Только когда Йен выпалил все свои вопросы, он понял вдруг, что не хочет знать ответы на них. Не хочет услышать правду, которая наверняка ранит больнее лжи. Его приводили в ужас размышления о том, что за чувства он испытывает к шемлену, когда же он задумывался о том, что чувствует сам Дориан, его охватывала настоящая паника.
"Это просто развлечение, и я легко найду тебе замену", - звучал в его голове голос тевинтерца - так отчетливо, словно тот и вправду произнес эти небрежные слова.
"Ты же не думал, что чем-то отличаешься от Сида?" - еще одна фраза, и эльф ощутил, как что-то сдавило его грудь, мешая нормально дышать.
"Я даже не замечу, если тебя не станет", - Йен вздрогнул от ласкового прикосновения к лицу так, словно получил пощечину.
Он уже собирался рассердиться на себя за эту неуместную неуверенность в себе, когда Дориан заговорил, отстраняясь. Долгожданная свобода показалась вдруг пустой и ненужной, долиец с радостью променял бы ее на возможность и дальше чувствовать на себе вес чужого тела и легкие, нежные прикосновения. Шемлен не пытался увернуться от ответов, как минутой раньше это сделал сам Йен, но с каждым его словом Йену все больше казалось, что он прячется за ними, закрываясь от собеседника, отдаляясь от него.
Увидев, как ссутулился Дориан, проводя ладонью по лицу, эльф почувствовал острый укол чувства вины - он умудрился задеть его, даже если не собирался этого делать. Поколебавшись мгновение, он подался ближе и обнял тевинтерца со спины, уткнувшись лицом в его шею. Запах и тепло его кожи успокаивали, гасили страх, до того державший долийца цепкими когтями, и он тихо произнес:
- Мне не нужно знать, это не имеет никакого значения.
И сейчас он даже почти верил в собственные слова. Мысль о долгой веренице любовников Дориана вселяла в него сомнения, но только потому, что ему не хотелось оказаться всего лишь одним из многих. Но разве можно было произнести это вслух? Он скорее согласился бы отрезать себе язык, чем так наступить на горло собственной гордости.
Нащупав руки Дориана, Лавеллан ласково погладил его пальцы и переплел их со своими. Губы осторожно прикоснулись к смуглой коже на шее - он рассмотрел следы от своих же ногтей и слабо улыбнулся. Вот так, в молчаливом объятии, без глупых вопросов и пугающих ответов, было лучше всего. Лишь спустя некоторое время разомкнув руки, он отстранился и смущенно улыбнулся, усаживаясь на кровати и поджимая под себя ноги.
- Fenedhis! Страшно хочется курить. Ты не возражаешь... - с этими словами он потянулся к карману и уже через мгновение осекся - вместе с трубкой он извлек из него зацепившуюся за нее нить. Золотую нить для волос, украшенную маленькими перламутровыми бусиными, которая самым бесстыжим образом упала на покрывало между ним и Дорианом.

Больше всего хотелось провалиться сейчас сквозь землю, чтобы только не ощущать на себе пытливый взгляд Дориана. Не зная точно, как реагировать и что ответить, Йен сделал вид, что полностью поглощен процессом раскуривания трубки.
Это был сувенир из Долов, едва ли не единственный приятный момент во всем этом невеселом путешествии, и эльф, вспомнивший о давней привычке еще во время встречи с Деннаганом, не без удовольствия вернулся к ней. Раскрыв кисет, он принялся набивать измельченные листья в чашу глиняной трубки, украшенной рельефным изображением галлы. Этот процесс был долгим и кропотливым, а потому пришлось все же заговорить, хотя поднимать взгляд на тевинтерца Йен по-прежнему избегал.
- Я... я собирался вернуть их тебе, - ложь прозвучала на редкость неубедительно, он и сам это понял - острые уши, отзываясь на жгучий стыд их обладателя, мгновенно покраснели. Изящное украшение напоминало ему о Сатиналье - совершенно удивительной ночи, непохожей на все, что он когда-либо испытывал. Тогда ему удалось отбросить все условности, закрыть глаза на ярлыки "долиец" и "тевинтерец" и по-настоящему насладиться обществом Дориана. Каждый раз, стоило ему коснуться теплого перламутра, это пьянящее чувство свободы возвращалось к нему, он чувствовал руки шемлена, обнимающие его, и ветер, бьющий прямо в лицо, пока карусель набирает немыслимую скорость, превращая площадь Вал Руайо в одно сплошное пестрое пятно... - У меня не получилось вплести их, - совсем тихо пробормотал Лавеллан и принялся возиться с огнивом - нервно подрагивающие пальцы никак не могли высечь искру. Сдавленно выругавшись себе под нос, он все же поднял на Дориана пристыженный взгляд. - Ты не мог бы?..
Немного огненной магии сейчас было бы как нельзя более кстати.

У того, что Йен так упорно не желал поднимать взгляд, была вполне веская причина - он не хотел увидеть, как шемлен смеется над ним. А посмеяться и впрямь было над чем: он так яростно отверг этот подарок в ночь Сатинальи, а теперь повсюду таскает его с собой... Впрочем, этого Дориан не знает, и, может быть, поверит, что нить оказалась в кармане, потому что эльф собирался ее вернуть? Но тогда почему только одну?
Словом, насмешка была чем-то вполне ожидаемым от язвительного тевинтерца, который, казалось, мог зубоскалить по любому поводу. Но Дориан снова удивил: он был так ласков и покладист, что Йену понемногу удалось справиться со смущением.
- Я... ma serannas. Мне очень нравится этот... подарок, - последнее слово далось нелегко - он не привык получать подарки. Для долийцев это значило не меньше, чем прикосновения или близость - это было заведено лишь между теми, кого связывало нечто настоящее. Связывало ли что-то подобное их с Дорианом? - И мне было очень хорошо с тобой в Сатиналью, - осмелев, добавил Лавеллан и мягко улыбнулся в ответ на улыбку шемлена.
Хотя он сам просил об этом, стоило пламени заплясать на широкой ладони, он инстинктивно отшатнулся. Он все еще не мог привыкнуть к тому, как просто и естественно обращается Павус с огнем, как тот ласкает его кожу, не причиняя ей вред. Но этот огонь не обжигал - он грел, и Йен доверчиво придвинулся ближе и прикоснулся к запястью любовника, наклоняя его ладонь так, чтобы было удобнее поджечь смесь в трубке.
- Что - сейчас? - растерялся он, услышав просьбу Дориана, но все же послушно повернулся к нему правым боком. - Я не уверен, что золотое украшение в волосах - это предмет первой необходимости в пустыне, ma vhenan, - тихий смешок эльф выдохнул вместе с дымом - табак разгорелся, и комнату постепенно заполнял запах лесных трав и летних костров. - Это то, чему учат в ваших Кругах - заплетать друг другу волосы?

Если бы еще пару недель назад кто-то сказал Йену, что он придет среди ночи в спальню шемлена, будет сидеть с ним на его кровати и болтать, пока тот возится с его волосами... Словом, не посчастливилось бы этому кому-то - такой шутки долиец совсем не оценил бы. Сейчас же, когда первая неловкость прошла, от происходящего было как-то тепло и очень уютно. То, что с Дорианом ему интересно, он понял уже давно - шемлен всегда охотно отвечал на бесконечные вереницы вопросов, приоткрывая для эльфа завесу над миром, вовсе ему незнакомым, и внимательно слушал в ответ, когда Йен рассказывал о том, как живут долийцы.
Но сейчас это общение словно перешло на какой-то иной, совсем уж неизвестный ему уровень. В каждом слове, в каждом прикосновении мог крыться подтекст. И пусть Лавеллан не всегда его угадывал, ему по-настоящему нравилась близость, которая понемногу, камень за камнем, слово за словом, устанавливалась между ними. То, что случилось в купальне, было жарким, ярким, будоражащим, но еще по дороге в комнату тевинтерца он задался вопросом: а что, если это и все, что теперь будет между ними? Но эта ночь - легкие прикосновения, разговоры, пустые и не очень, подтрунивания друг на другом и даже мимолетные обиды - развеивала страхи. Хотя бы эти.
- Хорошо, если тебе этого хочется, - Йен повел плечом со всем равнодушием, на которое только был способен, словно самому ему и не было до смерти любопытно посмотреть на то, как золотая нить будет выглядеть в его волосах. Терпкий дым приятно щекотал ноздри и слегка щипал язык с непривычки, а само ощущение глиняной трубки в руках расслабляло, настраивало на мирный лад. Дориан взялся за дело, и эльф довольно зажмурился - прошло очень много лет с тех пор, как кто-то последний раз заплетал ему волосы. - Там точно не учат скромности! - фыркнув, отозвался он на замечание о Круге, но уже в следующее мгновение подавился дымом, который от удивления глубоко вдохнул. Глаза тут же заслезились, в груди заболело, словно легкие изнутри раздирали строптивые кошки, и Йен закашлялся, нелепо размахивая руками. - Невесты?! - он попытался обернуться, но волосы все еще были в руках шемлена, и он тихо ойкнул от тянущей боли и застыл. Теперь уже вспомнилось - Дориан упоминал ее и раньше... в одном смущающем, жарком разговоре, который долиец до этого заставлял себя забыть. - Действительно - у тебя ведь есть невеста. Значит, ты вернешься к ней, когда здесь все закончится? - светский тон по-прежнему давался ему из рук вон плохо, и, поняв это, он сердито засопел и вернулся к своей трубке, злобно выдыхая клубы дыма, как какой-нибудь недовольный дракон.

Противное, душащее чувство - сродни тому, что захватило его во время разговора о Сиде - снова заявило о себе, и настроение стремительно портилось. Если в Тевинтере Дориана ждала невеста, то это выставляло в дурном свете не только его, но и эльфа. Ведь получается, что он польстился на чужого жениха! Даже мысленно это звучало дико и отвратительно, и пояснения шемлена прозвучали как нельзя более вовремя - Йен уже готов был вспыхнуть.
Никогда еще слово "была" не звучало такой музыкой! Незнакомое, тревожное чувство гасло, сворачивалось где-то глубоко дремлющей змеей, а миру снова возвращались прежние краски. С гораздо большим удовольствием набрав в рот дым, Лавеллан вытолкнул его через ноздри и ощутил нечто куда более привычное и приятное - любопытство.
- А почему ты разорвал помолвку? - подобные случаи среди долийцев были редкостью - если уж эльфы решали связать себя отношениями, как правило, это было нерушимо. Но "как правило" означало, что были и исключения: ему живо припомнилась сцена, невольным свидетелем которой он стал когда-то. Молодая охотница, едва примерившая на себя роль невесты, горько плакала и все пыталась извиниться - ее жених узнал о том, что она носит под сердцем чужое дитя. Может, и здесь было нечто подобное? Йен с интересом навострил уши, послушно превратившись в изваяние и не предпринимая больше попыток обернуться. - И почему ничего не было? - и тут же осекся, пораженный неожиданной догадкой.
"Я прекрасно вижу, что ты мужчина. Я вполне успел рассмотреть и оценить то, что отличает тебя от женщин".
Это прозвучало после того нелепого поцелуя в таверне, но эльф тогда не придал этим словам значения. Сейчас они неожиданно приобретали новый смысл. "А ведь потом был Сид... не какая-нибудь смазливая девица, а снова мужчина".
- Постой, ты... Тебе что, совсем не нравятся женщины? - он понизил голос так, словно спрашивал о чем-то страшно неприличном. Хотя, пожалуй, так оно и было! - И ты никогда не... - он замялся, пытаясь подобрать слова. - Никогда не был с женщиной?
Пожалуй, сейчас даже к лучшему было, что Дориан не мог видеть его лица.

Было что-то будоражащее в том, что они вели этот откровенный разговор, даже не видя глаз друг друга. Словно так было проще говорить то, что не всегда можно решиться сказать в лицо. Йен, к примеру, совсем не был уверен, что решился бы на подобный вопрос под внимательным, изучающим взглядом Дориана. И стал бы сам Дориан отвечать на него так честно и прямо, сверли его в этот момент глазами эльф?
Он не стал спрашивать, для чего родители Дориана навязали ему брак с этой Ливией - чтобы понять это, хватало и его собственных познаний. Среди долийцев тоже встречались подобные договорные союзы - Хранители выбирали пару для своих подопечных, если те не могли определиться самостоятельно. Это было необходимо для того, чтобы древняя кровь elvhen продолжала течь по жилам маленьких эльфов. Но в таких случаях hahren всегда учитывали характеры будущих новобрачных и подбирали пару так, чтобы они подходили друг другу. Похоже, семья Дориана не стала задумываться о такой "мелочи".
Но дальше разговор вошел в такое русло, что лицо Лавеллана немедленно залило краской смущения. Конечно, он сам спросил Дориана об этом, но он не ожидал, что тот ответит так охотно, к тому же... Даже через одежду ладони шемлена были обжигающе горячими, а легкие массирующие движения одновременно расслабляли и горячили. Это, пожалуй, и было причиной, по которой он выпалил следующий вопрос прежде, чем успел подумать:
- И никогда не хотелось даже попробовать - из любопытства? - впрочем, он предпочел бы задать еще с десяток вопросов, чем дать хоть один ответ, который ожидал от него тевинтерец. Насколько же проще было раньше, когда в таких случаях можно было огрызнуться, напомнить шемлену о его месте и сохранить все свои мысли и секреты при себе. Сейчас же откровенность предполагала ответную откровенность, и Йен заговорил, мучительно подбирая слова: - Я ни о ком так не думал... до недавнего времени, - табак догорел, последнее облачко дыма взлетело к потолку, медленно рассеиваясь, и он отложил нагревшуюся трубку в сторону. - Понимаешь, когда я был совсем юным, все мои мысли были только об учебе. Я хотел стать Первым, хотел овладеть своей магией, и это все, что меня по-настоящему интересовало. Я замечал, как юноши смотрят на девушек, как стараются мимоходом прикоснуться к ним, а те в ответ краснеют и смущенно смеется... Но я не испытывал к этому никакого интереса, эта сторона жизни словно просто проходила мимо меня, - помолчав еще немного, он ласково прикоснулся к пальцам Дориана на своем плече и решил быть откровенным до конца. - Но я помню один день, когда купался вместе с охотниками в озере. Они валяли дурака, обрызгивали друг друга водой, а я вдруг заметил, как красивы их сильные, гибкие тела... - долиец заговорил тише и прикрыл глаза, словно так было проще делиться воспоминаниями, о которых он и сам едва не позабыл. - Я не думал тогда о себе, но вдруг представил, как они прикасаются друг к другу, как их огрубевшие от луков и мечей ладони изучают чужие тела, ощущают твердые мышцы под кожей, и я... - голос его зазвучал совсем хрипло, и он поспешил откашляться. - Я убедил себя тогда, что это просто праздный интерес к чужому телу, а подобные мысли - недопустимы и постыдны. Я запретил себе думать об этом, и... - он усмехнулся, - последние восемь лет неплохо справлялся с этим, - и совсем тихо, почти неслышно: - Пока не появился ты.

Ладони на плечах неожиданно сжались сильнее, причиняя боль, и Йен вздрогнул. Это не было неприятно - напротив, это напомнило ему о другой боли, которую он испытал днем в купальне, и дрожь снова ощутимо прошла по его спине вдоль позвоночника. Отчего-то ему немыслимо нравилось, что Дориан сильнее его, нравилось, когда тот демонстрировал это, нравился легкий привкус угрозы, исходивший от него. Странно волнующей была мысль, что пожелай тевинтерец взять свое силой, ему это, скорее всего, удалось бы. "Интересно, приходила ли подобная мысль ему в голову?.."
- Разве через это не проходит каждый подросток? - несмотря на некоторое смятение, которое привносили будоражащие и не очень чистые мысли, долиец все еще был расслаблен, а как следствие - говорлив и откровенен. - Он перестает быть ребенком, меняется, в том числе физически, и проявляет интерес к телу - сначала своему, а потом и чужому... - собственная смелость в высказываниях заставила все же прикусить язык и смутиться, и он с радостью ухватился за возможность перевести разговор в иное русло. - А как это было у тебя? Когда ты впервые испытал интерес к юношам?
Лавеллан никогда не говорил ни о чем подобном ни с кем; пожалуй, самыми откровенными были его разговоры с Деннаганом, но и тогда он предпочитал слушать, а не рассказывать. Но вести такую беседу с Дорианом оказалось неожиданно легко, точно не было ничего неестественного в том, чтобы обмениваться секретами с тем, с кем собираешься разделить постель.
Дориан отстранился, и эльф повернулся к нему лицом с улыбкой, которая  почти сразу исчезла. Шемлен уже не казался расслабленным и открытым, казалось, что разговор, который они затеяли, перестал быть легким, даже немного игривым, и задел его за живое. Подавшись чуть ближе, Йен обратился в слух и почти сразу понял, что стало причиной изменения настроения. Он знал, что такое быть разочарованием для родителей.
- Значит, в Тевинтере это осуждают? - тихо спросил он, кладя руку на колено Дориана - осторожный жест поддержки. - Я думал... То есть... - долиец смутился, и его речь превратилась в не очень внятное бормотание. - Просто ты такой раскованный, и я предположил... - он все же так и не смог закончить эту фразу, надеясь, что шемлен и без того поймет его.
Услышав вопрос Дориана, Йен на некоторое время умолк, обдумывая свой ответ и пытаясь правильно подобрать слова. Это было непросто - он действительно никогда не заговаривал об этом, а если быть честным, то и не думал об этом уже очень и очень давно.
- Со мной никто не проводил бесед - долийцы не считают связь между мужчинами недопустимой и постыдной. И все же... - он замялся, раздумывая, как объяснить шемлену то, что и сам не вполне понимал. - На каждом из нас лежит ответственность - перед кланом и перед народом в целом. Нас очень мало, и каждая новая жизнь - большая ценность, которой нельзя так просто пренебречь. Нормальным и правильным считается завести семью, растить детей, которые будут нести знания об elvhen, когда тебя не станет. Но это не значит, что исключений не бывает, - перед следующим словом Лавеллан запнулся, словно ему было неловко произносить его перед Дорианом. - Любовь между мужчинами случается, хоть и редко. Двое lethallin проводят все время вместе, охотятся, рыбачат, охраняют покой клана и сражаются плечом к плечу. Они ближе друг другу, чем братья, и тогда достаточно одной только искры... - говорить об этом было странно. Часть своего повествования Йен почерпнул из рассказов других - в его клане не было подобных случаев. Но часть - и он запоздало понимал это - он пересказывал с собственных чувств. Это ведь он сражался плечом к плечу с Дорианом, он несколько раз вместе с ним заглядывал в лицо смерти, и это он испытал на себе эти искры, от которых мир вдруг перевернулся с ног на голову. Пускай даже он никогда не назовет его "lethallin". Решительно вздохнув, он подытожил: - Но это любовь, шемлен. Она не имеет ничего общего с тем, что испытывал я, глядя на купающихся охотников.

Йен не заметил заминки в речи Дориана - то ли был слишком поглощен предметом разговора, то ли находился в слишком благодушном настроении, чтобы привычно вскинуться на одно лишь упоминание рабства. Куда интереснее было слушать воспоминания тевинтерца, удивляясь и даже немного восхищаясь - он говорил об этом так свободно!
И все же уже второе упоминание рабства заставило эльфа несколько помрачнеть: его болезненно коробили слова "с ними можно творить что угодно". Словно речь шла о бессловесных и безвольных вещах! Резкий, исполненный горечи вопрос - "И ты спал с рабами?" - уже крутился на языке, но он заставил себя проглотить его. Он видел, что Дориану нелегко дается эта откровенность, и не хотел вновь увидеть, как тот закрывается, отдаляется от него. Смягчившись, Лавеллан только пожал плечами, отзываясь со всей дипломатичностью, на которую был способен:
- Это звучит слишком дико для меня. Как будто все кругом лицемерят, и все делается исключительно для... выгоды? - не сдержавшись, он все-таки поморщился. - Ужасные нравы.
Несмотря на то, что Дориан продемонстрировал ему неприглядную сторону жизни в Империи, Йен все еще испытывал острое любопытство. Ему хотелось задать еще с десяток вопросов, главным среди которых был: как же он жил в Тевинтере со своими предпочтениями? Значит ли это, что со всеми своими любовниками он лишь "играл"? И не это ли он делает и с ним? И все-таки горечь в голосе шемлена заставила его смолчать - расспрашивать его теперь было бы все равно, что запускать пальцы в открытую рану.
Теперь уже неловко стало долийцу; ему казалось, что Дориан без труда читает его мысли и понимает, что все, только что им рассказанное, он примеряет на них двоих. Ведь это между ними искры вспыхнули так неожиданно и разгорелись так жарко, что одного прикосновения хватало для того, чтобы потерять всякую способность рассуждать здраво. Или даже одного взгляда... Лавеллан поймал взгляд Дориана и не мог теперь заставить себя отвести глаза. "Поцелуй меня", - хотел сказать он, но словно окаменел, и к лучшему, наверное. Он совсем не был уверен, что сможет остановиться теперь.
- Уже совсем поздно, - следовало благодарить громко хлопнувшие ставни за то, что эльф моргнул от неожиданности и смог все же разорвать зрительный конктакт, - тебе, наверное, нужно отдыхать, - помявшись еще немного, он поднялся с кровати, с преувеличенным вниманием рассматривая собственные руки. - Хочешь, чтобы я ушел?

Хотя Йен и предоставил Дориану возможность тактично избавиться от его общества, по правде уходить ему совсем не хотелось. Ему нравился этот неспешный, откровенный разговор, нравилась ненавязчивая близость, сдобренная лишь самыми невинными прикосновениями, нравилось, как улыбается Дориан - без тени насмешки или сарказма. Шемлен был теплым, и как ко всякому теплу, к нему хотелось тянуться.
И все же эльф совсем не ожидал, что он станет с таким энтузиазмом уговаривать его остаться. Округлившимися глазами он наблюдал за тем, как тевинтерец нырнул под свою кровать - ему хватило бы и одного довода, самого надуманного и пустякового, но тот, похоже, решил использовать сразу все.
- Моя комната действительно меньше, и в ней нет очага, - отозвался Лавеллан, с любопытством ожидая, что же извлечет на свет шемлен. - Вообще-то это не комната даже - чердак над птичником... - он мгновенно забыл, о чем говорил, когда Дориан протянул ему зеркало.
Йен всегда был довольно равнодушен к тому, как он выглядит. Его не волновало, красива ли его одежда и ладно ли она сидит на фигуре, он не укладывал волосы в затейливые прически, способные выгодно подчеркнуть его лицо, и не рассматривал часами свое отражение, восхищаясь достоинствами или напротив сетуя на недостатки. Он принимал себя таким, каким был, и едва ли тратил на приведение себя в порядок больше нескольких минут. И все-таки сейчас отражение в зеркале ему неожиданно понравилось. Может, все дело было в золотой нити, которая игриво блестела в волосах, играя бликами от пламени свечей. А может, в том, как горели теперь его глаза - от одной лишь близости Дориана, от того, как тот смотрел на него. Отложив зеркало в сторону, долиец шагнул ближе, заглядывая тевинтерцу в лицо снизу вверх. Не отрывая пристального, непроницаемо-серьезного взгляда от зеленых глаз, он прикоснулся к теплой руке пальцами и тихо спросил:
- Тебе нравится то, что ты видишь?

Отредактировано Йен Лавеллан (18-10-2015 01:26)

Наверное, впервые Йену хотелось почувствовать себя... пускай не красивым, но привлекательным в чьих-то глазах. Нет, не чьих-то - во вполне конкретных, зеленых глазах, которые сейчас блестели в свете свечи так, что казалось, внутри Дориана пылает огонь. Ощутить чужое восхищение, увидеть ласкающий взгляд, услышать слова, которых прежде никто ему не говорил. Долиец привык быть незаметным, к этому располагало все: его поведение, его внешность, даже его магия. Но сейчас он хотел заслонить собой для тевинтерца всех - всех, кто был, кто есть и кто будет. Поверить хотя бы ненадолго, что нет никаких других и быть не может.
Ласковые пальцы прикоснулись к лицу, повторяя линии валласлина, и Лавеллан прикрыл глаза, еще немного поднимая голову и подставляясь под осторожную ласку. Даже с закрытыми веками он ощущал, как близко теперь стоит Дориан, чувствовал на щеке его горячее дыхание, но едва слышал его слова за оглушительным стуком собственного сердца. И все же слышал; непривычные, невозможные, они вызывали самые смешанные эмоции: радость, недоверие, нежность, признательность, даже гордость.
Шемлен погладил его по щеке, и Йен чуть повернул голову, касаясь его ладони губами. Только теперь он открыл глаза и вздрогнул, встретившись с ним взглядом. Никто и никогда не смотрел на него так. Сейчас действительно очень легко было поверить, что никого не существует - ни одного живого существа не осталось за пределами этой комнаты, и мир может рухнуть, а они даже не заметят этого. Дориан, казалось, тонко чувствовал настроение эльфа, улавливая даже неозвученные желания, и тот с готовностью подался навстречу, отвечая на поцелуй. Такой же легкий и кружащий голову, какими были слова тевинтерца.
Лишь отстранившись от его губ, Лавеллан сначала улыбнулся мягко и немного лукаво, а затем смущенно рассмеялся:
- Ну ты и лжец, ma vhenan! Это блеск золота так вскружил тебе голову? - он не мог не поддеть Дориана - это казалось единственным способом справиться со смущением, в которое ввергло эльфа его восхищение, - и все же по лицу Йена без труда можно было понять, как он доволен. Погладив пальцы шемлена и чуть пригасив улыбку - теперь она оставалась только в его глазах - он отстранился, делая несколько шагов вглубь комнаты и рассматривая ее с преувеличенным интересом. - Я останусь до утра. Мне предстоит много холодных ночей в пустыне - согреюсь напоследок.