  Витязь вынул меч и побежал, и знал, что Мойра вынуждена будет бежать за ним, иначе они могут и потеряться. И пока он бежал, вспоминая наставления Дункана, прислушивался к запахам и течению воздуха, что могли бы говорить о приближении к поверхности, ниточка, связывающая его с порождениями наконец натянулась и задёргалась, давая паукам почувствовать присутствие Серого Стража на другом конце паутины тоннелей. Сердце мужчины замерло. Слишком поздно убегать.
- Они нас заметили, скорее. Нам нужно найти убежище с узким проходом, - приглушённым голосом сказал он Мойре, коротко оглянувшись на неё.
  Стены вокруг были гладкими, составленные гномьей кладкой, украшенные гирляндами толстой паутины. И с разной частотой в них чернели то кривые проломы и трещины, то ровные проходы в новые коридоры и комнаты, заваленные каким-то рыхлым и пыльным хламом. И витязь бегал между ними под нарастающие звуки в голове, каждый раз освещая изнутри, и пока ни разу не оставшись удовлетворённым. Найти бы узкий коридор, который ведёт в какую-нибудь комнату. Там они могут сражаться с каким угодно количеством этих тварей. И вдруг замер, когда к голосу в голове прибавился новый - но уже извне. Он глянул на Мойру, но звуки эти исходили не от неё. Потому что Мойра не плакала.
  Плакала женщина, и голос её явно был безнадёжно надорван и хрипел. Отголосок этих прерывающихся причитаний Мойра уже ни за что не смогла бы узнать в стонах рыжеволосой эльфийки. Встретившись с Мойрой глазами, Алистер впервые за время их неожиданной встречи почувствовал в её взгляде согласие. Вместе они пошли на голос.
  Он доносился до них из глубины широкого тоннеля, оцеплённого наклонной колоннадой. Он завёл их в небольшой коридор, на стенах которого появились редкие горящие факелы. Этот плач захлёбывался в гулкой тишине, замолкал, сменялся всхлипами и судорожными вздохами, а потом снова раздирал воздух своими скрипучими интонациями. Здесь Алистер не чувствовал иного присутствия, но он уже знал, что увидит.
  Коридор вывел Алистера с Мойрой в высокое, но небольшое помещение с проломленной чем-то выемкой в стене. Здесь стены были пересечены каменными толстыми плитами, на которых покоились старые сундуки, в основном сломанные. Пол устилали посеревшие от времени листы бумаги, обломки какой-то мебели, воспоминания о старых днях. И разглядеть всё это можно было из-за догорающего в центре костра и пары железных факелов на стенах. А в самом углу комнаты торчало сооружение, которое Алистеру было хорошо знакомо. Оно напоминало палатку, собранную из всего, что могло попасться под руку: видимо, пределов фантазии порождений не было. Для постройки они использовали деревянные и металлические обломки, вперемешку с костями, которые крепились друг ко другу и шмотьями вервия, и чем-то нехорошо напоминающим волосы. Хаотичную структуру покрывали ветхие тряпки, шкурки животных и ещё ворох других лоскутов, происхождение которых Алистер знать не желал. И под этим навесом в окружении трёх мёртвых гарлоков лежал сизый трясущийся комок.
  За один день в матку, конечно, превратиться нельзя. Но сколько часов прошло с утра? Ведь день уже явно клонился к вечеру. Но порождениям тьмы не нужно много времени, чтобы как следует подготовить свою будущую мать к неизбежному.
  Эльфийка лежала лицом в грязную подстилку и плакала - как-то автоматически, по инерции, потому что знала, что в недрах подземелья её никто не услышит. Одежды на ней не было вообще, но даже при свете огня её нельзя было хорошо разглядеть, потому что уже засохшая чёрная кровь покрывала неестественно серую кожу почти повсеместно: особенно на лице и на внутренней стороне бедёр.   
- Создатель... - вздохом вырхвалось у Алистера, когда он подошёл к лежащей девушке. Та с коротким вскриком отпрянула от звука, закрываясь руками и поджимая ноги, и только тогда витязь увидел, что порождения отрубили эльфийке ступни, чтобы она не смогла убежать, и даже заново неряшливо перебинтовали - чтобы не умерла от потери крови. Девушка была в истерике, но разум её ещё не был повреждён. Когда до неё дошло, что это не порождения тьмы стоят и смотрят на неё, она заплакала отчаянней и поползла к ним на коленях, причитая:
- Заберите, заберите меня отсюда! Заберите, пожалуйста, только заберите меня домой! Пожалуйста, мне больно-больно-больно!..
  Алистер снял с лица лоскут, данный ему Мойрой, сел рядом с девушкой, успокаивающе покачивая под разгорающееся предчувствие, что скоро порождения будут здесь, и осмотрел её. За столько часов скверна уже начала показывать симптомы отравления: вены девушки взбухли и потемнели, червиво выступая над посеревшей кожей. Витязь посмотрел на Мойру и покачал головой. Незаметно для плачущей на его груди эльфийки Алистер вынул кинжал из-за пояса, и не своим, каким-то очень твёрдым и правдивым голосом сказал:
- Всё будет хорошо, мы поможем, - быстро и беззвучно сталь пересекла тонкую шейку, под белой кожей которой доверчиво и импульсивно бились две артерии: найти их теперь было проще простого. Маленькая сокращающаяся грудь эльфийки обагрилась нехорошего цвета кровью, как и  надпись на эфесе кинжала: "Победа в войне, бдительность в мире, жертвенность в смерти". Девушка задохнулась и от быстрой потери крови, обмякла, широко распахнув глаза в потолок. Алистер попытался закрыть их, но только сделал хуже, испачкав её веки багровым. Отложив девушку на пол, он поднялся, сменил кинжал на меч, снял щит с плеча и произнёс, глядя на Мойру:
- Скоро они будут здесь. Это ничего, много их здесь не должно быть и убивать их будем по двум - вместе они сюда не завалятся. Только богом молю: будь очень аккуратной, - и эта просьба витязя была личной.

Отредактировано Алистер Тейрин (27-10-2015 01:02)

Клинок поёт и звенит, расчленяя омерзительные руки и ноги, протыкая кольчуги, подрезая сухожилия; вражеский ятаган рубяще упирается на рант щита, давая витязю удобную позицию чтобы вогнать клинок наполовину в любезно раскрытую подмышечную впадину породжения - этот своей руки уже не поднимет, даже если боль ему не страшна.
  Она даже не предупреждает его о своих действиях, просто с поистине воинской реакцией принимает подачи, и каждый взмах Душечки окропляет стены чёрными пятнами. И несмотря на прекрасную командную работу, несмотря на то, что будь у Алистера время, он бы восхитился, берсерк каждую секунду находилась в пределах бокового зрения мужчины. И сильнее Алистера было предоставить ей равное количество врагов: витязь ревёт по-медвежьи и меняет стойкую стабильную позицию на подвижную и атакующую, и у порождений не остаётся выбора кроме как кидаться сначала именно на него. Проигнорирешь - и клинок Дункана, зачарованный и выкованный как раз для борбы с моровой мразью, уже ковыряет гнилые кишки. И всё же парный бой даёт свободу и больше вариантов для битвы, и было бы даже весело, если бы доспехи Мойры местами не блестели от осквернённой крови порождений, а за спиной не лежал рыжеволосый труп. И через визг, лязг и хруст словно из другой реальности доносится... песенка? Нет времени, чтобы отвлекаться на это, но всё же от неё Алистеру не по себе - избавиться от тяжёлого свернувшегося комка в желудке не получается даже в битве.
  Последний гарлок повалился на колени, с подрезаный Алистером и обезглавленный Мойрой. Сколько их было? В битве витязь насчитал восьмерых, и молча радовался бы, что не оказалось среди них эмиссаров, если б не Мойра.
- Тебя не задели? - голос витязя негромко отскакивает от каменных стен, перекрывая сипение перерубленной глотки порождения. Алистер протягивает руку, чтобы кожаной перчаткой Мойры стереть особенно жирный ошмёток с её наплечника. На чёрном сукне пятен не видать, и витязь слегка успокаивается.   
  Создатель, пусть нам повезёт. В конце концов он и Кусланд почти весь Мор прошли с Зевраном, Стеном, Винн и Морриган, и те умудрились не заразиться, хотя не проходили Посвящения.
- Пойдём отсюда скорее, - где-то между желанием увести Мойру наружу невредимой и ожиданием новой западни проскакивает мысль, что жаль оставлять девушку гнить среди обрывков древнего прошлого в лучшем случае, и стать едой для гарлоков - в худшем. Но витязь не собирался хоть как-то усложнять его с Мойрой путь. Думать нужно  в первую очередь о живых.
  Алистер не был намерен ещё спорить с Мойрой о том, кто откуда и с кем выйдет или нет. Он знал, и знал твёрдо, что вместе с собой женщину он не возьмёт ни под какими предлогами. Он просто вместе с ней найдёт выход, даже доведёт её до того места, где она сейчас остановилась и там оставит её, и если надо будет - запрёт, свяжет, заставит остаться. Пришлось собрать волю в кулак, чтобы загнать в угол желание, подавшее возмущённый голосок. Что я, не человек что ли? Почему я не имею права отдохнуть? Я, может, хочу сейчас сидеть в таверне и ухаживать за девушкой, которая мне нравится. С чего это я должен носиться один по вонючим подвалам, рискуя собственной жизнью за тех, кто даже не знает моего имени? Разве могу я один что-то изменить? Ну убью сколько-то порождений, а если не повезёт? Если окажется именно так, как я боюсь?
  Отчего же не можешь, отвечала совесть. Можешь. Можешь закрыть глаза на порождений и уйти с Мойрой Стаффорд в закат, потому что так разумней и безопасней. Только уйдёшь ты со знанием, что ты был единственным Серым Стражем в округе, и что твой уход прибавил Гварену ещё сколько-то смертей, и ещё сколько-то загубленных глубинным кошмаром жизней простых женщин, которые будут вынуждены рвать своё чрево, давая жизнь отвратительным монстрам. Уйдёшь с мыслью, что ты имел возможность что-то изменить, но не сделал этого. И кошмаров видеть ты уже не будешь, потому что разучишься спать. 
  Когда они шли по коридору, Алистер мельком взглянул в сокрытое чёрным лицо Мойры - лицо его юношеских фантазий о простой жизни в бликах факельного света. Где-то под его ногами приглушённо пульсировало присутствие - густо, обширно, заставляя спину покрываться мурашками. Порождения жили там, глубже, вили свои мясистые гнёзда в самых отдалённых от поверхности местах. Нет, Мойра Стаффорд, последним обманщиком и сволочью буду, но тебя я в это гнездо не потащу, укрепился в своих мыслях витязь, когда очередной шаг вдруг предал его. Годы тренеровок реакции и рефлексов не спасли ни витязя-щитовика, ни берсерка, потому как в последний момент, когда раздался странный скрип, трение камень о камня и щелчок, земля подкосилась и ушла у пары из-под ног.
- Ловушка! - запоздало воскликнул мужчина, скользя по просевшей и распахнувшейся каменной плите в пустоту наклонного тоннеля, тут же подхватившего витязя на свой скат - только пальцы в перчатках безрезультатно царапнули край пола. И самое страшное - он отчётливо услышал, как Мойра обрушилась следом за ним.
  Пол наклонного тоннеля был вытесан по-гномьи  гладко, и всё же Алистер зарычал, чувствуя, как нагревается его доспех на заднице от трения, как обдирается кожа на затылке и ухе, которую мужчина не успел вовремя уберечь, как с визгом высекает искры из камня стальной рант щита, сослужившего ему так же, как салазки служат катающимся с горки детям. Факел опалил повязку на лице и брови, и Алистер закашлялся от едкого дыма и выпустил его остов. Скольжение было недолгим, но болезненным, и когда витязя наконец выплюнуло на подозрительно мягкий пол, падение сверху закованной в броню банны дела не улучшило. На мгновение голову Алистера окутал какой-то очень тяжёлый чёрный туман, колокольный гул, и разве что сквозь воздушные пробки в ушах он угадывал приглушённые стоны - свои или Мойры, не понять.
- Мойра... - прохрипел мужчина, едва отвалив банну с себя и аккуратно ощупывая затылок, прислушиваясь к собственным ощущениям - не сломал ли чего. Кости, кажется, целы, но ушибы и ссадины ещё недельку поболят. И что-то ещё пульсирует в голове, подпевая жгучей боли. Черное бельмо на глазах витязя рассеялось, позволяя ему сфокусироваться на Мойре рядом. Они где-то в большом помещении, и хотя факел их погас, света здесь хватает - более статичного, более призрачного, голубоватого, идущего откуда-то сверху. И от вопроса, цела ли банна, Алистер отказался в тот момент, когда до вернувшегося к нему слуха донёсся странный надрывный звук, как-будто бы кто-то очень большой с хронической астмой пытался сдерживать крик, и ещё отвратительный зубовный скрежет. 
  Пульсация в голове - близкое присутствие порождений. Алистер сел, боясь представить, что сейчас издаёт эти звуки, и очень медленно поднялся на ноги.
 

  Она была ещё молодой. Муж-лесоруб уже не узнал бы своей весёлой жены, пропавшей из пригорода вот уже не менее, чем полгода назад. Она ещё не превратилась в ту гору зловонного жира, какой была матка в Мёртвых Рвах (кажется, Геспит говорила, что её звали Ларин). Она была меньше раза в три, но она уже была невыносимо жирной, потому что здесь ей не оставалось ничего кроме как есть. Обрюзгшее, оплывшее и отёкшее лицо её выражало страх загнанного животного и страдание. Матка полулежала на грудах мясных мешков, у посиневших от пролежней обрубков её ног валялись невыносимо смердящие гнилые трупы порождений тьмы, которыми она, если судить по их состоянию и чёрным пятнам на её подбородке, питалась. Чёрные пальцы матки царапали скользкие мясные обрубки вокруг, от её частого дыхания быстро-быстро опадала и поднималась огромная обнажённая грудь с многочисленными гнойными головками вместо сосцов. Но самым страшным был живот и то, что содрогалось под ним. Алистер почувствовал, как сворачивает в узел желудок, и как к горлу подступает твёрдый жирный ком.
  Живот матки был необъятен: настолько, что растяжки на нём местами полопались. Живот матки был жив: он шевелился, словно кишащий гигантскими червями. Живот матки содрогался и сокращался: он нависал над разбухшей вульвой, цвета гнилой рыбы, выставленной словно специально напоказ между торчащими культями обрубленных ног. Алистера замутило и он зажал рот ладонью, через чудом не слетевшую повязку. Он знал, что сейчас должно было произойти. Матка рожала.    

- Мойра, вставай, нам срочно нужно уходить, - мужчина помог Мойре встать на ноги. Он не знал, как ЭТО происходит у маток. Он не думал, что очень хотел бы знать. Он пытался выбросить из головы этот взгляд заражённых глаз: так на тебя смотрит твоя сука мабари, когда щенится в первый раз - испуганная, ищущая твоего присутствия. Матка была от них не менее, чем в двадцати метрах, но Алистер отлично слышал, как скрипят её зубы, как она скулит, как бурлит то, что шевелилось в её исполинском животе, как её и без того зловонное тело испускает ещё более зловонные газы.   
  И витязь искал ходы к отступлению, но как и в прошлый раз в Мёртвых Рвах матка закрывала единственный проход блестящими от жира и слизи щупальцами.  А люк, из которого они свалилилсь сюда, остался слишком высоко над головой. Выхода не было. И когда Алистер понял это, он посмотрел на Мойру с обречённой решительностью.
- Это... Это ничего, Мойра. Она совсем маленькая, - эти слова давались Алистеру ему с трудом. - Старайся близко к ней не подходить - она плюётся. И прикрывай мне спи...
  Не успел витязь договорить, как раздался плач новорождённого. Невольно мужчина вернул словно намагниченный взгляд рожающей матке. Между её ног лежал белый, орущий и шевелящийся гарлок в тонкой прозрачной плёнке, цвета мыльной воды. Он был маленький, размером с карлика или пятилетнего ребёнка, и напоминал бы гигантского червя, если бы не короткие ручки и ножки. И за ним шли его браться. Один за одним, маленькие, белые, короткие - новорождённые гарлоки вываливались из сочащегося гнойными выделениями  влагалища, скатывались по гнилым останкам порождений и с криками принимались сучить ручками и ножками, чтобы выбраться из обволакивающей их плаценты. Один, два...Три, пять, шесть... Создатель, сколько же их? Десять...Тринадцать...
  Первые младенцы уже начали вставать на свои короткие ножки. Некоторые тут же принялись есть от трупов, а некоторые сосредоточили взгляды своих маленьких чёрных глазок на Мойре и Алистере. Наконец собравшись с духом, Алистер кивнул Мойре и, сняв слегка помятый щит со спины, дал клинку Дункана свободу от ножен.
- Был рад с тобой познакомиться, - витязь послал Мойре невесёлую шуточку, и если бы ему не было так дурно, он бы поцеловал её перед боем, как это бывает в старых легендах. Но ком всё ещё стоял в горле, поэтому банне не досталось ничего, кроме до странности убедительной улыбки. Откуда она? Алистера обуревало много неприятных чувств, но страх вдруг исчез. Всё было ясно, мир снова обрёл предельную чёткость, потому что выбор здесь у них был скудный. Ты главное, аккуратней будь, Мойра, надежда у нас с тобой маленькая, да одна на двоих.   
  Матка - молоденькая, да ослабленная родами, всё ещё смотрела на Алистера с надеждой животного, пока он не вынул клинок и не бросился к ней, сокращая дистанцию, но, рожая, многого сделать она не могла. Зато очаровательные малыши порождений были умницы, и сразу смекнули, что от них требуется. Они были не очень проворны и не закованы в доспехи, но их численность прибывала, а вместо оружия у выродков имелась полная пасть зубов и острые когти.
  Молнией сверкнул серостражеский клинок, перерубая мягкое новорождённое порождение надвое; второго, запрыгнувшего на щит, Алистер пригвоздил плоскостью к стенке и перерезал маленькую орущую глотку. Здесь сложно было держаться на ногах из-за скользкого мясного слоя, местами покрывавшего пол, поэтому приходилось следить за каждым своим шагом, пробиваясь ближе к матке.
  Восемнадцать... Двадцать...три? Алистер сбился со счёту.

Благословенны те, кто встаёт
Против зла и скверны и не отступает.
Благословенны хранители мира,
Защитники справедливости.

  Маленькие белесые трупики были указателем избранной Алистером и Мойрой дороги, которую они прокладывали стальными вихрями и кровавыми реками. Было бы безумно подумать, что где-то светит солнце, ветер шепчет листве, воздух не спёрт и не имеет вкуса гнили, потому что весь мир сосредоточился в правой руке, несущей меч, в незримом теперь присутствии Мойры за спиной. И, забывшийся, Алистер был уверен, что вместе с ней, бок о бок спину витязю прикрывает Дункан, и голос его громогласен, и перекрывает страшный плач рожающей матки:
- Присоединяйтесь к нам, братья и сестры!
  Чем больше таяло расстояние между Алистером и маткой, тем яснее витязь видел, как вылезали бледные скользкие выродки из своей скулящей матери. Видел, как они разрывают её влагалище сильными ручками, рвут утробу, которая несколько лет назад дала жизнь двум славным ребятишкам в семейном согласии, ставшими теперь сиротами - при живой-то матери. Видел как висит рваная кожа кровавым шмотьём, и не испытывал ничего кроме жалости и горечи, потому что просящий взгляд матки настойчиво внушал витязю, что в ней ещё живут остатки разума, что она понимает, чему даёт жизнь.
- Присоединяйтесь к нам, сокрытым тенью, где мы бдим неусыпно, - под голос Дункана отвратительное головастое создание напарывается на самый конец зачарованного меча. Простите меня, братья и сёстры, ибо я сокрыт в тени - даже от вас. Толстое щупальце вырывается из мясного месива и хлыстом бьёт по ногам в самый предательский момент, когда нога воина попирает скользкий будто живой пол. Коротко взмахнув мечом, Алистер рухнул на спину, и тотчас свет исчез под наплывом из трёх копошащихся мразей. Лицо заливает поганой слюной, несмотря на то, что витязь подобрал щит к верху. Один тяжёлый рывок, взмах мечом - и кровь маленького порождения щедрым осенним дождём окропляет мужчину, и драгоценный подарок Мойры намокает насквозь. Господи, она ведь не знает, я так и не успел ей сказать. Стряхнув с себя два трупа и одно живое тело, Алистер хочет крикнуть Мойре, что всё хорошо, но вместо этого слышит сильный и ясный голос Дункана и аккомпанемент его свистящего в юркой группе белых тел клинка-бастарда:
- Присоединяйтесь, ибо на нас возложен долг, от которого нельзя отречься! - мужчина пронзает толстое щупальце, повинное в его падении, насквозь, давая Мойре возможность одним точным ударом перерубить его - и тогда раздаётся новый крик боли матки. Я не отрекался от своего долга, братья и сёстры, но прежде долга Серого Стража у меня есть ещё один, и я не могу им пренебречь. Она уже разрешилась от своего страшного бремени, и, наверное, где-то в непроходимой глубине её помрачённого сознания, она была бы счастлива принять смерть от почерневшего кровью клинка, но новые инстинкты заволакивают её волю, заставляя бороться за свою новую жизнь, за своих новых детей, которые не пьют из её грудей - которые эти груди едят. И когда между ней и витязем не осталось больше препятствий, ещё два щупальца вырвались на свободу по бокам вурдалака.
- И если суждено вам погибнуть, знайте - ваша жертва не будет забыта, - гремит Дункан властно, словно порождения должны покориться серостражескому долгу, если его озвучить. Нет, браться и сёстры, если я умру, моя жертва останется забытой, но не напрасной. Чёрный провал орущего рта на одуловатом сизом лице чудовища изрыгает на Алистера отвратительной вони отрыжку, заливая его жгучей желчью, от которой горят руки. И только Алистер замахнулся на одно щупальце, как вокруг его талии обвилось второе, отрывая мужчину от скользкого пола.  Щит Дункана летит вниз за ненадобностью, зато Алистер теперь может ухватить матку за толстое потонувшее в жире запястье, чтобы рубануть по нему и отсечь ей руку у локтя. Боль заставила матку усилить хватку щупальцем, но на помощь всё-таки пришёл топор Мойры, подсекая отросток у основания. Второе щупальце мешает ей, но Алистер, которого мечет и трясёт над орущей маткой, уже знает, что сейчас сделает Мойра, и что должен будет сделать он.
  - И однажды мы все присоединимся к вам! - заканчивает Дункан, и с отдалённым от сознания удивлением, Алистер узнаёт в его голосе - свой, и с клинком наголо обрушивается из подрубленного щупальца прямо на матку. Остриё с хрустом входит в её щёку, ныряет глубже, в недра трясущейся грудины. Витязь, ноги которого увязают в мягком рыхлом животе чудовища, всеми силами тянет клинок на себя, используя свой вес, потому что надёжной точки опоры под его ногами нету. Нарастающий рёв раздирает его глотку, когда двумя руками мужчина одновременно тянет рукоять на себя, и давит её вниз, и из пасти матки прямо в его лицо поднимается облачко густого смердящего газа, заставляя глаза слезиться, забивая лёгкие и обжигая носоглотку. Бей ее бей ее бей ее бей!!! И всё же рук своих витязь не разжал, и клинок его, словно раскалённый нож в замёрзшем масле, с хрустом проламывает грудину, рассекает матку посередине, добирается до дряблого и пустого теперь пуза и режет его уже безо всяких проблем. Чёрная кровь, похожая на рыбью хлещет из рассечённой надвое несчастной и последнее щупальце начинает мякнуть и вскоре обрушивается на землю гиганстким крысиным хвостом.
  Кажется, Алистера вырвало даже несмотря на шарф, и, по ощущению, его собственными лёгкими - но он этого не помнил. Помнил только, что взахлёб повторял Мойре как можно громче:
- Не трогай меня, не трогай меня, Мойра, только не трогай меня, - потому боялся, что она заразится, если не заразилась уже; и потому  что  не видел её. Тьма вокруг съела всё: и Мойру, и труп матки с её детёнышами, и обширную пещеру, в которой они теперь были одни, и все эти ужасные звуки. Здесь как-то сразу стало тихо, только урчание мёртвого маткиного тела, свист выходящих из него газов и скрежет зубов последнего умирающего маленького гарлока остались после страшной какофонии битвы.

Отредактировано Алистер Тейрин (30-10-2015 02:33)

Всего, что хотелось витязю - это упасть в землю мордой и крепко отоспаться, но заставлять даму нести себя - не совсем по-джентельменски. И Алистер шёл, машинально переставляя ноги и стараясь не опираться на Мойру, ничего не видя из-за рези в глазах, а потому спотыкаясь на самых малых неровностях, как пьяный.
Жгучий, словно перечный газ заставлял лёгкие чесаться и кашлять - тело Алистера пыталось избавиться от раздражающего слизистые газа. Веки мужчины покраснели, опухли и слезились, и зрелище он собой представлял совсем не романтично-героическое, даже после того как банна отмыла его лицо от крови и блевотины, постепенно приводя витязя в чувство. Лёгкий шум в голове, обеспеченный ему глотком ядовитых газов из недр матки, постепенно истончался в невесомую ниточку головной боли, струной продетой из одного виска - в другой. И однажды, когда Мойра вновь поднесла наполненные водой ладони к его лицу, Алистер припал к ним и алчно выпил всё, что попало ему в рот и не растеклось по бороде. И вода казалась сладкой после желчной горечи во рту; и камень, холодивший спину сквозь мокрую от пота холщовую рубаху, был приятным наощупь после ненадёжной тепловатой поверхности мясных мешков и духоты в доспехе. 
  Разлепив краснющие глаза, Алистер теперь видел в полумраке и Мойру, и то, что она мыла его, и было в этом какое-то неуместное блаженство. Пошевелив ставшим неповоротливым языком во рту, витязь прохрипел "воды", и лишь потом, когда она отошла от него в свет факела, заметил на её лице светлые дорожки; и вид их довольно быстро привёл воина  в форму.
  Во имя Создателя, Алистер, ты сказочный кретин!
Она уже говорила ему прощальные слова, она уже достала из сапога кинжал, и Алистер понял, что Мойра собирается прирезать его. Он широко распахнул красные глаза, словно доказывая, что в сознании, и скоро замотал головой:
- Погоди, Мойра, постой. Не делай этого.
  Господи, вот было бы нелепо сдохнуть от руки товарища, когда вы только что одержали победу. Хотя, кто знает, как ему достанется, когда Мойра узнает. Алистер оторвал спину от стены, растирая мокрое и чистое лицо мокрыми и чистыми руками. Из-за намокшей рубахи стало прохладно, но это бодрило и оберегало от забытия.
- Я... тебя... - Алистер немного прокашлялся, и одной рукой удержал вооружённую ладонь Мойры, - хотел предупредить, но не успел. Всё хорошо, Мойра, всё в порядке. Я... Серый Страж, Мойра.
  И даже несмотря на то, что далее по программе банна скорее всего настучит ему по кумполу за то, что Алистер заставил её пережить, мужчина протянул ладонь к её лицу и чистым пальцем растёр влажную дорожку на её щеке.
- Я не умру, скверна мне не страшна. Прости, что не успел сказать.

Алистер мог бы поздравить себя с новым достижением: всё, что вывалила на него Мойра, было самым большим количеством ругательств, которые последний из Тейринов когда-либо провоцировал; оно даже превосходило достигнутый им когда-то в юности максимум (доведённая до белого каления преподобная Тереза не смогла закончить свою до безобразия грязную фразу, адресованную провинившемуся Алистеру, потому что в келью с осмотром как раз вошёл храмовник-лейтенант в компании церковных визитёров).
- Ау! Подожди! М... Мойра! Дай мне... Чёрт! - И очень кстати погас факел, потому что в темноте Мойра не могла увидеть ублюдочную улыбку воина, которая ни на грамм не исключала факта, что Алистер по-настоящему чувствовал себя глубоко виноватым. И даже крепко треснувшая о щёку оплеуха не смогла стереть этой улыбки - просто на лице витязя чуть прибавилось красного. О, Создатель, как упоительно прекрасно было видеть, что самообладание Мойры Стаффорд с катастрофическим треском летит Архидемону в Глубинные Тропы, и что причиной этой является он - неизящный, неэлегантный, обросший, грязный воин со стареньким перелатанным щитом за спиной.
   Тьма, возня, её такие по-женски истеричные ругательства, и такой не по-женски поставленный удар кулаком справа, хруст костяшек, прямо у уха вызвавший брызги каменной крошки... И новый поток её слов после густой паузы - теперь панически испуганный. Радуясь, что удар пришёлся не по его хлебало, витязь вытянул из своих резервов ещё немного сил и энергии, и поднялся, чтобы сесть. Чтобы отыскать её лицо в темноте Алистеру пришлось пробежаться ладонями по наплечникам женщины, по её шее вверх к затылку. И здесь не сразу его губы нашли её: они крепко прижались началом поцелуя к грязной женской щеке, чтобы без промедления захватить в плен её губы - тесно, чтобы не вырвалась; долго-долго, будто всё на свете обречено было ждать. Я думал о тебе, Мойра Стаффорд, ты тревожила меня ночами, ты смотрела на меня из глаз других совсем немногочисленных девушек, достоинства которых меркли по сравнению с твоими. Ты плакала обо мне, Мойра Стаффорд, хотя до сих пор я не был уверен, что кто-то может оплакивать мою смерть. Время отсекло нам неполную неделю для общения и знакомства, но мы с тобой вместе уже прошли через то, что не все боевые товарищи могут пережить вместе. Одна из его рук смягчила хватку, опустилась к ушибленному кулаку банны и насколько это было возможно его внезапно неловкой лапой аккуратно подняла и слегка прижала к мокрой от воды груди Алистера. Порождений по близости не было, и это было прекрасно. Поэтому витязь ещё сидел, тесня банну к своей груди и молча дышал в её волосы, и иногда тянулся к её губами.
- Пожалуйста, скажи мне, что на тебе ни капли крови порождений, - голос мужчины ещё хрипел, когда он почти что разорвал соединявший их лица поцелуй. - Скажи мне это, и мы уйдём отсюда, мы найдём выход и там, снаружи я заслужу твоё прощение.
  Было бы неплохо ещё несколько часов полежать тут и отдохнуть, но Алистер боялся сна, который медвежьей тушей наваливался на него. Боялся, что они оба уснут, а если они уснут это будет равнозначно щедрому подарку порождениям тьмы: один воин в стальной упаковке, второй - уже распакованный. Кроме того витязь сейчас не смог бы сказать, сколько прошло времени с того момента, как это треклятое место проглотило его. Пять часов? Десять? День?
  И им пришлось пойти. На слабую ногу, голодные желудки и тяжёлые головы. Без запасного источника света под землю не лезут, и настал черёд Алистера разоряться на свои факельные запасы. И пока они шли с редкими привалами, слушая течения воздуха, стараясь идти вверх, щупая стены на наличие влажности и лишайников, считая повороты, Алистер подставлял Мойре своё плечо, потому что женщина всё ещё была облачена в доспех, весящий никак не меньше трёх десятков килограммов; тогда как сам витязь шёл теперь почти что налегке. И, в очередной раз уткнувшись в тупик, они делились водой, которую набрали прежде.
- Ветерок. Чувствуешь? - один из поворотов дышал прохладой, не такой сырой и застоявшейся, как в глубоких подземельях. Резная на гномий манер арка не отличалась от других, обрамляющих двери, но была слегка крупнее, и вела к винтовой лестнице, перемежающейся маленькими площадками. И здесь Алистер снова почувствовал их. Чуть выше.
- Они там, Мойра, - он остановился. - И их там больше одного. Скорее всего это и есть выход, и они знают, что мы его ищем, и ждут нас. И когда фраза мужчины иссякла, до их слуха донёсся совершенно нереальный звук: ржали кони, и кто-то воинственно рявкал, и визжало порождение. Не сказав больше ни слова, Алистер переглянулся с Мойрой и вместе с ней заторопился к концу лестницы, чтобы застать в конце короткого коридора - серый утренний свет, битву четырёх порождений с семерыми рыцарями. И было раннее утро, и на щите одного из воинов сверкнули звёзды Пика Дракона, и сырая тьма чёрным плащом лежала теперь за спиной Мойры и Алистера.