На промыслы Сэт собирался тщательно. Волосы стянул веревкой высоко на затылке, чтобы ни за что не цеплялись и в глаза не лезли, одежду выбрал поудобнее, а за пояс сунул большой кухонный нож на случай, если таки случится чудо, и проснется Нюхач ― старый сторожевой пес, который своего имени уже лет пять как не оправдывал. Вздохнул тоскливо: что такое нож для хлеба по сравнению с веридиевым кинжалом отца?
   Ночь нынче стояла ясная и светлая, с на диво чистым небом, усыпанным мириадами звезд. Красота, но Сэт предпочел бы шторм: в темноте он видел куда лучше круглоухих, а шум дождя скрыл бы его легкую поступь. Но в желудке красноречиво урчало, и эльф справедливо рассудил, что не имеет ни малейшего желания ждать, пока разразится буря. Зато грязь месить не придется.
   Цель была определена: картошка.
   Закрепив наплечный мешок так, чтобы он наверняка не потерялся, даже если не будет возможности придерживать его рукой, Сэт вышел на улицу, осмотрелся, запер дверь и углубился в тесные проулки между домами. Света почти нигде не горело. Немудрено: завтра всем на работу, а петухи в эльфинаже жили горластые и с первыми лучами солнца не будили разве что мертвых. Сэту, кстати, тоже не мешало бы выспаться перед трудовым днем, но разжиться мешком картошки ему не мешало бы сильнее. В конце концов, творить кулинарное искусство в то время, как собственный желудок отчаянно пытался съесть сам себя, было не комильфо и мешало наслаждаться процессом.
   Добравшись до ограды, Сэт осмотрелся снова: никого. Достояние местных жителей ― дыру в заботе ― от чужих глаз следовало беречь. Сэт наклонился, сдвинул в сторону проржавевший насквозь кусок кровли, некогда сорванный ветром с чьей-то крыши, и разгреб ветки и прочий мусор, под которыми оказался скол забора достаточно широкий, чтобы туда мог пролезть эльф. И достаточно узкий, чтобы этого не мог сделать, например, человек в латах.
   Сэт хорьком нырнул в лаз и, ухватившись поудобнее, сдвинул кусок кровли обратно, закрывая лаз.
   Дышалось здесь, за пределами города, определенно свободнее. С одной стороны горизонт укрывали скалы, с другой, сколько хватало глаза, простирался густой лес, про который ходило множество слухов. Задрав голову, Сэт лишний раз одарил излишне светлые сегодня ночью небеса осуждающим взглядом, затем пригнулся и засеменил вперед, выискивая нужные ему посадки. Ступал осторожно, стараясь не мять чью-то морковь и не оставлять ничего похожего на протоптанную дорожку, петлял, иногда замирал, подрагивая ушами и внимательно прислушиваясь. Тишина, только цикады стрекотали, да ухала где-то в лесной чаще сова.
   В картофельной ботве Сэт почувствовал себя увереннее: она была высокая и густая ― самое оно воришке спрятаться. Шуршала разве что, да Нюхач был глухой, как затянувший частушку пьяница. Плохи будут дела Сэта, когда хозяева посадок обзаведутся новым, молодым и злым псом. Рука машинально легла на рукоять кухонного ножа: а может, плохо будет псу.
   Картоха была крупная, округлая. Загляденье. Сэт хватался за стебли у самой земли и ловко выдергивал, но никогда ― два-три рядом, чтобы не прорежать ботву слишком очевидно. В сумку добычу совал вместе с зеленью ― пригодится. Сэт вообще был из тех, кто любому мусору мог найти применение.
   А потом он споткнулся и едва не рухнул в ботву, рискуя оставить на месте преступления слишком много улик. Шипя ругательства себе под нос, Сэт обернулся… и обомлел.
   На грядках лежал эльф.
   Сэт отшатнулся и замер, вздернув голову и прижав уши, как испуганный волчонок. Принюхался, присмотрелся. Эльф лежал и не двигался. Таки труп ― это гораздо серьезнее, чем ворованная картошка, и Сэт, являя собой далеко не эталон честности и не отличаясь уважением к закону, нисколько не желал в чьих-то глазах становиться еще и убийцей. Спасибо хоть такого же эльфа, а не человека. За человека так и вовсе могли бы зарубить на месте, как паршивого пса.
   Мягко ступая и машинально поправляя сумку, Сэт осторожно подошел ближе и обнаружил, что эльф-то был вовсе не такой же, как он: на смазливой мордочке красовались те самые ритуальные каракули, которые дикие эльфы рисовали на себе краской из собственной крови. Васалин или что-то типа того.
   Долиец, значит.
   Сэт почесал затылок, жмуря один глаз. Интересно, если его вдруг выследят и поймают, то за убийство долийца похвалят или накажут? Можно ведь будет соврать, дескать, эльф поганый на картоху позарился, да беднягу Нюхача из лука намеревался застрелить.
   Кстати о луке. Лука видно не было.
   Сэт даже аккуратно обошел эльфа вокруг, не задевая заветные кустики. Лука все равно не было. Ну, можно было приврать, что лук… потерялся. Что долиец его выбросил, когда бравая эльфинажка напал на него с кухонным ножом. Для убедительности, правда, стоило ножом в долийца потыкать, но Сэту как-то не очень хотелось, у того итак весь бок был темный от крови. Куда больше ему хотелось уйти и не оставить тем, кто на утро найдет подохшего в ботве долийца, ни малейшего шанса приплести к этому делу рыжую вороватую эльфинажку.

Сэт никак не ожидал, кто труп, на который у него уже были большие, пусть и рискованные планы, вдруг зашевелится. Городской отскочил назад, мысленно крепко выругавшись по матушке, батюшке и Андрасте, и отточенным движением выхватил нож.
   Живой, значит, оказался. Правда, по тому, как этот условно живой себя вел, жить ему оставалось недолго. Сам не откинется, так утром его хозяин посадок вилами прикончит и отомстит за помятую ботву. Или в город притащит, где долийцам и подавно никакой жизни нет.
   Слов, хорошенько пожеванных раненым, Сэт не понял. Единственным знакомым буквосочетанием, которое он смог вычленить, было «лето», но как-то сомнительно, что истекающий кровью долиец решил вдруг обсудить с городским сородичем свое любимое (или нелюбимое) время года.
   Кстати, да. Лесной выкормыш истекал кровью. Прямо на облюбованные Сэтом грядки.
   Недолго думая, воришка сунул нож обратно, скользнул к долийцу и плюхнулся рядом с ним на корточки, демонстративно прижимая палец к губам, делая страшные глаза и выдыхая красноречивое: «Тш-ш-ш!». Не хватало еще разбудить Нюхача. И как было кинуть тут этого долийца? Запаникует, зашумит, всех перебудит, и Сэту непременно достанется.
   И послали ведь так нелюбимые Сэтом боги, человеческие ли, эльфийские ли, этакую напасть на его остроухую рыжую голову.
― Какого архидемона ты выполз из своего леса? ― яростно зашептал городской, глядя на полуживого сородича с изукрашенной рисунком физиономией почти в упор. ― Не хочешь прямо сейчас уползти обратно и не доставлять мне проблем, а?
   Ну конечно, не хочет. Куда он поползет-то с такой раной в боку.
― Как тебя так угораздило? ― Сэт кивнул на кровавое пятно на одежде долийца и тут же втянул голову в плечи, снова настороженно прижимая уши. ― Да стони ты потише, пока сюда вся окраина не сбежалась!

Обознался он. А кого он, интересно, думал встретить, выходя из леса прямо под стены города? Далеко не самого маленького города в Вольной Марке, к слову. Изумрудного Рыцаря на золотой галле?
   Да, об Изумрудных Рацарях Сэт знал: в детстве мама читала ему захватывающие истории об этих могучих и благородных воинах.
― Это, поверь, заметно, ― рыжий криво усмехнулся. ― Видать, сказкам о том, что один долиец целый человеческий лагерь вырезать способен, суждено остаться сказками.
   Сэт знал и то, что означает слово «шемлен», но… предпочитал называть людей людьми. Вроде как вещи своими именами, без налета какого-то якобы бережно хранимого якобы наследия. Городские эльфы такой чепухой обычно не занимались. Разве что за венадалем упрямо продолжали ухаживать, будто от этого разукрашенного дерева хоть что-то в их жизни зависело.
― Не сомневаюсь, что не останешься. А теперь заткнись и терпи молча. Поле охраняет собака. Услышу лай ― брошу, будешь сам разбираться.
   Расставив все точки над i, Сэт бесцеремонно подтащил долийца к себе, придержал и поволок в сторону ограды Маркхамского эльфинажа.
   Вообще-то, здравый смысл подсказывал ему, что от лесного эльфа лучше было бы избавиться. Чай не котенок, чтобы вот так подобрать и выхаживать. Сэт не любил привлекать к себе внимание власть имущих, обычно это плохо заканчивалось, а как-то сложно было его не привлечь, внезапно подселив к себе долийца. Будь Сэт разбойником или, хотя бы, просто убийцей, имеющим представление о том, куда девать трупы так, чтобы их наверняка никто не нашел, ситуация упростилась бы в разы.
   Но… Сэт разбойником не был. На самом деле, он даже помыслить всерьез не мог о том, чтобы добить сородича вместо того, чтобы помочь ему. И не помочь бы не смог в любом случае. Он даже не был уверен в том, что, появись вдруг перед ними серьезно настроенный Нюхач, исполнит свою угрозу и в действительности бросит раненого долийца на растерзание.
― Гребанный твой альтруизм, Сэт, ― глухо ворчал рыжий, то и дело порываясь потерять равновесие в силу отсутствия привычки таскания кого-либо подмышкой, ― сведет тебя однажды в могилу…

― Мне плевать, как тебя зовут, ― злым шепотом огрызнулся Сэт, пугливо оглядываясь и поводя ушами в отчаянной попытке уловить малейший намек на угрозу в случае ее появления. ― Молчи, просто молчи, иначе последним неудобством, которое мы кому-нибудь доставим, будет удар какими-нибудь вилами!
   Но, увы, несмотря на все попытки Сэта себя вести тихо  и заставить не долийца издавать ни звука, это таки случилось. Городской вздрогнул всем телом, резко развернулся и отпрянул было от ― как там его? ― Тайлена, да не тут-то было, уж больно цепкий тот оказался. Выходит, чтобы бросить долийца на растерзание псу и дать себе фору, сперва пришлось бы его от себя скрупулезно отдирать и, возможно, пару раз пнуть для пущей убедительности…
   Трата времени. Слишком большая трата времени.
   В отличие от Тайлена, Сэт нисколько не стесняться признаться ни себе, ни окружающим, что да, Нюхача он действительно боялся. Легко было отзываться от старом псе с пренебрежением, пока тот не попадался на глаза, но не когда стоял прямо перед тобой, воинственно изогнув хвост и с грозным рычанием оскалив зубы. Вообще-то, Нюхач представлял из себя поистине огромного бурого с сединой кобеля, бабка которого, как казалось Сэту, согрешила с ферелденским мабари, с широкой грудью, маленькими злыми глазами и мощными челюстями, которыми псина легко перекусила бы эльфийскую ногу.
   Свободная рука Сэта сама собой потянулась к кухонному ножу на поясе и на полпути замерла. Полоумный долиец пригнулся и попытался… приласкать… Нюхача?
― Ты какого… мать твою… демона… делаешь? ― сипло выдавил из себя Сэт, предпочитая, чтобы расстояние между ним и псом оставалось чуть больше, чем пара дюймов.
   Но бежать-то все равно не было большого смысла. Собака бегает быстрее эльфа. Да еще и Тайлен этот прицепился. Дернешься ― упадешь, и здравствуйте, песьи клыки, я ― ваша глотка.
   Нюхач прищурился, навострил уши. Глухо заворчал, шумно принюхиваясь, сделал шаг, не поднимая опущенной к земле головы. Подошел вплотную, недоверчиво ткнулся носом в руку долийца, заставив сердце Сэта замереть где-то в пятках. А потом вдруг вяло вильнул хвостом и лизнул протянутые к нему пальцы.
   Городской моргнул. Потом еще раз, полагая, что усиленное моргание поможет ему отогнать наваждение. Пес-сторож, гроза всех воришек в округе, теперь с интересом обнюхивал пальцы Тайлена и изредка хрипло поскуливал, будто бы позабыв о том, зачем его вообще ночами выпускают на грядки.
― Это… что за фокус такой?..

Казалось бы, вот он ― шанс! Долиец не только, наконец, от него отцепился, но еще и принялся развлекать собой пса (со стороны похоже было, будто Тейлен отчаянно уговаривает Нюхача себя съесть). Казалось бы, беги, наслаждайся свободой, свежим ночным воздухом и приятной тяжестью краденного картофеля в сумке, и никаких тебе сторожевых собак, никаких полумертвых эльфов, никаких проблем!
   Казалось бы.
   А Сэта хватило, максимум, на неловкий шаг назад ― в сторону от грядки. Там он и стоял, понурив уши и с тоской наблюдая за тем, как Тайлен, слабо и болезненно улыбаясь, чухает за ушами огромного черного пса. Стоял и думал о том, никуда он не побежит и сородича на произвол судьбы не бросит. Понимал, что, по сути, сам себе сейчас подписывает приговор. Ведь не получится так, чтобы долиец просто с утра покинул его лачугу и навсегда исчез из его маленького уютного мирка, верно? Прощай, спокойная жизнь, стабильность, в которой каждый день похож на предыдущий, уверенность в том, что завтра непременно наступит и неприятных сюрпризов принесет не больше, чем сегодня или вчера. Скучная, серая рутина, к которой так привык Сэт, которую он с таким трудом когда-то заставил себя полюбить.
   Провожая неспешно ретирующегося и шумно пофыркивающего Нюхача взглядом, городской от души (и, разумеется, про себя) оскорбил того по матушке, обозвал тряпкой, вопросил, почему долиец по итогам встречи не был съеден, и глубоко вздохнул, обращаясь уже к источнику всех своих бед.
― Нет никаких «мы», ― огрызнулся Сэт, раздраженно кривя губы и поправляя наплечную сумку. ― Запомни это. Это ты меня задержал тем, что решил вдруг умереть именно здесь и именно сегодня и не умер до моего появления. А теперь умолкни.
   И рыжий, согнувшись в три погибели, легкой бесшумной поступью преодолел оставшееся до забора расстояние, безошибочно нашел заветную дыру, просунул в нее руки, напрягся, сдвигая в сторону кусок кровли, кивнул Тайлену и нырнул в образовавшийся лаз.
― Давай! ― все так же шепотом рыкнул он. ― И не вздумай чем-нибудь за что-нибудь зацепиться или перемазать в крови!

― Ага, десять раз. Вот тут вот я и живу, ― издевательски кривляясь, Сэт обвел руками закуток под забором, наполовину заваленный мусором, большая часть которого давно уже превратилась в бесформенную грязно-серую массу. ― Со всеми удобствами, можно сказать.
   Но, пристально взглянув на долийца, городской к ужасу своему понял, что тот практически готов ему поверить. Пришлось торопливо добавить:
― Да нет, конечно.
   И нет, Сэт не страдал от излишней вежливости и испугался вовсе не того, что его, упаси Андрасте, не так поймут. Нет. Он все еще пребывал в ужасе от того, с каким доверчивым тапком ему предстоит иметь дело.
― Просто молчи и следуй за мной. Я скажу, когда придем.
   Городской напрягся и подвинул пласт кровли на положенное место, после чего еще немного вдавил его в грязь. Солнце досюда практически никогда не дотягивалось, а потому грязи хватало даже в довольно засушливые месяцы. К слову, долиец, чуть ли не по уши в этой грязи извалявшийся, похоже, не очень-то переживал по этому поводу.
   С другой стороны, у него было полно других поводов для беспокойства, верно?
   Сэт бесцеремонно помог лесному собрату подняться, шикнул на него на случай, если тот вдруг удумает застонать, и заспешил к своей лачуге, то и дело воровато оглядываясь. Они успешно миновали двух крепко спящих пьяниц (а может, мертвых, кто их разберет) и небольшую группу эльфов, предававшихся обильным возлияниям в укромном закутке, где им не могла бы помешать городская стража (если той вдруг взбредет под шлем явиться и проверить, как там дела в эльфинаже). Впрочем, гулявшие так шумели, что вся их затея со скрытностью теряла всякий смысл.
   Проходя под окнами одного из домов, Сэт замешкался, остановился, прислонил Тайлена к стене и приложил палец к губам, мол, ни звука. А затем бесшумно взобрался на тут же рядом стоявшую бочку и аккуратно заглянул в окно, с трудом удерживая равновесие. Окно было занавешено одной застиранной до неведомого белесого цвета шторкой, но сквозь пару довольно крупных дыр в ней Сэту удалось различить в полумраке узкую кровать и спавшую на ней девушку. Густые русые волосы разметались по подушке, на губах блестела влага. Все остальное, достойной внимания, увы, было прикрыто одеялом.
   Сэт мечтательно вздохнул и спрыгнул с бочки. Стелла, ох, Стелла, хотел бы он оказаться на той узкой кроватке вместе с ней, они бы уж как-нибудь да уместились. Тайлен же удостоился страшного взгляда «чего ты на меня вылупился, пошли», после чего городской снова поволок долийца за собой.
   До родной лачуги добрались без приключений уже через несколько минут. Кривой ключ щелкнул в замке, дверь со скрипом отворилась, впуская двух эльфов в холл. Лишний раз окинув взглядом пустынную ночную улицу, Сэт спешно заперся и сунул ключ обратно в потайной внутренний кармашек (один из немногих имевшихся в его распоряжении кармашков без дырок).
― Вот теперь пришли, ― вполголоса сообщил городской, зажигая стоящую на обеденном столе лампу.

― Чай уютнее, чем в дупле, ― Сэт по привычке не смог удержаться от колкости. ― Или где вы там все живете.
   На самом деле, он не был столь невежественен, чтобы не знать слово «аравель». Из рассказов (и сказок) матери Сэт даже имел некоторое смутное представление о быте лесных эльфов, хотя и не смог бы с уверенностью сказать, что из некогда услышанного им правда, а что ― выдумки.
   Пока долиец оправдывался и извинялся, хозяин лачуги принялся хлопотать по хозяйству: швырнул сумку с наворованной картошкой в дальний угол, поправил ветхую одежду и растрепанные волосы и присел на корточки, чтобы разжечь камин. Источник тепла и света никогда не бывает лишним. Вскоре уютные огоньки уже заплясали в поленнице, и Сэт глубоко вздохнул, складывая руки на отставленном колене. Желтовато-рыжие блики поглотили потусторонние зеленые отсветы, и городской оставался в блаженном неведении… ровно до того момента, как поднялся на ноги, бегло отряхнув штаны, и повернулся к спасенному. Тайлен радостно улыбался.
   Рвущийся из груди крик Сэту каким-то немыслимым образом все же удалось подавить. Он отпрянул, схватился за рукоять кухонного ножа на поясе с такой силой, что побелели костяшки, да так и замер, боясь шелохнуться. Его вовремя остановила мысль о том, чем чревата прямая угроза.
― Ты… маг? ― сипло выдавил из себя городской, не скрывая обуявшего его ужаса. Чего только стоили по-эльфийски огромные зеленые глаза Сэта, похожие теперь на два блестящих блюдца, занявших собой добрую половину лица.

Сэт колебался, но от решительных действий его удерживало вовсе не сомнение в том, стоит ли бояться данного конкретного мага. Нет. Сэт гадал, как ему сохранить свою шкуру целой, да так, чтобы наверняка. Он стоял теперь слишком далеко от облюбованного долийцем стула, чтобы можно было дотянуться одним ударом, в метании ножей был плох, и для замаха ему требовалось непозволительно много времени… Ловкостью дикой кошки скромный житель эльфинажа также не отличался.
   Сэт знал о магах исчезающе мало и понятия не имел, каковы те в бою. Но одно он знал наверняка: любой маг опасен, каким бы жалким и безобидным он не казался, и даже родная кровь в чужих венах не способна обратить до поры до времени дремлющее чудовище в заслуживающее доверия существо.
   Резкое движение заставило городского вздрогнуть и побледнеть сильнее. Он не знал, как отличить простой привычный жест от магических пассов. А потому, когда Тайлен поднялся, показывая ему ладони, Сэт судорожно сглотнул и отступил на пару шагов, безмолвно кляня себя на чем свет стоит за беспечность. Ну как, как можно было притащить к себе домой мага?!
   Мысли в голове судорожно метались, услужливо подбрасывая красочные образы его ― Сэта ― убитого магом. Объятого пламенем, обращающим плоть в пепел, или скованного льдом, так что ударь ― разобьется на сотни кровавых осколков. Вспомнил эльфинажка и про магию крови, о которой так любили вещать храмовники и церковные служки. Он мог лишь догадываться, какая ужасная смерть ждет того, чья кровь восстала против собственного хозяина волей безжалостного малефикара.
   До чего же гадко было чувствовать себя беспомощным и беззащитным…
― Да, ― надрывно выдохнул из себя городской. ― Ты уйдешь, а я сделаю вид, что этой ночи никогда не было. Я не хочу иметь ничего общего с такими… как ты.
   По спине пробежал холодок, и застарелая горечь, лишь окрепшая с годами подобно хорошему вину, тисками сдавила горло. «Как ты». Как Равис.
― Что? ― Сэту не сразу удалось отвлечься от цепкой мысли, и от бросил растерянный взгляд на перепачканную в крови сумку Тайлена. ― Посох? Но там не… не было никакого… посоха…
   Городского передернуло. Все-таки нелюбовь с Создателем у них была взаимной, иначе как объяснить такое «везение»? Вышел ночью на промысел в картофельное поле ― нашел мага, вооруженного посохом. Хуже, по мнению, Сэта, мог быть только сам Архидемон.
   Выломать дверь у Тайлена, впрочем, не получилось. Наверное даже к счастью, иначе пришлось бы ее чинить.
   Не сводя с мага красноречивого взгляда немигающих теперь уже прищуренных глаз, Сэт медленно боком подошел к двери и сунул руку в потайной карман, позвякивая ключами. Долиец выглядел откровенно несчастным, не говоря уже о том, что едва стоял на ногах. По грязному расписанному ритуальным узором лицу было не особенно понятно, но, кажется, лесному эльфу едва ли исполнилось восемнадцать. Примерно столько же, сколько Равису, если тот, конечно, до сих пор был жив.
   Сказать по чести, Сэт никогда не пытался выяснить, как сложилась судьба его брата. Да и у кого ему было спрашивать? У патрулей храмовников, изредка заглядывавших в эльфинаж? Эти с каждым годом, кажется, становились все злее, и лишний раз привлекать к себе их внимание посмел бы только несчастный, обезумевший от тоски. Сэту же давно удалось убедить себя в том, что он не тоскует вовсе.
― Я… Да, ― он задумчиво глянул на ключи, лежащие на узкой ладони, а затем поднял взгляд к Тайлену. Совсем еще мальчишка, и как только его угораздило свалиться в зарослях картофельной ботвы, истекая кровью? ― И… куда ты пойдешь?

Надо ли говорить, что во всей этой долийской кухне Сэт разбирался очень мало, и того меньше ― в той ее части, что касалась «диких» магов. Церковь о них говорить не любила. Немудрено, ведь, если верить слухам, долийские Хранители управлялись со своим даром и без Кругов и храмовников, которые в стенах больших (и небольших) городов считались необходимыми. Сэт, правда, относился скорее к тем, кто ставил это мнимое мажье благоденствие под сомнение. Верно говорили: случись одерженник в городе, и загубленные им целые кварталы позабудут нескоро, а угоди в когти демона босоногий эльф посреди глухого леса… Никто и не вспомнит, что некогда по таким-то землям бродил такой-то долийский клан.
   Хранительница, второй преемник, девочка со способностями… Сэт чувствовал, что слова Тайлена подразумевают что-то, что кажется тому очевидным, но самому ему разгадать этот ребус было не по силам.
   Зато городской уловил кое-что, что показалось ему очень важным. «В ладах со своим даром». Сэт знал, что в Кругах маги, когда приходит их время, подвергаются таинственным то ли Испытаниям, то ли Истязаниям, по итогам которых либо доказывают свое умение противостоять соблазнам Тени, либо… гибнут. Слабый духом демона не обманет, эта простая истина была известна широко за пределами любого Круга.
   Сэт не мог с уверенностью сказать, что Равис был силен духом. Быть может, его брат не пережил даже Испытаний. Или Истязаний, как там их, бишь, называли…
   Заслышав эльфийскую речь, городской весь как-то незаметно съежился, опуская голову и подавленно отводя назад острые уши. Этот язык… звучал как ноты, как песня, будто тончайшие струны души сами собой ее исполняли. Слова казались смутно знакомыми, но Сэт догадался больше по смыслу: «спасибо».
   Он предпочитал, чтобы ничто не тревожило давно покрывшиеся пылью струны его души.
― Не благодари, ― глухо отозвался рыжий. ― Ты даже из эльфинажа сам выбраться не сможешь. Твоя вот эта… штука, ― он неопределенно обвел пальцами собственное лицо, ― привлекает слишком много внимания. Местные станут спрашивать. Стража и спрашивать не станет. Храмовники ― тем более. Тебе известно, кто такие храмовники?
   Сэт криво и горько умехнулся.
― Рыцари Церкви. Они в последнее время не в настроении. Не думаю, что станут тратить на тебя время. Долийские маги для них как больная мозоль. И всякая магия против них, говорят, бесполезна.
   Ключи тихо звякнули, подброшенные в воздух и снова пойманные. Подергивая ухом, Сэт задумчиво смотрел на дверь. О, трусы Андрасте, почему он до сих пор разговаривал с этим… магом? Почему не выставил его на улицу еще пять минут назад?
― Твоя дорога на юг… будет короткой, Тайлен, ― он перевел взгляд на лесного собрата, впервые, кажется, назвав того по имени. Осознанно так точно впервые.