Весь путь в Долы Йена не покидала странная, смутная тревога. Он привык доверяться своим обостренным, почти звериным инстинктам, которыми награждала его древняя магия, но далеко не всегда удавалось верно определить источник опасности, о которой настойчиво сигнализировало чутье. Тревожила ли его предстоящая миссия в Долах? Не давала ли покоя последняя переделка в Редклифе, во время которой он снова убил человека, поддавшись гневу? Эльф не мог понять, но которую ночь, стоя в дозоре, пока остальные разведчики видели настороженные сны, он обращался взглядом к востоку, точно мог одной лишь его силой перемахнуть через Морозные горы и увидеть то, что оставил за спиной.
Они потеряли Убежище из виду, как только миновали перевал Герлена, и теперь на его местоположение указывала только Брешь. Зловещий зеленый глаз, рваная рана на небе, которую, казалось, можно было увидеть из любой точки Тедаса. В одну из таких ночей Лавеллан оказался единственным свидетелем того, как гигантский разрыв запульсировал, вспыхнул так ярко, что на мгновение показалось - сейчас он поглотит все небо. Сердце замерло, пропуская удар, и долиец вновь позволил себе дышать, только когда огромная взрывная волна в небе улеглась, и стало видно: от Бреши остался лишь смутно различимый след. У Вестника действительно получилось ее закрыть, силы магов, которых Инквизиция с таким трудом добыла в Редклифе, хватило. Это означало, что все было ненапрасно, а еще - что дело, ради которого Инквизиция создавалась, ради которого он сам вступил в ее ряды, наконец выполнено. И он сможет вернуться домой...
Эта мысль была успокаивающей, теплой, как ласковое прикосновение Хранительницы, и вместе с тем она причинила Йену такую боль, что он едва удержался на ногах. Он все еще не мог простить себе тех странных чувств, которые испытывал к Дориану, но от них было легко прятаться за туманным "когда все закончится". Теперь же это время, которое всегда казалось немыслимо отдаленным, наступило, и... и все действительно закончится. Он вернется в клан, к своей нормальной и правильной жизни, и больше никогда не увидит этого шемлена, никогда не испытает той взрывной, невозможной смеси эмоций, которую вызывала его близость. И можно было сколько угодно уговаривать себя, что именно так и должно быть, от мысли, что он, возможно, уже и не увидит тевинтерца, когда вернется в Убежище, хотелось выть.
Вести о произошедшем в Убежище не смогли застать их в пути; разведчики предпочитали передвигаться скрытно, тайными тропами, и им не встречались ни путники, ни паломники, чтобы рассказать о том, что возвращаться им уже некуда. Поэтому то, что случилось с деревней, отряд увидел своими глазами. Обгоревшие руины, трупы, которые некому было убрать - последних было так много, что на какое-то мгновение Лавеллану показалось, что погибли все. Вместе с остальными разведчиками он еще какое-то время бродил среди обугленных остовов домов, пытаясь узнать хоть кого-то из мертвецов, но это было бессмысленно: что не пожрал огонь, завалила сошедшая с гор лавина.
Растерянные взгляды, немые вопросы, повисшие в воздухе - никто не знал, что делать и куда теперь податься. Кто-то ведь должен был уцелеть и уйти, но куда? К счастью, разведчики повстречали солдат Инквизиции, прибывших на руины, чтобы отыскать что-то ценное, а заодно - подобрать отставших. Так они узнали, что Инквизиция обрела новый дом - крепость Скайхолд, а вместе с ней и нового врага - некоего Корифея, который был, по словам солдат, не то магистром, не то порождением тьмы, не то вовсе демоном. Все это было уже слишком, и Йену казалось, что его голова вот-вот треснет, как переспевшее яблоко. Толку от солдат оказалось не так много - они не смогли толком рассказать, что представляет из себя этот "Старший", не смогли и с уверенностью назвать имена выживших. Долиец потратил никак не меньше получаса, расспрашивая каждого про Деннагана и Дориана, но все оказалось напрасно - они лишь разводили руками.
Путь до Скайхолда он запомнил плохо. Гарь с руин Убежища, казалось, осела в легких, не позволяя нормально вдохнуть. Он механически переставлял ноги, следуя за остальными, такими же понурыми, как и он сам, разведчиками, но странное оцепенение не отпускало его. Только один раз долиец остановился как вкопанный, едва не заставив упасть шедшего за ним шемлена - его поразила неожиданная мысль. Раз у Инквизиции объявился новый враг, раз борьба продолжается, значит, и его, Йена, пребывание здесь по-прежнему имеет смысл! Это открытие обожгло неуместной, безумной радостью, которой он тут же устыдился. А после вернулась прежняя апатия - есть ли чему радоваться, если тот, к которому так рвалось его сердце, тоже был погребен среди руин.
Теперь уже можно было не лгать себе. Дориан был ему дорог - слишком, непозволительно сильно, так, как не бывают дороги друзья. И убеждая себя в том, что шемлен мертв, Лавеллан словно расковыривал свежую рану, заставляя ее кровоточить еще сильнее. Он жестоко упрекал себя в каждом обидном слове, каждом несправедливом поступке по отношению к тевинтерцу. Если бы только он мог оказаться рядом с ним снова! О, он вел бы себя совсем иначе, он не стал бы больше лгать и притворяться, он был бы честен, он...
Слова и мысли растворились в изумлении, когда перед взглядом Йена выросла величественная крепость. Она казалась такой огромной и монументальной, что было совершенно непонятно, как раньше ей удавалось прятаться в горах, оставаясь никем не замеченной. Что-то было в ней - такое родное и смутно знакомое, что долиец не сдержал слабой улыбки, точно увидел старого друга.
Во внутреннем дворе Скайхолда царило оживление, особенно приятное после унылых картин разрушения, которые они застали в Убежище. Рабочие спешно приводили крепость в порядок, солдаты и наемники размещались в палатках, остроухие гонцы сновали как легконогие зайцы, споро передавая сообщения. Даже теперь Лавеллан заметил, что людей здесь было намного больше, чем в деревне - похоже, после нападения Корифея еще больше добровольцев откликнулись на зов Инквизиции.
Едва не сразу потеряв из виду свой отряд, эльф растерялся - он не представлял, что ему делать теперь, как найти себе место в этом многоголосом муравейнике. Но куда важнее этого насущного вопроса оставался другой. Расспросы, с которыми он приставал буквально ко всем подряд, не привели ни к чему - многи даже не стали отвечать ему, слишком занятые, чтобы отвлекаться на бестолкового остроухого. Потерянно остановившись посреди двора, Йен нервно дергал себя за тонкую косичку в волосах, подняв взгляд к небу:
- Митал-Защитница, прошу тебя!.. - и осекся, рассмотрев склоненную к парапету на стене фигуру. Солнце еще только клонилось к горизонту, и он мог различить все: темные волосы, смуглую кожу, тонкие усы - других таких, в понимании долийца, существовать на свете вовсе не могло.
Он забыл обо всем: о том, что вокруг слишком много людей, о том, что он хотел узнать о судьбе Деннагана, который также оставался в Убежище, когда он уходил, даже о собственных покаянных обещаниях, данных еще на дороге. Черный ворон добавил в какофонию звуков Скайхолда пронзительное карканье и взвился в воздух стрелой, устремляясь точно к крепостной стене. О том, чтобы проявить терпение и взобраться по ступеням, не могло быть и речи.
- Ты! - Йен заговорил - нет, закричал - едва сменил облик и снова оказался на двух ногах. - Как ты мог?! - приблизившись к шемлену вплотную, он ухватился за ворот его мантии так, словно собирался как следует встряхнуть его. - Ты представляешь себе, что осталось от Убежища?! Знаешь, как оно сейчас выглядит?! Я думал, ты там - там, среди руин, среди обгоревших трупов! - он и правда попытался встряхнуть Дориана, но даже удвоенных злостью сил не хватило на что-то вразумительное - выглядело это жалко и нелепо. Отпустив одежду тевинтерца, Лавеллан принял колотить его кулаками - по груди, по плечам, по рукам - и с каждым ударом напряжение, до этого плотно захватившее его, понемногу отступало. - Fenhedis lasa, shemlen'alas! - зашипел наконец он, понемногу выдыхаясь. - Никогда, никогда больше так не делай!
Отредактировано Йен Лавеллан (05-10-2015 18:06)
